Дед решала. Афера. Глава 13-1 Бараний детектив

Евгений Паньшин
Права на произведение заверены нотариально.

БАРАНИЙ ДЕТЕКТИВ

    Стояло субботнее погожее утро. Молодое солнце радовало глаз. Дед Кузьма, спал на топчане в своём домике. Снилась ему рыбалка. Был сильный клёв, но только поймать не удавалось ни одной рыбки. Сквозь сон, его ухо, торчавшее из под вечной кепки на голове, уловило посторонний шум. Дед открыл глаза и, увидел сержанта Саню Смолина, подававшего ему таинственные знаки. 
   -Тебе чего?- спросил он.
   -Тихо, Петрович. Идём со мной, чудо покажу,- ответил Саня.
    Дед встал, натянул сапоги и поплёлся следом. Молча прошли через весь дачный массив. Остановились у землянки со стройматериалами и инструментом.
   -Открывай,- улыбаясь, сказал Саня и показал на дверь, закрывающую вход в землянку.
    Чувствуя подвох, дед с опаской потянул её на себя. В приоткрытый дверной проём пахнуло сыростью и подземельем. Ничего толком не разглядев в темноте, он развернулся к Сане спросить, в чём прикол? В это время боковым зрением он уловил стремительное движение в его сторону из темноты, чего-то чёрного и непонятного. Инстинкт самосохранения подсказал: «Поставь дверь на место», что он незамедлительно и сделал, причём с такой силой, что нечто, напугавшее его, ударившись о дверь, затихло и не подавало признаков жизни. Саня, держась за живот от смеха, катался по земле.
   -Ты, змей, кого туда посадил?- спросил дед, переводя дух.
   -Кого? Барана стырили. А разделывать никто не может. Давай выручай.
   -Вы сдурели?! Вас же милиция позабирает.
   -А кто ей скажет твоей милиции?
   -Кто – кто? Сами найдут,- озабоченно ответил дед,- ладно, дело сделано. Показывай своего чуду-юду.
    Но показать Саня ничего не мог по причине того, что дед с перепугу так хлопнул дверью, что её заклинило и, никакие усилия не давали положительного результата. Саня достал штык-нож и стал им подковыривать дверь. Бздынь:- и ни штыка, ни ножа. Развалился на части.
   -Эх ты, растяпа,- упрекнул его дед,- Хотя им и не зарежешь барана. А нож с кухни вчера потеряли. Иди-ка,  найди лом и верёвку и неси сюда.
    Через пять минут Саня явился и с тем, и с другим. Поддев ломом дверь, они осторожно её приоткрыли. В глубине землянки стоял контуженный баран и ожесточённо мотал головой.
   -Здоровый какой. Килограммов на пятьдесят потянет. Где же вы его отловили?- спросил дед Кузьма.
   -Да вчера вечером купались у моста, как раз стадо овец гнали с пастбища,- словно оправдываясь, виновато начал рассказывать Саня.- дорога земляная, пыль от стада поднялась, ничего не видно. Ну мы с пацанами из-под моста этого зверюгу за ногу поймали, да в воду. Чуть его притопили и под водой в кусты утащили. Пастух ничего не заметил. Сначала думали захлебнулся он, хотели сразу прирезать, а он оклемался. Вот спрятали здесь, резать-то все равно никто не умеет. Давай, Петрович, выручай! Такой пловешник сварганим.
   -Смотри, Саня, поймают - моё дело сторона. Я ничего не видел.
   -О чём разговор.
    Барана поймали, связали и стали думать, чем его резать. Саня сбегал в вагончик и принёс другой штык- нож. Дед попробовал и вернул его хозяину.
   -Ничего парень не получится. Им только протыкать можно,  а резать никак. Давай, ищи что-то другое.
    Собравшиеся солдаты, наперебой высказывали мнения, как выйти из затруднительного положения. Одно фантастичнее другого. Наконец кто-то принес сувенирный ножичек с трёхсантиметровым лезвием.
   -На, Петрович, посмотри, может это сойдёт?
    Дед взял игрушечный ножик, так и сяк повертел его в руках, и сказал:
   -Делать нечего, будем этим пробовать. Только вот беда, баран некастрированный попался. Надо одновременно с горлом ему яички отрезать. Иначе мясо будет вонять, зря продукт испортим. Нужно оттяпать барану его причиндалы одновременно с перерезанием горла. Кто возьмётся?
    После долгих споров решили наточить топор, и в нужный момент рубануть по ним. Решить-то решили, но сей важный орган находится между ног, а ноги связаны. Пришлось развязать задние ноги. Два солдата растянули их в разные стороны, и, все остолбенели. Яички барана были с хороший кулак и весили граммов по двести каждое. Дед в это время кое-как ножичком выстриг на шее у барана полоску шерсти, чтобы можно было добраться до горла таким маленьким лезвием. Уложив животное на снятую с петель дверь землянки, все заняли свои места:– кто при деле, тот при деле, а кто зрители – те в сторонке.
   -Ну, ребятки, давайте с богом! Накиньте на яички ему верёвочную петлю, и оттяните их назад, а то руки поотрубаете. Саня бери топор, как скажу, так руби под корень,-  распорядился дед.
    Один из солдат наступил на связанные передние ноги, двое других растянули в стороны задние, четвертый оттянул назад связанные принадлежности  барана, а дед и Саня приготовились резать и рубить. Дед оттянул голову барана назад, и стал пилить горло ножичком. Несмотря на маленький размер лезвия, оно хорошо выполнило поставленную задачу. Из разрезанного горла хлынула кровь. Баран задёргался. Дед крикнул:
   -Давай Саня!
    Тот со всего размаху тяпнул топором в намеченное место. А поскольку яички были натянуты верёвкой, то державший их изо всех сил рядовой Слетнёв, кубарем полетел на землю. Следом, прямо ему на лицо свалилось баранье достоинство, приведя в восторг стоявших вокруг солдат. Все хохотали и зубоскалили. Слетнев, тем временем вскочил и под улюлюканье присутствующих, запиннул бараньи органы в кусты и, отплевываясь и матерясь, побежал умываться. Дед тем временем ждал пока стечет кровь. После этого распорол шкуру барана от головы до хвоста и, к удивлению присутствующих, отложил ножик.
   -Дальше без него обойдемся,- пояснил он и, просунув пальцы правой руки между шкурой и телом барана, стал проталкивать их в образовавшуюся полость. Как только ладонь полностью вошла под шкуру, он сжал ладонь в кулак и резко надавил вперед. Шкура стала легко отделяться, пропуская кулак дальше и минут через десять на двери лежали отдельно шкура и туша барана. Аккуратно отделив необделанную голову, дед завернул ее в шкуру. Туда же сложил бараньи потроха и отдал солдатам.
   -Закопайте это где-нибудь от греха подальше, да поглубже. Чтобы ни один чёрт не нашёл. А ты, Рахмон, забирай мясо.
   -Как скажещь, насяльника,- с ухмылкой ответил повар. По причине близости Рахмона к кухне, начальству и великовозрастности по сравнению с другими сослуживцами - его слово было законом. Он посмотрел в сторону кучкующихся солдат и сказал, коверкая русские слова:
   -Эй ви, дывое – бироте и нисоте.
    Приказ тут же был выполнен. Ещё два солдата, взяв лопаты пошли хоронить останки животного. Лейтенант присел на бревно рядом с дедом и с уважением сказал:
   -Ну ты, Петрович, даёшь, я такого ещё в своей жизни не видел. Артист!
   -А чего ты парень видел в своей жизни? Я к этому занятию почитай с детства приучен. А самый первый опыт аккурат в 32 году получил, когда десять лет стукнуло...- дед помолчал немного вспоминая.- Весной ранней это было, в самый голод. Людей тогда померло несчётно. Меня и соседку Нюрку, ей лет тринадцать было, заставили овец пасти, какие у кого остались в деревне. За это нам платили по двести граммов отрубей в день. Чтобы не сдохли наверное. Бабка кой-какую одежонку собрала, чтобы не околел. Холодно  было и сыро, снег сошёл не везде. Вот, пасем мы этих проклятых овец, из последних сил. Травы ещё нет, они разбредаются кто куда, а мы их собираем в кучу. Вдруг видим, метрах в пятистах от нас, по дороге едет военный на лошади. Ехал, ехал, а она возьми и упади на землю. Он постоял возле неё, попинал – не встаёт лошадь. Сдохла. Развернулся и пешком ушёл в сторону райцентра. Мы с Нюркой дождались пока он скроется из виду и бросились к лошади. Она действительно сдохла. Я Нюрке говорю:
   -Она всё равно никому не нужна, умерла. Давай разрежем на куски да унесём по домам. Только ты никому не говори.
   -Конечно не скажу. – ответила она.
    И мы, забыв про овечье стадо, принялись разделывать тушу. Туша сказано громко. Лошадь пала с голоду, и была похожа на скелет обтянутый кожей. Но всё равно там что-то было и мы принялись за дело. Побежали домой, принесли салазки, нож и топор. Вот тогда я, с великими мучениями, в первый раз в жизни снял шкуру с животного, распорол её вдоль и поперёк от незнания. До самого вечера провозились мы с разделкой и перевозкой лошади. Поделили всё по - честному. Представь: два ребенка - одному десять, другой тринадцать, полуживые от голода, таскали перепачканные грязью, кое-как разрубленные куски костей и сухожилий в деревню, почти за километр и прятали их в свои погреба. Несколько раз я провалился чуть не по пояс в ямы со снегом и водой. Так что через несколько часов мои штаны внизу были похожи на ледяные трубы и издавали при каждом шаге цокающий звук. Дома сначала побоялись сказать об этом, а вдруг не разрешат… Ну вот, значит, к вечеру на дороге осталась порядком изрубленная шкура и кишки, и мы с Нюркой, едва живые от голода и холода. Можно было и остатки забрать, но уже не было никаких сил. Как раз в это время по дороге проходил мужик, с какими-то вещами на санках. Видать менять на продукты возил. Увидел шкуру и требуху, попросил отдать ему, если нам самим не надо. Мы отдали. Он сбросил с санок самовар, сказал «себе возьмите», кишки замотал в шкуру, бросил на салазки и был таков. Утащили мы самовар к речке, где  было стадо, и сидим возле него, трясёмся от страха и холода. Смотрим, едет лошадь с телегой, на ней трое каких-то людей. Остановились. И у нас сердце остановилось. Как дознаются про лошадь, заарестуют. Сидим ни живы, не мёртвы. А они, походили по дороге, ну и разумеется даже следов не нашли и, направились в нашу сторону. Подъехали, посмотрели на двух оборванцев, у которых еле душа в теле и спрашивают:
   -Вы тут никого не видели у дороги? 
  -Нет, дяденьки, никого. Мы овец пасли! – ответили мы в один голос. Глядя на нас, они и представить не могли, что два малолетних доходяги могли хотя бы сдвинуть павшую лошадь. Походили они ещё, с тем и уехали. И чем всё это у них тогда кончилось, я не знаю. Только мы благодаря этой лошади живы остались. Бабка по кусочку отрубала, да суп с травой варила. А чтобы «мясо» не испортилось, мы с реки лёд навозили на санках в погреб. Настоящий ледник устроили. Мы потом с Нюркой неделю выходных получили. Лежали на печке играли в самодельные карты и ели бульон. Самое интересное: – ни я, ни Нюрка даже насморка не подхватили, а может сухое печное тепло спасло. Вот так, Петро, я учился снимать шкуры. – закончил дед свою повесть.
   -Даааа…- только и сказал ошеломлённый суровой действительностью лейтенант, - Досталось тебе Кузьма Петрович, врагу не пожелаешь. Ну, слава богу, сейчас не 32 год, и на кухне плов готовится. Пошли посмотрим.
    Они пошли на запах готовящейся пищи, смешанный с дымом, исходившим от кухни. Рахмон, в белой курточке и колпаке, выглядевший доисторическим магом, колдовал над  казаном, емкостью литров сорок, раздобытым где-то вездесущим каптерщиком Вороновым и, установленным на кирпичное основание около полевой кухни. Повар сортировал продукты, разложенные на складном столе, поминутно отбиваясь от мух и комаров. Разместившись на куче брёвен, дед и лейтенант стали с интересом наблюдать за его действиями. В казане топился жир, выбрасывая сизый дымок.
   -Куда много драва брасал?- ругал тем временем добровольного истопника Рахмон.- Нищива делать не можешь. Иди, махай кувалда. Болше будит толык.- и уже обращаясь к вновь прибывшим зрителям стал пояснять,- бисталковый малай, ни щерта не панимает. Настоящий пилов варить – это песня. Это не каждый день я сам магу. Настроение нада. Палка на печку палажить не может. Всё пагарит щертям. курача,- лаяться заставил. Варишь пилов песня нада петь, а я лаяться,- бубнел он беззлобно.
   -А «курача» это что будет?- спросил дед Кузьма. Про себя он решил научиться искусству приготовления плова, чтобы удивить родную деревню и теперь пытался выяснить все тонкости его приготовления.
   -Это ишачка маладой, чиво не гавари, толок ек. – ответил Рахмон, вылавливая шумовкой шкварки из растопленного жира.- Вот када жар надо дабавлять,- и подбросил несколько палок в огонь. Растопленный жир зашкворчал, разбрасывая вокруг раскалённые капли и едкий дым, и стал быстро темнеть. Выждав какое-то ему одному известное время, повар  бросил в казан большую головку очищенного лука и застыл рядом.
   -Это ты зачем?- тут же поинтересовался дед.
   -Панимаешь, жира запах всякий плахой, вкус неприятный. А лука брасал, он весь дырянь сабирал.- ответил повар и минуты через три-четыре достал уже потемневшую от жира луковицу и бросил ее к шкваркам в чан с отходами. Потом быстро бросил в казан незажжённую спичку и та едва коснувшись масла, вспыхнула.
   -Хараша жир грелся,- сказал он, вынимая её той же шумовкой. Очевидно это был способ проверить температуру раскалённого масла. Потом взял несколько горстей нарезанного кольцами лука и бросил в казан. Жир заскрежетал от «злости», выбросил облако пара. Лук на глазах стал принимать золотистый цвет. Быстро перемешав содержимое, Рахмон, не скупясь, бросил в жир нарезанное крупными кусочками баранье мясо и ребрышки, причмокивая при этом и что-то бормоча под нос. Взлетели новые клубы пара. Повар, забыв обо всем, заработал шумовкой не давая мясу прилипнуть к стенкам посуды. «Зрители» как в театре, с удивлением наблюдали, как готовится «настоящая пылов». А мясо уже покрылось румяной корочкой и повторилась та же процедура с закладкой моркови, нарезанной соломкой и обжаркой её до золотистого цвета. По всей строительной площадке «растекся» ни с чем несравнимый запах плова, пропитывая собой весь воздух вокруг. Солдаты, побросав работу, собрались в отдалении и наблюдали за его приготовлением. Дед подошел к котлу, куда повар уже накидал одному ему известные  специи, успел увидеть только несколько больших неочищенных головок чеснока. Рахмон подождал немного и достал чеснок назад, а в казан аккуратно засыпал, не перемешивая содержимого,  рис и осторожно залил всё это водой .
   -И сколько воды лить, чтоб, значит, не ошибиться? - спросил дед.
   -Тебе бабай скажу, никаму не гавари,– чирпак наверху,- улыбаясь, ответил Рахмон.
   -Чего наверху?- не понял дед. 
   -Чирпак, восимь сантимитра, наверху риса, и читобы вада кипиток бы. Сматри нас здесь сикока? Почти дывадцать галодных ротов. Для пылов нада,– Рахмон к словам добавил жестикуляцию пальцами - на одной руке загибал пальцы для счёта, а на другой пальцами показывал сколько надо,- пять  кила жирный барашка, два кила жир, щетыре кила рис, два кила марков, тыри кила люк. Сматри, если учицца хочешь. Барашка толка свежий. И никада мыть нилзя, как пылов варишь. Так тряпка тири, если мазал. Пылов портишь. Рис бири Тайланский, наш не бири – пылов портиш. Шавля будет. Каш рисавый. Весь развалится, как манный каш будит. Марков жёлтый бири. Дуругой тоже ничиво, но мы дома толко жёлтый кладаем. Цывет хароший, запах хароший, вкус хароший. Узбекский кухня готовить-Узбекистон радитца нада. Весь жизнь нада учит. Панимал?
   -Панимал, панимал, - передразнил дед повара, понимая, что ничего из его затеи блеснуть кулинарными способностями дома не выйдет и, чтобы совсем не ударить лицом в грязь, не к месту спросил,- а вот ты, Рахмон, хоть и повар хороший, а знаешь чем отличается солдатская кухня от Узбекской ?
    Все уставились на деда, потом появились версии:- у лейтенанта – что солдатская кухня менее изысканная, у Рахмона – что «болше полезний», кто-то со стороны высказал предположение, что за один раз можно досыта накормить много народа. Дед, выдержал паузу, поднял кверху палец и изрёк под общий смех :
   -Солдатская кухня - на колёсах.
   Вода к тому времени закипела и повар, добавив соль и еще каких-то специй, притушив немного огонь в печке из бутылки с водой, сказал,-
   - Час тушим, час гуляем. А ты, бабай, знаешь как пылов пыридумали?
   - Дык откуда мне знать? Не наше кушанье.
   -Давным бил дело. Бил балшой началник-Тамирлан. Пошёл турка воевать. Нада била бистра, неажидана, а там абоз-шмабоз, кухня. Как солдат три дня не кушает. Пазвал люди. Саветавался. Мулла адин гавари – «Нада гавари зирвак делать, рис там варить. Вада савсем не лажить. Адин жир лажить. Салдат карми, долга есть не хоти. Варили рис на зирваке, салдат кушал. Турка пабеждал. Патом назвали пыловом. Такой вот историй. Давай все работай, приходи через дыва час.
   Делать здесь похоже было нечего, плов варился и никто этому не мог помешать. Все разбрелись по рабочим местам.
   Поскольку в строительном подразделении были одни дембеля, то и обстановка была намного свободнее, чем в части. И выпивали здесь по вечерам, и ходили в самоволки. Лейтенант закрывал на это глаза. Благо патрулей в радиусе пятидесяти километров не было. Главное, чтобы всё было без ЧП. Поскольку готовился особый ужин, было решено отрядить гонца в деревню за самогоном. Бросили жребий. Идти досталось рядовому Юрке Измайлову, небольшому тщедушному солдату. Дед решил пожертвовать своим запасом самогона. Завели его мотоцикл и поехали в деревню. Дед решил сам не заходить домой, чтобы не возбуждать подозрений жены, а объяснил Юрке где в навозной куче надо искать спиртное. Оставшись на горе он смотрел, как юный разведчик средь бела дня, не поднимая шума провернул это щепетильное дело и через двадцать минут уже был рядом с трёхлитровкой первака. Дед только спросил у Юрки:
   -Ты взамен банку с водой оставил?
   -Даааа. Конечно, в тот же мешок полиэтиленовый засунул и закопал.
    Рахмон, накладывая  плов в раздаточные бачки, спросил:
   -Зынаете, что самый главный когда пылов кушаешь ?
    Сразу несколько голосов спросило «Что?».
   -Никада пылов не запивай халодной вадой. Сыдохнешь. Кишка-мишка завернётца и сыдохнешь. Кок-чай пить нада. Зелёный чай. Гарячий. А кушать нада руками.- И показал как берётся пальцами плов, - чуть приминается большим пальцем на три пальца, и большим же отправляется в рот. Тут же все начали пробовать, хохоча над неумелыми действиями друг друга.
   -А зынаете какой ашипка делают, када первый раз руками кушают?– продолжил повар, и все уставились на него,- Рука мыть нада. А то весь грязь лопаешь. Патом апять кишка-мишка балеет, дриста будет,- под общий смех закончил он.
   Дед Кузьма несколько раз попробовал есть рукой. Получалось неловко: то рис не желал попадать в рот, то жир стекал по рукам до самых локтей, то руки обжигал. Наконец он, как многие другие плюнул на дикарский способ поедания плова, взял ложку и под гул всеобщего одобрения продолжил есть «настоящий пылов». Не прячась, солдаты разлили самогон, и поскольку на такое количество людей три литра было очень мало, он кончился быстро. Больше самогона у деда Кузьмы не было. Решили купить в соседней деревне и собрали денег, но никто не хотел идти добровольно, за несколько километров. Шурка Зуев, сидевший недалеко от деда, вдруг предложил Измайлову:
   -Слушай, Юр, хочешь спор? Если я с одного раза разобью пустую бутылку себе об лоб, ты идешь в деревню за самогоном.
    Юрка посмотрел на долговязого, худосочного Зуева с сомнением и тут же высказал своё условие:
   -А если не бьешь, идешь ты, и бутылку ещё от себя выставляешь!
   -Идёт!- ответил Шурик,- и под взглядами находящихся рядом солдат, подняв с земли пустую бутылку, коротко без размаха ударил ей себе об лоб. Бутылка разлетелась вдребезги. Измайлов с удивлением смотрел, то на разбитую бутылку, то на Шуркин лоб, потом молча взял со стола собранные деньги и под улюлюканье солдат исчез в кустах.
   Время за разговорами пролетело быстро. Явился Юрка с шестью бутылками самогона, который выпили под новую порцию плова. Дед Кузьма, как престарелый ветеран, уже изрядно захмелел, но уходить от молодёжи не собирался. Очень по душе ему пришлась компания повара Рахмона. И он пьяным голосом обсуждал с абсолютно трезвым человеком, пить которому запрещала вера, подробности приготовления плова. Вдруг со стороны стола где сидели Измайлов и Зуев, раздался шум спора. Как оказалось спитрного всё ещё не хватало, и теперь уже Юрка предложил Зуеву:
   -Смотри: теперь я бью себе об лоб бутылку, а ты идёшь за самогоном.
   -Бей. Не разобьёшь – снова пойдёшь в деревню.- ответил Шурка.
    Юрка взял в руки пустую бутылку. Все замолкли и уставились на него. Раздалась барабанная дробь. Это с другого конца стола двумя ложками молотил по доске Саня Смолин. Юрка размахнулся и что было духу ударил себя бутылкой по лбу. Бутылка оказалась прочной. Юрка нет. Не выпуская её из рук, он навзничь упал с лавки на землю. Все вокруг затихли. Юрка не шевелился. Сразу несколько человек подбежали щупать пульс.
 - Живой,- констатировал лейтенант, пощупав у солдата пульс и оставив его лежать на земле. После секундного замешательства грохнул такой смех, что вороны со всего леса поднялись в вечернее небо, а Юрка пришёл в сознание. Он молча встал, взял деньги и ободряемый приколами товарищей, направился за новой порцией горячительного.


Продолжение следует. Для тех кто не любит читать - можете прослушать в моем исполнении главы книги "Дед решала" в Ютубе. ОК. ВК. фейсбуке. Твитере. просто набрав "Дед решала. Евгений Паньшин".

Если понравилась публикация не забывайте ПОДПИСАТЬСЯ и поставить ЛАЙК