Во времена аспирантуры, я жил на Восьмерке. Так называли московскую улицу Восьмое Марта. Цифра восемь пишется как знак бесконечности, поставленный вертикально в угол за плохое поведение. А может, более правильно, сама Бесконечность - это простая восьмерка, прилегшая отдохнуть в тени вековых деревьев?
Старое общежитие гидромелиоративного института, построенное ещё пленными немцами, находилось рядом с роскошным Тимирязевским парком.
Неподалеку, на пересечении двух небольших московских улочек, совсем тихой и тенистой, Пневой ( от Слова "Пень"), в прошлом Толстовской, в будущем - улицы Коккинаки, и улицы Восьмое Марта, расположилась крупная психиатрическая больница.
Эти обстоятельства были в те времена постоянным фактором наших беспощадных шуток и розыгрышей. Все аспиранты неустанно соревновались, называя нашу общагу то " Пень-Пнем" ( по аналогии с Пном-Пенем), то " Палата номер шестой" . Так, на первый взгляд неправильно , но очень своеобразно, называл свою повесть Антоша Чехонте сразу после ее первого издания.
В институт, на занятия можно было добраться двумя основными путями. Первый маршрут предполагал пробежку по осенне-терпкому воздуху старого Тимирязевского парка. Затем, предстояла короткая дистанция до улицы Вишневского. Проходила она через Проезд Соломенной Сторожки, знаменитый ещё со времён Гиляровского.
Второй путь проходил в сладкой дреме. Здесь, можно было отдохнуть, прислонившись к окну 27 трамвая, в котором отражалась, и золотящаяся осенним нарядом Башиловка, и Нижняя Масловка, запруженная волго-жигулевским столпотворением, и Бутырская , известная угрюмой тюрьмой и ветхим уютным маленьким рынком. Через полчаса, прекрасно выспавшись, можно было выйти прямо у института.
До лекции по философии, которую надлежало сдавать к тогдашнему кандидатскому минимуму, оставалось ещё достаточно времени. Вовремя заметив надпись " Мимино" на плакате старенького клуба работников торговли имени Горького, я решил выскочить из трамвая.
- Ты Мимино смотрел ?,- ещё вчера поинтересовался Нукзар Квашилава - мой экзальтированный приятель по аспирантуре.
- Вах-Вах! Как я тебе завидую, что не видел!,- причитая, заявил он в ответ на мое отрицательное покачивание головой.
- Такой паршивый фильм?- улыбнулся я.
- Да нет! Что ты, Дорогой?! Я тебе очень-очень завидую, что ты увидишь его в самый первый раз! С ударением на слове " Пэрвый" , Нукзар выкатил свои выразительные глаза, поднял густые брови и указал пальцем кверху, подчеркивая особую важность сказанного
В маленьком клубе билеты продавали без мест и всего за десять копеек. Однако, не только ценой привлекало меня чудесное место.
Этот маленький уютный зал очень напоминал родной сокирянский кинотеатр детства. И небольшими размерами, и фойе с буфетом, где продавались бисквитные пирожные со сладкой газировкой, и старой еврейкой, суетящейся за прилавком.
Я любил заявиться туда задолго до начала сеанса, подышать особым запахом, присущим только старым киношным местам, где ещё не выветрились дух постоянно рвущейся плёнки, топот детской толпы и волнующая атмосфера радостно-восхищенного выражения на лицах.
В маленьком киоске заметил небольшой, но элегантный набор французской косметики. Там была, и нежная пудра с тонким- претонким ароматом, проникавшим в самое сердце, и темно-вишневая помада, и тушь для глаз, которые, той осенней порой, стали дорогими.
Фильм Мимино с легкостью привёл в восторженно-веселое состояние, которое я слегка утихомирил, посидев у Пионерского Пруда, засыпанного желтыми листьями, и прогулявшись по милому парку Дубки , куда бережно доставил, тот же трудяга - двадцать седьмой. Трамвай бодро звенел на всех поворотах, поблескивая каплями недавнего дождя.
Лекция, прочитанная слепым, почти оглохшим профессором Анатолием Ильичом Ракитовым , была, как всегда , настоящим откровением.
По окончании, молодая восторженная ассистентка великого мыслителя, выключила магнитофон, на который записывались его рассуждения, а мы, безмолвствуя, сидели ещё несколько минут. Замерли, оглушенные красотой и глубиной человеческой мысли, рожденной удивительным интеллектом. Прямо на наших глазах.
Чудный день завершился нежными поцелуями. Они были следствием не столько подарка нежной французской косметики , немедленно снявшей аллергию от прежней итальянской подделки, но и развитием особого тревожного ощущения приближающегося чувства.
Оно захватило и закружило нас вместе с бесконечными стаями золотых осенних листьев, прилетавших из таинственного Тимирязевского парка. Они танцевали весело и беззаботно, как наши будущие дети, и резвились на ветру, среди всего гигантского пространства прилегающих улиц, перекрестков, городов и весей...