Осиротели…
В каждом народе есть плохие и хорошие черты. Все время воспевающие самих себя никогда не найдут свое место среди других народов, думал я, беседуя с моим другом Доржо в его городской квартире. Такова была тема нашего разговора.
- Вот, говорят, что среди бурят не бывает сирот, - усмехнулся Доржо и вдруг поманил меня к окну.
- Смотри, во-он там сидят мои соседи Будуевы, ты их знаешь…
Из окна третьего этажа был виден обыкновенный городской двор. В тени старого и могучего тополя отдыхали на скамейке старики Будуевы – седой и важный Дондок Николаевич и все еще симпатичная Юлия Тыгшеевна. Вокруг них играли ребятишки.
- А ведь сами себя сиротами сделали, - начал свой рассказ Доржо.
И я услышал поразительную историю.
В шестидесятые годы Будуевы жили очень хорошо. Страна строилась, Будуевы обустраивались и богатели. Юлия Тыгшеевна слыла красавицей, Дондок Николаевич тоже был видный мужчина и начальник. Трехкомнатная квартира, машина, гараж, дача, приличные деньги – все было у Будуевых. Простых людей они сторонились. Юлию Тыгшеевну иногда подвозили к самому подъезду на бежевой «победе». Старушки во дворе шептались, что она любовница какого-то очень большого и богатого начальника, чуть ли не министра.
Была у них взрослая дочь, Соелма. Избалованная и капризная красавица. Доржо учился с ней в одной школе, но Соелма никогда не замечала его. За ней увивались другие поклонники и женихи. Она училась на втором курсе педагогического института, когда случилось непредвиденное. Соелма полюбила низенького и невзрачного очкарика Дамдина, сына бедной и одинокой женщины, жившей в избушке на окраине города. Полюбила той редкой и необъяснимой для большинства любовью, огонь которой вспыхивает раз и навсегда.
Искры этой любви перекинулись на благополучие Будуевых, в семье затрещал пожар. Теперь у них не прекращались ссоры, не смолкали крики и визг. Энергичная Юлия Тыгшеевна рьяно взялась тушить пламя, грозившее их сегодняшнему благополучию и будущей славе дочери, в лучах которой должны были согреваться она и муж. В сладких мечтах она видела обрученными Соелму и сына своего любовника. А тут какой-то Дамдин!
Бежевая «победа» забегала по улицам города, от самого большого серого здания до подъезда Будуевых. Потом машина зачастила за город. Большой начальник подъезжал со своим сыном, Будуевы садили упирающуюся Соелму, компания отправлялась на берег Селенги отдыхать и непременно оставляла молодых людей наедине. А Юлия Тыгшеевна почти приказывала: «Познакомьтесь поближе. Вы должны стать мужем и женой!». Но Соелма отказывалась знакомиться. Она признавала только своего Дамдина. Так продолжалось долго.
И вдруг Соелма исчезла. Будуевы распустили слух, что она уехала к родственникам в Монголию, взяв академический отпуск. Однажды к ним робко постучался растерянный очкарик Дамдин. Тишина в подъезде взорвалась криками: «Никогда, ты слышишь, никогда Соелма не будет твоей!» - визжала в истерике Юлия Тыгшеевна, утратив всю свою красоту и приличие. «Пока мы живы, ты не посмеешь подойти к ней!» - гремел Дондок Николаевич, добавляя крепкие маты, забыв о своем благородстве. Продолжая изливать проклятия и угрозы, они преследовали Дамдина до самой трамвайной остановки и чуть не бежали за трамваем. Через несколько дней Дамдин снова пришел к ним, на этот раз он выпил для смелости. Будуевы тут же сдали его в милицию.
Весной в городе появилась Соелма… Но это была только бледная и тоскливая тень от прежней красавицы и хохотушки. Глаза ее потухли. Она испуганно смотрела на Дамдина, то жарко обнимала его и плакала, то прогоняла и рыдала. Поползли слухи, что Соелма пьет водку и гуляет в парке с парнями. Потом она пошла по рукам взрослых мужчин и стала доступной для всех. Дамдин днями и ночами преследовал ее, но она избегала любимого.
Бедная Соелма повесилась на том самом тополе, под которым сейчас отдыхали ее постаревшие родители. В кармане платья нашли записку, где пьяным девичьим почерком было нацарапано: «Прости меня, Дамдин! Мой единственный, мой любимый! Я не сберегла нашего сына!». Обнимая морщинистый ствол тополя, обезумевший Дамдин рыдал до утра… После похорон в доме Будуевых поселилась страшная тишина. Дамдин онемел от горя, пил водку, проклинал себя и родителей любимой. Доржо стал его другом и как мог успокаивал Дамдина.
Время – лучший доктор и рубцуются любые раны. Дамдин пришел в себя и через некоторое время женился.
Однажды вечером Доржо сидел во вдоре, к нему подошел побуревший от выпитого и все еще солидный Дондок Николаевич и стал настойчиво приглашать к себе. Они крепко выпили, и Будуев в пьяной истерике излил соседу все, что тяготило его душу…
Когда Соелма сказала родителям, что забеременела от Дамдина и выйдет замуж только за него, рассвирепевшая Юлия Тыгшеевна вцепилась в волосы дочери. Она таскала ее по полу и страшно хлестала по щекам. Потом заперла в комнате. Родители требовали от дочери сделать аборт, давала врачам деньги. Но однажды Соелма сказала, что будет рожать, и вскочила на подоконник. Будуевы присмирели. А через три дня повезли плачущую и больную дочь к дальним родственникам, где оставили ее в бедном доме, вручив хозяину довольно много денег.
В далекой степной деревушке Соелма родила сына. Измученная родами, она спала крепким сном, когда хозяин дома отвез завернутого в тряпье младенца подальше от деревни и оставил в овраге. Что за сердце было у этого человека?
А когда Соелма проснулась и забеспокоилась, хозяева сказали ей, что ребенок умер и они уже похоронили его. Эти люди суетились вокруг слабой и ничего не понимающей роженицы и объясняли, что по обычаю таких младенцев надо хоронить сразу, что мать не должна ходить на кладбище. Ребенок умер, теперь надо думать о здоровье матери! Соелма обезумела, она страшно закричала и впала в беспамятство.
Ребенку повезло. Его нашел старик, охотившийся на тарбаганов. Изумленный и испуганный, он привез чуть живого младенца в больницу, оттуда позвонили в милицию. Но за месяц поиска милиционеры так и не нашли родителей найденыша. Ребенка взяла к себе одинокая медсестра. Так человек начал расти!
Потом приехали Будуевы, узнали, что ребенок в больнице. Довольные, они отвалили хозяину большую сумму денег и увезли больную дочь, которая медленно сходила с ума…
- Бедная Соелма повесилась, - сказал Доржо и, вытерев выступившие слезы, подошел к окну. Будуевы сидели под тем же тополем, наблюдая за игрой малышей. Они подзывали их, ни никто из них не подбегал к ним.
- А что было дальше? – спросил я осипшим от волнения голосом.
- Дальше? – задумчиво произнес Доржо, цепенея от воспоминаний…
После смерти Соелмы Будуевы стали ездить в деревню, где жили их дальние родственники. Там одинокая и добрая женщина растила их внука и не могла на него нарадоваться. Будуевы медленно проезжали по улицам деревни и издали, будто бы невзначай, рассматривали краснощекого мальчишку, весело игравшего с друзьями. Он мог бы сидеть в машине и целовать стариков, трогать их маленькими ручками…
Прошли годы: сын Соелмы стал директором совхоза, а Будуевы продолжали ездить и смотреть издали на своего жизнерадостного внука, которого так любили односельчане. На обратном пути в город Дондок Николаевич не мог вести машину, у него дрожали руки и болело сердце, а Юлия Тыгшеевна беспрерывно плакала. Они подолгу отдыхали у обочины, отвернувшись друг от друга. Одинокие старики. Зачем и почему они встретились в молодости и соединили свои судьбы? Кому они дали счастье?
Внезапно мне стало жарко и трудно дышать, я наклонился к Доржо и сбивчиво спросил:
- А ты сказал Дамдину, что есть на земле человек, похожий на Соелму, на него самого, его сын?
- Нет. Я боюсь за Дамдина… Он же придет и потребует от стариков… потребует… А они уже старые, скоро отправятся в рай, - печально ответил Доржо и, вздохнув, снова подошел к окну. Будуевы сидели там же. Далеко от них играли малыши.
- Несчастный, какой рай? Им место в аду! Сейчас же иди к Дамдину и скажи ему! – вскричал я и оставил своего друга в глубокой задумчивости.
Я знаю, он скажет. Знаю, что мы никогда не найдем своего места среди народов и не будем жить хорошо, пока будем лгать самим себе и другим.