- 6 -
Страх пропал. Он как-то незаметно, сам собой перерос в обыкновенный человеческий познавательный интерес. С момента, когда Катя узнала место расположения храма Посейдона, она стала воспринимать то, что с ней творится, как волшебное приключение, поход в сказку. Она готова была совершенно верить в то, что она - девушка по имени Калиопи из древнегреческого города... города... Да как же его название, Господи Боже мой!
Катерина направилась в сторону современного городского сквера. А память тем временем рисовала свои картины: от храма Посейдона до древнего города вела насыпная дорога, которую сопровождала лесополоса из каштана, акаций, можжевелового кустарника. Под каменным берегом растянулось во все концы света синее море с гребными судёнышками рыбаков, а в бездонном небе играло ослепительное солнце.
Раньше в воспоминаниях Кати не присутствовало много людей. Теперь же она воспроизводила в памяти облик жителей этой приморской местности, их устную речь, какие-то незначительные по содержанию житейские эпизоды.
Катя приблизилась к скверу и притормозила. Снова что-то знакомое. Вот здесь заканчивалась насыпная дорога и начиналось... Что? Катя упорно пыталась выловить из пространства и поставить на место то, что начиналось... А! Ворота! Вторые ворота, запасные! Центральные ворота в город - с востока, мощная стена, построенная из морского камня, обносила город с трёх сторон, северная сторона охранялась морем. Катя вновь нырнула в воспоминания.
Неподалёку от ворот стоят две сварливые тётки: перебивая друг друга, они перемывают кому-то косточки. А лица-то знакомые! Вот эта, с корзиной в руках, с повязкой на седой голове? Экономка из соседнего дома. А вторая, тараторящая, будто работающий пулемёт? Двоюродная сестра матери, тётя Киля!
Катя потрясла головой, как собака, вылезшая из воды. Фу, напасть какая! Тётя Киля! Откуда у неё в роду тётя Киля - гречанка из города...города...?
Увидев Калиопи, обе тётки расплылись в искусственной сахарной улыбке, при этом их воровские глазки бегают из стороны в сторону, не зная, куда спрятаться от встречных синих открытых глаз двоюродной племянницы.
- Калимера, кирия Киликсия.
- Калимера, ризам, калимера!
Калиопи - своей дорогой, а тётки тут же зашушукались ей вослед. Сплетницы несчастные!
Катя, вернувшись в реальность, увидела под ногами тротуарную плитку парковой аллеи. Сквер курортного городка. Цветут розовыми метёлками развесистые лапы ленкоранской акации. Тянется ряд летних киосков с сувенирами. Из кафешек пахнет шашлыком. Гуляют отдыхающие в шортах и коротких юбках.
Морской горизонт начинает краснеть - солнышко прощается с миром людей и напоследок покрывает небо парадным алым шёлком.
Когда Катя покинула пустырь и дошла до сквера, цепь событий в воспоминаниях прервалась, картины растаяли, память перестала "рисовать" местность. Деревья отгораживали её от моря, парковые дорожки, постройки сбили её с толку. Катя "заблудилась". Она, измотанная нервным напряжением, помятая, с головной болью, отдаваясь поглощающим землю дымящимся сумеркам, мучилась постоянным, непроходящим ощущением того, что когда-то она бывала здесь, на этом самом берегу Чёрного моря. Это слишком утомляло её.
Также Катя мучилась вопросом: почему кусочки воспоминаний, эпизоды связаны с греками? Почему не с другим народом? Откуда всё это в ней?
Какой там отдых на море! Катя окончательно потеряла покой! Утром следующего дня, только забрезжил рассвет, она понеслась в городской сквер, к археологическому музею, думая, скорее предчувствуя, что там она отыщет зацепку.
Катя вышла на ту аллею, где вчера прервалось её маленькое путешествие,миновала ряды пустующих ранним утром киосков. Так... А вот и археологический музей - раскоп, оставленный на обозрение туристам. Вход закрыт. Музей откроют только через три часа. Катя подошла к металлической решетчатой ограде и заглянула внутрь.
Фундаменты старинных домов... Табличка на воротах: "Археологический музей "Пентикопос" Боже мой! Катя закричала и захлопала в ладоши! Вспомнила! Вспомнила! Город Пентикопос! Пеникопос!! Катя ударила себя по щеке, затем по второй щеке. "Опомнись!" - крикнула она, прилагая последние усилия, чтобы отогнать это видение, как сон. Но воспоминания больше не прерывались. Она "вспоминала" ту, вторую жизнь, настолько детально и красочно, будто всё происходило вчера. Каждый следующий шаг, который она совершала по Дивноморску, порождал очередную вереницу "воспоминаний".
Ожидая открытия музея, Катя прогулялась в сторону моря и, дивясь своей уверенности, могла достоверно описать путь к древнегреческому морскому порту и сам порт, который вмещал когда-то до сотни судов и был в числе ведущих портов древнего Боспорского царства. Катя в смятении закрыла глаза, перед ней тут же возник один из причалов порта, он принадлежал отцу Калиопи - Никосу Павлиди.
Слышался из отдалённых-отдалённых слоёв времени и пространства портовый специфический шум, плеск волн, говор людей, запах рыбы, какой-то стук...
Павлидис торговал в основном хлебом и вином, иногда удавалось вывезти в Средиземноморье деликатес - солёную понтийскую рыбу, иногда приторговывал кожаными изделиями пентикопейских мастеров. Рабы таскали на его галеры пифосы, наполненные ядрёным зерном и матовые амфоры с вином из местного винограда.
По одной амфоре управляющий Костас приказывал оставлять на палубе: амфору с вином по традиции спустят в водную пучину, когда галеры выйдут в открытое море, так моряки задобрят подарком Посейдона, и тот не допустит шторма, пока суда будут идти по Понту, а торговля станет удачной и принесёт много денег.
Калиопи любила бывать в порту. Перед отплытием она приносила работникам еду - лахана и фасулаки, а заодно и чистейшей воды из родника. Ко времени отплытия из порта появлялись на причале мать и младшая сестрёнка Микрула. Мать с отцом по-своему прощались, что-то говорили друг другу, чего не слышали их дети. И долго потом три женщины разного возраста стояли на причале, провожая глазами отцовские суда - до того момента, пока галеры не превращались в малюсенькую точку.
***
Катя вошла на территорию бывших археологических раскопок.
- Можно, я спущусь вниз, где камни?- спросила она у смотрителя.
- Вообще-то, не положено. Но так и быть, вы одна, пущу побродить.
Катя спустилась с металлических подмостков и попала на широкую, метров в восемь, древнюю улицу. Она пробежала по выложенной мощными известняковыми плитами древней мостовой к остаткам ворот. Вот они, центральные городские ворота! И развернулась так, будто вошла в город через них.
Пускающее в дрожь состояние охватило её. Подобное состояние испытывает человек, который через много-много лет волей судьбы оказался в том же месте, где прошли его молодые годы, особенно детство. Чувство это сродни светлой грусти. Печально, может быть, тоскливо, но эта щемящая печаль всегда легка, даже приятна.
С того дня, как она поселилась в Дивноморске, как её осенило прозрение, что она попала в тот самый город, благодаря совершению недоступным человеческому разумению внешним законам, которые отождествляются с мистикой, волшебством, - необъяснимые вроде бы вещи, творящиеся с нею, потихоньку стали ей нравиться. Они, таинственные, неизведанные в своей первопричине, вызывали удивление и неподдельный интерес, увлекали Катю, как малого ребёнка.
Катя бурно теперь уносилась в другую жизнь, перевоплощаясь в симпатичную девчушку из античности, принимая её обличье, переносилась мыслью в иное временное измерение, словно какой-то знаток специально отправлял её туда при помощи фантастической машины времени.
Параллельно с захватывающими "сюжетами из прошлого" Катю безостановочно преследовала убеждённость в том, что всему происходящему, безусловно, имеется определённое и вполне разумное объяснение. Мистики и волшебства не существует, есть лишь наличие незнания о причинах, обусловливающих Катины приключения.
Катя прошла несколько метров по мостовой. Справа и слева вылезали из земли фундаменты домов древнего города.
Виднелись остатки подвалов со ступеньками. Рядом с подвальными помещениями лежали круглые колодцы. У Кати в голове снова заработала какая-то машина - бум-бум-бум, и перед глазами всплыло: точно такие же колодцы были в доме Никоса. Одни работники опускают товар в колодец, соединённый с подвалом специальным ходом, другие принимают товар на дне и проталкивают его в глубь подвального помещения. Удобно.
Катерина шла дальше и продолжала вспоминать. Ей, получается, была хорошо знакома мостовая. Это центральная улица города, тянулась мимо восточного квартала, где жили ремесленники, к агоре - большой, главной площади города, она являлась общественным центром Пентикопоса. Впрочем, все античные города имели агору - Катя знала это из уроков истории.
Путешествие по древней мостовой подходило к концу: мостовая упиралась в каскад современных металлических коротких лестниц, ведущих с территории древнего города наверх, на экскурсионную площадку. И вот тут Катя снова застыла в изумлении. Она остановилась возле очередного фундамента. "Боже мой, я отлично знаю и помню этот дом!" - Катя, расширив глаза, настойчиво вглядывалась в кладку из огрубевших от времени блоков, покрытых оранжево-чёрным налётом.
Она боязливо, с волнением в груди спустилась по каменным ступенькам, ведущим на земляное дно фундамента, и стала ходить по отсекам: "Здесь жил гончар Алексис. У этой стены работала печь, а это - кладовка, она всегда была набита посудой. Я ведь сама выносила отсюда горшки и миски..."
- Девушка, вы чего сами с собой разговариваете?! - услышала Катя голос смотрителя.
Он направился к ней, спустившись по лестнице. Катя обратила к нему синие глаза, и смотритель увидел в них слёзы.
- В этом доме жил гончар, - тихо сказала она.
Смотритель удивлённо поднял брови:
- Верно, здесь была гончарная мастерская. Это ремесленный район Пентикопоса.
Катя, как бы не слушая смотрителя, перебила его:
- Алексис погиб одним из первых. Огонь охватил можжевельник возле дома, вон там он рос, и перекинулся на черепицу.
- Какой ещё Алексис?
- Ну, гончар. Он делал нам посуду на заказ. Чашки, миски, кувшины... Он мастерил прочные пифосы, лепил нам статуэтки Деметры, а мы приносили их в храм... Однажды Алексис подарил мне глиняную шкатулку в лаке. Ни у кого из девочек не было подобной...
- Девушка, что с вами? Вы в своём уме?! - оторопел старик.
- А?! - Катя встрепенулась, как ото сна, и растерялась.
- Давайте-ка, поднимайтесь наверх, - приказал смотритель.
Катя выходила из ворот музея под глуповатым взглядом музейного сторожа, а перед её глазами в мираже всплывал, точно из курящегося, движущегося тумана, прекрасный город Пентикопос, с его улочками, домами, храмами, агорой, портом, людьми... Катя шла далее, по набережной, к центральной гостинице Дивноморска. Между музеем и гостиницей лежал утопающий в зелени и цветах проулок - бывшая агора. Катя просто могла пальцем ткнуть в ту или другую точку и сказать, какое градосооружение находилось в этом месте во время существования Пеникопоса.
У восточного крыла сегодняшней гостиницы высилось когда-то большое здание храма Афродиты Навархиды - покровительницы моряков. Агору окружали статуи боспорских правителей, а также плиты с высеченными на них надписями: царские декреты, списки граждан Пентикопоса, посвящения богам и, конечно, боспорским царям.
Здесь же высились портики и обозначались места собрания местных политиков. Самое вкусное и весёлое место на агоре был рынок. Торговцы продавали съестные припасы и ремесленные изделия. Если Калиопи и Димитрис совершали прогулку по агоре, то торговцы с прилавков, принадлежащих отцу Макропулоса, обязательно угощали Калицу чем-нибудь особенным.
В Катины уши влетали потусторонние звуки, слышался человеческий шум не сегодняшнего дня. Она обхватила голову обеими руками, зажав уши, так как голова наполнялась ворвавшимися в сознание из прошлого голосами пентикопейцев, говорящих на древнем наречии, и какого-то бурлящего человеческого площадного движения.
Выше площади раскинулись кварталы состоятельных жителей Пентикопоса: красивые дома, украшенные мрамором, привозимым в город из заморских стран. Дома полукругом окаймляли площадь с тыла. Катя пошла по этой невидимой теперь улице, которая привела её к современному крошечному морскому порту, от единственного причала которого отходили прогулочные катера.
- Я дома, - прошептала Катя.
Она узнала кусок земли, где стоял дом с внутренним двориком, окружённый колоннами, и виноградной терраской. На месте прежней террасы возвышалось двухэтажное узкое здание морского вокзала. Именно отсюда вели к морю каменные ступеньки, по которым в своё время Калиопи сбегала вниз, чтобы набрать воды из родника, бьющего из скалы.
Катя и не заметила, как её сознание переступило грань "Катя - Калиопи" и ассимилировало эти две человеческие сущности. Нынче, имея в виду Калиопи, Катя говорила о ней "я", и выходило это как само собой разумеющееся, словно только так и должно быть.
***
- Юлия Борисовна, я могу ещё столько рассказать... Рассказать о том, как погиб город Пентикопос... Я вижу страшное зарево огня, и кожа моя покрывается холодным потом, а волосы встают дыбом и леденеют ноги. Мужчины пытались утихомирить огонь, но он был такой мощи, такой силы, что одолел их. Многие сгорели заживо, - округлённые синие глаза Катерины застыли в одной точке. - Мной владеет странное чувство: я скучаю по этому городу. Понимаете?
Я хочу туда вернуться. Боль, тоска, ностальгия. Когда я очутилась в музее, на раскопе, меня посетила радость такого рода: наконец-то я дома. А когда вернулась в Северск, стала испытывать ощущение, что мне недостаёт чего-то, бесконечно дорогого сердцу - моего родного города. Я полюбила древний Пентикопос. В общем, всё. Что это, а?
Юлия Борисовна, до сих пор завороженно слушая и по-своему изучая такую необыкновенную пациентку, неторопливо ответила:
- Катя, должна констатировать, что всё, о чём вы поведали, - нонсенс. Похожего в моей практике не наблюдалось. Я всё же проведу вас через пару тестов, но хочу вам сказать однозначно: патологии с точки зрения моего профиля я не нахожу.Здесь, дорогая моя, другое.
Она задержала на Катерине задумчиво-испытующий взгляд, анализируя что-то про себя, ещё раз прокручивая вопросы.
- Вот что, Катюша, есть у меня один знакомый. Это своеобразный тип, но не только. Он замечательный учёный. По-моему, именно он нам поможет. Мне пришла в голову одна дерзкая мысль. Кажется, я догадалась, что с вами происходит. Однако же я не стану забегать вперёд беспочвенно, а вдруг ошибаюсь? Если в итоге я окажусь права, то в таком случае вы - редкое явление, и это взорвёт науку.
Сейчас успокойтесь. Вы здоровы. Вы не шизофреник, это точно.
- Хоть на этом спасибо!
- Завтра я жду вас к себе на тестирование, и вот, - она взяла листок-бланк, ручку и набросала быстрым почерком рецепт, - попейте перед сном. Послушайте, ни в коем случае не лишайте себя радости, которую порождают в вас эти, так сказать, "воспоминания", получайте от них удовольствие, даже если среди них есть тяжёлые и болезненные для вашей души.
А первоначальный страх к вам больше не вернётся. Вы его преодолели. То, что с вами происходит, не может быть заболеванием. Если бы вы были неадекватны, то не имели бы способности оценить свое состояние,то есть не умели бы отделить в сознании реальность истинную от ложной реальности, то бишь от того, что на сей момент не является истинной реальностью. У больного человека явное и неявное перепутано, сгружено, смешано воедино, а вы вполне определённо понимаете, что вас, живущую в сегодняшнем мире, посещают воспоминания из мира не сегодняшнего.
В Катю вселилась упрямая уверенность, что эта женщина-психолог примет активнейшее участие в её сумасбродной судьбе и каким-то образом сумеет по-настоящему прояснить фантастическую, диковинную ситуацию.
- Катя, минуточку, - позвала врач, - всё-таки припомните, может быть, среди ваших родственников, нынешних или ушедших уже из жизни, есть или были люди греческой национальности?
- Нет, что вы!
Юлия Борисовна вновь протянула паузу после молниеносного ответа девушки, держа на лице двусмысленную улыбку.
- А вы подумайте, не говорите сразу "нет". Попытайтесь. Жду вас завтра.
Катя закрыла дверь. Юлия Борисовна схватила трубку кабельного телефона, нащёлкала на кнопках номер. Гудок, ещё один:
- Слушаю, кто это там?! - как всегда рявкнули в трубку.
- Ельников, ты?
- У аппарата.
- Ельников, это Шумелова. Здравствуй, Стёпа!
- Юлечка, приветствую, приветствую! Сколько зим, сколько лет! - взволнованно засуетился профессор.
- Ельников, где ты? Дома или в институте? Хотя чего я спрашиваю?
- Юля, ты не представляешь, на пороге чего я сейчас стою! - не ответив на её вопрос, с бухты-барахты, возбуждённо начал профессор о чём-то своём.
- Ельников, ты не меняешься! Какой порог?! Это ты, дражайший мой, не представляешь, что за сюрприз я тебе приготовила! Нам необходимо встретиться.
Ельников на миг открыл рот: сюрприз и встреча?
- Юля, я не могу, никак, никак, у меня работа. Я, Юлечка, скоро произведу фурорчик! Грандиозный фурорчик! - с непосредственной радостью, какая бывает у ребёнка детсадовского возраста, завопил в трубку профессор.
- Ненормальный Ельников! - Юля сбросила с себя "костюм психолога" и "маску психолога", - коли ты найдёшь хотя бы минут десять и выслушаешь меня, то ты произведёшь не фурорчик, а целый взрыв, подобный взрыву атомной бомбы! Ты понял? Эй?!
Тишина сомнения в эфире.
- Ну, хорошо, я в лаборатории. Но, Юля, если ты приедешь с ерундой, вроде...
Ельников не договорил - из трубки полились короткие гудки.
(Продолжение следует)