Дядя Митя с детства был озорником. Его нельзя было назвать злостным хулиганом, но мелкая шкода сидела в его натуре от рождения. Он не закончил курса школьной программы, потому что его регулярно выставляли из класса за разные штучки. Изгнание своё он воспринимал не как наказание, а, наоборот, как признание свободной натуры. Он забирался на дерево, что стояло напротив классных окон, и строил девчонкам рожицы, отчего те сидели вполоборота к учителю и тихо хихикали, отвлекаясь от урока. После таких выступлений в школу вызывали отца, и озорник получал очередную порцию ременной экзекуции. Но от таких профилактик его шкодливая натура только крепчала.
Понимая, что школьная атмосфера вызывает у Мити изжогу, родители решили не испытывать судьбу и отправили его на местный крахмальный заводик учиться токарному мастерству. И правильно сделали, потому что у местных мужиков не забалуешь, и про школьные проказы здесь пришлось забыть. Так дядя Митя получил профессию.
А потом его призвали в армию. Едва получив винтовку и приняв присягу, дядя Митя пошёл присоединять к Советскому Союзу Бессарабию. Это было время, когда некоторые приграничные территории вдруг пожелали влиться в состав нашей страны. Кроме Бессарабии, влились Эстония, Латвия, Литва, Западная Украина и Западная Белоруссия. В Бессарабии дядя Митя оставался до начала Великой Отечественной войны.
После нападения Гитлера на СССР конный корпус генерала Белова, в котором служил дядя Митя, из Бессарабии срочно перебросили под Москву, и он оборонял столицу в районе Каширы.
Об этом корпусе и его командире написано много книг и статей. Кавалерийские части не вписывались в стратегию германских фельдмаршалов, и первую существенную трёпку, непобедимый до этого Гудериан, получил именно от конников генерала Белова. В течение только одной операции немцы потеряли более семидесяти танков. Русские на лошадях по бездорожью просачивались через позиции противника, тяготеющего к большим дорогам, и нападали обычно ночью, когда педантичные немцы отдыхали от дневных боёв. Конники били по базам заправки и местам скопления танкистов, после чего беспомощные танки становились легкой добычей.
В корпусе Белова была не только кавалерия, но и артиллерия с танками. Дядя Митя служил в 177-м артиллерийско-миномётном полку 2-й гвардейской кавалерийской дивизии на 4-й батарее связистом во взводе управления.
После Москвы корпус Белова участвовал в боях на Курской дуге, форсировал Днепр и освобождал Украину. Потом были Висло-Одерская, Восточно-Карпатская, Померанская и Берлинская операции. И всё время без отпусков и выходных в рядах корпуса был дядя Митя. У него не осталось ни одного фронтового друга, с которыми он начинал войну – большинство погибли, малая часть потерялась в госпиталях. Войну он закончил в Чехословакии. Невероятно, но за все тысячи дней войны, постоянно находясь в боях, он не получил ни одного серьёзного ранения. Сам дядя Митя рассказывает, что после одного артналёта, когда погибло много его товарищей, и он, полуоглохший и полуослепший, уснул в окопе, к нему во сне объявилась какая-то пожилая женщина в черном платке и громко крикнула ему:
- Ты не умрешь, ты будешь жить!
Сон был настолько реальный, что у дяди Мити эта женщина до конца жизни будет стоять перед глазами.
Он выжил и дождался Победы. Пройдя такой суровый путь, дядя Митя не только не был ранен, но и сохранил свой статус гвардии рядового, хотя был награжден орденом Красной Звезды, а также медалями «За Оборону Москвы», «За участие в Великой Отечественной войне» и «За боевые заслуги». Он был начисто лишен честолюбия и не знал, что такое карьера.
Когда началась демобилизация, первыми домой отправляли пожилых людей, а молодежь продолжала служить. Дядя Митя со своей частью отправился в Иран, где находились наши войска. Только в 1946 году он приехал в родной Борисоглеб, прихватив с собой, как победитель, коробку сушёного винограда – изюма. Для ребятишек с Устьенской улицы это был неожиданный подарок, и они бегали с бумажными кулечками, куда дядя Митя насыпал пригоршнями южные ягоды.
Закончив воевать, дядя Митя вернулся на прежнюю работу, женился на Наде Синицыной, которая тоже была на фронте, только в зенитной артиллерии ПВО, и началась обычная мирная жизнь.
Характер у дяди Мити был, как говорят, не подарок. По каждому вопросу он имел своё особое мнение, как правило, отличающееся от мнения других. Он любил поёрничать и пошутить над начальниками, за что имел неприятности. Это подтвердилось фактически, когда среди семейных фотографий и документов обнаружилась одна интересная производственная бумага - протокол заседания рабочего комитета, в котором фигурировал дядя Митя.
Начнем по порядку. Дяде Мите дали наряд на изготовление поршневых колец из пластмассы. В пятидесятых годах пластмассы ещё только начинали применять, и их обработка имела свои особенности, которые мало кто изучил. Хитрый дядя Митя узнал, как надо затачивать резец и на каких оборотах должен крутиться шпиндель станка, чтобы деталь получилась качественной и в нужных размерах. Дело было новое, и токарь решил поиздеваться над вышестоящими начальниками. Он обратился к главному механику – непосредственному начальнику.
- Чтой-то у меня резец подрывает, не даёт нужную стружку, - внутренне ухмыляясь, сказал он, - подскажи, как инженер, что делать?
Главный механик в токарных делах не очень-то смыслил и сказал то, что думал:
- Ты-токарь и должен знать, что делать.
- А ты для чего? – взъелся дядя Митя.
- Не твоего ума дело!..
Слово за слово, и дядя Митя послал своего собеседника не очень далеко, но в обидное место. Главный механик не стерпел и перевёл дядю Митю временно на нижеоплачиваемую должность подсобного рабочего. В те давние времена спорные вопросы решались либо в парткоме, либо в рабочем комитете профсоюза. Дядя Митя не был партийным и подал заявление в заводской комитет профсоюзов.
Сам того не подозревая, он вступил в схватку с социалистической системой, которая в виде парткома, профкома, администрации и примкнувшей к ним общественностью оказалась более подкованной в юридическом плане, и дяде Мите пришлось два месяца быть подсобным рабочим, о чём он постоянно вспоминал, когда после очередной получки собирался с друзьями отметить это событие.
С возрастом дядя Митя стал немножко странным. Он мог рассказывать десять раз на дню одну и ту же историю, повторяясь в рассказе до запятой. У него было несколько любимых тем, и все окружающие знали их наизусть. Первая - о Ленине:
- Какой он (то есть Владимир Ильич) руководитель государства, - проглатывая рвущиеся из нутра матерки и нахмурив брови, выспрашивал дядя Митя, - если он собственную семью не смог организовать?..
Вторая - о Сталине:
- Это ж надо столько мастерового народа изничтожить, - говорил он, и с откровенной ненавистью выдавливал из себя - мусульманская морда! -
На скромные возражения о том, что Сталин учился в православной семинарии, он наотмашь резал правду-матку:
- Это таким дуракам как вы, в книжках написали всякую ерунду, а я бусурмана по физиономии вижу! -
Самая любимая и повторяющаяся тема - о директоре крахмального завода тех времен, когда дядя Митя токарил на этом предприятии. Издевательская улыбка не сходила с его лица, когда он говорил о своем бывшем начальнике:
- Мишка-то, начальник хреновый, гвоздя в стенку забить не может… Начальник, а гвоздя забить не в состоянии... Инженер называется...
Мы слушали эти монологи в тысячный раз и не перебивали его, потому что, в общем-то, дядя Митя - неплохой мужик, и не виноват он в том, что ему уже за восемьдесят лет.
Когда дяди Мити не стало, все, кто с ним общался, почувствовали, что без него мир потускнел и стал менее интересным. Без его недовольного ворчанья, хитрого словца или незлого мата палитра разговоров обеднела, словно из неё вынули один из оттенков.
На снимке 1930 года: один из этих борисоглебских детей - герой рассказа.