Юнкерсы над Куликовым полем
Багряным золотом отгорала первая послевоенная осень. Хлеб нам выдавали по карточкам. Над эвенкийской тайгой кружили «юнкерсы». Тяжело гудя, они плавно садились на временный аэродром между Маловском и Малым Амалатом. Вместе со всеми я бежал к складам, закрытым зелёным военным брезентом. Склады стояли прямо на поле. Вокруг обитало много куликов, и люди называли аэродром – Куликово поле.
Весёлые русские парни на трофейных «юнкерсах» доставляли нам, жителям северных районов, муку. Оживлённо переговариваясь, мы разгружали тяжёлые белые мешки и долго потом ходили белыми привидениями.
Мне шёл шестнадцатый год. Война закончилась. Отца арестовали зимой 1937 года, с тех пор мы ничего не слышали и не знали о нём. Демобилизовался из армии мой старший брат. Было решено, что всем нам пора возвращаться в город. Брат уехал первым, искать жильё и работу. Мы вот-вот должны были выехать за ним. А сердце мое щемило!
В последний раз я ушел на промысел в тайгу и выходил оттуда на три дня раньше. Кончились охотничьи припасы. Лайка моя убежала далеко вперёд, потом, радостно подвзвизгивая, вернулась ко мне. Значит, мама знает, что я уже где-то близко.
Вместе с клубами морозного пара я вошел в избу и остановился изумлённый. При тусклом свете керосиновой лампы на меня с любопытством смотрели незнакомые ребятишки. Мой младший брат Гошка стоял рядом с ними и тоже глазел на меня.
Мама радостно кинулась ко мне и, помогая снять со спину понягу, шёпотом сказала:
- У них мать померла от желтухи, сегодня похоронили. А маленьких я решила забрать к себе. Я уже перекупала их, одежонку нашу на них подогнала… Отец у них ещё из армии не пришёл. Из Багдаринского военкомата передавали, что он жив…
- Они Шайдулы Гарифулина дети? – спросил я тоже шёпотом, поворачиваясь к маме.
Вихрастые, маленькие Миша и Зина Гарифулины уже вовсю играли с нашим неугомонным Гошкой.
Наутро я отправился в заготконтору Багдарина. Сдал пушнину, часть отоварил ситцем. Надо было приодеть Мишу и Зину.
А над тайгой продолжали кружить «юнкерсы», на Куликово поле спешили к складам люди. Новости гуляли прямо ужасающие.
В Багдарине заготовитель, ездивший по дальним деревням и заимкам, рассказал мне страшную историю. В низовьях Амалата бандиты убили трёх охотников – двух братьев и их отца. Подъезжая к зимовью, заготовитель заметил, что после выпавшего снега, зимовье никто не навещал. Дверь была крепко подпёрта колом. Удивившись, заготовитель заглянул в маленькое оконце и тут же в ужасе отпрянул назад. Озверевшие собаки догрызали в зимовье трупы людей! Бандиты закрыли промысловых собак вместе с убитыми… Трясясь от страха, заготовитель запрыгнул в кошевку и помчался в район.
- Господи, что творится! – ахнули мама и, перекрестившись, добавила: - Ты шастаешь днями и ночами по тайге.
- Волков бояться – в лес не ходить! – бодро ответил я…
Брат нам писал, что после Нового года, как только будет жильё, он приедет за нами, да и машины тогда пойдут зимниками.
Детей Гарифулиных директор увёз в Багдаринский интернат. Жизнь была голодная и суровая. Женщины ходили в юбках из мешковины. Семьи, оставшиеся без кормильцев, голодали. Директор совхоза уговаривал людей потерпеть немного до лучшей поры. А где эта пора?
А «юнкерсы» гудели над тайгой всё реже и реже.
Однажды, ещё до рассвета, мама ушла на ферму. Я починял свои охотничьи принадлежности. Сумерки только начинали рассеиваться. Вдруг в избу быстро вбежала взволнованная мама.
- Колька, бери ружьё, дуй на ферму. Там в силосную яму попал какой-то зверь…
На ферме у силосной ямы, вооруженные вилами и лопатами, галдели и топтались скотник и доярки. В яме, прижавшись к бревенчатой стене, тряслась от страха дикая коза.
- Люди! – рассмеялся я, - вы сейчас похожи на первобытных дикарей, которых рисуют в книгах.
Пятнадцатилетний, я был полон уверенности, силы и правоты.
- Ты нам сказки не рассказывай! – закричали женщины. – Давай, стреляй, хоть мяса досыта наедимся. Что же ты стоишь? Шастаешь по тайге, стреляешь, а тут медлишь!
- В тайге я со зверем на равных, - медленно заговорил я, вдруг потеряв всю свою уверенность, - там кто кого перехитрит, а здесь животина в беде. От волка, поди, бедолага убегала, а попала к людям. Мы же сейчас для неё страшнее любого волка! У неё в брюхе не меньше двух инжиганчиков-козлят…
Я вздохнул и отвернулся. Стало тихо. Вдруг зазвенели вилы и лопаты. Женщины побросали своё оружие. Подобревшие, мы спустили в яму трап, который валялся тут же. Бедная коза недоумённо уставилась на появившуюся перед ней дорогу.
- Отойдите все! – крикнул я, и коза стремительно вылетев из ямы, высокими прыжками помчалась в сумеречный лес. Белые пятна на миг мелькнули и исчезли за деревьями.
Весело переговариваясь, женщины двинулись на ферму, а я – на Куликово поле, разгружать и загружать «юнкерсы»…
Декабрь заканчивался, мы готовились в дорогу. Перед самым отъездом к нам неожиданно ввалился солдат, в ушанке, валенках, полушубке. Настоящий часовой на забайкальском морозе! «Гарифулин, отец Миши и Зины» - радостно мелькнуло у меня в голове.
- Шайдула? – недоверчиво спросила мама.
- Спасибо тебе, Васса, за ребятишек! – вместо ответа, волнуясь и с акцентом, сказал солдат. Мама радостно рассмеялась: - Шайдула!
Пришлось нам вместе с ним ехать в Багдарин. Гарифулин переживал, что дети не узнают его… Узнали…
А через несколько дней за нами приехала машина. Мы погрузили вещи, а я всё искал свою лайку. Она будто почувствовала, что мы уезжаем и куда-то исчезла… Машина взревела, сильнейший мороз вдруг заклубился дымом и паром, мы тронулись в путь. В город! Лайки не были… Деревня исчезла за деревьями и сугробами….
Через месяц я получил письмо из Багдарина. Сестра писала, что моя лайка после нашего отъезда заскучала, перестала есть, а потом и вовсе пропала. Сердце моё сжалось от тоски и боли! Вокруг меня был город…
Совсем ошалевший, я толкался среди незнакомых людей. Побывал на барахолке. Такого скопища народа я никогда не видел! Люди собирались, как рыбы в ямах таёжных рек на зимовку. Барахолка кипела, иногда взрывалась возмущенными криками и воплями.
- Держи его, держи!
- Укра-а-али!
«На то и щука в омуте, чтобы карась не дремал!» - думал я, прислушиваясь к шуму. Безногий фронтовик играл на гармошке, старуха просила подяние…
Я купил новую телогрейку и решил сходить в кинотеатр «Пионер». В беличьей шапке, эвенкийских расшитых камусах, я вошел в ослепительное фойе и замер… Народу было много, но на меня смотрел мой земляк, охотник, таёжный житель. Тоже в беличьей шапке и эвенкийских камусах. Откуда? Как сюда попал? Значит, не я один из тайги прибыл. Улыбаясь, я стал подходить к нему. Он тоже двинулся навстречу мне и тоже улыбался. Вдруг я больно ударился носом в зеркальную колонну!
- Что, Витим-тайга!? На себя любуешься!? – весело и подбадривающе спросил пожилой мужчина, рассматривая меня с головы до ног…
Так я знакомился с городом. Побывал во всех кинотеатрах. Однажды воры украли у меня часы «Павел Буре», но они же и продали мне их обратно за три билета на вечерний сеанс кино…
Всё здесь для меня было чужим. В тайге свои законы, а здесь – свои! Там мы даже замков не знали, а тут…
Пришло время, и я стал искать работу. Объявления пестрели повсюду. «Требуются… требуются… требуются…» Наконец я выбрал одно: «Требуются рабочие всех специальностей и ученики электриков, одинокие обеспечиваются общежитием, есть вечерняя школа». Я пришёл по объявлению прямо на территорию завода. Здесь меня всё устраивало.
Это был Читинский машиностроительный завод.
Я приехал из тайги в город и устраивался на работу всего один раз. Оттуда же и ушёл на пенсию.
.................................
© Н. Е. Шемякин. Сюжет, 2000
© В. Б. Балдоржиев. Литературное переложение, 2000
......................................................