Моим землякам
Наводнение
Зима пятьдесят восьмого года была очень снежной. Астраханово, стоящее на высоком берегу реки Кильмезь, заметало под самые крыши снегом, который приносило с поля за деревней. По самой деревне дороги подолгу не было. Даже чтобы выбраться из дома, многим приходилось лезть из сеней на чердаки и выбивать доски для прохода. Только потом по глубокому снегу пробирались к дороге, проходящей по пригорку вдоль поля. Дорога была выше крыш домов и её почти не заметало. Уже по дороге шли направо на ферму, конный двор и кузницу, а кто работал в соседнем селе – налево.
Весна пришла дружная. Снег быстро осел и пропитался водой. Всё живое проваливалось до самой земли даже на протоптанных зимой дорогах и тропинках. На въезде в деревню дорога огибала овраг, который за зиму полностью занесло и дорога пошла прямо. По ней, последней в эту весну, пошла лошадь с санями и свалилась в овраг. Возница быстро скатился за ней и распряг. Вывели лошадь, обвязав под грудь вожжами по протоптанному до самой травы склону оврага. Потом вытащили и сани.
Колодец, очень глубокий, был только за деревней около фермы и для приготовления еды воду продолжали носить из-под горы из реки и родников, а на остальное брали из ямок вырытых под тающими сугробами в чистых местах. Очень быстро по деревне начали шуметь ручьи, которые здесь называются «зажорами». Они сливались в полноводные речки, которые гремели по логам круглые сутки.
Каждый день с утра до вечера на берегу было много народа – ждали ледохода. Лёд на реке потемнел и приподнялся, у берега появились участки свободные ото льда с быстрым течением зеленоватой воды. Вот лёд затрещал, ткнулся в берег и скоро уже шёл сплошным полем. Мимо нас проплывали санные дороги вдоль и поперёк реки с остатками сена по обочинам, высокие шесты для обозначения зимних промоин во льду.
Река у деревни хорошо просматривается километра по три в обе стороны. Вот издалека послышалось пронзительное мычание, посреди уже широко разлившейся реки на льдине со средний двор величиной, плыла пёстрая корова. Мужики на большой лодке с двумя огромными вёслами, обходя льдины, быстро поплыли на спасение. Они заплывали ко льдине с разных сторон и пытались высадиться. Корова пугалась их и начинала метаться по льдине, подходя к самым её краям. Так все они быстро уплывали вниз по реке. Мы долго ждали их на берегу. Вернулись мужики без коровы и вытащили лодку на берег, около места, где дежурили. А корова так и уплыла в реку Вятку.
Вода в реке прибывала очень быстро. По реке несло бочки, ящики, доски, деревья. Проплыло несколько почти не развалившихся бань с деревянными трубами – бани почти всегда строились поближе к воде и их часто смывало наводнениями. Вереницами двигались по реке полотна ворот, брёвна с остатками уплотняющего мха, косяки окон с наличниками и рамами, крыши целиком и разваленные на отдельные части. Примерно по середине реки проплыла затопленная почти до верха наличников крепкая большая изба с тесовой крышей. Ровно через шестьдесят лет я рассказал об этом наводнении соседу. Выяснилось, что скорее всего это была пекарня с Ермаковской пристани, где они тогда жили. Его мать рассказывала ему в своё время, что как-то вышла за хлебом и увидела, как пекарня уже уплывает за поворот. Ермаков завод была одним из посёлков-лесоучастков Сюрекского леспромхоза для подготовки леса для сплава и он стоял на реке Лумпунь, притоке Кильмези, не менее чем в семидесяти километрах, если считать по руслу реки вверх по течению.
Река разлилась уже так, что на противоположном низком берегу виднелись до самого горизонта только вершины растущих там деревьев. В один из таких дней мимо деревни вверх по реке прошёл с громкой музыкой большой белый теплоход. Шли небольшие катера с длинными шестами и баграми по бортам для причаливания, отчаливания и чтобы сниматься с мели. На палубах лежали бухты тросов и верёвок. Большие и малые лодки с надрывным звуком моторов часто проплывали днём в обе стороны.
Скоро начался сплав леса. Поплыли «плоты-глухари», торчащие из воды метра на три-четыре, похожие на огромные перевёрнутые многоногие табуретки, заполненные брёвнами длиной метров по восемь-десять попеременно слоями вдоль и поперёк, а сверху закреплённые брёвнами по диагонали. Шли огромные «плоты-матки», как их называли, со стоящими на них домиками величиной с обычную баню.
На поворотах реки и те и другие плоты отводили от берега и снова выводили на середину реки небольшие катера, собрав их по нескольку на длинный трос.
Потом пошли длинные, не очень широкие, плоты с большими вёслами на подставках-гребнях в начале и в конце, с шалашами, перевёрнутыми лодками и мачтами для фонарей. С помощью вёсел такие плоты держались постоянно на самом быстром течении.
С берега мы махали проплывающим, они тоже приветствовали нас.
Плыли по реке и отдельные бесхозные брёвна, которые ловились местным населением с лодок и баграми вытаскивались на берег. (Багор - древко и насаженный на него железный наконечник с 2-мя острыми рожками, из которых один - прямой, а другой - загнут крючком). Багры были в каждом хозяйстве. Некоторые брёвна во время сплава полностью тонули – их называют топляками. Их вынимали летом при чистке русла реки, когда против течения вели с обоих берегов подгруженный канат, приподнимая над водой такие брёвна. К ним подходили на лодках и баграми тащили к берегу.
Лесной пожар
В один из солнечных дней начала лета в деревнях на нашем берегу реки били в рельсы. Народ стал собираться на дороге, идущей вдоль огородов за деревней. Это было самое высокое место в округе и с него как на ладони был виден лес за рекой, уходящий с постепенным повышением к горизонту, становясь там сплошным сине-зелёным полем. Далеко слева по верху леса на восток шло рыжее пятно, за ним вверх поднимался чуть видимый, почти прозрачный синий дымок. Это было очень похоже на то, как шёл огонь по траве, когда ребята постарше ранней весной подожгли её увеличительным стеклом от фонарика и чуть не спалили крайний дом.
Огонь за рекой скоро оказался напротив деревни. Тут почти над нами пролетел самолёт-«кукурузник» (АН-2) и улетел в сторону пожара. Дальше он повернул вверх по течению реки и от него стали отделяться парашютисты. Немного погодя в месте их сброса поднялось вверх пламя. Оба языка встретились и высоко в небо взметнулось оранжевое пламя и до стоявших дошёл звук сильного хлопка. Там поднялся реденький, как махорочный, дымок.
Скоро к месту, где стоял народ, подъехала председатель колхоза Краснова,так её звали все от мала до велика, на своём «бобике» (автомобиль ГАЗ-67Б) с открытым верхом. Место за передними сидениями было заполнено, как пеной, куполами парашютов. Сами парашютисты в чёрных комбинезонах приехали на грузовой машине. На капоте председательской машины парашютисты расстелили карту, смотрели в неё и показывали руками в сторону леса за рекой. Вокруг стояли местные мужики с лопатами, баграми, топорами и вёдрами – у кого что было нарисовано на пожарных табличках, которые были прибиты на каждом доме. Людей разделили на группы и, видимо, назначили старших. Скоро все они поплыли на лодках за реку.
Мы смотрели с берега, как люди на том берегу расходятся в разные стороны и исчезают за редкими тополями на лугах.