Сев на висячий трон вместе со второй августейшей так, чтобы как можно более соприкасаться с нею, Вольгия осмотрелась, и в который раз за вечер её выразительные карие зрачки сделались круглыми от крайней степени удивления: метрах в двух перед ней начинался необычный клиновидный участок зимнего сада. И ежели поглядеть чуть влево, вдоль кромки насаждений открывался ещё один проход вглубь лабиринта. И там над полом парил яркий шар! На таком расстоянии она не могла определить ни из чего он выполнен, ни то из-за чего он светится, ни то почему шар завис, прецессируя в пространстве. Тем не менее, красавица даже доли секунды не сомневалась в том, кто изображён на всей его поверхности: там была она! Всё то же блуждающее появление то одних, то других красок,– но сам скрупулёзный подбор палитры, плюс нежные, молочные, плавные линии, словно ленточки кружев лейтмотивом протянувшиеся через весь образ, обвязывающие все прочие оттенки,– красноречиво говорил о том, что Вольгия лицезрела саму себя! Даже её неукротимая сексапильность отразилась предельно ясно. Повернув голову вправо, царица обнаружила аналогичный коридор среди декоративных растений: под тем же углом и в нём колебался шар. И опять же не составило труда определить: кто послужил натурщиком для шедевра: Тигерианн – их общий мужчина! Да ведь – что любопытно: эль'Сарвская больше обращалась к нему, якобы, как к главе государства – только нарисовала его вполне подходящим для дикарки, изголодавшейся в заточении в роскошных палатах, которая обитала в предыдущем шаре. В светящихся сферах воплощения скрывался именно властелин маленького, но впечатляющего гарема. На несколько мгновений Вольгия оцепенела, потом ею овладел страх. Заплакав, полностью признав свою незащищённость, она уткнулась Арсении в плечо. В этих двух проектах королевы не было сходства с прототипами – его не требовалось: это не селфи на лоне природы! Сила любого написанного в живую портрета в передаче духовного содержания. Вольгии померещилось, будто в тенистых закоулках лабиринта притаилась часть её самой – плюс половинка от её мужа.
- Арсения! При всей любви к тебе, я боюсь тебя!!– не лукавя ни йоту, заявила царица,– я в своём Восьмистенном гроте укрывалась, дабы погреться в любви с Тигрюшей. Я думала: и ты так! А ты?! Ты нагородила тут!! И о чём ты мечтала, раскачиваясь и наблюдая за нами, живущими в этих шарах?!
- Я об этом нарисовала весьма подробно…
- А не проще было прийти к нам таким, какие живут в теле, созданном стараниями родителей в самом приятном на свете процессе – и наболтаться с нами обо всём?!
- Иногда я приходила к вам попить чаю… не всегда в жизни лучше поступать так, как кажется проще!
- Это правда… только я теперь не могу заставить себя обернуться назад! Что ты там ещё учудила?!
- И зря: там среди цветов стоят мольберт и мой старенький рояль.
- Налюбовавшись на нас – ты сочиняла музыку или картину?!
- Иногда и то, и другое!
- Ты чудо!! Вот почему, пообщавшись с тобой, Тигрюша тянулся к стихам!! Я часто ему повторяла: твои поэмы адресованы второй жене. А я простая, приземлённая натура – со мной можно не сюсюкаться: положить, … а лучше – как выдумали Стервочки: поставить в «интимном приветствии», поплевать на нежные места, а потом натереть эти места до лилового цвета!!