Не случилось

Галина Шестакова
Он нервничал. Нервничал с самого утра. Под правым глазом дергалась жилка, и это тоже раздражало. Чтобы успокоиться, он прижимал жилку пальцем, и она на какой-то момент останавливалась. Вспоминал про правильное дыхание, пытался вздохнуть пару раз, но тут же сбивался, и от этого начинал злиться. Это, конечно, деловая встреча, но… возможно и нет. Возможно, все повернется иначе, и жизнь измениться.
Накануне он купил краску. Долго и придирчиво выбирал цвет, доведя до нервного срыва молоденькую продавщицу. Все никак не решаясь купить и бесконечно сравнивая разных производителей и оттенки. Иногда просто замирая и смотря на разноцветные коробочки, не видя ни цвета, ни текста на них. Продавщице было отчаянно скучно, и она этого не скрывала. Вздыхала, и выразительно закатывала глаза, когда мимо проходили ее товарки. Переминалась с ноги на ногу и осуждающе смотрела на него, с одним вопросом в глазах «ну?».
Раз в год он покупал один тюбик краски, и ее хватало на три раза. На три важных события. На выставку. Поход в гости к родителям жены, тесть все время поджимал губы, глядя на зятя, который старше его на несколько лет. И ресторан, на свой день рождения. Он всегда покупал один и тот же тон, уже много лет.
Встреча. Он долго репетировал речь, нервничая и ругая свое косноязычие. Встреча, деловая, но…
Да, почему бы и нет! Он еще молод! Все сверстницы уже давно стали бабушками. Смешно вспомнить эту старушку, которая пятнадцать лет назад, клеилась к нему, когда он только развелся. Купил дачу, чтобы все поменять, а она была счетоводом. Слово то какое, древнее! Как и она сама. Месяц назад, уйдя от третьей жены, он снова решил купить там дачу, и зашел к ней, так, из интереса. Она все еще была счетоводов в этом дачном кооперативе. Сидела на дощатой, продуваемой веранде, пила чай из треснутой кружки. Клеенка, с загибающими краями, и ярким когда-то рисунком. Хлам, распиханный по углам, ведра, резиновые сапоги, грязные коврики. Детские линялые игрушки, рассаженные чинно по окнам. Она, вся сморщенная, растрепанная, руки, артритные и плохо отмытые. Грязь под обломанными ногтями.
Обрадовалась. Зажевала губами, вспоминая его, и себя. Странно - вся сморщенная, а губы пухлые, молодые, совсем девичьи. Он уже пожалел, что пришел.
- Снова к нам? – обрадовалась она. – Опять развелись?
- Да, - хмыкнул он, заметя, что она посмотрела на него игриво, и опять пожевала губами. – Есть на продажу домики?
- Есть, - она с кряхтением достала с полки журналы.
Журналы были чистые, аккуратно расчерченные. Она, слюнявя пальцы, перелистывала страницы, где округлым почерком было расписано – фамилии, взносы, даты и долги. Перелистывание доставляло ей удовольствие. Она погрузилась в это занятие, знакомое, много раз проделанное и приносящее ощущение важности и нужности.
Он смотрел, как шевелятся ее пухлые губы, читающие про себя фамилии, и отчаянно жалел, что зашел. Когда через полчаса, когда он вырвался от предложенного спитого чая, грязноватой кружки и вздохов, что мол, моложе то мы не становимся, он точно решил, что дача ему не нужна. Всю дорогу домой, он не мог избавиться от запаха нафталина. Казалось, все пахнет этой старомодной гадостью, ни кондиционер, ни проветривание не спасало. Вся машина воняла нафталином. Бог мой, и они ровесники!
После этого он пошел покупать не запланированную краску для волос. Встреча…
*****
Ей было интересно с ним. Разбирается в искусстве, общительный и открытый. И ненавязчивый. Хотя, иногда, слишком многословный. Стараясь донести какую-то мысль, он повторялся, начинал объяснять с другой стороны, сбивался и снова объяснял. Но это не страшно.
На самой первой встрече для обсуждения нового проекта, в маленьком кафе, он вдруг свернул в ту область, какую бы ей не хотелось затрагивать. Вопрос прозвучал участливо, и действительно по-доброму, даже по-родственному, ей так показалось. Почему она не замужем?
Дурацкий вопрос. Все считают своим долгом спросить об этом при знакомстве. Обычно он звучит с едва сдерживаемым любопытством. И она отвечала или резко или какой-нибудь банальной фразой, стараясь отбить все последующие поползновения в это область.
Но ему доверилась, и ответила честно - страшно. Слишком много предательства было в ее жизни. И после последнего, она вздохнула, нет, нет, до сих пор тяжело вспоминать. Тогда она позволила себе, последний раз полюбить. И если не получиться, закрыть этот вопрос для себя навсегда. В конце концов, есть много прекрасных дел, кроме этой любви, черт возьми. Не сошелся мир клином на этом обожествляемом занятии. Она закрыла глаза и прыгнула в эту последнюю любовь, как в холодную воду.
Так в детстве, летом, страшно хочется купаться, но холод со дна Камы поднимается по ногам мурашками, ты съеживаешься и никак не можешь окунуться. Стоишь, по щиколотки в воде, смотришь на песок, свои ноги, шевелишь пальцами, чувствуя песок и мелкие камушки на дне. Все уже визжат и плещутся, а ты не можешь решиться на этот шаг. И чувствуешь себя одиноким, среди этой радостной возни.
-Ну же! – кричит подруга, и, зачерпывая полные ладони воды, обливает тебя.
Ты пятишься и с ужасом смотришь, как маленькие переливающиеся ледяные шарики воды летят к тебе, как в замедленной съемке, и впиваются в разжаренное тело, как расплавленный свинец. Надо решаться! Для этого придумана считалка «Баба сеяла горох», где на каждый слог надо чуть-чуть приседать на обжигающе холодную воду:
- Ба-ба се-я-ла, - сначала приседаешь по миллиметру, внутри от каждого приседания, перехватывает дыхание, но каждый миллиметр кожи, окунувшись, второй раз, уже вопит от радости и полученной долгожданной прохлады, - и ска-за-ла ба-ба, - и тут самое страшное, - ОХ!
В этот момент надо окунуться полностью. И этот протяжный «ОХ» утробно вырывается из тебя и летит над всем гомоном. Ужас, восторг, блаженство. Всего миг, и ты присоединяешься к остальным. Через мгновение забываешь о всех переживаниях, и плещешься до синих губ и стучащих от холода зубов.
- Он был женатым? – жестко даже не спросил, а уточнил.
- Да, - она закусила губу и призналась в этом, словно в преступлении и сразу пожалела, о рассказанном.
Тон его разговора сменился, и стал снисходительно-покровительственным. Она это заметила не сразу, просто, что-то стало цеплять, царапать, отвлекая от приятного общения. А вечером, вспоминая разговор, она поняла, что допустив откровение, с малознакомым, в общем-то, человеком, опять нарушила свое правило – не рассказывать о себе. Не подставляться.
От него стали приходить электронные письма, немного слишком вежливые, с полным докладом о прошедшем дне, планах и переживания. Длинные, не на одну страницу размышления о жизни, и стихи. Свои он присылал, стесняясь, но сравнивая их со стихами известных поэтов. Она читала, хвалила. Но стихи не любила. В длинных размышлениях рассказывал о женщинах своей жизни, женах, возлюбленных. Это тоже царапало. Зачем? У них общий проект, возможно. У них дружеские отношения, возможно. Зачем ей знать обо всех этих женщинах? Обо всех посвященных им стихах? Для нее это просто тени. Целая вереница теней, вдруг наводнивших ее жизнь. Чужие, не совсем интересные, подглядывающие за ней.
*****
Он давно никому не писал. А тут, вдруг накрыло. Хотелось описать весь свой день в мелочах. Что температура, мучает его уже не первый день. Что купил ингалятор, и приходится пить антибиотики. Сырая и холодная весна, никак не дает поправиться. Какие у нее таинственные глаза и улыбка на аватарке. Про любовь. Это будоражило. И заставляло рисковать. Изменился стиль вождения машины. Резкие повороты, и быстрые перестроения из ряда в ряд на дороге, принесли возмущенные взгляды водителей и пузырящуюся радость. Пружинистую походку, и снисходительный взгляд на молодых, слишком самоуверенных, но, в сущности, еще ничего не понимающих в жизни и в любви.
Он составил план, что надо сделать в ближайшее время – развестись с женой, и разделить имущество. Да, придется повозиться, там остается ребенок, но надо бороться. Поработал над проектом, тщательно разработал план действий. Что надо сделать ему, а что… думая об этом он улыбался.
Там была любовь? Плевать. Не беда. Любовь проходит, и уходит и бывает больно. Любовь – беда только для неудачников. Придет новая любовь, еще более светлая и чистая. Еще более содержательная и яркая. Кто-то из великих сказал – кто не любит, тот болен!
Да, и надо позвонить врачу, кашель не проходит уже вечность.
В воспоминаниях стали появляться, все те, с кем он был счастлив. Они улыбались, его новой, будущей любви. Он вспоминал ошибки, какие совершил с ними, и поклялся, что исправит их. Что не будет заставлять ревновать, как вторую жену. Что будет внимателен, и не пропустит, как у первой, тот, страшный момент, когда ей станет все равно. Он будет внимателен. И галантен. И он писал ей, писал письма, делясь своими воспоминаниями. И стихами, которые он писал для тех, с кем был счастлив. И писал ей, уже новые стихи. Он мудр и опытен, это многое значит.
В одном из писем, он рассказал, о той, своей прошлой работе. Которую сейчас, скорее осуждают, чем понимают ее настоящую ценность. Она, конечно, тоже. Еще слишком молода, для понимания этого. Но… но если правильно подать, то можно быть героем.
Он долго думал, и все же написал, скрупулезно перечисляя все свои доходы – пенсия, зарплата за председательство в доме, и еще, разовые работы, но тоже приносящие ощутимый доход. По нынешним меркам он вполне обеспеченный человек. Правда, он сильно потеряет при разделе жилплощади с бывшей женой. И еще алименты. Есть о чем поразмыслить на досуге. Но, он еще молод и полон сил! Заработает.
По ночам стал вскакивать, к нему приходили стихи, как в юности. Будоражили и не давали заснуть. В итоге, поставил рядом с кроватью табурет, чтобы перестать мотаться от кровати к столу. Это смешило и раздражало одновременно. Писать стихи это молодость, задор, но не высыпаться уже сложно в этом возрасте. Под глазами, от бессонных ночей мешки, и это не добавляет привлекательности.
*****
С утра, он встал и критически посмотрел на себя.
- Мешки под глазами – верный спутник поэта! – громко объявил зеркалу.
Вздохнул и пошел к морозилке за льдом. Контрастное умывание решило проблемы. Щеки порозовели, мешки почти сгладились. Тщательно выбрился и почистил зубы. Повертелся перед зеркалом. Внимательно осмотрел себя. И достал краску. Решено. Сегодня незапланированное окрашивание. Еще раз перечитал инструкцию, хотя и так знал, что с чем смешивать и в каких пропорциях. Смешал в пластиковой мисочке, специальной парикмахерской щеткой. И старательно разделяя жидкие волосы на пряди расческой стал наносить краску. Главное, не забыть, что держать ее надо меньше, чем указано в инструкции, что бы цвет был естественный. С голубой шуршащей шапочкой для душа он смотрелся смешно. Но, возможно, любящей женщине, это покажется милым. Он вздохнул и открыл шкаф. Надо подобрать, в чем же он пойдет на встречу. Конечно же, он уже выбрал накануне, но вдруг на сегодняшний взгляд не подойдет? Приложил выбранную вчера рубашку к себе, критически посмотрел на себя в зеркало, даже с купальной шапочкой на голове, неплохо. Даже с шапочкой. Посмотрел на часы. Приложил еще одну рубашку, и раздраженно отбросил.
Смыл краску, напевая про себя, высушил волосы полотенцем. Еще раз посмотрел на себя. Прополоскал рот с мятным ополаскивателем. Поводил языком по зубам, проверяя чистоту. Один зуб ощутимо шатался. Надо идти к протезисту. Опять расходы. Выбрился еще раз, и воспользовался лосьоном. Удовлетворенно похлопал себя по выскобленным щекам и вздохнул. Как все же это утомительно, в его-то возрасте такие ухищрения.
Посмотрел на часы и понял, что опаздывает. Как некстати! Позвонил предупредить.
Она посмотрела на звонящий телефон с раздражением. Звонил он. Господи, хоть бы перенес встречу! И зачем она так старательно подбирает наряд? Это дико злит. Джинсы и рубашка привычный и комфортный вариант. А тут затеялась с платьем! Она откинула платье, юбку и брюки, осталась в одних трусах и ответила на звонок.
- Я опаздываю, минут на пять! Не сердитесь на меня! – он виновато басил, срываясь на шепот.
Ей, представилось, что он стоит в цветочном магазине и выбирает цветы для встречи. Хотелось, сказать, давайте перенесем, я не в настроении. Но она поджала губы, критически посмотрела на себя в зеркало, вздохнула. Представила, как берет ее за руку и дернулась.
- Не волнуйтесь, - любезно ответила она в телефон, - я тоже чуть-чуть задержусь. До встречи! – зачем-то добавила она и раздраженно швырнула телефон на диван.
В голову полезли дурацкие мысли, про возраст, про то, что он, в принципе, неплохой человек, и может быть… может быть это вариант. Но она тут же одернула себя, что встреча рабочая, и он старше ее на двадцать с лишним лет. Перед глазами возникла сцена знакомства с папой, его ровесником.
- Господи, о чем я думаю! – она приложила к себе платье и его бросила на диван. – Брюки, это максимум. Никаких платьев. Это по работе. Какая разница, как я выгляжу, не замуж собралась!
Посмотрела на часы. Еще пять минут можно быть дома! Подкрасила глаза. Взяла ключи, крикнула в пустую квартиру «Я скоро!» и захлопнула дверь.
Посмотрела на часы. Опаздываю. Это разозлило еще больше. Зачем мне все это?
Встретиться договорились в парке, у фонтана. Она, торопливо шла, между гуляющими. Высматривала его фигуру рядом с фонтаном. Его не было. Она растеряно остановилась, еще раз осмотрелась. У фонтана стояла парочка, тесно прижавшись, друг к другу. В такую-то жару, ворчливо подумала. И две молодые мамаши с колясками, увлеченно обсуждающие детское питание.
- Фу, - выдохнула, его нет, можно сбежать.
Он сидел в тени, на лавочке, рядом с фонтаном. Она шла, щурилась, высматривая его. Красивая. Наверное, надо было купить цветы, запоздало подумал. Но неудобно, цветы это сразу намек на свидание. Хотел встать, но резко закололо в боку. Помахал рукой. Увидела. Улыбнулась, растеряно и слабо.
Она уже хотела развернуться и сбежать, но тут увидела его. Вздохнула. Попыталась улыбнуться. Он сидел на скамейке, вокруг бегали чужие дети. Он был похож на дедушку, гуляющего с внуком. Она осторожно присела рядом. Он смотрел на нее, широко и вопросительно улыбался. Молча, снял свою квадратную не модную фуражку. И вопросительно посмотрел на нее. Идеально выбритые щеки блестели на солнце. Он чего-то ждал. Она никак не могла понять чего.
- Я покрасился! – он преподнес это, как подарок.
- Зачем? – оторопело спросила она, спохватилась и добавила. – Благородная седина украшает.
- Я крашусь три раза в год, - он пояснил, не слыша ее ответ. – Только по очень важным случаям, - он опять вопросительно посмотрел на нее. – И…
Она испугалась и сказала:
- Не надо было. Седина это красиво, - стараясь не смотреть на него.
- Прежде, чем мы перейдем к обсуждению, мне надо решить один вопрос. В процессе размышления о возможном сотрудничестве, у меня возникли сомнения.
- В чем? – она быстро взглянула на него.
- Вам надо решить, как будут строиться наши отношения в дальнейшем, – от ее нерешительности у него добавилось уверенности, голос вернул свою силу. – Как у мужчины и женщины? Или как у партнеров?
Она немного судорожно вздохнула, подавив желание сбежать прямо сейчас, не объясняя ничего. Он требовательно смотрел на нее, ожидая ответа.
- Я не готова вам ответить, - промямлила она, сжимая сумку. – Мы же хотели обсудить проект.
Он быстро посмотрел на часы.
- В таком случае, - он недовольно перебил ее, - я хотел бы узнать ваше отчество. Партнерам неприлично общаться просто по имени. И мы опаздываем на открытие выставки.
- Отчество? – удивилась она. – Владимировна. Знаете, - она решительно встала, больше не в силах находится рядом с ним, - к сожалению, мне надо идти, у меня возникли проблемы с… бабушкой.
Он посмотрел на нее, удивившись. Все было хорошо, какие проблемы?
- Проблемы? А как же выставка, мы же собирались! Нас ждут.
- Нет, нет, мне пора. Извините.
Он остался сидеть на скамейке, не понимая, почему она сбежала. Недоумевая, он гулял по выставке, рассеяно кивая знакомым, не видя картин. И никак не мог понять, что пошло не так. Чувствовал себя разбитым, опустошенным. Вечером, решительно сел к компьютеру и написал письмо. Нейтральное. Про выставку, что ее можно посмотреть на сайте, но в живую интереснее. Что чувствует себя одиноким и брошенным. Что надо заняться зубами.
Она, доехав до дома, постояла перед ним, развернулась и пошла бродить в торговый центр. Ходила часа два, пытаясь справиться с дикой тоской, накатившей на нее. Чувствовала себя морально раздавленной. Вздыхала и теребила ручку сумки. Придя домой, прочитала его письмо. Заставила написать ответное. Неужели он не понимает? Разве можно об этом спрашивать? Она что доступная женщина? Если женщина нравиться, за ней ухаживают. А не просят принять решение на второй встрече, как они дальше общаются! Сначала заваливает ее рассказами о своих женах и любовницах, а потом, что, ждет, что она броситься к нему на шею с криком «Ваня, я ваша на веки?». Посидела, ломая пальцы, глядя на клавиатуру, стерла письмо и написала другое. Нейтральное.
Он прочитал ее письмо. Очень вежливое, с тщательно подобранными словами. И не ответил. Злился. Что был отвергнут, как мужчина. Злился, несколько дней. Но через неделю, проснулся утром, с чувством холодного равнодушия.