В те давние времена, когда еще не существовало ни телевидения, ни компьютеров, ни телефонов или машин, жизнь в Тридесятом государстве была очень непростая. И вовсе не потому, что все много работали или мало развлекались, а потому, что совсем не доверяли друг другу и видели только плохое. Все жители государства были недовольны министрами, градоправителями, стражниками, соседями и даже собственными детьми. Каждый подозревал, что и любой торговец на рынке, и сосед, живущий за забором, и министры, издающие законы, замышляют недоброе и хотят обмануть окружающих, поэтому все упрекали друг друга, ссорились, а потом и здороваться перестали. Жалоб и судов становилось все больше, а свадеб и детей все меньше.
– Это уже последняя капля! Так и до войны недалеко. Надо срочно что-то делать! – подумал главный правитель. Только долго думать он не привык, поэтому поручил своим министрам в течение месяца изменить положение, иначе они будут наказаны.
– Ну вот, а что можно сделать с таким ужасным народом?! Все бесполезно! – хором воскликнули министры.
– Да еще при таком безмозглом правителе, который сам ничего не может придумать, – шепнули они друг другу.
Но среди них нашелся добрый и мудрый министр, который не разучился видеть в людях хорошее и всем сердцем хотел помочь им исправиться. До сих пор только он во всем Тридесятом государстве не разучился улыбаться радостно и искренне и здоровался со всеми, даже хмурыми дворниками и озорными хулиганами.
Весь месяц он без устали работал в своем кабинете и допускал к себе только посыльных, доставлявших ему какие-то свертки. И вот через месяц добрый и мудрый министр выбрался из своего кабинета и явился на совет министров очень уставшим, изможденным, но таким же улыбчивым.
– А вот и наш главный подлиза пожаловал! – язвительно сказали некоторые министры.
– Да! Знаем мы, почему он улыбается. – Выслужиться хочет! – кивнули другие.
– Добреньким всегда прикидывается. А сам неизвестно, что замышляет, – поддакнули третьи.
– Добрый день, уважаемый главный правитель. Добрый день, уважаемые коллеги, – поздоровался добрый и мудрый министр.
В ответ министры только презрительно поджали губы, а главный правитель грозно спросил:
– Так что же вы все придумали, чтобы спасти Тридесятое государство и собственные шкуры? Думаю я, что придется вас всех выгнать, а перед этим выпороть на главной площади. Возможно, многих в народе это порадует, и они даже улыбнутся.
На этот раз министры молчали испуганно и прятали глаза. Тогда добрый и мудрый министр пригласил всех на балкон министерства, куда перед этим он вынес прибор, очень похожий на небольшой телескоп или подзорную трубу. Он объяснил, что это сконструированный им доброскоп с особыми зеркальными стеклами, и пригласил главного правителя взглянуть через него на группу своих сбившихся в кучу коллег.
– Ладно, порка пока отменяется. Вы все-таки не такие подлецы и дураки, как я думал раньше, – задумчиво сказал главный правитель.
Оказалось, что те, кто смотрел сквозь доброскоп, совсем не видели в окружающих людях недостатков, а лишь то хорошее, что в них было. А хорошее обязательно найдется в любом человеке. Именно поэтому правителю расхотелось наказывать своих министров.
– Это прекрасное изобретение! Приказываю сделать множество небольших доброскопов и раздать их каждому жителю нашего Тридесятого государства!
Приказание было выполнено, и вскоре жизнь в государстве улучшилась. С раннего утра все хватали доброскопы и разглядывали свою семью, соседей, прохожих, почтальонов и даже лающих собак. Потом блаженно улыбались, завтракали и приступали к работе. Количество свадеб и детей быстро увеличивалось, а многие суды пришлось закрыть, потому что вопросы решались в основном мирно.
Время шло. Доброскопы ломались, а починить их было некому, потому что добрый и мудрый министр уже умер. И люди стали вынимать из сломанных доброскопов линзы и использовать их в качестве зеркал. У многих они хранятся в этом качестве до сегодняшних дней. Именно поэтому многие люди кажутся себе идеальными и совсем не замечают своих внутренних недостатков и слабостей. А так хотелось бы, чтобы линзы использовали по первоначальному предназначению, чтобы смотреть на своих ближних.