ЗАПИСКИ НЕПРОФЕССИОНАЛА. КНИГА 1. ЖИЗНЕННЫЕ УРОКИ
УРОК 2. НАЧИНАЕМ ГРЫЗТЬ ГРАНИТ НАУКИ...
Пытаюсь вытащить из памяти то, как меня занесло именно в этот институт. И приходят в голову разнообразные мысли типа "А что было бы, если бы…", то есть поступил бы я – нет, не в институт моей мечты, Таганрогский радиотехнический, а стал бы по окончании университета каким-нибудь сотрудником радиофизической обсерватории и работал бы, скажем, на радиотелескопе "Ратан-600" в Зеленчукской долине, изучая галактики, водородные облака, скопления межзвёздной пыли… А тут на тебе – сельское хозяйство!
Работа, как бы она ни была тяжела, давала время и пищу для размышлений, особенно тогда, когда я на неделю возвращался с буровой домой. Одним словом, на одной из вечерних пацанских посленовогодних посиделок приятель не приятель – паренёк с соседней улицы обмолвился, что собирается поступать на подготовительные курсы при Ставропольском сельскохозяйственном институте: он хотел попасть на ветеринарный факультет, хотя я что-то не припомню, чтобы у парня была тяга к сельским животным. Ну, да ладно, Бог с ним! Во всяком случае, идея была, так сказать, брошена "в массы" и показалась мне на тот момент вполне здравой. Конечно же, ни о каком ветфаке и речи быть не могло – из всех имеющихся на тот момент в ССХИ специальностей меня могла устроить только стезя инженера-механика. Причём, в тот момент я совершенно не задавался вопросом, а что я буду по окончании института делать с этой специализацией – главное было получить высшее образование, такая вот мамы-папина зацикленность советских времён! Да и сейчас у большинства всё ещё пока осталось на том же ментальном уровне – дитя должно получить высшее образование, чего бы это семейному бюджету ни стоило. Кстати, кому интересно, может скачать и посмотреть старый фильм "Переступи порог" – там эта тема весьма доходчиво отражена, да и главный герой в фильме полный мой ровесник. Короче говоря, родители в полном соответствии с веяниями времени периодически "выносили сознание" на тему моей неприкаянности в смысле учёбы – к тому времени младшая сестра, окончив школу, без особых проблем поступила в Орджоникидзевский ГМИ – горно-металлургический институт, хотя я тоже не припоминал за ней дотоле особой тяги к горному делу. Но то ли материнские гены в ней сыграли (мама год после школы проучилась в Пермском горном техникуме и, взяв академический отпуск по семейным обстоятельствам, после его окончания к учёбе уже не вернулась), то ли прочитанная нами обоими книга Владимира Корчагина "Тайна реки злых духов" свою роль сыграла… Книга была увлекательной настолько, что я сам, было, после её прочтения в геологи не подался, тем более, что по работе уже был связан с горным делом – дырявил землю-матушку скважинами…
Покопавшись в недрах памяти, припоминаю: дело было, кажется, так. Как я уже отмечал, зима 1971/1972 года выдалась в Северной Осетии холодная. Может, как раз это и повлияло на моё довольно спонтанное решение – пойти учиться в этот самый институт. Скажи мне кто-нибудь ещё полгода назад об этакой перспективе, я посмеялся бы над неудачной фантазией наглеца. А тут…
Не очень долго думая, после совета с родителями я скоропостижно – время поджимало – расстался с Северо-Кавказской геологической экспедицией, для чего пришлось ехать в контору, находившуюся в станице Архонская, что недалеко от Орджоникидзе, после чего вернулся в осетинскую столицу ближе к вечеру, когда уже уехать в Моздок было не на чём. Что делать? И тут я вспомнил, что в столичном музпедучилище училась моя одноклассница. Каким-то образом (сказано, язык до Киева доведёт) нашёл общежитие, где она обитала, вызвал её и напросился на ночлег – общага была смешанной, то есть, на одном этаже жили пацаны, на другом – девчонки. Ну, и так далее. Точно так же было устроено общежитие в Смоленске, где я так неудачно попытался хотя бы филиалом МЭИ заменить Таганрог.
После недолгих переговоров на ступенях возле входа в студенческую обитель одноклассница каким-то образом протащила меня мимо сердитой вахтёрши – наплела ей, что я только на пару часов зайду, в расчёте на то, что утром на смену заступит другая блюстительница порядка и нравственности, и я смогу более или менее беспрепятственно покинуть это пристанище.
Разместили меня на ночлег у ребятишек на пятом этаже, а утром я проснулся от стука в дверь – пришла моя благодетельница с сообщением, что вечерняя охранница почему-то не сменилась и мне придётся выбираться из общежития минуя вахту. Вопрос, как?
Надо в качестве пояснения добавить, что одноклассница на отцовскую половину была осетинкой и, конечно же, "засветившись" перед вахтёршей, я неминуемо скомпрометировал бы её – такие вот дела…
После некоторой паузы, занятой моими лихорадочными мысленными поисками выхода из создавшейся ситуации, одноклассница выдала:
– Вова, придётся тебе уходить по пожарной лестнице…
– ???
– В мужском туалете есть окно, лестница проходит рядом с ним, – и добавила, помолчав: – Других вариантов я не знаю…
Отказаться я, понятное дело, не мог по вышеозначенной причине и от нежелания опозориться перед дамами – одноклассница пришла выпроваживать меня со своей соседкой по комнате. В результате, в лучах восходящего февральского солнца можно было наблюдать прямо таки эпическую картину, достойную, не побоюсь этого слова, пера Александра Дюма. На пятом этаже в туалете, находившемся, слава Богу, на противоположной от входа в здание стороне, открылось окно, из которого на землю полетел полупустой жёлтый портфель – его приобрели уже в расчёте на моё будущее студенчество. Следом на гладенький такой узкий оцинкованный подоконник выбрался ваш покорный слуга. Дело оставалось за малым – перейти на лестницу, которая чернела своими когда-то крашеными металлическими конструкциями в полуметре от края окна. Пацаны на всякий случай меня страховали, и с их помощью я, стараясь не смотреть вниз, перебрался-таки на ступени пожарного приспособления. При выполнении, не постесняюсь такого сравнения, акробатического этюда я старался смотреться этаким лихим Д'Артаньяном, совершающим побег из Бастилии – всё же дамы с замиранием сердец, я так думаю, наблюдали за моими геройскими эволюциями из окна аналогичного женского заведения на четвёртом этаже. Вот только преданного Планше с его повозкой, нагруженной огромным стогом сена, внизу не было.
Присутствие девиц меня, по всей видимости, и спасло от падения – не мог же я позволить им увидеть леденящую кровь картину моего полёта с пятого этажа со всеми вытекающими после вполне возможного несчастного случая похоронно-уголовными последствиями.
Таким образом, хранимый Богом и женскими взглядами и дрожащий всеми фибрами своей души, юноша относительно благополучно спустился до последней ступени – лестница заканчивалась на уровне метров четырёх над землёй. Оставалось теперь каким-то образом заменить стоявшие на последней ступени ноги руками, т.е. повиснуть на завершающем рубеже этой "дороги жизни" и спрыгнуть вниз. Однако, в бочке мёда, как почти всегда случается в жизни, обнаружилась ложка дёгтя – на отмостке под лестницей наблюдалась наледь, свойства поверхности которой я прочувствовал своей пятой точкой, когда, отпустив руки и не успев сгруппироваться, приземлился, неизбежно поскользнувшись на льду. Быстренько подобрав сиротливо лежавший в снегу портфель и помахав на прощанье девушкам и ребятам рукой, скрылся за углом и, прихрамывая, поковылял на автовокзал – точка приземления ощутимо болела…
* * *
И вот в середине февраля 1972 года я уже в Ставрополе. Отрыв от родного гнезда в этот раз прошёл куда менее болезненно, нежели во время поездки в Смоленск летом 1970 года, да и рабочий график в экспедиции приучил меня к более или менее самостоятельной жизни.
Не буду описывать то, как первое время с тем самым будущим ветеринаром жили в гостинице "Кавказ", а потом перебрались на квартиру к одной, как позже оказалось, достаточно вредной бабульке. Квартира находилась недалеко от гостиницы – родители для начала снабдили отпрыска суммой то ли в 25 то ли в 30рублей, на которые особо не разгуляешься. Причём в дальнейшем я тоже не мог рассчитывать на более существенные родительские вспомоществования – им приходилось теперь тянуть одну реальную и второго будущего студентов. Вот тут мне и пригодился какой-никакой кулинарный опыт – на квартире мы жили уже втроём. Третьим был ещё один будущий абитуриент из Георгиевска, который больше был мастером игры на бильярде в городском парке да в карты на деньги. Я же, став поваром поневоле, готовил на всю нашу троицу в хозяйской кухне – не разносолы, конечно, а то, что умел: колбасный супчик, жареную картошку, яичницу… Во всяком случае, с голоду помереть эта моя стряпня не позволяла, да и дешевле всё это было, чем в столовой питаться. Однако, товарищи мои, воспитанные в иных кулинарных традициях и бывшие в поварском смысле этакими белоручками, стали потихоньку роптать – на корабле назревал бунт. А тут ещё хозяйка, которой мы вскладчину платили за проходную комнатку 25 рублей в месяц, стала гайки закручивать – нельзя было приходить поздно, ворчала на нас по любому поводу… А не приходить поздно мы по определению не могли – занятия, проходившие в мехфаковском корпусе на улице Мира (теперь там обосновался экономический факультет) заканчивались часов в восемь вечера. Идти-то домой было не очень далеко: метров 100 по Мира до улицы Пушкина, потом по ней до улицы Морозова, по Морозова до пересечения с улицей Артёма, мимо кафе "Театральное" – через дорогу перейти к драмтеатру, по скверу наискосок до улицы Дзержинского, перейти через неё на улицу Булкина, а там уже и до нашего переулка, что находился практически напротив кинотеатра "Экран", рукой подать. Но вечера стояли такие тихие! Весь город был укрыт снегом, который алмазно искрился в свете уличных фонарей, и мне, юному бывшему северянину, идти домой в нашу каморку никак не хотелось. В принципе, добежать до дому можно было максимум за полчаса, но мы, свободные как птички, добирались туда часам к десяти. Хозяйка к тому времени, как заправская курица, которая с наступлением темноты взбирается на свой насест и отходит ко сну, уже укладывалась спать, и нам приходилось поднимать её стуком в запертую дверь, выслушивая попутно в свой адрес всяческие старческие эпитеты. А надо было ещё поужинать в кухоньке, находившейся в цоколе прилепившейся к косогору хозяйской халабуды, поболтать о том о сём, завалившись в постели – а комнатушку то нашу проходную от бабкиной комнаты отделяла только занавеска в дверном проёме…
Короче говоря, натерпевшись таких дел, нашёл я другую квартиру, правда далеко от центра – за культпросветучилищем, зато в отдельном домике во дворе хозяйской усадьбы и за 20 целковых в месяц, куда мы и съехали в марте. Вскоре после этого мне в институте дали общежитие, и я не без удовольствия перебрался туда – в нашей компании мы уже изрядно друг другу поднадоели.
Но это всё дела бытовые, без которых тоже не обойтись. А что до подготовительных курсов, то сразу по приезде я сдал туда свои документы и был без особых проволочек зачислен, что и следует из вышеописанного. Занятия на курсах проходили вечером – читали нам математику, физику и что-то другое, что могло пригодиться при поступлении. При этом нового ничего не было, поскольку школьная программа ещё из головы не совсем выветрилась. Новым, пожалуй, было само ощущение близости к институтской жизни.
Где-то через пару месяцев обучения объявили, что нам, курсантам, предлагается поступить в так называемый стройотряд при институте, где мы должны будем работать в различных хозяйственных подразделениях – кто в гараже, кто в столярке, кто ещё где-нибудь. При этом обещали платить какую-никакую зарплату и предоставить общежитие. Какой же нормальный вменяемый абитуриент от такого счастья откажется? Одним словом, кто куда, а для себя я выбрал работу в столярной мастерской. Вот так и получилось, что я решил тяжёлый квартирный вопрос и слез на время с родительской шеи.
Всё текло своим чередом, перед будущими вступительными экзаменами боязни особой не было – нам, стройотрядовцам, достаточно было сдать их с положительными оценками, и мы проходили в студенты без конкурса. В комнате общежития, что на улице Мира – напротив сегодняшнего корпуса экономфака, нас было, кажется, четверо, но четвёртого не помню, а вот одного из запомнившихся соседей звали Василий Ильченко, а другого – Игорь (фамилию память не сохранила). Василий был родом из Изобильного. Он, как и я, целившийся поступить на мехфак, работал в гараже, помнится, трактористом. Вася уже отслужил армию и был, в отличие от меня, вполне сложившимся кандидатом в будущие инженеры. Игорёк же был родом из села Малые Ягуры, что где-то под Светлоградом. Он, не смотря на свой отроческий возраст, был потомственным пчеловодом и собирался поступать, понятное дело, на ветеринарный факультет. Розовощёкий и светловолосый – голова его была покрыта каким-то не то чтобы волосом, а коротким ёжиком светленького пушка, сквозь который просвечивала такая же, как и щёки, розовая кожа, обтягивавшая гладкий череп. Выглядел наш пчеловод вроде бы здоровяком, но при более близком знакомстве оказалось, что в детстве и юности он переболел жесточайшей астмой, от которой вылечился пчелиными снадобьями и… хатха-йогой. Судя по складу ума, Игорь после будущего окончания института однозначно тянул на аспирантуру. Короче говоря, оба этих моих соседа, не в пример мне, были целеустремлены каждый в свою специализацию.
Поскольку я был в отдельных вопросах достаточно любознателен, Игорь приобщил меня к занятиям хатха-йогой – под его руководством я познавал таинство асан, очистительного дыхания, самосозерцания и прочих йоговских атрибутов. Однако, меня заинтересовала не столько способность йогов завязывать своё тело в различные немыслимые фигуры – одна поза змеи чего стоит – и возможность таким образом излечиваться от множества недугов, сколько философия йоги.
Сейчас всё просто: захотел что-то узнать, набери мучающий тебя вопрос в поисковой строке Яндекса (Гуглу, в отличие от многих его поклонников, предпочитаю именно этот поисковик) и тут же получишь ответ. Так вот, сегодня эта тема трактуется так:
"Философия йоги открывает человеку единственно верный путь к осознанию своей сущности, помогает в полной мере раскрыть свой внутренний потенциал. Любопытно, что практические методы йоги действуют в любом случае. Даже если человек не очень верит в них или не имеет ни малейшего понятия о сущности и основах данной философии…
Что же такое йога? Справедливо ли называть её философией, наукой или религией? Само слово в переводе с санскрита означает "единение". В узком смысле речь здесь идёт, прежде всего, о гармонии и слиянии тела и души человека. В более глобальном понимании это единение человека с Богом.
Йога – философия индийская, очень древняя. Её основные постулаты выделил ещё во втором веке до нашей эры известный гуру Патанджали. Однако утверждать, что философия йоги была основана именно им, неправильно. Ведь считается, что йогу человечеству подарил сам Творец (посредством аватара Кришну)…
Философия йоги для начинающих как нельзя лучше иллюстрируется одной из древнеиндийских притч…
Итак, притча о спрятанной божественности... По легенде, раньше все люди на Земле были богами. Такими их создал Брахма. Однако вскоре повелитель всех богов увидел, что те используют свою силу не совсем праведно, а потому решил забрать у них божественную мощь. При этом у него возник вопрос: а где же спрятать божественность от людей, чтобы они не смогли её отыскать?
Чтобы решить эту дилемму, Брахма вызвал к себе советников. Те начали засыпать его различными вариантами: одни предлагали зарыть божественность в землю, другие – бросить её на дно океана... Однако ни одно предложение не понравилось Брахме. "Рано или поздно люди доберутся и на дно океанов" – задумчиво отвечал тот. Как вдруг повелитель богов сам догадался, что нужно сделать. Он решил спрятать божественность внутри самого человека. И не ошибся. Человек покорил небеса и морские глубины, пробурил километровые тоннели под землей, однако так ни разу толком и не заглянул внутрь себя…" (конец цитаты).
В начале 70-х интернета, естественно, ещё и в помине не было, а чтобы изучать йогу, у Игоря были машинописные копии двух книг на соответствующую тематику, которые он хранил в своём чемодане в папке с завязочками – самиздат, одним словом.
Так вот, насколько я помню, тогдашняя трактовка йоговской философии заключалась в следующей фразе, которая в виде плакатика висела над Игорьковой кроватью: "Надень на себя золотую цепь, чтобы сбросить железную, затем сбрось обе". Железная цепь олицетворяла человеческие страсти и пороки, а золотая – добродетель. Таким образом получалось, что хатха-йога призывала своих последователей к беспристрастному восприятию внешнего мира.
Не знаю, чьей философией руководствовался Александр Сергеевич, когда в своём "Памятнике" писал: "…Хвалу и клевету приемли равнодушно и не оспоривай глупца" (помнится, в наше время было написано вместо "не оспаривай" именно "не оспоривай".
Как раз в то время на широкий экран вышел документальный фильм Альмара Серебреникова "Индийские йоги, кто они" (1971), который мы с Игорем расценивали как дополнительное учебно-познавательное пособие.
Но оставим высокие материи и вернёмся к суровым стройотрядовским будням. Помню, как Ильченко, осваивая в институтском гараже сварку и нахватавшись при этом "зайчиков", приходил в общагу и долго отлёживался на своей кровати, приложив к закрытым глазам нарезанные из сырой картошки кружочки – вроде бы это помогало снять воспаление.
Не помню, куда Игорь был определён изначально, но через какое-то время его перевели в ту же столярку, где я уже прижился и стал своим в компании двух пожилых плотников. Однажды мы с ним получили задание нарезать на циркулярке штапики для учебных плакатов – дело-то нехитрое. Но случилось несчастье: Игорь, подавая заготовку, зазевался и его рука попала в пилу, в результате чего в долю секунды указательный палец был вспорот зубьями до кости, а средний палец отделался менее глубокой раной. Кровь, медпункт… После перевязки парень на неделю уехал к себе домой. Когда он вернулся, на руке повязки уже не было, остался только не очень заметный шрам. На мой вопрос, как он достиг таких успехов всего за неделю, Игорь пояснил, что лечил руку мазями на основе пчелиного прополиса – вот вам и пчеловод!
Появился у меня и ещё один товарищ по стройотряду, Сергей Шкиря из Невинномысска. Он, правда, жил не в общежитии – его маме с отчимом дали квартиру на проспекте Октябрьской революции практически рядом с городским парком. Сергей тоже попал в бригаду плотников, с которой чего только мы не делали: стелили линолеум в студенческой столовой, что на улице Ленина, вручную циклевали паркетный пол в кабинете ректора, профессора Лисунова – та ещё работёнка, после которой долго пальцы болели, а ну попробуй целый день поскобли дубовые паркетины циклей! Тогда только-только закончили переходную галерею на улице Мира между новым и старым корпусами – мы устанавливали в ней подоконники. Кстати, галерея эта упирается в стену 43-й(?) аудитории в старом корпусе и поворачивает направо. Так вот эту стену возводили мы. Для этого на ряд стоек, образующих каркас, с обеих сторон набивались доски опалубки, причём доски эти были далеко не презентабельного вида. По мере наращивания в опалубку до самого потолка засыпалась сухая глина без комком. Не помню, увлажняли эту глину после засыпки или нет, но точно знаю, что после окончания возведения стены её с обеих сторон поштукатурили и покрасили в соответствующий общей картине колер. Короче, кто скажет, что по виду это не внушительная кирпичная стена, пусть первым бросит в меня камень – стоит вот уже более 45 лет, насколько мне известно, без каких бы то ни было перестроек. А вот линолеум в столовой давно уже поменяли – материал не очень долговечный. Хотя возле одной из колонн мной тогда гвоздиками были выбиты инициалы "ВР". И ректорский кабинет тоже давно уже имеет другие интерьеры. Да что там кабинет и столовая – институт, побыв в 90-е годы академией, давно уже стал университетом, который по сравнению с нашими временами смотрится дворцом студенческой науки. Осталась в память наших трудов лишь та самая глинобитная стена, да вот Васи Ильченко, с которым проучились вместе все пять лет, правда, в разных группах, нет уже в живых, царство ему небесное. Впрочем, не только Васи не стало – собираются каждые пять лет после выпуска в первую субботу июня мои однокурсники и их чем дальше, тем всё меньше и меньше…
15…26.08.2018