ЛЕВ БУРАНОВ
ПОСЛАНИЕ ВНУКУ
Посвящается Мите
моему внуку
Нельзя желать того,
чего не знаешь
Вольтер
ПРЕДИСЛОВИЕ
Говорят, чудес на свете не бывает. Это говорят скучные люди. Самым большим чудом является рождение ребенка. Еще недавно его не было на све-те, и вот чудо произошло – он родился, с ручками, ножками, глазенками – все как у взрослого, только меньше. Говорят, что еще в животике у мамы, он слышит и различает интонации, настроение мамы – поет она или расстроена – разве же это не чудо?
Тебе, моему ч;дному мальчику, три годика. Ты замечательный, удиви-тельный мальчик. Во-первых, ты очень красив. Папа так тебя и зовет: «мой красавчик». У тебя жестковатые, слегка вьющиеся волосы с рыжеватым от-тенком, удивительно приветливое и постоянно всем улыбающееся личико, а главное, что даже в твоем юном возрасте ты безгранично добрый мальчик. Когда детишки, не только старше, но и младше тебя, подходят и тянут свои ручки к твоим игрушкам или сладостям, ты всегда их с радостью отдаешь. Это обстоятельство ставит твою маму в тупик – она не знает, как реагиро-вать. «Ведь так он все раздаст» - говорит она. Но я-то думаю, что главное – это доброта, а не какие-то игрушки и конфеты.
Про маму этого мальчика отдельный разговор. Когда родилось это чу-до, мама, родив этого ребенка в сорок лет, отдала всю свою любовь, всю себя без остатка, этому золотому мальчику – она занялась самым главным делом своей жизни – воспитанию своего сына. И даже не воспитанием, потому что она ему позволяет буквально все. Мальчик растет в полной свободе и гармо-нии с окружающим миром и очень общителен с детьми и взрослыми.
Папа малыша тоже замечательный человек, рожал малыша вместе с мамой, стоя у родильного стола, любит малыша безумно, не спускает его с рук, когда бывает дома, но мужчина должен работать, да и зарабатывать на жизнь надо, поэтому он каждый день уезжает на работу. Малыш каждый раз огорчается, но зато, как он радуется, когда папа возвращается домой, вытас-кивая полные сумки из машины.
Теперь главное – зачем все это пишу.
Я – это его дедушка и мне 74 года. Малышу же, напоминаю, 3 годика. Конечно было бы прекрасно, если бы я дожил до 100 лет – дожил бы до того времени, когда малыш станет взрослым. Я бы много ему рассказал о себе, о его предках – своих корнях. Рассказал бы, что сам знаю, что рассказывала мне мама и, исходя их этого, может быть, когда ты вырастешь, захочешь уз-нать поглубже и поподробнее, сам что-нибудь раскопаешь.
Еще я бы рассказал тебе о своей жизни, о своих многочисленных про-фессиях, в которых приходилось работать и жить. Я бы в чем-то предостерег, в чем-то надоумил. Но вряд ли случиться дожить до того времени и, потому я решил написать эту книжку для тебя, мой хороший, которая будет состоять из нескольких рассказов, где я расскажу о твоих предках, о своей жизни, о своих профессиях, пристрастиях, мыслях. Надеюсь, что тебе не только будет интересно прочитать об этом, но и что-то ты почерпнешь для себя, когда бу-дешь взрослеть и выбирать себе пути в жизни – дела и профессии. Я, напри-мер, менял профессии, увлечения и в 40 и 50 лет, а гены играют в выборе профессии не последнюю роль.
Я расскажу тебе, зачем мне нужно было два высших образования – техническое и художественное, зачем вообще оно нужно и всем ли оно необ-ходимо.
Расскажу, как я работал в конструкторском бюро известного авиакон-структора, участвуя в создании нового самолета, как работал в лаборатории по испытаниям самолетных систем, как строил ракетные старты на боевых ракетных комплексах, участвовал в испытаниях этих ракет, работал на Бай-конуре, участвовал в программах, связанных с космосом.
Расскажу тебе о своей преподавательской работе. Я работал в довольно сложной сфере – преподавание в ПТУ (производственно-техническом учи-лище). Там я преподавал детям, мягко сказать, не очень одаренным, такие дисциплины, как электротехника, спецтехнология, даже эстетику и начально-военную подготовку, а затем лет пять работал с детьми одаренными и не очень на «Станции юных техников», а также с детьми с трудной судьбой в интернате, ведя кружок, который сам придумал – «Художественная обработ-ка металлов».
Далее я расскажу тебе о ювелирном деле, как я пришел к нему, где учился и как учил этому других, посвятив этому интересному и творческому делу 35 лет своей жизни. Я расскажу тебе, какое это увлекательное, в своем бесконечном совершенствовании, дело, что овладеть им несложно, что надо для этого знать, дам стартовые основы этой работы, расскажу о тонкостях ее, в чем преимущества и недостатки человека свободной профессии.
Далее на основе своего опыта я расскажу тебе, что выучить любой язык, даже такой, как японский – это несложно и интересно. В отдельном рассказе я расскажу тебе, как я построил дом, что построить дом своими ру-ками – это дело довольно простое, да и еще очень интересное, что это совсем не то, что заказать строителям и, не вбив ни одного гвоздя, сказать потом – «Я построил дом».
И в заключение, в последнем рассказе, я «спою» тебе много песен, так как любовь к музыке, к песне я пронес через всю свою жизнь. Музыка и пес-ня помогали мне видеть мир в новых тонах и красках, помогали жить и нахо-дить в себе новые неведомые прежде силы.
РАССКАЗ 1
ВОЙНА
Война началась, когда мне было 5 лет и потому события тех лет я пом-ню плохо. Я бы мог, конечно, воспользоваться памятью близких и знакомых, но не буду этого делать и расскажу, как помню их я, то есть восприятием ма-ленького мальчика, воспоминаниями небольшими и обрывочными.
День начала войны я не помню. Помню только, что люди вокруг ранее веселые, стали какими-то грустными, о чем-то все друг с другом разговари-вали, а со мной нет. Помню, что мой, только что родившийся брат Валера, все время плакал. Таким он и остался у меня в памяти. Помню, что я все вре-мя держал под мышкой свою любимую игрушку – большую (в натуральный рост) собаку – таксу. Я не расставался с ней ни на минуту - ел с ней и спал с ней. Помню, что вдруг начались какие-то пронзительные звуки, которые по-началу пугали меня – это были звуки сирен, возвещавшие воздушную трево-гу, и мы с мамой и Валерой спускались в подвал дома, где было бомбоубе-жище, но это были короткие посещения. Несколько раз мы надолго спуска-лись в метро. Метро «Динамо» было ближайшим, но не близким, до него на-до было идти довольно долго. Это были, видимо, большие налеты немецких самолетов и, поэтому, мы в метро находились долго. Помню ночью, выйдя из метро, смотрели, как в ночном небе вспыхивали разрывы, прожектора ловили в перекрестие немецкие самолеты, и еще было много в небе аэростатов. По-том пропал папа, я все спрашивал: «Где папа?». Папа на войне – отвечала мама. «И где это война такая?» - думал я.
Потом была эвакуация. Мы долго едем в вагоне поезда, забитом людь-ми. Кругом тюки и чемоданы. На остановках мама бегает за кипятком на станцию и, я все время боюсь, что она отстанет от поезда. Валера все время плачет. А я, обняв свою собаку, сижу среди каких-то тюков, и все время хочу есть.
И вот мы приезжаем, как потом я узнал, в город Йошкар-Ола Марий-ской АССР. Разместили нас в деревенском доме за 5 км от города. И вот с тех пор я на всю жизнь запомнил расстояние в 5 км, дорога от дома в город была по пустынному месту, и далеко через 5 км стоял первый высокий дом города, он издалека был маленьким и вырастал по мере приближения. В первые же дни в этом деревенском доме с нами приключилось несчастье. Натопив печь, мама, не имея опыта обращения с печкой, рано закрыла заслонку, и мы уго-рели. Нас вытащили на улицу без сознания, случайно зашедшие соседи. И я помню, как мы лежим лицом к небу и смотрим на звезды. Следующие вос-поминания меня до сих пор приводят в волнение. Однажды приехала скорая помощь. Мама вся в слезах завернула Валеру в одеяло, и они уехали, оставив меня с соседской девочкой. Ночью я проснулся и очень испугался. Я был один в доме, соседская девочка, обещав маме, что побудет со мной, ушла до-мой. Всю ночь, проплакав и заснув только под утро, проснулся от маминого прикосновения. Перед кроватью на коленях стояла мама, с растрепанными волосами. Она плакала и говорила: «Сыночек, Валерику очень плохо, ему нужны лекарства, можно я продам твою собачку, потом я куплю тебе такую же». Я кивнул головой, хотя мне очень было жалко отдавать свою любимую игрушку. Позже она мне рассказала, что истратила все свои деньги на лекар-ства и нам просто было нечего есть, и, потому она обменяла собаку на ведро картошки, которую мы потом ели целый месяц.
Через день мама появилась. Такой я ее никогда не видел. Лицо опух-шее, глаза красные заплаканные. Она сухо сказала мне, что Валера умер. Я к ней не приставал с вопросами. Мне было жалко Валеру, но больше было жалко маму. Мама сказала, что устроилась работать воспитательницей в дет-ский садик и, теперь мы не будем голодать. Но в детский садик я ходил всего несколько дней, потому что сильно заболел. Я заболел болезнью, которую потом всю жизнь, отвечая на вопрос: «Чем вы болели в детстве?» - отвечал – воспаление почечных лоханок. Теперь она называется «пилонефрит». Это болезнь почек. Болели живот, спина, есть соленое нельзя было совсем. Вся еда была абсолютно без соли и мама, не знаю где уже она доставала, все ка-ши, это была основная еда, давала мне ее с медом. Через 45 лет, мне удалили одну почку, может быть, это было последствием той болезни.
Как говорила потом мама, я был на грани смерти, но выздоровел и только помню, что все последующие разговоры были о том, что нам надо возвращаться домой в Москву. Москва была закрыта, туда никого не пуска-ли, но мама упорно каждый день твердила, что мы поедем. И наконец, мы поехали. На первой же станции нас высадила с поезда. Была зима. Несколько часов мы провели на вокзале, дожидаясь следующего поезда на Москву, но, когда подошел поезд, нас в него не пустили. Ночевали мы на вокзале, а утром на попутной машине поехали до следующей станции. Но расстояния были большими – это был другой город, и мы ехали почти весь день. Прибыв но-чью к следующему поезду, нам удалось сесть на него. Но на следующей станции нас опять высадили. И так, где попутками, где поездом мы посте-пенно продвигались к Москве. Однажды, с руганью и слезами нас высадили ночью на маленьком полустанке, и мы шли по колено в снегу до ближайшей деревни. Нас пустили в дом, обогрели и накормили, а утром, не знаю уж как, мама договорилась, и нас на санях повез до ближайшей станции местный де-душка. Помню, ехали мы очень долго, у меня нестерпимо замерзли ноги и руки. Мама надела мне на руки шерстяные носки, грела их своим дыханием, но все равно было нестерпимо больно и, когда мы подъехали к станции, то вместо поезда мы попали в местную больницу, и у меня оказалась какая-то степень обморожения. Мне протирали спиртом и салом руки и ноги, но они все время ныли.
Пробыв день в больнице, мама как-то уговорила проводников посадить нас на поезд и, чем ближе мы приближались к Москве, тем реже нас высажи-вали. Вообщем добирались мы от города Йошкар-Ола до Москвы, как потом рассказывала мама, ровно две недели. Единственное, в чем нам повезло то, что ни разу мы не попали под бомбежку.
Я хорошо помню, как опустошенные, голодные, измученные, но радо-стные мы подъезжали к Москве. Доехав на метро до станции Динамо, мы вышли из него, и пошли пешком до дому. Мы шли по Москве, с любопытст-вом разглядывая город. Окна домов были заклеены перекрестием белых по-лосок бумаги, и были задернуты у кого плотными занавесками, у кого просто одеялами.
На улицах стояли какие-то заградительные рогатки, шлагбаумы, в небе было полно аэростатов. И вот мы с волнением входим в свой подъезд, под-нимаемся пешком на пятый этаж и открываем своим ключом дверь. Квартира оказалась не пуста. В ней жила со своей дочерью наша соседка тетя Маруся, почему-то не уехавшая со своим мужем в эвакуацию в г. Киров. Это была очень хорошая и добрая женщина, она нас первое время обогревала и корми-ла. Комната наша была опечатана, мы сорвали полоску бумаги с печатью и вошли. Кругом была паутина и пыль, и мы принялись за уборку. Надо ска-зать, что комната наша была самой большой в квартире – 20 м2. Там стояли кровать, гардероб, диван и комод. Мы с мамой всю мебель тщательно про-терли, удаляя пыль и грязь, перебрали все вещи и очень радовались, когда где-то находили завалявшиеся продукты: немного крупы, несколько кусков сахара и печенья, нашли даже полбанки засохшей сгущенки. Квартира в то время отапливалась очень плохо, и в комнате было холодно. Но когда тетя Маруся позвала нас на кухню, мы были приятно удивлены. А нашей общей пятиметровой кухне было тепло, мне даже показалось, что жарко. На кухне стояла большая 4-х конфорочная печь, которую тетя Маруся топила дровами. На этой печи готовилась еда, а вечером, когда она остывала, на нее клали старые одеяла и мы, дети залезали на нее и грелись. За кипятком мы ходили на улицу к соседнему дому, там была бойлерная, и в ней все время был кипя-ток. Вот так мы и зажили и были очень довольны, что вернулись домой. Пер-вое время нас подкармливала тетя Маруся, потом же, когда мама устроилась на работу воспитательницей в детский сад и приносила домой хлеб, она де-лилась им с тетей Марусей. Позже вернулись и все остальные жители нашей коммуналки, и мы зажили довольно весело. Вообще во время войны все лю-ди в коммунальных квартирах жили очень дружно, жили как одна семья, де-лясь всем, что у кого было. Если мама пекла пироги или плюшки, она дели-лась со всеми и этим же отвечали соседи. Видимо война, горе, лишения – все это объединяло людей. Кроме того, людям не было чего делить, все были обездолены и ничего не имели. Но вот я вспоминаю много лет позже, когда стали появляться у людей новые вещи, новая одежда, деньги – вот тогда поя-вилась и зависть и недоброжелательство. И я застал время, как наша кварти-ра, ранее представлявшая одну семью, превратилась в отдельные враждую-щие между собой мирки. А в те военные годы мы жили все дружно и весело, во всем помогая друг другу, сочувствуя в горе и радуясь удачам друг друга.
Мы собирались все вечерами на кухне, рассказывали разные истории, перечитывали письма с фронта и все время говорили о еде – какие вкусности мы ели до войны. Дядя Вася, вернувшийся из г. Кирова из эвакуации, расска-зывал как до войны на фабрике «Большевичка», что была недалеко от нас, продавали «бой» печенья дешево и можно было есть это печенье сколько угодно. Мы, дети верили в это с трудом. Когда мы чистили картошку, то очи-стки не выбрасывали, а сушили на печке и потом ели, как едим теперь чипсы. Положив за щеку кусочек сахара, старались держать во рту как можно доль-ше, чтобы он не растаял. Когда стали продавать мороженое, то покупали не целую пачку, а четвертинку, а когда были деньги, то и половинку. Конфеты были самым большим лакомством. Обертку от конфет – фантики не выбра-сывали, копили их, часто разглядывали, вспоминая вкус конфет. И игра была у нас в фантики. Сворачивали их в виде прямоугольничков, клали на ладонь и, ударяя ладонью о ребро стола, посылали фантик на стол. Другой же игрок должен был своим, таким же ударом накрыть этот фантик. Если накрыл – он твой. Однажды мама принесла мне талон на бесплатный обед. Мне, как ре-бенку, у которого погиб отец на фронте, позднее часто давали такие талоны, давали билеты на елки, концерты и пенсию за отца я получал до 18-ти лет, причем хорошие деньги по тем временам. Но этот первый обед я запомнил на всю жизнь.
В соседнем доме – это был тогда жилой дом работников НКВД – ныне это здание РТР (Российская телерадиокомпания) на первом этаже была сто-ловая. Я часто, проходя мимо, видел через большие зеркальные окна, как обедают там люди и все время гадал, что же им там дают. До этого я никогда в жизни не был ни в ресторане, ни в столовой. И вот я вхожу со своим при-гласительным билетом в зал. Оказалось, что таких как я там много, все места заняты и надо было встать в очередь. За каждым столом сидело по четыре человека и их обслуживали официанты, принося им первое, второе и третье.
Так вот за каждым обедающим человеком прямо здесь у стола стояло еще по три человека в очереди, ожидая, когда кончат есть предыдущие. Я встал в такую очередь и стал ждать. Передо мной полный обед должны съесть три человека, и пока я ждал, изойдя слюной, я вдруг заметил, что всем им на тарелке приносят какой-то желтый шарик, и я, стоя все гадал, что же это такое. Все остальное я уже ел когда-то и суп и котлеты и компот, но ша-рик я видел впервые. Я с нетерпением ждал своей очереди. И, наконец, этот момент наступил. Я сажусь за стол, и мне приносят первое – я ем, но все время жду этот шарик и думаю: «Вдруг не принесут». Принесли второе. Я ем и опять жду. И, наконец, мне с компотом несут этот шарик. Я хватаю его ру-ками – он оказался масленым. Я беру его в рот, и необыкновенный вкус за-ставляет выделять обилие слюны. Такой вкусноты я не пробовал за всю пре-дыдущую и за всю свою дальнейшую жизнь. Ни в каких заморских рестора-нах я не ел ничего вкуснее. А был это обыкновенный жареный в масле «пон-чик» и, что он так называется, я узнал позже.
Во время войны мама с тетей Марусей несколько раз ездили за город на брошенные колхозные поля выкапывать картошку. Это был видимо ад-ский труд, ковыряясь в мерзлой земле руками, выискивать мерзлую картош-ку, а потом на себе тащить такую тяжесть многие километры. Я видел, какие обессиленные они приезжали. Тетю Марусю после последней такой поездки разбил паралич, и она пролежала потом 10 лет в постели, пока не умерла, и я часто помогал относить ее в ванную комнату для мытья.
В те послевоенные годы, мне ребенку казалось, что все произошедшее с нами, было обычной жизнью, ведь я не знал тогда другой жизни. И вот только позже, когда я стал взрослым, я стал задумываться и понял, сколько же горя вынесла моя хрупкая мамочка. Поехать в далекий неизвестный город с двумя детьми – грудным пятимесячным ребенком и вторым пятилетним. В чужом краю без чьей либо поддержки – похоронить одного ребенка и чуть не потерять другого, найти в себе силы вернуться, работать и затем в конце войны похоронить моего отца, да еще дважды (я еще расскажу об этом), за-тем позже родить и воспитать еще одного ребенка, теперь уже девочку и то-же отдать ей всю свою душу. Сколько же сил и добра в тебе было. Ты умерла в 1975 г., прожив всего 63 года, после тяжелой болезни. Даже смерть тебе пришлось принять в мучениях. За что же тебе выпали все эти страдания? Я часто мысленно обращаюсь к тебе: мамочка моя, моя добрая и ласковая ма-мочка, как же ты все это вынесла и, как вообще можно вынести столько горя и лишений. А сколько ты подарила мне своей любви, заботы и ласки в те трудные военные и послевоенные годы. Всю свою жизнь ты отдала нам де-тям, для себя ты ничего не хотела и не имела. Ты ни разу не была на море, у тебя за всю жизнь не было не единого, хоть малюсенького колечка, как бы я хотел сейчас подарить тебе гору этих колец, но поздно. И я думаю, что это твое самопожертвование лежит в том, что сама ты провела детство в детском доме без родительской ласки, похоронив в раннем детстве отца и мать, по-гибших в огне гражданской войны, а отец твой церковнослужащий, был тоже видимо из этой же породы людей.
Вот такая у тебя, мой хороший, была прабабушка «Буранова (Гармоно-ва) Анна Петровна».
РАССКАЗ 2
ОТЕЦ
Шел февраль 1943 года – война была в разгаре. Мой отец – старший лейтенант, командир роты воевал с первого дня войны на фронте.
За все время войны он был не только ни разу не ранен, но и ни разу не контужен. Мы с мамой и не могли предположить, что за оставшийся год с лишним до конца войны, мы будем дважды его хоронить.
Итак, шел февраль 1943 года. К вечеру, когда все были дома, раздался звонок в дверь. На пороге стоял молодой симпатичный лейтенант с ленточ-кой ранения на шинели. «Здесь живет семья Бурановых» - спросил он. «У меня весть о вашем муже» - так он сказал, обращаясь к маме. Мы проводили его в комнату и, когда он уселся на стул, то достал из бокового кармана до-кументы и положил на стол. «Это документы вашего мужа, мне очень жаль, но ваш муж погиб на фронте, и я был свидетелем его смерти». Сказав это, он достал папиросу и закурил. Я глядел на маму и видел, как ее глаза наполня-ются слезами, потом они просто градом полились по ее щекам. Сбежались все соседи, все успокаивали маму, а тетя Маруся, думая, что это успокоит маму, стала перечислять всех погибших, кого она знала. Лейтенант расска-зал, что в бою шла группа немцев в сторону наших окопов с поднятыми ру-ками сдаваться и, когда они подошли близко, то закидали наши окопы грана-тами. Одна из гранат разорвалась рядом с моим отцом, и он умер на руках этого лейтенанта. Позже он сам был ранен, попал в госпиталь и теперь воз-вращается на фронт. Лейтенант переночевал у нас, а утром ушел.
Были кое-какие нестыковки в его рассказе – почему он не сдал доку-менты как положено. Да и в рассказе об отце, что-то не соответствовало его облику. Но тогда, мы этим мелочам не придали значения, ведь не видели мы отца два с половиной года и он мог измениться.
Так или иначе, но мы ему полностью поверили. У мамы несколько дней была истерика. Я же отца почти не помнил, слишком мал я был, когда мы его провожали на фронт. Отец же, работавший до войны на оборонном заводе начальником смены, должен был уехать в город Киров с эвакуируемым заво-дом, но пошел в военкомат и, как коммунист, попросился на фронт добро-вольцем. Мама его слезно отговаривала, но он не послушал.
И вот, когда мы его практически похоронили для себя, от него пришло письмо. Оказалось, что отец действительно в том бою был ранен, лежал без сознания, а лейтенант взял его документы. Сколько же было радости. Радо-вались мы, радовались соседи и знакомые. А вскоре случилось так, что и от-ца мы увидели.
Его друг, с которым они когда-то, еще до женитьбы жили в общежи-тии, стал большим начальником. Он перевел отца, из какого-то далекого го-рода в Москву, в госпиталь, находящийся рядом с нашим домом. И, когда отец выздоравливал, он почти все время проводил дома и, благодаря этому, я хорошо помню его. Он приносил из госпиталя сахар, какие-то вкусные бу-лочки. Он много мне рисовал, а рисовальщик он был блестящий. Рисовал Сталина, сценки военной жизни. Рассказывал про свое детство, что его роди-телей в гражданскую войну утопили зимой в проруби бандиты, и он попал в тот же детский дом, где была мама. Что их детский дом был в Царском селе в помещении лицея, где учился когда-то Пушкин, рассказывал, что он не-сколько раз убегал из детского дома, но всегда возвращался, что много рисо-вал в детстве и даже продавал на местном рынке свои картинки и на выру-ченные деньги покупал себе еду в то голодное время. Рассказывал, что до войны много занимался гимнастикой, мог ходить на руках, занимался пара-шютным спортом и авиацией в добровольном обществе содействию армии и флота (ДОСАФ), летал на маленьких самолетах, прыгал с парашютом и даже катал маму и ее сестру на самолете над Москвой.
Папа выздоровел и наступил момент прощания. Мы стоим с мамой на перроне вокзала, плачем, просим отца, чтобы он поберегся на войне, долго машем ему вслед. Больше я отца не видел.
И вот прошел год с тех событий. Шел ноябрь 1944 года. До конца вой-ны оставалось каких-то пять с половиной месяцев. Все чаще и чаще били са-люты в честь все новых и новых побед. Мы жили недалеко от центра Моск-вы, потому салюты были хорошо видны, да и еще с крыши соседнего дома пускали ракетницами отдельные цветные ракеты.
Мы надеялись, что скоро наступит победа, отец вернется и, мы пре-красно заживем. Жили, считали дни, жили и надеялись. Но надеждам нашим было не суждено сбыться. В конце ноября принесли похоронку. Как это вы-несла мама, я не знаю. Она второй раз хоронила отца. Соседи успокаивали, ссылаясь на первый случай, но мы, почему-то сразу поверили, что это случи-лось. А случилось, как я через много лет узнал вот что.
В середине октября 1944 года более 33 дивизий группы армий «Норд» («Север») оказались прижатыми к морю между городами Прибалтики – Ту-кумсом и Лиепаей. Освобождали Прибалтику I-й и II-ой Прибалтийские фронты. Задачей I Прибфронта (командующий генерал армии И.Х.Баграмян) являлось: ударом прорвать оборону противника на рубеже Прикалей – Прие-куле. В состав ударной группировки входили: 4 ударная армия, 6 гвардейская армия, 10-й стрелковый корпус 51-ой армии и 5-я гвардейская танковая ар-мия. 23 февраля г. Приекуле был освобожден. Фашисты, находившиеся в г. Приекуле капитулировали. В результате этих боев погибло много советских солдат и офицеров. Среди этих погибших и был мой отец.
Похоронка пришла в ноябре 1944 года, пришла без обратного адреса, указана была только полевая почта. Я не знаю, разыскивала ли мама место захоронения отца, но до конца жизни, а умерла она в 1975 году, так и не уз-нала, где же похоронен отец.
Шел 1980 год. Была весна. Приближался День 35-летия Победы, И вот однажды я получаю письмо от незнакомой женщины. Она пишет, что долго искала и, наконец, нашла место захоронения своего брата. В документах ря-дом с ним есть фамилия и все паспортные данные его сослуживца, моего от-ца. И, если я не знаю где похоронен отец, то она сообщает адрес: г.Приекуле Латвийская ССР – братское кладбище. Это письмо всколыхнуло всю мою душу, я вспомнил все события войны, вспомнил отца. И я без колебания ре-шил поехать на могилу отца. Будь жива мама, а ее уже 5 лет как не было, мы бы конечно поехали вместе. Но тут проявила настойчивое желание поехать твоя мама, моя дочь Настя. Ей тогда было 12 лет.
Мы взяли билеты на поезд Москва – Рига, как раз под праздник Побе-ды и поехали. Доехав до Риги, мы пересели в поезд на Лиепае, а от Лиепае уже до Приекуле. Поезд прибыл туда глубокой ночью. Ну - думали мы - возьмем такси и в гостиницу, а уж утром пойдем на могилу, положим цветы, погуляем, а вечером поедем обратно. У нас и в мыслях не было, что будет все по-другому.
Когда мы вышли на перрон, оказалось, что с поезда сходит очень много приезжих. Люди со всех концов страны ехали в этот День Победы покло-ниться своим близким, похороненным на этом братском кладбище. На пер-роне, а это, повторяю, было глубокой ночью, находилось много встречающих людей, но больше всего было пионеров, как потом выяснилось, из штаба «Боевой славы» 2-й средней школы. Они приходили встречать все прибы-вающие поезда и всех встречали с улыбками и цветами. Так вот, рассадив всех приезжих в автобусы, они повезли нас в общежитие, всех разместили, дали комплекты постельного белья и вручили нам всем отпечатанную про-граммку праздника.
Когда мы выспались и привели себя в порядок, нас пригласили на зав-трак. Замечательные прибалтийские молочные продукты, вкусные булочки, кофе и чай – все было замечательно. И вот все вместе мы торжественно, за-купив по пути цветы, идем к мемориалу павшим.
На братском кладбище в г. Приекуле похоронено около 23 тысяч со-ветских воинов. Мы долго все вместе имеем к мемориалу, идем молча, думая каждый о своем. Подъезда к мемориалу нет и это правильно. Ты должен не торопясь, подумав и вспомнив своих близких, проникнуться моментом встречи с ними. И вдруг мы видим на высоком холме грандиозное сооруже-ние – 30-ти метровая Женщина-Мать держит над собой ребенка. Чтобы при-близиться к ней, мы долго, постепенно поднимаемся по широким каменным ступенькам, приближаясь все ближе и ближе.
Затем мы идем к огромной гранитной стеле, на которой выбиты фами-лии захороненных здесь людей. Когда мы с Настей подошли к стеле, сердце замерло, ведь мы до конца не были уверены, что фамилия отца там есть, ведь писавшая нам женщина писала только о списках в документах, которые она нашла. Мы стоим с Настей и ищем по алфавиту, фамилий так много, они сверху и снизу, справа и слева. Боже, сколько же людей погублено. Я лихо-радочно ищу то сверху, то снизу, не могу найти, а может не найду, и, вдруг дыхание перехватило, слезы брызнули из глаз. Прямо передо мной я вижу золотом выбитые слова: «Буранов Владимир Иванович, старший лейтенант».
Мы долго смотрим на эти слова, затем, положив цветы, мы еще долго стоим с Настей у этого места, думая каждый о своем. Я думаю об отце, о ма-ме, о войне, не могу не думать о том, как же он погиб, хорошо, если сразу без мучений, думаю о том, как же мне не хватает отца в жизни, и огромное чув-ство благодарности всем этим замечательным людям, которые за нас сложи-ли здесь головы. Настя меня не торопит, тоже о чем-то думает. Конечно, она не знала своего деда, не видела войны, но что-то ее все-таки зацепило – я это чувствую.
Постояв у мемориала, люди потихоньку стали разбредаться по отдель-ным группкам в ближайший редкий лесок, устраиваясь на полянах со своим небольшим запасом – всем хотелось помянуть своих. Мы тоже с кем-то уе-динились, выпили по рюмке водки, по обычаю, поставив рядом полную рюмку накрытую куском черного хлеба.
В три часа мы все были приглашены в местный дом культуры, где стояли длинные ряды столов, накрытые едой и напитками. Было много тос-тов, я тоже сказал об отце и спел мою любимую военную песню «Темная ночь». Позже мы перепели почти все военные песни. Некоторые ветераны потом ко мне подходили с вопросами и благодарностями – они приняли по-чему-то меня за организатора этих торжеств. Итак, в этот день мы с Настей не уехали, так как, судя по программке, на следующий день нам предстояли интересные встречи.
Утром следующего дня, покормив завтраком, нас повезли по совхозам, где местные жители показывали свои достижения в сельском хозяйстве, свои прекрасные коровники и свинофермы, затем повезли по школам, где все мы выступали перед школьниками с рассказами о своих воевавших отцах и близких. Я сказал им, что моему отцу, старшему лейтенанту – командиру ро-ты выпала самая сложная задача войны – водить свою роду в атаку. В конце дня в одном из совхозов нам устроили концерт художественной самодея-тельности и в завершении – прекрасный хлебосольный ужин. Следующим утром мы уехали в Москву.
Через год мы еще раз съездили в Приекуле и были также прекрасно встречены. Правда жить мы с Настей решили в гостинице и обедали в ресто-ране за свой счет, так как посчитали неудобным уж слишком пользоваться гостеприимством, ведь все поездки, угощения, концерты, о которых я расска-зывал, были бесплатными.
Вот такая дружба была у нас с республиками Прибалтики. А через не-сколько лет Советский союз развалился. Прибалтика стала отдельными госу-дарствами. Теперь, чтобы поехать туда, нужны визы, да и билеты дороги. Но самое главное, что подняли головы фашистские недобитки, оскверняя памят-ники и переписывая историю.
Но я уверен, что все вернется на «круги своя» и ты, мой хороший, если, когда-нибудь, занесет тебя в эти края, положишь цветы своему прадедушке и почувствуешь, как что-то хорошее шевельнется у тебя в душе, а то, что ты вырастешь не бездушным человеком, в этом я не сомневаюсь.
РАССКАЗ 3
ШКОЛА
Шел последний год войны. Еще был жив мой отец – воевал где-то в Прибалтике, было голодно – продукты получали еще по карточкам. «Но учиться надо» - сказала мама, ведь до войны она сама работала учительницей младших классов, и первого сентября 1944 года я пошел в первый класс. Но тут обнаружились трудности со школой. Рядом с домом находились две большие пятиэтажные школы, но в одной был госпиталь, в котором еще не-давно залечивал раны и мой отец, другая же, была женская, ведь обучение тогда было раздельное. И пришлось мне идти в школу, которая была, во-первых, далеко от дома, во-вторых, она была начальная, то есть до 4-го клас-са, в третьих в старом полуразрушенном здании.
Несмотря на все это первый год учебы прошел нормально, конечно не без помощи мамы с ее педагогическим опытом, но сложности начались на следующий год, когда я поступил еще и в музыкальную школу.
А все началось с хорошего поступка хорошего человека. Давний друг моего отца, узнав, что тот погиб, захотел сделать что-нибудь хорошее для семьи друга. И, возвращаясь из Германии, привез мне в подарок скрипку.
Тогда все везли трофеи из Германии. Офицеры везли аккордеоны, ги-тары, солдаты – губные гармошки, генералы везли рояли. Мне же досталась скрипка. И мама, чтобы не пропал инструмент, повела меня в музыкальную школу. На скрипичном отделении надо было выдержать конкурс – пятьдесят человек на место, имея идеальный слух. Никто не верил, что я поступлю, и мама тоже не верила. Но каково же было ее удивление, меня приняли. А эк-замены были пустяковые. Надо было спеть одну песню, любым голосом, хоть прохрипеть, имел значение не голос, а слух и второе – повторить комбина-цию ударов пальцем по крышке рояля – проверялось чувство ритма, слух и память.
Много было детей с хорошими звонкими голосами, но я слышал, что они врали мелодию, и я уже тогда чувствовал, что они мне конкуренты.
Я спел песню про боевых кавалеристов:
«Пролетают кони над шляхом каменистым
В стремени привстал передовой.
И над эскадроном бойцы кавалеристы,
Натянув поводья, вылетают в бой»
И припев:
«В бой за Родину, в бой за Сталина.
Боевая честь нам дорога.
Кони сытые, бьют копытами,
Встретим мы по-сталински врага».
«Все, все» - сказали экзаменаторы, хотя было еще два куплета. Мы ушли, а на следующий день нам объявили, что я принят, сказав, что у меня абсолютный слух.
И началась для меня и для мамы довольно сложная жизнь. Ведь была еще учеба в общеобразовательной школе и, после этой учебы, мама меня на трамвае должна была каждый день возить в музыкальную школу, находив-шуюся довольно далеко от дома. Не представляю, как мама, работая в дет-ском садике воспитательницей, могла целый год возить меня на занятия – это был подвиг с ее стороны. Это я рассказываю, чтобы ты понял, почему, через год, мне пришлось бросить музыкальную школу. Но это была одна из при-чин. Школа общеобразовательная, как я уже рассказывал, была также далеко от дома. Кроме того, в школе в те годы была обстановка совсем другая, чем теперь. Учителя, как и все тогда люди, были очень нервные, многие из них потеряли на войне близких, прошли большие испытания – бомбежки, голод, эвакуацию. Поэтому в школе было не до педагогических подходов к детям. Были учителя, которые могли запросто оскорбить ребенка, давали детям клички, так они развлекались в трудное время. Меня, например, одна учи-тельница никогда не вызывала к доске по моей фамилии – Буранов. Она меня называла то Снегопадов, то Вьюгин, а то и Буратиной.
Дети подхватили это прозвище, а дети в те времена были озлобленные, и тоже стали называть меня Буратиной. Пару дней я терпел. Потом, стал сра-зу после такого обращения бить в лицо, желательно в нос, чтобы кровь зака-пала. Если мальчик был выше меня, то, как тогда говорили, бил в «под дых», т.е. в солнечное сплетение. Обзывать перестали, а учительнице, как сейчас помню, со страхом, с дрожью в голосе, сказал, что она не имеет право так меня называть, что мой отец Буранов Владимир Иванович – старший лейте-нант погиб на войне.
И тут случилось то, что я никак не ожидал. Ресницы у учительницы за-дрожали, она заплакала, что меня очень сильно удивило. До этого я ее нена-видел, а тут вдруг ненависть прошла, и я увидел, что она молода и довольно красива. После этого случая, она всегда обращалась ко мне по фамилии.
Но были учителя и похуже. Они били учеников, чаще указкой или ли-нейкой, а иногда и рукой. Успеваемость у меня была неважной, вместо того, чтобы делать уроки, надо было ехать в музыкальную школу, где также зада-вали уроки. И вот вечером, кроме уроков обычной школы, приходилось за-ниматься музыкой, пиликая гаммы и этюды.
Та скрипка, с которой все началось, оказалась взрослой. А мне нужна была четвертушка и половинка, т.е. маленькие скрипки. Не знаю, на какие деньги, что-то продав, мама мне их купила.
Вот эти трудности были второй причиной, по которой пришлось бро-сить занятия.
Третьей же причиной были отношения с соседями. В коммунальной квартире, где мы жили, было еще три семьи. Им всем, конечно, не нравились звуки, раздававшиеся из-за двери. Особенно изводил меня дядя Жора – алко-голик и, как я уже тогда догадывался, скрытый гомосексуалист, хотя я этого слова тогда не знал. Он не воевал, все его за это презирали, и он всю свою злость срывал на мне. Позже, когда я вырос, а он состарился, мне было его жаль, и я один из соседей общался с ним, но, когда женившись и, купив коо-перативную квартиру, я уехал, дядя Жора спустя месяц повесился в ванной комнате.
Вот по этим трем причинам я, сдав экзамены, перейдя на 2-й курс, на следующий год, прекратил учебу в музыкальном училище.
В школе дела пошли лучше, но после 4-го класса мне опять пришлось перейти в другую школу. Мама нашла только одну школу, очень далеко от дома в старинном здании какого-то древнего монастыря. Эту школу я и за-кончил, получив среднее образование.
Вспоминая школу тех лет, хочу сказать, что, конечно, она была далека от совершенства. Интересно ли в ней было учиться? Конечно, нет. Был скуч-ный учебный процесс, но, сравнивая с нынешней школой, я к своему удивле-нию вижу, что во многом она была лучше.
Во-первых, у всех преподавателей и хороших и плохих была дисцип-лина в классе. Шел нормальный учебный процесс. Я даже не припомню, что-бы кто-нибудь из нас срывал уроки, грубил преподавателю.
Двоечники, конечно, в школе были, но вот в моем классе их просто не было. Я пишу сейчас и смотрю на фотографию и 8-го и 10-го классов, пере-бираю всех ребят и вижу, что действительно ни одного двоечника в классе нет.
Я не помню, чтобы кто-то курил в школе. О наркотиках мы вообще ни-чего не слышали. Были, конечно, отстающие по каким-то предметам. К ним тут же прикрепляли отличника, и тот вытягивал отстающего.
Корме того, большой заслугой школы того времени было то, что школа выявляла способности человека и большинство уже знало, что они будут де-лать дальше. Скажем, кому хорошо давалась математика, физика или химия уже в школе знали, что они будут математиками, физиками, химиками. Когда мы писали сочинения, то всегда, по желанию, была свободная тема и сочине-ния тех, кто хорошо писал, зачитывали перед классом, хвалили и, этот уче-ник уже нацеливался на литературную деятельность.
Мы учили много стихов наизусть, да так, что я до сих пор могу про-честь и Пушкина и Некрасова и даже «Слово о полку Игорева». Были кружки художественной самодеятельности – там выявлялись актерские способности, в спортивном зале – способности к спорту.
Вообще я убежден, что людей без способностей не бывает. И школь-ник, к концу школы, должен понять, что, если он рано распознает свои спо-собности, будет много трудиться, развивая их дальше, то он добьется много-го в жизни, если нет, то, по-настоящему счастлив он не будет. Но есть спо-собности, которые трудно определить в школе. Скажем деловые, способ-ность управлять и руководить людьми, актерские способности, способности к изобразительному искусству.
Опыт показывает, что рано или поздно они проявят себя. Но на это по-рой уходит много лет. Поэтому в жизни надо браться за многие дела, не бо-яться бросать одно дело и начинать другое, пока не найдешь и скажешь себе: «Это мое!». Но в те годы таких людей называли «летунами». Это не привет-ствовалось. Государству выгодно было держать людей на одном месте.
Сейчас другое время – работай, где хочешь. Но все-таки лучше, чтобы человек определил свои способности, как можно раньше, хотя бы к концу школы, тогда не будет потеряно время.
Но самым большим преимуществом той школы было еще то, что в те годы все школы были одинаковы, как и люди, учившиеся в них. Ценился только ум и знания, а не кошелек родителей. Все были равны перед трудно-стями жизни и почти все понимали, что их дальнейшая жизнь зависит только от них самих.
Мы смело глядели в будущее и знали, что, если будем трудиться, все у нас в жизни будет хорошо.
РАССКАЗ 4
ИГРЫ ПОСЛЕВОЕННЫХ МАЛЬЧИШЕК
1947 год – мне 11 лет.
Первая мысль, когда я проснулся, была об этом. Кстати, когда засыпал, тоже думал об этом. Эрик Лапшин, мальчишка с нашего двора меня достал, как сейчас бы сказали. Тогда мы говорили, он мне надоел. Всю последнюю неделю Эрик ходил за мной и говорил одну фразу: когда стыкнемся? Так мы называли тогда организованную драку, на которую собирались все мальчиш-ки и девчонки нашего двора. Это повелось еще с войны. На войне была драка и нам тоже хотелось драться и ничего лучше мы не придумали, как драться друг с другом. Место драки у нас тоже было выбрано замечательное. Наш двор, по 5-ой улице Ямского поля состоял из залитого асфальтом простран-ства, между двумя пятиэтажками. Это были не «хрущевки», появившиеся позже, а довоенной постройки большие кирпичные дома с высокими потол-ками, но это были коммуналки, поэтому людей в этих двух домах было как сельдей в бочке, в том числе и детей.
И вот на этом залитом асфальте без единой зеленой травинки посреди-не двора стоял круглый фонтан. В центре фонтана стоял бетонный столб, с верхней части которого в виде цветка били когда-то струи воды, наполняя чашу фонтана. Но все это было видимо до войны, я этого не помню. На моей памяти фонтан никогда не работал.
Так вот этот фонтан без воды и был местом, где происходили наши драки. Правила были простые. Лежачего не бить. Драться до первой крови. Если крови не было, драться до тех пор, пока кто-нибудь не сдастся.
Дело было в воскресенье, и драка была назначена на 3 часа дня. Мне было не по себе. И не из-за того, что я боялся драки. Эрик был хоть на год старше, но примерно моей комплекции, тем более, что после драки с Юркой Семеновым, мне вообще ничего страшно не было. Юрка Семенов был ровно на голову выше меня, с длинными жилистыми руками и мне досталось тогда очень хорошо. Дело в том, что мы с Юркой были друзьями. Я ходил к ним домой, мы вместе с его родителями играли в подкидного в карты, в лото. Мама его работала завхозом в соседнем детском саду, кормила своего Юрку разными вкусностями, угощала и меня, но Юрка никогда меня не угощал. Я до сих пор помню, как однажды он, выйдя во двор, уплетал огромный бутер-брод с сыром и никому не дал откусить. Он стоял и ел, парень он был здоро-вый, а мы стояли рядом и облизывались.
Так вот этот Юрка вбил себе в голову, что он тоже должен подраться. Но драться с крупными ребятами ему, видимо, было страшно, и он выбрал меня. Мы дрались довольно долго. Мне, конечно, досталось намного больше, но крови не было. Ему видимо все это надоело, и он все время спрашивал: «Сдаешься?». Я же, стиснув зубы, молчал. Вокруг фонтана было много зевак, было много подростков постарше нас, они в основном нас и подзадоривали. Подглядывали на нас и взрослые, чаще они смотрели из окон, порой, то в од-ном окне, то в другом, бликовали линзы трофейных биноклей, их в те после-военные годы было много. Иногда только какая-нибудь крикливая бабенка, проходя мимо, кричала в окно родителям (все друг друга знали и знали, где чье окно): «Эй, Петровна, твоего парня бьют!». Никаких денежных ставок, как это показывают в американских фильмах, где ставки делают даже на та-раканьих и черепашьих бегах, у нас не было. И не потому, что у нас не было денег. В «расшибалку» и «пристенок» на мелочь мы же играли постоянно и могли бы по мелкому делать ставки. Но мы тогда еще не знали ничего про это, трофейные американские фильмы только начали показывать, и потому это было у нас не принято.
Играли же мы, как я уже сказал, в «расшибалку» и «пристенок» азарт-но, порой со слезами и драками. Что же это были за игры? Правила игры в «расшибалку» были просты. Мелом на асфальте чертилась прямая линия. На нее все играющие клали стопкой одну на другую монеты, скажем достоинст-вом 20 копеек, все орлом вверх. От этой линии отмерялось 8 шагов и с этого расстояния бросалась «бита» каждым участником по очереди. «Бита» - это ударная монета, которой разбивалась стопка, уложенных на черте монет. «Бита» была у каждого своя. Ее любовно готовили из какой-нибудь тяжелой старинной монеты, иногда ее выгибали так, чтобы у нее была выпуклость по-середине, так, казалось удобнее выбивать монеты. Кое-кто иногда даже зали-вал эту выпуклость свинцом, так она становилась тяжелее. Если у кого не было биты, то он пользовался обыкновенным пятаком, но считалось, что так ты всегда будешь в проигрыше.
Итак, первый игрок за 8 шагов кидает свою биту, стараясь попасть в стопку. Если попадает и разбивает ее и хоть одна монета от этого удара пере-вернулась с «орла» на «решку» - эта монета твоя, ты подходишь и бьешь би-той по оставшимся монетам. Все, что перевернулось – твое. Если ни одна монета не перевернулась, бьет следующий игрок. Еще одно правило: если первый бросающий не попал в стопку, или, если бита не долетела до черты, бросает следующий игрок. Надо бросить так, чтобы бита перелетела черту и легла как можно ближе к ней. Бросают все участники и, чья бита ближе к черте, тот и начинает игру, то есть бьет по стопке монет. Чтобы монета пере-вернулась, надо попасть битой не посередине монеты, а в край, тогда она пе-ревернется. Итак, у кого лучше бита, кто более меткий и по броску и по уда-ру, тот будет в выигрыше. И в этом был интерес игры, ведь дело было не в везенье, а в уменье, в тренировке, в меткости. Тот, кто уходил с полным кар-маном мелочи, пользовался уважением, ведь никакого мухлежа не было, все открыто. Но иногда кое-кто из завистников и затаивал злобу. И когда я ду-мал, почему же Эрик Лапшин, так хочет со мной подраться, то одна из при-чин, я думаю, была в том, что я чаще его обыгрывал, чем он меня.
Другая же игра была в «пристенок». Правила там были совсем простые. Находилась во дворе какая-нибудь кирпичная или оштукатуренная стена. Первый участник бил ребром любой монеты по стене, монета отскакивала. Второй бил такой же монетой, стараясь, чтобы она упала как можно ближе к первой. Если расстояние было таково, что можно было дотянуться растопы-ренными пальцами большого и мизинца до этих двух монет, то монета твоя. Если дотянуться было нельзя, бил следующий, и так далее. Иногда, когда со-биралось много монет и очередной игрок попадал своей монетой таким обра-зом, что мог дотянуться до двух, а иногда и до трех монет и тогда они были его.
Была еще одна игра «в жёсточку». Но на деньги в нее играли редко, в основном на «щелбаны». Проигравший подставлял лоб и по нему оттянутым пальцем или щелчком бились «щелбаны».
«Жесточка» - это кусок пушистого меха, к коже которого пришивалась какая-нибудь тяжесть: монета или кусок свинца. Когда играющий бил пло-ской частью стопы по ней, она подлетала вверх, благодаря меху спускалась, как парашют вниз, играющий бил еще и еще и так, кто больше, пока «жес-точка» не упадет на землю.
Итак, я же не дорассказал, чем закончилась наша драка с Юрой Семе-новым. Бил он меня долго и сильно так, что сам устал и все спрашивал «Сда-ешься?». «Не дождешься» - бормотал я про себя. Потом случилось, что я споткнулся и упал, ударившись головой о толстый полукруглый бордюр фонтана. Встать я сразу не смог, на этом все и прекратилось. Позже, когда мы выросли, окончили один и тот же авиационный институт, иногда встре-чались, но дружбы по жизни у нас не получилось. В моих воспоминаниях всегда всплывали два эпизода из детства: как он при всех ел огромный бу-терброд с сыром, и как я весь побитый еле перелез через высокий бордюр фонтана. Обида была не в том, что он меня побил, а в том, что мы были в разных весовых категориях и, что я ему не сделал ничего плохого, чтобы он мог так со мной обойтись.
Позже появилась еще одна обида. Когда нам было лет по 16-17, он вдруг стал называть моего отчима, простого токаря с завода, но человека в возрасте не по имени и отчеству Андрей Григорьевич, как все его звали, а на ты и Андреем. Это очень не понравилось моей маме и отчиму, но они поче-му-то промолчали. Промолчал и я.
Вот так несколько поступков вроде бы и не предательских, большинст-во людей ничего особенного в них и не нашли бы, но они перечеркнули и что-то хорошее, что было в наших отношениях, и дружбы у нас не получи-лось.
Но впереди была драка с Эриком Лапшиным. Она меня не пугала, но и не радовала. «Что будет то и будет» - думал я. Побыстрее бы время прошло. Но я и не представлял, как быстро оно пробежит. Часов в 12, когда я сел за уроки, раздалось 3 звонка – это был звонок к нам. Открыв дверь, я увидел те-тю Веру Свердлову и ее дочь, мою ровесницу Лёльку Свердлову, бывших наших соседей по коммуналке. «Левушка» – так мена называла тетя Вера, - «Мы приехали на машине, чтобы забрать тебя на Лёлин день рождения. Ре-бята уже все собрались, мы приехали за тобой, быстрее собирайся». А теперь я должен рассказать, кто были эти люди. Это были не однофамильцы Сверд-лова. Тетя Вера была родной дочерью Якова Михайловича Свердлова, зна-менитого революционера, соратника Ленина. Его именем была долгое время названа ныне Манежная площадь. Так вот, жена Якова Михайловича жила в Кремле, а дочь ее тетя Вера вышла замуж за простого мастера оборонного за-вода и переехала к нему жить в 9-ти метровую комнату нашей коммунальной квартиры.
В этой квартире с маленькой кухней в пять метров и с маленькой ван-ной жили еще три семьи в 2-х комнатах по 20 м2 и одна 14 м2. Так вот в са-мой маленькой 9-ти метровой комнате и жила дочь Свердлова с мужем, там же родилась и Лелька, внучка знаменитого тогда Якова Михайловича Сверд-лова, тогда уже покойного. Примерно за год до этих событий, жену Якова Михайловича выселили из Кремля и дали огромную квартиру на улице Горь-кого, теперь Тверская. Вот туда-то и съехали наши знаменитые соседи. Год о них не было «ни слуху, ни духу» (телефонов у нас не было) и вот теперь они заявились. Надо было что-то подарить – ведь день рождения. Мама засуети-лась, но ничего подходящего не было. Тогда я сказал, что у меня есть пода-рок, но это сюрприз и я его подарю за столом, когда соберутся все гости. А дело в том, что только накануне я сделал пистолет, который делали многие мальчишки нашего двора. Из дерева вырезается рукоятка пистолета с ложем для гильзы от охотничьего ружья. Гильза обычно прикручивается изолентой к ложу. Я же прикрутил проволокой, красиво виток к витку по всей длине гильзы. В гильзу вставляется деревянный боек с вбитым гвоздиком, так что когда боек с оттянутой резинкой спускается, гвоздик попадает в то место, где устанавливается пистон. Идея такая: натянутый резинкой боек входит в заце-пление с выступом на конце пистолета. Когда нужно стрелять, рукой выво-дишь боек из зацепления выступа и он с помощью резинки скользит по гиль-зе и ударяет гвоздиком по пистону. Звучит довольно сильный выстрел, но выстрел безобидный, пистон никуда не летит, он просто падает вниз. Это была безобидная хлопушка, но я ее усовершенствовал. Во-первых, я сделал красивую рукоять. Во-вторых, я сделал курок, т. е. привод в виде гнутой про-волоки, позволяющий нажимая на курок, отжать выступ бойка. И вот такой подарок я завернул в бумажный пакет и взял его с собой.
Кстати, с этими пистонами у нас были и другие игрушки. Мы писали тогда ручками с железными перьями, опуская их в чернильницу, писали кра-сиво, с нажимом. У нас даже урок был такой и назывался чистописание. Так вот, если взять пистон, в него положить мякиш хлеба и в этот хлеб воткнуть перо с ручкой и затем, подняв кверху отпустить, то ручка с пером и пистоном падает вниз, перо втыкается в пистон и происходит взрыв. А если, взять и на асфальте один пистон положить на другой, сверху положить пятак и каблу-ком ударить, то взрыв происходит в два раза громче.
Вот такие игрушки и многие другие мы делали себе сами, поскольку других просто не было. Мы хорошо орудовали перочинными ножами. Я, на-пример, хорошо вырезал кораблики, танки, самолеты из толстой сосновой коры. Потому и рукоять пистолета была выполнена безупречно, отшлифова-на и покрыта лаком. Много лет позже, когда я для ювелирных работ делал горелку и выпиливал для нее ручку, то невольно вспоминал те послевоенные пистолеты.
Итак, мы едем в гости на день рождения. Первый раз в жизни я еду в таком автомобиле. Я сейчас уже не помню, но это была не «Победа». Это была большая вместительная машина – скорее всего это был ЗИЛ. И вот мы входим в огромную, как мне показалось тогда, квартиру. Огромный стол, ус-тавленный едой. Я сразу увидел и понял, что многого, что было на столе, я еще никогда не пробовал. Было много мандарин и конфет. Еще меня поразил торт с надписью. Такого большого и красивого торта я никогда не видел. Но свечек не было, тогда не было обычая задувать свечки, да и самих свечек та-ких маленьких не было. Детей было много, все были очень нарядно одеты, особенно девочки. По части девочек мы были дикими, не умели с ними об-щаться, ведь учились мы раздельно. Когда наступило время подарков, мой подарок произвел самое оглушительное впечатление, в прямом смысле этого слова!
Я достал пистолет и выстрелил. Для всех детей и родителей это был шок. Но Лёльке подарок понравился. Она положила его на стол рядом с со-бой и никому не давала потрогать. Вообще Лёлька для меня была пустым ме-стом. В школе она была с двойки на тройку, и я с презрением наивно думал, как же ей будет трудно в жизни с такими оценками и ничего-то она в жизни не добьется.
Мы сидели за столом и делали вид, что веселимся. Кто-то читал стихи, одна девочка играла на пианино. Когда я наелся, мне стало скучно. Лёлька на меня не обращала никакого внимания, других детей я не знал, стихи читать я считал ниже своего достоинства, и то, что я подарил такой подарок, освобо-ждало меня от всего остального. И вдруг я увидел, что часы показывают три часа дня и ясно представил себе, как ухмыляется Эрик Лапша, говоря всем, что я струсил. Я позвал тетю Веру и, сказав, что у меня болит живот, попро-сил отвезти меня домой. Так, как я уже не представлял никому никакого ин-тереса, все спокойно меня отпустили, и шофер повез меня к дому. Я попро-щался с тетей Верой, Лёлькой, с ребятами и больше никогда в жизни их не видел. Про тетю Веру Свердлову что-то, где-то слышал, она была каким-то общественным деятелем, но про Лёльку, мою ровесницу ничего.
И вот я еду, развалясь на заднем сидении роскошного автомобиля один, с шофером и думаю, сейчас я вам всем покажу, ведь уже наверно около часа меня ждут все мальчишки и девчонки нашего двора. Я представил, как они кругами ходят вокруг фонтана, проклиная меня и считая меня трусом. И ко-гда мы въехали во двор, я попросил водителя сделать круг вокруг фонтана, тем более, что ему все рано надо было развернуться, чтобы выехать со двора.
И вот мы делаем круг, и все люди смотрят на этот автомобиль. Такого в нашем дворе вообще никогда не было. Эта игра понравилась и водителю, и хоть я его и не просил, он нажал на клаксон. Раздалось громкое очень мело-дичное бибиконье. Люди из окон высунули головы и смотрели, что такое там случилось. И в это момент я, распахнув дверь автомобиля, медленно вышел из него, подошел к водителю и за руку поблагодарил его. Надо было видеть, какой это был фурор, все остолбенели, как в последнем акте «Ревизора». Я перелезаю через барьер фонтана и, обращаясь к «Лапше», говорю: «Нач-нем!».
Что было дальше, я слабо помню. Помню только, что мой живот наби-тый едой не давал мне хорошо двигаться. Помню, что кровь у меня закапала у первого, а когда драка было остановлена, кровь закапала и у Лапши. И дра-ка вроде бы была признана ничейной. И после этой драки Лапша стал отно-ситься ко мне хорошо. Мы с ним дружили и в пионерском лагере, куда одна-жды попали вместе.
На этом можно и закончить этот рассказ, но ты можешь подумать, что я был, каким-то драчуном, отнюдь, ведь эти две драки были единственными серьезными драками, какие я мог вспомнить за все детство и то, как ты ви-дишь, они были не по моей инициативе.
Юра Семенов, я уверен, нашел себе в жизни много друзей. Последний раз я видел его уже после окончания института. Это был высокий, красивый, энергичный парень, инициативный с большими планами на будущее. Позже, я слышал, он стал большим начальником. Эрика Лапшина последний раз я видел 43 года назад, когда купив кооперативную квартиру, я с семьей пере-езжал на окраину Москвы, зато из коммуналки в трехкомнатную квартиру, где ты, мой хороший, сейчас живешь. Так вот Эрик Лапшин оказался тогда во дворе и помогал мне в переезде.
РАССКАЗ 5
МОСКОВСКИЙ АВИАЦИОННЫЙ ИНСТИТУТ
А теперь, мой хороший, я хочу рассказать тебе, зачем я стал студентом, нужно ли мне было высшее образование и всем ли оно необходимо.
Об институте я думал с 8-го класса. Мама мне «все уши прожужжала» - «Поступишь в институт – будешь человеком». И так долго она мне это дол-била, что, наконец, и я сам понял – это лучший вариант, ведь другие вариан-ты – это завод и армия. Но был вопрос – куда? Всякие «нефтегазы», «эконо-мические» были тогда очень непрестижны. Туда шли одни троечники. Из технических вузов самым престижными были: МАИ – Московский авиаци-онный институт и МВТУ им.Баумана.
«МАИ» - сказала мама. «Но ведь там большой конкурс» - возразил я. «Занимайся как следует и все будет в порядке» - поставила точку в споре ма-ма. На том и порешили. Попотеть, конечно, пришлось. Особенно последний десятый класс. Вообще учеба мне давалась не совсем легко. Чтобы учиться хорошо, а я понимал, что это надо, прежде всего мне, приходилось много за-ниматься. То, что некоторым давалось играючи, мне приходилось попотеть. И я стал задумываться: «нужно ли мне высшее образование, а может доста-точно среднего».
Если бы я был отличником с прекрасной памятью, мгновенно сообра-жал, умножал бы в уме, ну хотя бы двухзначные цифры, вопросов бы не бы-ло. Но я был твердый хорошист, но, если постараться, то мог какие-то чет-верки превратить в пятерки. И постараться пришлось. Аттестат я получил с половиной четверок, половиной пятерок. И я решил: «Поступаю!».
И все-таки на таких жизненных этапах, как поступление в институт, защита диссертаций, карьерный рост, человек должен задуматься над тем, кто он, какие его возможности. Чаще всего люди мыслят очень просто: ре-бенок хорошо учится, значит, он умный. Но разве, если у ребенка хорошая память и усидчивость и больше ничего, разве он добьется многого в жизни. Да, он будет хорошо разгадывать кроссворды, но разрешать жизненные си-туации, принимать решения, руководить людьми – это совсем другие спо-собности. У Дарвина, например, была очень плохая память, он все записывал на листочках, но у него был мощный аналитический ум. Писатель Горький был плохим оратором, но стоило ему взять перо, и на бумаге он мог затмить любых ораторов. Сталин тоже был плохим оратором, но управлять людьми он умел, и то, что он был по-своему мудр, тоже никто не станет отрицать.
Чем же отличается умный человек, Какие критерии ума? Я думаю это:
- память;
- быстрота мышления;
- быстрая реакция, быстрое схватывание темы;
- глубокое проникновение в суть темы или проблемы;
- умение быстро разрешать свои и чужие проблемы, в том числе уме-ние разруливать запутанные жизненные ситуации – свои и чужие;
- видеть проблему и уметь разрешать ее на несколько ходов вперед (примеры: шахматисты, картежники);
- хорошая речь, хорошие писательские данные, ораторское искусство;
- организаторские способности.
Что же такое мудрость?
Мудрость, по-моему, это не обязательное обладание всеми вышепере-численными качествами ума.
Мудрость это умение провести широкий анализ проблем и выбрать правильное решение, деловые качества, уменье объединить людей и напра-вить работу по решению проблемы в нужном направлении.
Умные люди хорошо работают в своих областях, мудрые же ими руко-водят. Умные – те, кто зарабатывают своим умом, мудрые же те, на кого ра-ботают умные люди.
Конечно, при поступлении в институт я прикидывал свои возможности и решил, что в любом случае получить хорошее образование – это лучше, чем идти на завод. Идти в сферу обслуживания или торговлю для меня было категорически неприемлемо.
И вот я в приемной комиссии. Самая большая очередь была на радио-факультет, самая маленькая на экономический. И я выбрал среднюю – фа-культет электромеханических установок. И только, когда поступил, узнал, что это засекреченный факультет: «вооружение самолетов».
Итак, сдаю экзамены. Шесть экзаменов – проходной бал – 28 очков, то есть надо получить четыре пятерки и две четверки. Я получаю три пятерки и три четверки. И в первом списке меня нет. Мама в слезах. Но на следующий день повесили дополнительный список и, я там был. Это был праздник. На-конец-то я студент! Ура!
И вот я знакомлюсь с ребятами своей группы. Я был поражен. Все они были отличниками. Три человека были с красными дипломами из техникума. Они приняты без экзаменов. Три человека пришли из расформированного в тот год института Международных отношений, остальные медалисты, тоже поступившие без экзаменов. Такого количества отличников, собранных вме-сте, я никогда не видел. Они оказались отличными, очень интересными ребя-тами. Я, как-то недавно спорил с одним подростком из школы. Он пытался мне внушить, что отличники – это не интересные, скучные люди. «Как же они могут быть не интересны» - говорил я ему – «если все чем ты пользуешь-ся, в том числе своим любимым компьютером, сделали отличники».
С одним из таких отличников я подружился и дружба эта продлилась всю жизнь.
Я проучился в институте 6 лет – пять курсов плюс один год на диплом и преддипломную практику. Мы ездили на практику на заводы Киева и Ле-нинграда, под Одессу на военную подготовку, где приняли присягу и полу-чили звания младших лейтенантов. Ездили на два летних месяца на целину, где работая трактористами, заработали приличные деньги.
Вообщем студенческие годы я вспоминаю как прекрасное время, свя-занное с большим трудом, особенно во время экзаменов и с прекрасным вре-мяпровождением во время отдыха. А сорока рублей в месяц стипендии хва-тало, чтобы себя прокормить. Хороший обед стоил тогда 50 копеек, 3 коп. – стакан газировки, 5 коп. – проезд в метро, 3 коп. – проезд на трамвае.
Какой же можно сделать вывод. Нужно ли человеку высшее образова-ние? «Да», я говорю «Нужно». Высшее образование расширяет человеку го-ризонты. Нас готовили как специалистов широкого профиля. Мы прошли очень много дисциплин, получили разносторонние знания, и после этого нам не страшно было взяться за любое дело, решать любые технические пробле-мы, хоть в строительстве самолетов и ракет, хоть в атомной энергетике. «Дальше и глубже видеть, знать, что все тебе по плечу» - вот для чего нужно высшее образование. А чего стоит человек в этой жизни? Сейчас говорят: «Он стоит миллион долларов», имея в виду его банковский счет. Но это не так. Человек стоит ровно столько, сколько сможет отдать людям. И чтобы иметь возможность отдать людям больше – для этого и пригодится ему выс-шее образование.
РАССКАЗ 6
ИЛ-62
А теперь пришло время рассказать тебе, мой хороший, о некоторых профессиях, с которыми мне пришлось столкнуться после окончания инсти-тута.
Первая – была профессия инженера-конструктора. В институт я посту-пил осознанно. Я мечтал о работе инженера, мечтал, что будет увлекательная работа, я буду конструировать новые системы и агрегаты самолета. Будет творческая работа, за которую я буду получать хорошие деньги, и, наконец, начнется безбедная жизнь.
«Ведь я инженер, у меня высшее образование, я проучился в одном из лучших ВУЗов страны 6 лет, изучил много дисциплин, я могу сконструиро-вать любой агрегат, рассчитать на прочность любую балку, могу даже мате-матически описать многие физические явления, я инженер широкого профи-ля, мне не страшно взяться за любое дело. Меня пригласили работать в один из лучших конструкторских бюро страны – к знаменитому генеральному конструктору самолетов, к самому Сергею Владимировичу Ильюшину» - так думал я, идя в 1960 году на работу в свой первый рабочий день. И я не мог подумать тогда, что не все так будет прекрасно, разочарований будет нема-ло, но это произойдет не сразу, а на протяжении многих лет.
А пока, я в приподнятом настроении подхожу к красивому новому зда-нию, поднимаюсь на лифте на 5 этаж и захожу в отдел, где мне предстояло работать.
Я вижу просторное помещение с рядами столов. У каждого стола стоит кульман – деревянная доска, установленная вертикально и на ней кнопками закреплен лист ватмана. У каждого кульмана стоят инженеры все в белых рубашках с нарукавниками, чертят на листах ватмана свои чертежи. Началь-ник отдела – приветливый пожилой человек, прервав работу отдела, предста-вил меня, как нового сотрудника по имени и отчеству. Когда я сказал, что можно меня называть по имени, он твердо возразил, сказав, что принято в коллективе называть только по имени и отчеству.
И начались рабочие будни.
Инженеры оказались людьми разных возрастов, много было и молоде-жи. Все в костюмах с белыми рубашками, при галстуках. Ребята остроумные, начитанные, с юмором. Появились друзья. Вообщем на первых порах понра-вилось. Но в работе пошли разочарования.
Конструкторское бюро работало тогда над созданием опытного экзем-пляра самолета «ИЛ-62». Это должен был быть дальномагистральный, 4-х двигательный лайнер, все двигатели которого должны располагаться в конце фюзеляжа по 2 спаренных двигателя с 2-х сторон. От этого в салоне самолета должно быть мало шума.
Вначале строится самолет, затем он наполняется всеми системами, ос-нащается двигателями и, затем, должны пройти его испытания, вначале на земле, затем летно-конструкторские испытания в воздухе. И после того, как его примет государственная комиссия, уже на правительственном уровне должно быть принято решение запускать ли его в серию. И, если такое реше-ние будет, тогда на серийных заводах будут выпускать эти самолеты серий-но. Так вот первый опытный самолет по заявлению Ильюшина обходится стране так дорого, как, если бы его целиком сделать из чистого золота.
И вот, когда я начал работать с системами для ИЛ-62, я полагал, что для нового самолета, я начну создавать что-то новое. Но оказалось все не так. Мне принесли чертежи систем и агрегатов с предыдущих самолетов, и я, под-корректировав их под новые размеры, чертил сборки и деталировки для про-изводства их на заводе. И не только я, почти все системы и агрегаты для ИЛ-62 мы почти целиком срисовали с предыдущих самолетов, а поскольку ин-женеров в те годы был переизбыток, то творческой работой, и, то в малой степени, занимались только опытные ведущие инженеры, нам же инженерам III-ей и II-ой категории творческой работы не доставалось.
Все отделы были специализированы. То есть я, к примеру, не мог за-ниматься шасси, так как был специальный отдел шасси. Были отделы фюзе-ляжа, крыла, хвостового оперения и каждый отдел занимался только своим делом.
Я даже не вел расчеты на прочность своего узла, это делал специаль-ный расчётчик, который ничего другого не делал, да со временем и не умел делать, как и я, не ведя таких расчетов, со временем стал забывать сопромат и терял квалификацию. Доходило до абсурда. Были ведущие «конструкторы по стыкам». Они всю жизнь занимались только тем, что стыковали крыло с фюзеляжем, фюзеляж с хвостовым оперением.
Генеральному было выгодно иметь узкоспециализированных работни-ков, так как в своей узкой специальности, они были профессионалами, но в остальном с годами они как инженеры деградировали. Такие люди, потеряв квалификацию уже не могли уйти в другое КБ, таким образом предотвраща-лась текучка кадров.
Однажды Ильюшин решил поговорить с молодыми специалистами. Я с большим интересом ждал этой встречи, до этого я его никогда не видел. Уже тогда это был человек-легенда: трижды герой социалистического труда, лау-реат Ленинской премии, 7-ми кратный лауреат Сталинской премии. Он уже в 1936 году, в год моего рождения, создал двухмоторный самолет ЦКБ-30, на котором было совершено несколько рекордов высоты и дальности полета.
И вот в актовом зале, где мы собрались, на сцену поднялся небольшого роста, с резкими чертами лица, с живым, молодым взглядом, 66-летний тогда наш «Генеральный». Он много рассказывал, как они небольшой группой эн-тузиастов начинали строить самолеты, как строили их во время войны, рас-сказывал о встречах со Сталиным и членами Правительства.
Затем, поговорив о новом самолете ИЛ-62, он сказал слова, которые мне лично очень не понравились. Он сказал, что в самом начале своего пути, когда они создавали первый самолет их, энтузиастов было всего 36 человек и «они делали работу, которую вы сейчас делаете» - обратился он к нам: «Ко-гда вас полторы тысячи». Конечно, он утрировал, но суть была ясна. Когда они создавали первые самолеты, вот где было навалом творческой работы, ведь все от начала до конца они делали сами. Теперь же знаменитый Илью-шин мог позволить себе иметь такой огромный штат работников и, конечно, работы творческой нам молодым конструкторам здесь не будет.
Понял я, что здесь мне «ловить» нечего и решил сменить профессию и перейти работать в лабораторию инженером испытателем. Там, мне казалось, и есть настоящая работа не с чертежами, а с «живыми» агрегатами самолета. Не сразу, но, в конце концов, меня услышали, и мой перевод состоялся.
Я помню, как с большим волнением и радостью, с надеждами, что на-конец-то я нашел новую интересную работу, я переступил порог лаборато-рии. Начальник был молод и энергичен. Коллектив оказался небольшой и дружный. На каждом рабочем столе измерительные приборы, все виды необ-ходимого электропитания подведены к каждому столу. Люди с паяльниками собирают какие-то схемы.
В те годы было очень развито радиолюбительство. Я тоже увлекался. Собрав свой первый миниатюрный приемник в «мыльнице», как тогда гово-рили, я начал собирать телевизор. И вот здесь в лаборатории я увидел в из-бытке радиоматериалы: сопротивления, конденсаторы, диоды, триоды, руло-ны проводов разных сечений, измерительные приборы, тестеры, осциллогра-фы. «Вот, где я развернусь» - с радостью подумал я.
В другом большом светлом помещении лаборатории стоял макет каби-ны пилота самолета ИЛ-62 и, на нем, каждый из работников устанавливал и проверял систему, которую он вел.
Один занимался автопилотом, другой астронавигацией, вообщем все системы самолета имели своих хозяев. Мне же досталась пилотажная и нави-гационная системы.
Ты, наверное, видел в кино или на картинке на приборной доске пило-тов прибор, на котором на голубом фоне находится силуэт самолетика. Это пилотажный прибор. Летчик по этому прибору делает крен самолета, а также осуществляет пикирование и кабрирование его, направляя самолет вниз или вверх. И, чтобы это происходило, имеется в этой системе, кроме приборов, аппаратура, датчики и кабели между ними.
Такой же принцип и в навигационной системе. На приборной доске есть навигационный прибор, по которому летчик ведет самолет в нужном на-правлении, осуществляет автоматическую посадку по глиссаде с помощью радиомаяка и только перед самой землей переходит на ручное управление.
Я раньше полагал, что весь самолет с двигателями, со всеми система-ми, которыми напичкан самолет – все это делается в одном конструкторском бюро. Оказалось, что наше КБ разрабатывает и делает только сам самолет и то только его опытный образец. Вся же начинка самолета делается в других КБ и НИИ (научно исследовательских институтах).
Мы получали системы с заводов-изготовителей, проверяли их на своем стенде и только после этого устанавливали на опытном самолете «ИЛ-62». Пока системы находились в нашей лаборатории, мы проводили с ними раз-личные испытания, создавая для этого оборудование и приспособления. Мы трясли их на вибростенде. Стол вибростенда сотрясал приборы вверх-вниз. «На самолете ведь не так» - думал я. В консоли самолета приборы сотряса-ются по синусоиде, то есть происходит постепенный переход от нуля к мак-симуму и наоборот, и мне пришла мысль сделать вибростенд синусоидаль-ной тряски. Начальник отдела одобрил мою мысль, я принялся за дело. При-думал конструкцию, которая могла это осуществлять, сделал чертежи узлов, станины, составил электрические схемы, подобрал мотор.
При лаборатории была мастерская, в которой были станки: токарный, фрезерный, строгальный и на всех их виртуозно работал один человек. Сле-сарным делом он тоже владел мастерски. Это был парень, у которого не было не только высшего, но и законченного среднего образования. Учился он в ПТУ и достиг вершин мастерства на любых станках. Зарабатывал он, кстати, больше любого из нас. Этот мастер по моим чертежам и сделал, придуман-ный мной вибростенд. Я выпустил к нему описание и инструкцию по экс-плуатации и получил огромное удовлетворение, когда на нем проверяли не только мои системы, но и все другие системы самолета. И мне рассказывали, что через много лет им продолжают пользоваться, и даже кто-то защитил на этом диссертацию.
Почему я об этом рассказываю? Да потому, что это была работа, когда задуманное я воплотил в «железо». Это был пример настоящей инженерной работы.
Я хочу сказать, что профессия инженера замечательная, только рабо-тать надо, создавая что-то новое, самому проектировать изделие, рассчиты-вать его на прочность, надежность, самому делать чертежи, работать в тес-ном контакте с производством, участвовать в сборке, затем испытывать, пи-сать инструкцию по эксплуатации. Когда ты сам пройдешь все этапы созда-ния изделия и затем сможешь сказать: «Вот мое детище!» - вот тогда ты по-лучишь истинное удовольствие от профессии.
А когда ты ощущаешь себя маленьким винтиком огромного механизма, делаешь хоть и хорошо, однообразную работу – это, мне лично, не приноси-ло удовлетворения. Есть такая категория людей – изобретатели. Вот им-то особенно необходима профессия инженера – ведь надо не только придумать, но и уметь составить чертежи, провести расчеты.
Вот, пожалуй, и все, что я хотел тебе рассказать о профессии инженера-конструктора и инженера испытателя самолетов.
То, что я рассказал о работе в этой профессии – это только мое мнение, мое отношение к работе. Многие люди работают там и по сей день. Одним нужна творческая работа, другим достаточно просто ходить на работу, быть как говорят «белым воротничком». Есть категория людей «трудоголиков», сколько им не плати, они все равно будут хорошо работать, другие работают только за хорошие деньги.
Но есть сейчас в нашей жизни категория людей вообще не работающих и не желающих работать. Раньше их было мало, они считались тунеядцами, их даже высылали за 101 км. «Кто не работает, тот не ест» - был девиз у коммунистов. Сейчас демократия. Живи, как хочешь. Эти люди ничего не производят, но пользоваться любят всем. Я таких людей называю «всадника-ми». Одни всю жизнь сидят на шее у родителей, другие на шее людей, кото-рые трудятся за них. И как ни странно, порой, хорошо живут, любят, их лю-бят, бывают даже по-своему счастливы. Я таких людей не осуждаю и не пре-зираю – они мне просто безразличны, я люблю людей творческих, энергич-ных, люблю людей созидателей и ты, мой хороший, надеюсь будешь таким.
Кстати о телевизоре, о котором я упоминал. Я его собрал, настроил, он хорошо работал. Это был телевизор с большим, по тому времени, экраном. Меня уговорил один знакомый обменять его на икону. Это та самая икона на большой доске, где изображен совсем молодой Георгий Победоносец без ко-ня, стоя во весь рост с копьем в руке, с необыкновенно чистым, молодым, ан-гельским лицом. Ты узнал ее, мой хороший, она висит у тебя дома.
P.S.
3 января 1963 года, город Жуковский, аэродром летно-испытательной станции.
На старте новый четырехдвигательный узкофюзеляжный дальномаги-стральный самолет «ИЛ-62» - первый, опытный экземпляр.
В кабине самолета – заслуженный летчик-испытатель генерал-майор авиации Коккинаки Владимир Константинович, второй пилот – заслуженный летчик испытатель, полковник авиации – Кузнецов Эдуард Иванович.
Большая группа людей стоит поодаль и наблюдает за происходящим. Это Генеральный конструктор Ильюшин С.В., представители министерства, военной приемки, члены государственной комиссии, начальники отделов КБ.
Мы же, инженеры, отвечающие за системы самолета, на всякий случай у них «под рукой», но наша группа находится в здании, и мы через широкие окна тоже видим все происходящее.
10 час. Утра.
Включается 1-й двигатель, затем 2-ой, 3-й и 4-й. Самолет, постояв с включенными двигателями чуть больше положенного времени, начинает разбег. Нам кажется, что он слишком затянут, но вдруг самолет отрывается от земли, он уже летит, но …. тут же опускается на землю. Мы не волнуемся, так как знаем – так положено. Перед тем, как взлететь, самолет должен сде-лать пробный взлет. Самолет возвращается на исходную позицию. Опять ре-вут моторы. Наступает самый волнительный момент. Сейчас эта махина должна взлететь. Пробег – взлет и самолет в воздухе. И вдруг, мы этого не ожидали, он резко задирает «нос» вверх и очень эффектно и красиво, набирая высоту, уносится от нас и скрывается в серой мгле январского неба.
Первый опытный экземпляр самолета «ИЛ-62» после проведения про-должительных летно-конструкторских испытаний, как и положено, был раз-рушен во время испытаний его на прочность.
Трансконтинентальный лайнер «ИЛ-62» был введен в эксплуатацию в 1967 году. Производился серийно с 1966 года по 1995 год. Всего было выпу-щено 277 самолетов. Был первым реактивным самолетом, способным совер-шать беспосадочные межконтинентальные перелеты. Скорость - 870 км/час, дальность полета - 11 000 км. В течение нескольких десятилетий служил «Бортом №1» для перевозки руководства СССР. Занял место флагмана АЭРОФЛОТА.
РАССКАЗ 7
БОЕВЫЕ РАКЕТНЫЕ КОМПЛЕКСЫ
Местных жителей не обманешь. Они может не все знают, что в мире творится, а уж что происходит у себя дома, знают всё. Кто шастает от жены к соседской вдовушке, кто, что украл и даже, кто что замышляет. Поэтому, ко-гда появились в этом забытом богом месте площадки, обнесенные колючей проволокой, все местные знали, что за колючкой ракеты, знали, сколько этих площадок. Ровно 10 на расстоянии 2-3 км друг от друга. Иногда зверьё на-бредает на колючку. Было дело лоси рогами запутываются в колючке – при-ходится их освобождать, иногда р;нятся кабаны.
Как особисты не старались со своей секретностью, привозили ракеты только ночью, выставляли охрану, местных не обманешь. Они и ночью не спят, всё видят. Про одну только 11-ю площадку никто толком ничего не зна-ет. Говорят просто – какой-то там у военных бункер. Что же там на самом деле?
А на самом деле глубоко под землей, куда можно спуститься только на лифте, стоит, подвешенная на амортизаторах, платформа. Это сделано для того, чтобы в случае ядерного нападения, она не была поражена. Электриче-ское питание этого сверхсекретного помещения, как и всех ракетных площа-док сделано автономным, то есть от генераторов, специально работающих на них и укрытых также под землей.
Кроме основного питания есть еще и резервное на случай выхода из строя одного из них, со своими автономными кабелями и аппаратурой. На платформе установлен командный пункт боевого ракетного комплекса. По-скольку офицеры проводят там много времени, находясь на боевом дежурст-ве, чтобы у них не было нервных расстройств, помещение это сделано до-вольно уютным. Для его оформления были специально приглашены дизайне-ры. Дизайн свой они создавали, конечно, не здесь, а в своих студиях под глу-бочайшим секретом, давая расписку о неразглашении. Затем по их проектам уже люди, работающие в секретных конструкторских бюро вместе с офице-рами, делали этот интерьер. Конечно, были недоработки, ведь авторов проек-та здесь не было, но в общем получилось неплохо. Мягкие, уютные кресла, теплые нейтральные тона задрапированных стен, были места для отдыха и для приема пищи. Аппаратура же управления, пульты в те годы, были сдела-ны без дизайнеров – примитивные тумблеры, тусклые лампочки, грубые шильдики. Даже «святая святых» кодовое блокирующее устройство (КБУ), с помощью которого набирается код, то есть набор цифр, позволяющий произ-водить пуск ракет, и то был сделан очень примитивно и не красиво. Это был простой цилиндр, из которого торчали 6 рычажков. Их-то в случае войны командир ракетного комплекса должен был, получив эту сверхсекретную информацию от министра обороны в виде шестизначного числа, набрать на КБУ. Министр обороны в свою очередь должен был получить этот код от то-гдашнего главы государства, хранящийся в его секретном чемоданчике. Пе-ред своими пультами сидят командир и оператор. И у того и у другого оди-наковые пульты управления. На них изображены силуэты 10-ти ракет, под силуэтами 10 кнопок и 10 лампочек. Но самая главная кнопка под пломбой – это большая кнопка «ПУСК».
Итак, в боевом ракетном комплексе 10 ракет. Они установлены верти-кально в шахтах, закрытые сверху мощной металлической крышей, замаски-рованной под местный ландшафт. В верхней части вокруг ракеты есть поме-щение – оголовок, в котором размещено оборудование для предстартовой подготовки ракет. Ракеты уже заправлены, и если поступит сигнал на пуск, то начинается предстартовая подготовка, длящаяся несколько минут, после чего крыша отстреливается и отлетает на рельсах в сторону и происходит пуск ракеты. Ракета уже нацелена через 20 минут полета она уже на другом континенте. При приближении к цели боевая головка матка разлетается на несколько боевых головок, поражая большое пространство.
В командном пункте перед своими пультами сидят командир и опера-тор. Между ними пуленепробиваемая перегородка, не позволяющая под ду-лом пистолета заставить одного из них нажать пусковую кнопку, так как только при одновременном нажатии кнопок «пуска» командира и оператора произойдет пуск ракет. Итак, в случае войны, командир получает код пуска. Командир и оператор набирают его на КБУ. Затем нажимают кнопки тех ра-кет, которые необходимо запустить, одну ракету или несколько, или же все десять залпом. После этого, одновременно удаляя пломбу, нажимают кнопку «пуск». По загоранию лампочек они видят, как уходят ракеты.
Обо всем этом я узнал позже, когда начал работать по созданию этих ракетных комплексов. А тока, мне просто предложили перейти работать в конструкторское бюро знаменитого разработчика стартовых комплексов ге-нерального конструктора Бармина Владимира Павловича. Это теперь его имя указано во всех справочниках, как соратника знаменитого Королева, а тогда это имя мне ничего не говорило. Мне предложили работу не просто в отдел разработчиков систем, а в отдел эксплуатации, то есть работа в командиров-ках по всей стране.
Страна только выбиралась из «железного занавеса». Нам же работни-кам секретного предприятия не только был запрещен выезд за границу, но даже появление в центральных ресторанах, где были иностранцы.
«Так хоть по стране поезжу, у нас тоже много интересного есть» - ду-мал я, давая свое согласие на работу. Я и не думал тогда, что 11 долгих лет по 7 месяцев в году, я буду мотаться по всей стране. Гостиницы, аэропорты, самолеты, поезда, автомобили – вот моя жизнь в эти 11 лет. Я объездил всю страну вдоль и поперек, подолгу жил в Прибалтике и на Украине, в Казах-стане и средней полосе, в Забайкалье и в северных широтах.
Когда я находился в Москве, то работа в КБ сводилась к тому, что изу-чал новые системы, с которыми потом работал на площадках ракетных ком-плексов, вел переписку с министерствами, главным ракетным управлением, с фирмами и заводами, которые работали на нас. Наша фирма была головной, и на нас работало много заводов по всей стране.
Помещение отдела, где я работал, напоминало пчелиный улей, люди уезжали, приезжали. Все время на связи по ВЧ (высокочастотному) телефо-ну, который нельзя прослушать, были люди, находящиеся на других концах страны. Это было суетное, но интересное время. Мы верили, что делаем важ-ное для страны дело, возможно так и было, сдерживая американскую воен-ную мощь.
Мы ездили на строительство объектов на ввод в эксплуатацию, на по-становку на боевое дежурство, на доработки, на регламент. Вот только на демонтаж ракет я не ездил. Не дождался я времён разоружения. В одной из песен, которые мы тогда пели, были слова:
«Я верю друзья, что пройдет много лет
И мир позабудет про наши труды,
И в виде обломков различных ракет
Останутся наши следы».
А ведь, как «в воду глядели». И это хорошо, что разоружаемся. Ракеты сделали свое дело, сдержав 3-ю Мировую войну. Работа была не напрасной.
Я не буду тебе рассказывать над чем я работал, и не потому, что это была всерхзасекреченная техника, она за эти годы наверняка устарела. Скажу только, что тогда это была самая передовая техника, и работать с ней было интересно.
Кроме того, оказалось, что работа в командировке имеет ряд преиму-ществ. Ты уже не сидишь весь рабочий день на одном месте, твоя работа в разъездах, встречах, обсуждениях разных проблем. Ты мобилен, за тобой за-креплен автомобиль. Тогда это был «ГАЗ-69». У тебя ощущение свободы, жизнь протекает интереснее. Ты не занимаешься только одним делом, у тебя их много, ты общаешься со множеством людей не только из своего КБ, но и с людьми из других городов, для которых ты начальник, ты общаешься с офи-церами, которые обслуживают твои системы. Со многими я подружился на-стоящей дружбой. И вот тут-то оказалось, что надо уметь разбираться в лю-дях, выбирая их для дружбы и работы.
Расскажу тебе такой случай. Свою первую командировку я запомнил на всю жизнь. Получив задание, командировочные документы, я сажусь в поезд и еду в небольшой город на Волге. Я еду не один, со мной мой коллега по от-делу. Я не буду называть его имени, и ты позже поймешь почему. В отделе это был спокойный, уравновешенный, веселый парень. Я был рад, что он со-ставит мне компанию в поездке и работе. Но я еще раз убедился, что только, пожив с человеком вместе, не надо и «пуд соли вместе есть», чтобы о нем все узнать. Как только мы с ним оказались в купе поезда, он достал бутылку вод-ки. Я с ним выпил за первую командировку пару рюмок и дальше отказался. Я вообще не люблю отвязную пьянку. Видя, что я не пью больше, он оказал-ся злобным. Есть люди, которые немного выпьют и становятся добрее, но не-которые становятся вздорными и драчливыми. Вообщем одной бутылки ему оказалось мало, и он пошел в вагон-ресторан и оттуда его уже принесли. Ко-гда мы приехали на место, он протрезвел, но выйдя на перрон, уговорил меня зайти в привокзальный ресторан, чтобы «поесть горячего» - так он сказал. Там, конечно, он выпил еще, а нам еще предстояло добираться до места ки-лометров 60. Пока я ходил за такси, он по местному телефону-автомату (мо-бильных тогда не было) позвонил в воинскую часть и сказал дежурному, что приехал – «Генерал». За нами тот час же прислали машину. Но на следую-щий день был грандиозный скандал. Сообщили и на работу, что мы двое явились в воинскую часть в нетрезвом виде, выдали себя за высокопостав-ленных офицеров. Я не стал оправдываться, и нам влепили по выговору и на полгода отстранили от дел.
Я это рассказал к тому, что в работе и в дружбе надо иметь дело только с умными людьми. Неумный человек рано или поздно, но когда-нибудь тебя подставит, подведет, умный же, всегда тебя прикроет, да и научить тебя мо-жет чему-нибудь хорошему. А учиться можно не только по книжкам. У каж-дого умного человека есть что-то, чему можно поучиться, перенять для себя, даже в житейских вопросах. Я всегда старался это делать, советую делать и тебе.
Вспоминая те годы и пытаясь припомнить что-то хорошее и интерес-ное, обязательно вспоминаю и негативное, так уж устроена жизнь, безоблач-ной она не бывает.
Вот один из таких рассказов.
Прибалтика. Сентябрь. Стоит теплое, ласковое бабье лето. Маленький провинциальный городок, где мы живем, мне очень нравится. Это очень чис-тый, я бы сказал, ухоженный городок с уютными небольшими домами, со-всем не такими, как у нас в тогдашней России. Это просторные дома с чере-пичными крышами, широкими окнами, с большими верандами. Даже заборы, ворота, калитки сделаны красиво и с любовью. На весь город одна замеча-тельная баня – сауна, один художественный салон, куда я бегаю постоянно не только покупать, но просто полюбоваться красивыми вещами и сувенира-ми, которые изготавливают местные умельцы.
В городе один небольшой уютный ресторанчик и готовят там так вкус-но, что мы с приятелем решили, хотя бы ужинать не в офицерской столовке, а в этом замечательном ресторане, тем более, что и цены там были очень умеренные.
Утром, позавтракав, мы едем на работу. Мы, это я и два электрика – монтажника, которые под моим руководством должны сделать доработки в одной из систем пусковой установки. Я, в некотором роде, начальник и, по-тому сижу на переднем сидении, рядом с водителем. Вообще я, по природе, не руководитель, не люблю руководить взрослыми людьми, распекать их за промахи и, вообще не могу чувствовать себя выше кого бы то ни было. По-тому перспектив карьеры у меня нет. Ведь карьеру чаще всего делают често-любивые, любящие власть люди.
Водитель, веселый молодой солдат, все время шутит, рассказывает ста-рые, всем знакомые анекдоты, но мы его не перебиваем, поскольку настрое-ние замечательное, светит солнышко, дороги в Прибалтике хорошие – ас-фальтовые, ведь в России все дороги к площадкам – это бетонка. По ним сра-зу можно распознать, что строил их стройбат. Машина наша – это раздол-банный «ГАЗ-69». Лучшие машины с лучшими водителями забирают себе военные, чем выше звание, тем лучше машина. Нам же, промышленникам, достаются самые старые, постоянно ломающиеся автомобили. Ремней безо-пасности тогда вообще не было, что такое шипованная резина мы не знали. Водители – это молодые, плохо обученные солдаты, потому в аварию мы по-падали часто, особенно зимой в гололед.
За 11 лет командировок я дважды переворачивался на машине, не-сколько раз были столкновения, замерзал в снегу, ожидая пока не подоспеет помощь.
Однажды зимой ночью ждал своей работы, сидя в холодной машине. Водитель ушел греться в КУНГ (машина с закрытым кузовом и с печкой). Предыдущие работы затянулись, и я заснул в остывшей машине, прислонясь плечом к холодному металлу. Проспал я часа три и попал не на работу, а в больницу. Из машины меня вынесли, я не мог пошевелить ни шеей, ни по-звоночником.
Но все это в прошлом. А сегодня все было замечательно. Погода пре-красная, дорога хорошая. Ребята электрики тоже были веселы, шутили, и ни-чего не предвещало трагедии. Говорят, что люди предчувствуют беду, но я никогда ничего подобного не ощущал. Не было этого и в этот раз.
Работа нам предстояла не сложная и не долгая, так, что ужинать я предполагал не с солдатами тушенкой и гречкой, а в замечательном ресто-ранчике, о котором я упоминал. Два следующих дня были выходными, и мы с местными офицерами предполагали провести их на озере, расположенном неподалеку, где было полно рыбы и раков. Мы однажды уже ловили там ра-ков. У местных была своя методика – ловля раков на свет. Они привозили с собой аккумуляторы с фарами, включали их и рака ползли на свет – успевай только собирать. Первый раз мы привезли их полный рюкзак. Я вышел на полчаса из комнаты, так потом целый час их собирал, они расползлись по всем углам.
Вообщем планы были заманчивые и все дальнейшее, за небольшим ис-ключением, шло именно как мы и задумали. Ребята работали хорошо. Я сра-зу увидел, что это опытные работники, и мне почти ничего не надо было де-лать. Я часто выходил на улицу из помещения оголовка, где шла работа, и все не мог налюбоваться красотой осеннего леса. Работая раньше в городе, находясь с раннего утра до вечера в помещении, я и забыл, что такое приро-да. Мне особенно нравится осенняя пора, нравится это красочное буйство ли-ствы, от зеленого и светло-желтого до оранжевого и красного. Особенно кра-сив клен своей красной листвой с множеством оттенков. Больше всего я люблю смотреть в хорошую погоду на крону этого дерева, ведь все это вели-колепие на фоне голубого неба выглядит так красочно, что дух захватывает.
Я решил немного прогуляться, поискать эти клены, зашел в лес и вдруг остолбенел. Прямо передо мной росли две огромные черемухи. Я никогда раньше не видел, как отцветает черемуха. Внизу листва была еще зеленой, выше она желтела, еще выше, она была оранжевой и красной, а иногда где-то и сиреневой. Листики у черемухи небольшие и потому все эти переходы цве-та были очень живописны. Но взглянув вверх, я поразился еще больше – как же все это красиво на фоне уже начинающего синеть неба.
«А сколько же красоты мы увидим завтра на озере, когда вся эта листва отражается еще и в зеркале озера» - подумал я.
Ребята закончили работу, и мы поехали домой. Разговаривая друг с другом, мы не глядели по сторонам и, потому, не сразу поняли, что произош-ло, как Он очутился перед нами. Водитель резко затормозил и машина не сильно, но все-таки Его ударила. Это был красавец олень, с гордо поднятой головой, с ветвистыми рогами, выскочивший неожиданно на дорогу. Он вы-глядел как на дорожном знаке «Осторожно олени», которые мы не раз видели вдоль дороги. Ранее, проезжая в день по многу километров, я пару раз видел, как перебегают дорогу кабаны, но оленя так близко я видел впервые. Води-тель посигналил, олень отпрянул и затем неторопливо пошел к лесу.
Мы доехали до места, где я попрощался с ребятами, и опять не было никакого предчувствия, я и в мыслях не мог предположить, в каком виде я увижу одного из них через пару дней.
На следующий день все пошло не совсем по плану. С утра и днем на-ших офицеров вызвало по каким-то делам начальство, и они освободились только к вечеру. Все у нас было приготовлено, и мы решили ехать, так как у нас был еще свободным и следующий день. Все было замечательно. Мы подъехали к озеру, когда уже темнело. Аккумуляторы с фарами не стали вы-таскивать, а вогнали автомобили с включенными фарами на мелководье и наши раки к нам поползли. Мы быстро наловили раков, выбирая только крупные, развели костер и сварили их в котелке, положив лаврушки и много соли. Сварились они быстро и мы, уложив красных раков в тазик, обложив их овощами и зеленью, устроили себе пиршество, запивая все это ароматным местным пивом.
Мне припомнился случай, как однажды зимой тоже находясь в коман-дировке, мы нашли лежащую на дороге бочку с пивом. Видимо она упала с проезжавшей машины, но не разбилась. Напившись пива до одурения, мы потом ходили по всем знакомым и угощали их этим пивом.
Установив палатки, мы переночевали, а рано утром начался клев, да такой, что я в жизни не видел ничего подобного. За час мы наловили столько рыбы, что мы бы не смогли съесть ее за неделю. К обеду сварили замеча-тельную уху, вечером опять ловили рыбу и раков, так что вернулись мы только следующим утром и сразу поняли, что что-то случилось.
Люди стояли кучками и о чем-то возбужденно говорили, какой-то офи-цер криком распекал своих подчиненных. Вдруг я увидел кучку знакомых мне людей. Это был начальник моего отдела, с которым я только два дня на-зад разговаривал по телефону и приезжать сюда он не собирался и наш за-меститель главного конструктора, который вообще редко куда выезжал. «Что-то случилось» - подумал я и, когда к ним подошел, то понял, что не ошибся. Не протянув мне руки и не поздоровавшись, мое начальство накину-лось на меня с вопросами, хотя вопросы хотелось задавать мне. «Почему вас нет на рабочем месте и, где вас носит!» - вот, были их вопросы. В конце кон-цов, выяснилось, что на той площадке, где я еще два дня назад работал с электриками, произошло ЧП (чрезвычайное происшествие) и не просо ЧП, а трагедия. Один солдат из обслуги умудрился по ошибке состыковать два раз-ных кабеля с 54 штырьковыми разъемами штырь в штырь. Один их этих ка-белей оказался связан с запуском двигателей.
Заработали двигатели, и ракета пошла вверх. Многотонная металличе-ская крыша над ней была закрыта, ракета ударилась в нее, и произошел взрыв страшной силы, ракета взорвалась, разворотив всю пусковую установ-ку. Взрыв был такой силы, что слышно было за десятки километров. Стран-но, что мы его не слышали. На пусковой установке работали несколько рабо-чих, два инженера и несколько солдат. Работал там и один из рабочих, с ко-торым я два дня назад работал. Все эти люди погибли.
Это был единственный взрыв за 11 лет, что я работал на пусковых ус-тановках. Я еще раз убедился, что ангел хранитель у меня есть. Был, правда, на Байконуре еще один взрыв ракеты, но это было во время летно-конструкторских испытаний, то есть во время запуска ракет, и об этом я рас-скажу в следующем рассказе.
РАССКАЗ 8
БАЙКОНУР
На космодроме «Байконур» я был два раза, но по делам не космиче-ским. Космосом я стал заниматься уже после моего командировочного пе-риода и уже в другой фирме. Генеральный конструктор Бармин В.П. строил старты не только боевых ракет, но в основном космических. Были отделы в его КБ, где занимались только этим, мне же у него выпала роль заниматься боевыми стартами. Поэтому, когда мне надоела жизнь в постоянных разъез-дах, я перешел в другую фирму, где стал заниматься космосом. Мы разраба-тывали и создавали космические системы. К нам на фирму приезжали буду-щие космонавты, тогда еще никому не известные, изучать на наших тренаже-рах эти системы, но в командировки я уже не ездил, и потому на Байконуре по космическим делам не был. Один раз я был нам на строительстве пуско-вых установок, другой на летно-конструкторских испытаниях.
Расскажу о последней поездке, тем более, что там произошла опять аварийная ситуация. Слово «Байконур» мы не употребляли. Мы едем в «Тю-ра-Там», так мы говорили, потому что так называлась железнодорожная станция, куда мы прибывали, если ехали поездом.
В огромной степи Казахстана было много площадок, в основном кос-мического назначения.
Боевой ракетный комплекс, который был в те годы на Байконуре, рас-полагался довольно далеко от станции Тюра-Там, и добираться до него на машине надо было больше часа. В свой прошлый приезд, а это был сентябрь, здесь не стояла такая изнуряющая жара, как теперешним летом, и мы часто гуляли по степи, смогли даже съездить просто из любопытства на «двойку» - на площадку, где жили перед стартом первые космонавты, увидели про-стенький домик, где жил знаменитый конструктор космических кораблей Королев С.П., поиграли даже в волейбол с молодыми офицерами, которые оказались будущими космонавтами. Особенно запомнился высокий худой парень, хорошо бьющий у сетки. Это был Волынов Б.В., никому тогда не из-вестный. Он был в отряде космонавтов с 1960 года и принадлежал к первому набору в группу космонавтов. Его долго не пускали в космос, и он очень пе-реживал из-за этого. И только через долгих 9 лет в 1969 г. Он совершил свой первый полет на корабле «Союз 5», осуществив первую в мире стыковку с другим кораблем, а в 1976 году совершил и второй полет на корабле «Союз 21» и даже был командиром отряда космонавтов.
За время прошлой командировки мы еще съездили посмотреть на строительство котлована под «Н1» - лунного старта. Конечно же никакой ра-кеты и даже никаких наземных сооружений мы тогда не увидели, видели только один котлован, но такой, какого я никогда больше в жизни не видел. Это была вырытая «ямка» такого размера и такой глубины, что люди нахо-дящиеся внизу казались маленькими муравьями. И только вспыхивали вспышки – это они сваривали арматуру под бетон, которым должен быть вы-ложен весь котлован. Позже над ним установят стол для будущей ракеты «Н1». Но после двух неудачных запусков от лунной программы пришлось отказаться. Это был проигрыш американцам в соревновании за Луну. А пла-ны были грандиозные. У нас на фирме уже шел отбор людей для постоянной жизни и работы на Байконуре, и многие, но не я, соблазнившись высокими зарплатами, уже собирали чемоданы.
Но все это было в прошлой командировке, теперь расскажу о послед-ней.
Было лето 1966 года. Стояла удушающая жара, труднопереносимая для жителя средней полосы. Градусник за окном показывал за 40 градусов. При-дя с работы, мы раздевались и ложились на свои постели, накрываясь мокрой простыней, которая быстро высыхала, и мы повторяли эту процедуру. На по-доконник между окнами выливали холодную воду, которая быстро испаря-лась и мы наливали еще и еще.
Дело в том, что в те годы у нас не только не было кондиционеров, но я даже никогда их не видел. Но к тому моменту, когда должны были начаться испытания, жара несколько спала, появился ветер, который поднимал пыль, вырывал кусты «верблюжьей колючки» и гнал это «перекати поле» далеко в степь. Часто возникали маленькие «Торнадо», их здесь называли «Хотта-быч». Вреда, как настоящие «Торнадо» они не делали, но забивали лицо и глаза пылью и песком. Скоро ты поймешь, почему я об этом рассказываю.
И вот наступил день начала летно-конструкторских испытаний. Долж-ны пройти испытания: все системы старта, все бортовые системы во время полета. Уточняются: время предстартовой подготовки, дальность и точность стрельбы.
Пуск должен быть произведен с командного пункта, как в боевых усло-виях. Только головные части ракет – это «болванки», то есть без боезаряда и направлены они на специально отведенные цели в акватории Тихого океана, о чем предупреждены все морские суда того региона.
Все участники испытаний, а также все остальные люди, находящиеся вблизи этих стартовых площадок заранее предупреждены о времени прове-дения испытаний и в целях безопасности вышли из гостиниц и расположи-лись на пригорке, откуда можно видеть старт ракет. Время приближается к 10 часам. На это время назначен пуск ракеты. Командир и оператор, находя-щиеся в это время глубоко под землей на командирском пункте, занимают свои места и смотрят на часы.
10-00 ровно. Командир и оператор одновременно набирают код, вклю-чают кнопку одиночного пуска 1-ой ракеты (а их 10) и, затем, сорвав пломбу с главной пусковой кнопки, одновременно нажимают ее. Начинается пред-стартовая подготовка к пуску, длящаяся несколько минут.
Железобетонная крыша, расположенная на наклонных рельсовых пу-тях, отстреливается пиропатронами и слетает на рельсах в сторону, и только когда концевые выключатели дают сигнал, что крыша съехала, начинается запуск двигателей первой ступени.
Мы – это все собравшиеся на пригорке, стоим, смотрим на часы, ждем.
Пусковая установка находится от нас примерно в 2-х километрах и мы пристально смотрим в сторону пусковой установки. Ее, конечно, не видно, но мы знаем, где она.
Время 10-00. Все нервничают. Мы за свою пусковую установку. Для нас - лишь бы ракета улетела со старта. Ракетчики же волнуются за всю про-грамму полета. И наконец, мы видим, что ракета вышла из пусковой уста-новки и, набирая скорость, устремилась ввысь. Мы, стартовики, ликуем, ра-кетчики же помалкивают и правильно делают. Ракета поднялась примерно на 1 км и вдруг – это произошло. Хотя в мыслях мы допускали, что такое может случиться, на самом же деле это оказалось для всех полной неожиданностью.
Сначала в нижней части ракеты произошел взрыв. Затем ракета разва-лилась и стала падать. И, когда она упала на землю, то мы вдруг увидели, что от места падения поднимается облако густого бурого дыма, хорошо видимо-го и, это облако движется довольно быстро в нашу сторону. Тот ветер, о ко-тором я упоминал, гонит это облако в нашем направлении. Я услышал, как кто-то, стоящий рядом, сказал: «Один глоток этого дыма, и ты покойник».
И вот тут то, я увидел, что такое паника. Кто-то побежал сразу, не ду-мая, в противоположную сторону, кто-то слюнявил палец, пытаясь опреде-лить направление ветра. Большинство и я, в том числе, побежали в сторону, перпендикулярную движению ветра. Я бежал и думал, что буду делать, если накроет облаком. Вспомнил все, что читал и даже про фашистские газовые «душегубки», где люди, якобы выживали, мочась в рубашку и дыша в нее.
Пробежали несколько солдат с одетыми противогазами.
Вдруг я увидел, как на открытом «газике» офицер, догнав одного из этих солдат, сорвал противогаз с его лица, одел на себя и, не посадив никого в машину, быстро уехал прочь.
В конце концов, все закончилось благополучно. Никто не пострадал. Об этом случае с солдатом я позже много спорил со своим родственником – офицером. Он утверждал, что офицер поступил правильно. Я с ним в корне был не согласен. Если бы это было в военное время на поле боя, когда от жизни офицера зависят жизни многих солдат – этот поступок я бы еще мог понять, но в мирное время, я думаю, все жизни, и солдата и офицера, равно-ценны.
Прошло 10 дней. Причина неудачного пуска была установлена. Наша пусковая установка не пострадала. Старт прошел в штатном режиме, и мы за него, как обычно, получили позже даже премию.
Летно-конструкторские испытания продолжились, и мы опять стояли на пригорке и смотрели, как из пусковой установки №2 ушла вторая ракета. Испытания прошли с оценкой «хорошо», все сработало нормально. Ракета, пролетев 10 000 км, упала в заданный район Тихого океана с точностью не-сколько сот метров.
Но летно-конструкторские испытания еще не были закончены. Ракет-ный комплекс предполагал любую комбинацию пусков: пуск одной ракеты или поочередно нескольких, а также возможность залповых пусков от 2-х ра-кет и более, а в случае необходимости и залповый пуск всех 10-и ракет одно-временно.
По программе ЛКИ в задачу следующих пусков входил залповый пуск 2-х ракет одновременно. Мы предвкушали это зрелище, которое еще никто не видел. И вот наступил этот день. Мы занимаем свое обычное место на пригорке, ждем, ожидая уникальное зрелище. И гадая, синхронно ли пойдут ракеты, может они пойдут с задержкой.
Ровно в назначенное время с двух пусковых установок одновременно поднялись две ракеты. И мы с удовлетворением видим, что они вышли одно-временно, и продолжают идти синхронно. Расстояние между пусковыми ус-тановками два километра. Расстояние от места, где мы находимся до пуско-вых установок тоже километра два-три. И потому мы наблюдаем, что ракеты вышли одновременно, но на приличном удалении друг от друга. Мне каза-лось, что так и будет дальше. Но вдруг, я вижу, что ракеты стали стреми-тельно приближаться друг к другу и уже на большой высоте они пошли ря-дышком. «Дружная парочка» - сказал кто-то рядом. И я вдруг понял, почему они сблизились. Это закон физики – оптический обман.
На самом деле они не сближались, между ними оставались все те же два километра, но чем дальше они от нас отходили эти два километра пре-вращались визуально во все меньшее и меньшее расстояние. Небо было яс-ное и на большой высоте, когда ракет уже почти не было видно, мы увидели два небольших белых шлейфа. Нас это не обеспокоило, так как мы знали, что это произошел отстрел первых ступеней ракет. Затем ракеты скрылись в не-бе, войдя в космос и описав дугу примерно через 20 минут полет опустились в заданной точке акватории Тихого океана.
Очередные испытания прошли успешно, о чем было сообщение ТАСС (телеграфного агентства Советского союза) и по радио.
PS.
Ракета УР-100 прошла летно-конструкторские испытания: всего было проведено 60 пусков.
17 июля 1965 г. – первый пуск
27 октября 1966 г. – последний пуск.
21 июля 1969 г. – боевой ракетный комплекс принят на вооружение.
1974 г. – ракета снята с вооружения.
РАССКАЗ 9
ЯПОНСКИЙ ЯЗЫК
Когда я в школе начал изучать английский язык – энтузиазма у меня не было. Я не понимал, зачем он мне нужен. За границу в те времена никто из знакомых не ездил, и я тоже не предполагал, что когда-нибудь поеду. Но од-нажды в классе появился новичок – Коля Мохов. Он приехал из Англии, где папа его работал дипломатом. Худенький, невзрачный мальчик не произвел на нас никакого впечатления до тех пор, пока не наступил урок английского языка.
Вошла учительница, мы, как всегда, приветствовали ее вставанием, и она начала проверку присутствующих. «У нас новенький!» - вдруг восклик-нула она, увидев Колю. «Ну, давай знакомиться». И тут произошло то, что она, да и мы никак не ожидали. Коля начал рассказывать о себе на чистом английском языке. Мы ничего не поняли, но нам показалось, что и учитель-ница не все поняла. Мы интуитивно почувствовали, что Коля знает англий-ский лучше нашей учительницы, и это потом подтвердилось. Все в классе за-уважали новичка, а я с ним подружился. Он много рассказывал про Англию и убедил меня, да и многих тоже, что знать английский язык – это хорошо: можно читать английские и американские журналы, понимать содержание английских и американских песен, читать книги, не изданные на русском языке.
Сразу же возникло желание улучшить свой английский. Но школа не занималась обучением разговорного языка, для этого надо было разговари-вать на английском языке в классе, что мы не делали. Но подучить язык, обо-гатить свой словарный запас мне захотелось.
Коля рассказал самый действенный метод обучения. Состоял он в сле-дующем: надо взять какую-нибудь книгу, лучше интересную на английском языке и эту же книгу, но в переводе, уже на русском языке. Начать читать и переводить английскую книгу, подглядывая в русскую. Преимущество от обычного перевода со словарем то, что в словаре надо долго искать слова, в книжке же перевод под рукой, так что обучение происходит быстрее.
Итак, я купил книжку «Робинзон Крузо» на английском языке доволь-но быстро в магазине иностранной литературы, а вот на русском языке при-шлось взять в библиотеке. Такие книги в то время были в большом дефиците.
Я проверил на себе действенность этого метода – довольно быстро обо-гатил свой словарь, да и читать стал лучше. С тех пор, я в свою очередь, со-ветовал применять этот метод всем у кого проблемы с обучением языка.
Дальше в институте у нас тоже был предмет английского перевода, но там задача была овладеть переводом технических текстов, то есть техниче-ских журналов, патентов, книг на английском языке.
Обучение же разговорным языком должно проходить совсем по-другому. Человек должен окунуться полностью в разговорный язык, в языко-вое окружение, где во время обучения он на русском языке не должен об-щаться вообще. Только в этих условиях человек постепенно начнет овладе-вать разговорным языком. Нужны ли способности для этого? Конечно, если у человека хорошая память и есть способности к языкам. Есть «полиглоты» овладевшие 10-ю, 15-ю и даже 20-ю языками. Они, правда, утверждают, что это не очень сложно, что языки многих стран схожие – это действительно так. Но я, все-таки думаю, что способности играют тоже далеко не послед-нюю роль. Человеку же со средними способностями овладеть одним или да-же двумя языками доступно. Примеры многих стран говорят об этом. Все наши народности бывшего Советского союза – это и Украина, и Белоруссия, Грузия и Армения, все они, кроме своего языка, хорошо знали и знают рус-ский язык. А ведь среди этих людей есть способные и не очень, с хорошей памятью и плохой.
Так что за изучение языка надо браться обязательно. Лучше, конечно, с детства, но уж, если этого не произошло, то можно и нужно в любом возрас-те.
Сейчас наступило время, когда знание языков встало на одно из первых мест. Есть виды многих престижных работ, которые требуют знания языков. Они дают возможность смотреть иностранные фильмы, читать иностранные книги и журналы, а главное – общаться с людьми за границей. Тогда страны, в которых ты побываешь, предстанут перед тобой ярче и интереснее. Можно не связываясь с турагентствами, заказывать по интернету гостиницы и отели в любых странах, спокойно ехать в любую страну, зная хотя бы английский язык – он интернационален во многих странах. Но, изучая языки, надо це-нить и любить свой язык, не преклоняться перед иностранным. Русский язык много богаче и совершеннее любого иностранного. Есть рассказ о том, как поспорили два человека о том, чей язык лучше русский или английский. И один другому очень просто доказал. Он прочитал довольно длинный и инте-ресный рассказ на русском языке, написанный словами, которые начинаются только с одной буквы. Ни один язык в мире, кроме русского не имеет столько синонимов, столько выражений и оттенков, а игра слов – такого нет ни в од-ном языке. А у нас почему-то все что ни называют сейчас от любой техники до бытовой химии – все на английском языке. Дети перестают называть себя русскими именами. Часто Максим – это Макс, Денис – Ден, Маргарита – Марго, Катюша – Кэт. А когда идешь по центральным улицам Москвы, то глядя на неоновые названия, не знаешь, где находишься – за границей или у себя дома.
А, ведь, повторяю, наш язык во много раз богаче того же английского. Это сразу понимаешь, когда начинаешь его изучать. Есть языки легкие для изучения, есть трудные. У славянских народов в словах есть много общего, поэтому изучение этих языков легкое для нас. В 60-х годах у нас в стране свободно продавались югославские журналы. Эта страна была капиталисти-ческой, и в том литературном вакууме, статьи этих журналов представляли интерес. Я купил сербско-хорватский словарь и начал переводить. Через ме-сяц мне словарь уже не был нужен, настолько легким оказался этот язык. Большинство слов звучали, как исковерканные русские.
Но есть языки, которые считаются у нас трудными. Если кто-нибудь из нас что-то не понимает, мы говорим: «это – китайская грамота», тем самым говоря, что понять невозможно. И я хочу в этом рассказе попробовать опро-вергнуть это изречение.
Прежде всего, я хочу рассказать, как я познакомился, а потом и увлекся японским языком, который с китайским очень схож.
В конце 60-х годов, когда я работал в конструкторском бюро, знакомая переводчица попросила меня помочь ей с переводом технических текстов. Она работала в нашем же КБ в бюро переводов, хорошо знала английский язык, но в технике разбиралась плохо и потому просила отредактировать ее переводы. Пока я ей помогал, мне пришла в голову мысль: «Не заняться ли и мне переводами», тем более, что во Всесоюзном центре переводов, где она тоже подрабатывала, не хватало переводчиков с техническими знаниями.
Я поехал в этот «центр» и мне предложили работу. «Деньги лишними не бывают» - подумал я, тем более, что смогу брать работу в командировки, там много бывает свободного времени. Какое-то время я переводил с англий-ского, но однажды, принеся готовый материал, в кабинете редактора, был свидетелем бурной сцены. Редактор кричал на одного из переводчиков, на-зывая того аферистом, грозя ему судом.
Оказалось, что переводчик с японского языка, а таких людей, знающих японский язык и разбирающихся в технике, было очень мало, воспользовав-шись тем, что в редакции не было технического редактора – япониста, при-носил долгое время переводы с японского на русский, и получая за них хо-рошие гонорары, не делал этих переводов вообще. В Ленинской библиотеке, где тогда были собраны все выпускаемые в стране книги и журналы, он под-бирал статьи, похожие по профилю перевода, их переписывал, приносил в бюро переводов, и получал за это гонорары. Скандал был большой, но кон-чилось все тем, что этого авантюриста не только не судили, но даже не вы-гнали с работы. А потому, что таких переводчиков было очень мало.
Платили за эти переводы в несколько раз больше, чем за аналогичные переводы с английского, да и работы было больше. Я крепко об этом заду-мался, рассказал двоим своим приятелям – технарям, и мы решили изучать японский язык.
Для начала необходимы были учебники японского языка. Но в магази-не мы их не нашли. Оставалась надежда на Ленинскую библиотеку, уже там-то учебники должны быть наверняка. Но в «Ленинку» записывали далеко не всех. Пришлось взять в организации, где мы работали рекомендательные письма с печатями и подписями, и вопрос был решен. В «Ленинке» мы, на-конец, нашли нужные нам учебники, правда они были старого издания, но зато обучение в них велось по урокам, по сути это был самоучитель, и мы с удовольствием стали с ним работать. Мы пять дней в неделю после основной работы вечерами ездили в «Ленинку» и сидели там часа по три-четыре, ус-ваивая материал урок за уроком, переписывая в свои тетради все сведения о грамматике, о правилах, о всех тонкостях перевода.
Мы, конечно, могли бы записаться на какие-нибудь курсы, они сущест-вовали в то время, но мы посчитали, что там мы потратим несколько лет, а нам хотелось овладеть переводом за 3-4 месяца, тем более, что к разговорно-му языку мы не стремились. У нас была задача овладеть только переводом технических текстов.
Прошло 4 месяца, и мы достигли желаемого – мы начали делать пер-вые переводы. Мы, это я и мой приятель, 3-й же не выдержал трудностей и бросил занятия.
Начал я с небольших переводов патентов по близкой мне теме – элек-тромеханике. Мой приятель брал патенты по другой теме, так как работал в другой области.
Патенты мы брали в институте патентной экспертизы, редакторы кото-рого вышли на нас сами и предложили работу.
Постепенно втянувшись, мы стали брать наряду с патентами и большие статьи в «НИИ переводов». Вообщем работы было много. Оплачивалась она хорошо. Единственное, чего не хватало – времени. Второй приятель со вре-менем тоже сошел с дистанции. В НИИ, где он работал, ему дали руководя-щую должность, и у него на японский не оставалось времени.
Я продолжал переводить, брал переводы в командировки. Свободного времени там было больше, чем в Москве, но была другая трудность, даже не трудность, а неудобство. Для переводов надо было брать с собой несколько тяжелых словарей – они занимали б;льшую часть чемодана, да и сослужив-цы как-то косо на все это смотрели.
Что же представляет из себя японский язык и в чем его трудность для изучения?
Японское письмо может быть вертикальным либо горизонтальным. В художественной литературе и прессе распространено вертикальное письмо. Строка идет сверху вниз; строки располагаются справа налево.
В научно-технических текстах применяется горизонтальное письмо, в котором, как и в европейском письме, строка начинается слева, строки рас-полагаются сверху вниз.
Поскольку моей работой был перевод научно-технических текстов, то с необычным для нас вертикальным расположением текстов я почти не стал-кивался.
Но вот со следующей особенностью японского языка мне пришлось потрудиться, чтобы ее освоить. Дело в том, что в японском тексте письмен-ными знаками являются не буквы их которых состоят слова, как мы привык-ли видеть, а иероглифы, которые в сочетании со знаками ХИР;ГАНЫ и реже КАТ;КАНЫ (упрощенные иероглифы) сами являются словами. И, если в нашем или, к примеру, в английском словаре мы по буквам алфавита можем найти значение слова, то японский текст сразу ставит новичка в тупик, а как же найти в словаре нужный нам иероглиф.
Попробуем в этом разобраться. Иероглифы состоят в основном из пря-мых черт. Знаки хираганы и катаканы представляют из себя мелкие знаки, имеющие плавный округлый характер. Иероглиф означает либо целое слово, либо один из корней сложного слова. Один и тот же иероглиф может иметь несколько чтений, в зависимости от того, какие знаки хираганы стоят за ним. Все иероглифы состоят из определенного количества черт. Есть простые ие-роглифы, есть сложные. Путем сложения простых иероглифов образовались сложные. Черты и элементы иероглифа пишутся в определенной последова-тельности. Во-первых, это облегчает подсчет числа черт незнакомого иерог-лифа для нахождения его в иероглифическом словаре, во-вторых, помогает быстрее писать иероглифы. Хирагана – упрощенные иероглифы азбука ее со-стоит из 46 знаков. Этими знаками, стоящими рядом с иероглифами, обозна-чаются, во-первых, несколько чтений иероглифов, во-вторых, грамматика японского языка. Катакана – азбука ее знаков, являющиеся также упрощен-ными иероглифами, состоит из 51 знака, употребляется реже, чем хирагана в основном для написания иностранных слов.
Эти две азбуки надо вызубрить наизусть, так, чтобы читать их не за-глядывая в азбуку.
Ключ – это такой элемент в составе иероглифа, по которому иероглиф определяется в словаре. Наиболее употребимых ключей – 67, всего 214. Их также необходимо со временем выучить наизусть, иначе придется все время обращаться к ключевой таблице.
Ключи в этой таблице расположены по числу из черт: сперва идут ключи, состоящие из одной черты, затем из двух и т.д. Чтобы найти ключ в таблице, надо подсчитать число черт. Встретив в тексте незнакомый иерог-лиф, необходимо определить, какой же из составляющих его элементов слу-жит ключом.
1. Проверить не является ли сам иероглиф в роли ключа.
2. Нет ли в составе иероглифа охватывающего элемента, если есть, то он и является ключом.
3. Если в иероглифе два горизонтально расположенных элемента, то предпочтение отдать левому.
4. Если левого элемента нет в таблице, значит, ключом является пра-вый.
5. При двух вертикально расположенных элементах предпочтение от-дать верхнему.
Теперь, пользуясь этими рекомендациями, вызубрив ключи и азбуки хираганы и катаканы, я легко мог находить в иероглифическом словаре нуж-ный мне иероглиф и делать перевод текста.
Я не буду подробно рассказывать о грамматике японского языка. Ска-жу только, что фонетика не представляет для изучающего особых трудно-стей. Нельзя сказать, что и морфологическая его сторона была намного труд-нее, чем например, английского языка. Нет особых трудностей и в области синтаксиса. Самоучитель, которым мы пользовались дает возможность при систематической работе изучить основы письменности, две азбуки, ключи и более 1000 иероглифов, грамматики – достаточной для перевода научно-технической литературы и газетных текстов средней трудности. Кроме того, можно научиться пользоваться разговорником, словарями и справочниками.
Итак, через несколько месяцев обучения я взял первый перевод в ин-ституте патентной экспертизы, выбрав из предложенного, близкую мне тему электромеханики. Позже я брал переводы только этой тематики, так как по-нял, что одни и те же иероглифы в переводах запоминаются быстрее.
Первые переводы, конечно, шли с трудом. Не было запаса знакомых иероглифов, за каждым приходилось лезть в словарь. Да и словарей было не-достаточно. Особенность японского языка еще в том, что было много специ-фических словарей. Например, отдельной книгой был словарь «имен и фами-лий», «электротехнический словарь». Многие иероглифы находились только в японо-английских словарях, значит перевод был двойным – на английский, затем на русский. Но со временем я приобрел все нужные словари, вызубрил все ключи и азбуки (зубрил на работе, в транспорте, в командировках) посто-янно пополняя запас иероглифов, начал переводить довольно неплохо. Как то месяцев через восемь я рискнул взяться за довольно большую статью по электронике. Одному диссертанту очень нужен был перевод этой статьи по теме его диссертации. Он обратился в бюро переводов, но там была очередь на год вперед. Ждать он не мог, нашел меня и умолял сделать ему этот пере-вод за любые деньги.
Перевод я сделал – он защитился. Но, взяв как-то перевод по такому же случаю у своего знакомого химика, у меня ничего не получилось. Переводя незнакомую мне тематику ничего не понимая в химии я, промучившись до-вольно долго, так и не смог сделать перевода.
В японском языке один и тот же иероглиф может означать несколько значений, например, шплинт и штифт изображен одним иероглифом и тот кто знает разницу между ними тот только сможет составить правильный пе-ревод. Поэтому в дальнейшем я придерживался в переводах только своей те-мы: электротехника, электромеханика, электроника.
В заключение хочу сказать, что изучать такой язык, как японский, сто-ит. На этом языке говорят свыше 150 млн. человек, существует обширная ли-тература по самым различным областям знаний, выходит несколько сотен научно-технических общественно-политических и других журналов. Настой-чивое и систематическое изучение языка в конкретных практических целях может привести к неплохим результатам и за сравнительно короткий срок.
Я переводил технические тексты с японского языка больше года, про-должал бы этим заниматься и дальше – мне эта работа нравилась. Я уже на-деялся, что постоянно делая переводы, совершенствуясь в этом деле, со вре-менем смогу стать профессиональным переводчиком.
Но случилось так, что другое увлечение – увлечение ювелирным де-лом, оказалось сильнее всего остального: и инженерной специальности и преподавательской деятельности и профессии переводчика.
Но еще года два после этого мне шли по почте предложения взять ра-боту из тех организаций, где я брал переводы.
РАССКАЗ 10
ПТУ
В своих прежних рассказах я вспоминал в основном свою работу с тех-никой – с самолетами, ракетами. Теперь пришло время поговорить о работе с людьми, а точнее с подростками, о профессии преподавателя.
Есть профессии, в которых должны работать особые люди – неравно-душные, а главное они должны любить людей и в первую очередь детей всех возрастов, причем всех: умных и не умных, добрых и злых, здоровых и боль-ных.
Профессия таких людей – преподаватели, воспитатели, учителя. Если человек обладает знаниями, у него хорошая речь, он хорошо может объяс-нить и донести эти знания, но он не любит, а значит, не понимает детей, та-кой человек не должен идти в эту профессию. В конце концов, и ему самому, когда-нибудь это надоест – дети очень чувствуют фальшь, и доверять и тем более любить такого преподавателя не будут. Но человек не всегда знает са-мого себя. Он может любить своих детей. Хорошо относится к детям друзей, переживает вместе с детьми, когда смотрит детские фильмы, но когда оказы-вается один на один с целым классом, вот тут-то и наступает «момент исти-ны».
Обо всем этом я думал, когда шел на первый урок в группу производ-ственно-технического училища или сокращенно ПТУ. Когда то давно, в по-слевоенные годы, когда мы еще учились в школе, мама моего друга Лелика Маковки, видя очередную двойку в его дневнике, кричала ему: «Еще одна двойка, и я тебе шинель одену». Так она грозилась направить Лелика в ре-месленное училище. Современное ПТУ – это такое же ремесленное училище, только здесь ученики еще получают и среднее образование, правда, в более упрощенной форме, чем в школе. Но основная задача готовить из не очень одаренных учеников - людей рабочих профессий: токарей, слесарей, автоме-хаников, электромонтажников. Я не буду лукавить, никогда не замечал в себе большой любви к детям, но я был к ним неравнодушным и подумал, а почему бы не попробовать себя в этой профессии.
Я хорошо помнил электротехнику, и когда мне директор ПТУ предло-жил вести этот предмет, я согласился. Зарплата у преподавателя была не-большой, поэтому претендентов, особенно мужчин, не было. У меня же к то-му времени была свободная профессия художника – ювелира, и я пошел в преподаватели работать не за деньги. Идя на первый урок я особенно не вол-новался. Мне было интересно, смогу ли я найти с ребятами общий язык. Они, я знал, были с невысоким интеллектом и это мягко сказано – это были двоеч-ники, собранные вместе из разных школ.
Ты помнишь, я рассказывал, как знакомился со своими однокурсника-ми в первый день после поступления в институт. Там были все отличники. Здесь же было все наоборот. За дисциплину я тоже не волновался. К каждой группе был прикреплен свой мастер, и, кроме обучения на производстве, в его обязанности входило следить за дисциплиной на теоретических занятиях. То есть он был обязан, в случае необходимости, сидеть на всех моих заняти-ях. Если преподаватель справлялся с классом, то он мог этого и не делать. Я же с первого занятия решил, что поскольку я мужчина – остальные препода-ватели были женщины, попробую обойтись без мастера. Мастеру это понра-вилось. «Но я, все-таки буду поблизости» - сказал он. «Разве вас директор не предупредил, что это за группа – от нее отказались все преподаватели, а женщина, работавшая до вас, уволилась с нервным расстройством».
И тут я вспомнил, как уговаривал меня директор, говоря, что препода-ватели у него все женщины и мужчина ему очень подойдет. После этого раз-говора я немного занервничал и с некоторым волнением переступил порог аудитории. В классе сидело порядка двадцати пяти подростков. Первый ряд столов был пуст, все ребята сгрудились сзади. Один только парень Леня Ко-ротков сидел в первом ряду. Все с любопытством смотрели на меня. Я от-крыл журнал и стал знакомиться. Пока знакомился, я сразу определил двух лидеров. Их нельзя было не узнать. Они вели себя независимо и свысока по отношению к другим. Все же остальные смотрели на них подобострастно, подхихикивали, когда те острили. Один - Иван Хрулев, пухлый, здоровый парень с круглым лицом, его маленькие цепкие глазки смотрели не мигая мне в глаза, говоря взглядом: «Никто тебя здесь не боится». Второй – Егор Бе-лый, жилистый высокий парень, ухмыляясь, жевал резинку.
У меня не было педагогического опыта, я не прочитал ни одной книги по педагогике и потому решил: буду ориентироваться на интуицию. Раз эти два парня здесь верховодят – это даже лучше – нет анархии в классе. И, об-щаясь ко всем, но больше к этим двум, спросил, отчего же они не ладили с Зоей Петровной – последним преподавателем электротехники.
«Зануда она была» - сказал Хрулев. «С этими ребятами просто не бу-дет» - подумал я. Я рассказал им о себе, где учился, где работал, сказал, что никогда не преподавал, что хочу им только добра, что обойдемся без мастера. «А жаловаться директору на нас, как Зоя Петровна, будете?» - спросил кто-то. «Обойдемся без директора – ему и без нас есть чем заняться» - ответил я.
Разговаривая с ребятами, я и сам отвечал на их самые разные вопросы: где работал, что видел и даже есть ли у меня дети. Я в свою очередь рас-спрашивал их о родителях, как проводят свободное время, об их отношении к жизни. И чем больше мы разговаривали, тем больше уходила отчужденность, налаживался контакт с ребятами. И я понял, что с мужчинами этим мальчи-кам общаться интереснее, чем с женщинами – педагогами, у нас склад мысли мужской.
Вообщем первый урок мы только знакомились и разговаривали на об-щие темы – это был урок «человековедения».
И в дальнейшем уже на технических занятиях я часто прибегал к тако-му «уроку».
На следующем уроке я уже перешел непосредственно к самому про-цесс обучения. Я рассказал, что им как будущим электромонтажникам необ-ходимы знания электротехники, спецтехнологии, и я не буду их грузить сложными теориями и подробностями, просто хочу доходчиво объяснить ос-новные положения и законы электротехники и теоретические знания, необ-ходимые для их будущей профессии. Если кому-то будет скучно и неинте-ресно слушать меня, пусть скажут, я постараюсь перестроиться.
И процесс обучения начался. Первый урок электротехники я начал с того, что электромонтажники будут в своей работе постоянно иметь дело с электрическим током. Поэтому самое главное для них это знать, что такое электрический ток, откуда он берется, как его получить, и, конечно, техника безопасности, что электрический ток – это очень серьезно.
От небрежного обращения с агрегатами и приборами, связанными с электричеством могут быть большие неприятности и даже трагедии. Мы все имеем дело с электричеством в быту и каждый человек хоть раз, но попадал под действие электрического тока. Но на работе ответственность во много раз больше. И я рассказал ребятам случай из своей трудовой практики на ра-кетной площадке, когда неправильно состыкованный кабель привел к взрыву ракеты и погибли люди. Рассказ произвел впечатление. Что же такое элек-трический ток? Материальный мир вокруг нас состоит из атомов. Атом – это ядро, вокруг которого вращаются электроны – отрицательно заряженные частицы. Так вот упорядоченное движение электронов – это и есть электри-ческий ток. Визуально его не увидишь, можно только ощутить.
А вот как получается электрический ток, я могу показать визуально. Я взял магнит и вставил внутрь полюсов рамку из проволоки. Если мы будем вращать эту рамку в магнитном поле, то по ней потечет электрический ток. И вот, когда этих рамок много и они объединены в одну катушку – ротор, то и получится генератор электрического тока. И если, скажем, падающая вода в гидростанциях, ветер в ветряных станциях или пар в теплостанциях будут вращать эту катушку – ротор в магнитном поле, то из коллектора, в котором соединены концы всех рамок ротора, потечет электрический ток. Вот и вся премудрость.
И на всех последующих занятиях электротехники я рассказывал ребя-там, в такой же доходчивой форме, о силе тока, о напряжении, о мощности тока, о различных источниках питания, трансформаторах, о законе Ома и многом другом.
Но были еще два предмета необходимые электромонтажникам – это спецтехнология и электроматериаловедение.
На занятиях по спецтехнологии я рассказывал об устройстве электро-станций, трансформаторов, линий электропередач, о различных электроагре-гатах и электроустановках, рассказывал о кабелях и штепсельных разъемах, о паяльниках и методах пайки. На занятиях по электроматериаловедению речь шла о различных материалах, применяемых в электротехнике и в электро-монтажных работах, о припоях и флюсах и о многом другом.
Все рассказы я старался проводить живо и интересно и, чтобы подог-реть интерес к профессии, просил, чтобы ребята приносили из дома сломан-ную бытовую электротехнику. Мы разбирали и чинили утюги и пылесосы, электробритвы и даже приемники и магнитофоны. Для этого мы установили в кабинете рабочий стол с инструментами и паяльниками.
На заводе у ребят была практика, но бытовой техникой они там не за-нимались, потому наши занятия также повышали их квалификацию. Но не все было так гладко. Иногда ребята ничего не хотели делать. Они о чем-то шушукались на задних рядах, но я на обострение не шел. Зная, что вина в этом была и моя, что если будет интересно на занятиях, ребята заниматься будут.
Но иногда были и неприятности, даже стычки.
Однажды, проходя мимо моего стола, Егор Белый зацепился лямкой своей сумки за стул, на котором я сидел. Егор не расставался со своей само-дельной холщевой сумкой, носил ее через плечо, как сумку с противогазом. Сумка его дернулась и из нее прямо мне под ноги выпал нож. Это был само-дельный красивый с наборной пластмассовой ручкой нож. Сейчас они про-даются везде. В те же годы такие ножи считались холодным оружием. В ма-газинах продавались только небольшие перочинные ножики.
Я сидел на стуле и потому раньше схватил нож. Егор рассвирепел и, схватив меня за плечо, прошипел: «Отдай»!» И тут я, обычно спокойный и уравновешенный, сделал то, чего даже сам от себя не ожидал. Я заорал на не-го громко, с напором: «Сядь на место!» так, что он отпрянул от меня. Затем я встал, подошел к рабочему столу, где лежали инструменты, зажал нож в тис-ки и молотком расколол нож пополам. Ребята молчали, Егор же выругался и с ненавистью смотрел на меня. «Ты бы хотел, чтобы я отнес нож директору?» - спросил я. И рассказал случай, как выпивший подросток пришел на диско-теку с ножом и порезал там своего же приятеля за грубое слово.
За шесть лет работы в ПТУ я еще пару раз отбирал у ребят ножи, и все-гда их уничтожал. Мастер рассказывал, что ножи ребята делали втихаря на заводе.
Однажды директор обратился ко мне с необычной просьбой – вести в нескольких группах начальную военную подготовку (НВП). Преподаватель этого предмета неожиданно заболел и ушел на пенсию. «Не женщин же мне просить» - сказал директор. «Вы у нас единственный мужчина – преподава-тель».
Был у нас еще один молодой преподаватель, но его недавно с «трес-ком» уволили. Сынок богатых родителей, после окончания института не-сколько лет нигде не работал, и отец поставил сыну условие, если тот устро-ится на работу, то покупает ему хороший автомобиль. Так отец надеялся приучить сына к труду.
Устроившись к нам преподавателем, парень получил автомобиль, но работать не хотел. Лень ему было готовиться к занятиям, вести учебный про-цесс. И на уроках с ребятами он не вел никаких занятий вообще. Он догово-рился с ребятами, что если они будут молчать, то на уроках он им разрешит делать все, что они захотят. И они на уроках играли в карты, в шахматы, чи-тали книжки, говорят, даже курили у окна и пили пиво с преподавателем.
Не знаю, на что рассчитывал этот «преподаватель», но продержался он несколько месяцев, затем был разоблачен и изгнан, что его не очень огорчи-ло. Много лет спустя я узнал, что он стал крупным бизнесменом.
Итак, я, в конце концов, согласился на предложение директора и в до-полнение к тем предметам, что я вел, стал еще и преподавателем НВП. Я к тому времени был в звании старшего лейтенанта, хотя и не служил в армии. В авиационном институте, где я учился, была военная кафедра. Мы пять лет в институте занимались военной подготовкой, и после 5-го курса летом на один месяц нас вывезли на лагерные сборы. Под Одессой на аэродроме в солдатской форме занимались нашей военной специальностью – вооружени-ем самолетов. В конце этих сборов мы, приняв присягу, получили звания младших лейтенантов запаса. Затем, состояв на учете в военкомате, наши звания со временем росли, и к 1980 году я уже был старлеем.
Я хоть и не служил срочной службы, но, работая 11 лет на боевых ра-кетных комплексах, раскинутых по всей стране, армейской жизни насмот-релся вдоволь. Поэтому преподавание «военной подготовки» было для меня развлечением. По сравнению с электротехникой и спецтехнологией, которые я продолжал вести, преподавание НВП было интересным, и я бы даже сказал, увлекательным.
Я рассказывал ребятам о войне, что помнил сам, слышал или читал, о главных сражениях и полководцах Великой Отечественной войны. Я расска-зывал о современном вооружении и о вооружении прошлых лет, об атомном и водородном оружии, об их испытаниях.
Говоря о газовом оружии, мы учились применять средства защиты – различные виды противогазов. Мы говорили о род;х войск и о званиях, о на-градах и воинском уставе и о многом другом.
На занятия я приносил муляжи различных видов гранат, стрелковое оружие: винтовки и автоматы. С завязанными глазами, засекая время, мы разбирали и собирали винтовку и автомат, стреляли в тире из малокалибер-ной винтовки. Стрельбы проводил я сам, выдавая ребятам патроны.
Патронов мне выделяли много, сейфа у меня на работе не было, потому я хранил патроны дома. И позже, когда я перешел на другую работу, долгое время не знал, куда деть эти многочисленные оставшиеся у меня пачки с па-тронами. И однажды принял мудрое решение, а не устроить ли мне разору-жение в местном масштабе. Я сложил все эти пачки в кейс и с моста высыпал все патроны в воду.
На стрельбы же из автомата мы ездили на специальный полигон, где стрельбы проводились под надзором инструкторов.
Все эти занятия и на уроках и на стрельбах были для меня развлечени-ем. Но было и то, что меня волновало. Приближалось время проведения строевой подготовки. Обычно, эти занятия устраивались весной, когда сой-дет снег и весеннее солнышко подсушит асфальт. Занятия проводились под окнами нашего здания и, слыша громкие возгласы команд, много зевак, вы-глядывая в окна, смотрели, как маршируют ребята.
Дело в том, что маршировать мне самому приходилось мало и тем бо-лее зычным голосом выкрикивать команды. Я не служил срочной службы, а в лагерях за один месяц невозможно хорошо этому научиться. И наш старшина по фамилии Могила, недовольный нашим строевым шагом, выстраивал нас, давал команду: «Смирно!» и произносил свою замечательную фразу: «Будете стоять до тех пор, пока не научитесь ходить!». А однажды, обращаясь ко мне, произнес: «А вы курсант, выплюньте жувачку из головы, выйдете из строя и посмотрите на себя со стороны».
И вот наступил день строевой подготовки. Было теплое, солнечное ут-ро. Я встал на час раньше обычного, и вместо зарядки перед зеркалом минут двадцать ходил чеканным строевым шагом, тянул носок, отдавал зычным командным голосом сам себе команды: «Направо, налево, вперед, шагом марш».
И вот мы с ребятами на плацу. Зеваки высунулись из всех окон, пред-вкушая зрелище. Всех, построив по росту, так, чтобы каждый видел грудь четвертого человека, я громким командным голосом, какого сам от себя ни-когда не слышал, произнес с растягом: «Взво-о-д, слушай мою команду, На-а-право, Шаго-о-м марш!». И после этого я долго гонял свой взвод: на-право и налево, прямо и кругом. Затем передавая командные права то одно-му, то другому ученику, смотрел уже со стороны, как мои ребята учатся хо-дить строем. Иногда бывали и такие команды – «На пра, на ле, ногу на пле… отставить!».
Но был еще один предмет, который я очень хотел бы вести. Я даже не-сколько раз обращался с просьбой к директору, но всегда получал один и тот же ответ: «Предмет ведет хороший постоянный преподаватель». Но в по-следний год мне все-таки удалось несколько месяцев его вести, когда этот преподаватель ушла в декретный отпуск.
Предмет этот назывался «Эстетика». Почему же меня так интересовал этот предмет? Я к тому времени закончил «Университет искусств», занимал-ся ювелирным делом, много читал книг по искусству, общался с художника-ми, сам писал картины маслом, пастелью, гуашью, лепил, резал по дереву. Поэтому время занятий с ребятами я проводил с удовольствием, поскольку программа сама по себе была интересной.
Эстетика – это наука, которая строится на изучении прекрасного, это наука об искусстве, включает в себя мировую художественную культуру, изобразительное искусство, основы киноискусства, литературы, музыки. Слово эстетика охватывает самые разные сферы: это эстетика одежды, эсте-тика интерьера, эстетика спектакля и пр. История мировой и отечественной культуры охватывает основные виды искусства: архитектуры, скульптуры, живописи и графики, декоративно-прикладного искусства, начиная с эпохи мезолита, неолита, железного века, затем Древнего Египта, Древней Индии, Древнего Китая, далее античное искусство: Древняя Греция и Древний Рим, средневековое искусство – искусство Византии, искусство эпохи Возрожде-ния XIV-XVI вв., а также художественной культуры Русского искусства, включая Древнерусское искусство IX-XVII вв., искусство Киевской Руси IX-XII вв., Русское искусство XV-XX вв.
Мы изучали мировые школы кинематографии: Американское и Анг-лийское кино, Французское и Итальянское, Индийское, Русское и Советское кино. В программу входило знакомство с дизайном – художественным оформлением промышленных изделий и других предметов массового произ-водства, с модой – быстроменяющимся комплексом правил в одежде и во многих других сферах, с этикетом – совокупностью правил поведения в об-ществе и контактов между людьми.
Рассказывая о главных музеях мира, я говорил о Лувре в Париже, о Британском музее в Лондоне, о Метрополитен - музее в Нью-Йорке, о том, что Третьяковская галерея в Москве посвящена Русскому искусству, а музей Изобразительных искусств им. А.С.Пушкина – зарубежному, что в Санкт-Петербурге есть Русский музей и Эрмитаж, о том, что во всех этих музеях собраны богатейшие коллекции мирового искусства.
Занятия проводились в виде лекций с показом плакатов, слайдов, ре-продукций, а также в игровой форме, когда сами учащиеся оценивают произ-ведения искусства.
Занимаясь этим предметом, и сравнивая с занятиями технических предметов, я невольно пришел к выводу, что заниматься в области приклад-ного искусства мне интереснее. Я решил окончательно покинуть технику и, потому следующей моей работой был кружок на станции Юных Техников «Художественная обработка металлов», кружок, который я сам придумал и создал, о чем расскажу позже.
Когда оставалось несколько месяцев до выпускных экзаменов, произо-шел случай, всполошивший все училище. В группе электромонтажников ре-бята учились довольно средне – были хорошисты, троечники, двоечников не было, и мы планировали выпустить всех ребят. Но был у меня в группе твер-дый отличник. Это Леня Коротков, который с первого дня сидел в первом ряду, внимательно слушал все, что я говорил, записывал, занимался даже до-ма, что редко кто делал и получал у меня одни пятерки.
Парень был необычный. Не мощного телосложения, но с твердым неза-висимым характером. Он не признавал классных авторитетов. Те, первое время его задирали, но, видя, что он никого и ничего не боится, отстали. Ле-ня чувствовал, что я его уважаю, как личность, и однажды после уроков в от-кровенном разговоре, он рассказал о себе. Оказалось, что живет он вдвоем с отцом, мать умерла, отец же с криминальным прошлым. И мечта его, уже не знаю, кто поставил его на путь истинный, поступить в институт на вечернее отделение и работать на заводе. Я со своей стороны пообещал ему помощь и пятерки по всем своим предметам, если он будет так же хорошо заниматься.
И вдруг, как гром среди ясного неба. Несколько дней его не было на занятиях. «Заболел» - подумал я. И вдруг приходит милиционер из детской комнаты милиции и сообщает, что Леня Коротков вдвоем с отцом ограбили квартиру. После занятия мы с мастером пошли в милицию в камеру предва-рительного заключения, где сидел Леня, и он рассказал, что отец заставил его пойти на кражу. Мы писали ходатайственные письма за подписью директора, давали ему самые хорошие характеристики, но ничего не помогло. Был суд, и Леню направили в детскую колонию. Вот так в жизни даже у хороших людей из-за одного промаха может поломаться жизнь. Но я почему-то был уверен, что Леня с его характером не только не пропадет, а еще много добьется в жизни.
И вот наступил день выпускных экзаменов. Вначале была контрольная по электротехнике. Директор принес мне запечатанный конверт, присланный из «Управления» с задачами. Я написал задание на доске, и ребята начали решать. Я сам решил задачки и, выйдя на минуту из класса, передал решения мастеру. Мастер, в свою очередь, каким образом – я не видел, передал эти решения ребятам. Не знаю, как в других училищах, но в нашем такая практи-ка была всегда. Позже, увольняясь, я спросил директора: «Почему так?». Он ответил: «Не можем же мы кому-нибудь поставить двойку и не выпустить. Ведь на каждого ученика государством затрачены большие деньги. Не может же какая-то нерешенная задачка лишить страну рабочего, так необходимого заводу».
С устным экзаменом было проще. Я задавал вопросы и наполовину сам отвечал на них, подсказывая или наводящими вопросами подводил к ответу.
В итоге все ребята получили наряду с профессией еще и аттестаты о среднем образовании. Но, конечно же, качество их образования – я имею в виду школьные дисциплины, оставляло желать лучшего.
Мои предметы больше относились к профессии и основные знания, не-обходимые электромонтажнику, они у меня получили. За это я был спокоен, а уже, что касается НВП и эстетики, то в самом лучшем виде.
Это были годы с 1979 по 1985.
P.S
Однажды, много лет спустя, я шел по тротуару, меня обогнал новень-кий внедорожник и вдруг он резко остановился. Из него вышел крупный, хо-рошо одетый мужчина. «Лев Владимирович, здравствуйте, узнаете?». «Нет, не узнаю» - хотел сказать я и вдруг увидел его маленькие цепкие глазки, так же твердо смотрящие мне в глаза. «Иван, это ты?». Да, это был Иван Хрулев – вожак той самой группы электромонтажников. Иван рассказал, что он вла-делец таксомоторного парка и, что все у него хорошо.
«А ты не знаешь, что стало с Егором Белым?» - спросил я его. «Сидел, вышел, сейчас работает охранником» - ответил Иван. «А Леня Коротков?». «Кончил институт, двое детей».
Мне бы хотелось закончить эти воспоминания красивой фразой: «Иван подошел ко мне, пожал мне руку и сказал: «Спасибо Вам за все хорошее, что Вы для нас сделали». Но на самом деле Иван ничего мне такого не сказал. «Удачи Вам» - сказал он, сел в автомобиль и уехал. Может быть, он забыл сказать, может не догадался, что я ждал этих слов, а скорее всего, посчитал просто, что не за что благодарить и скорее всего, что так оно и есть.
РАССКАЗ 11
МОИ ДРУЗЬЯ – ПОДЕЛОЧНЫЕ КАМНИ
Наша прекрасная планета дарит нам воздух, которым мы дышим, пло-дородную землю, которая кормит нас, природу, которой мы любуемся и ко-нечно минералы.
Эти различные камни повсюду. Это залежи минералов в районах ме-сторождений, они под нашими ногами, они в фундаментах и стенах наших домов, они в часах, отсчитывающих время, они даже в наших костях и крови. Они и в многочисленных украшениях, которые сверкают и переливаются всеми цветами радуги, радуя нас своей красотой. Мы думаем, что они холод-ны и мертвы. Но я думаю, что они живые, как жива наша земля.
Я так же думаю, что камни хранят память прошлого и отдают нам энергию, накопленную веками. Но большинство людей не верят в это и про-ходят мимо, равнодушно пиная камни ногами. Так жил до какого-то времени и я, пока случай не столкнул меня с ними. И я не сразу, а постепенно, оку-нувшись в этот мир, обрел друзей в их лице и понял, что на них можно поло-житься, что они настоящие друзья. Но подружился я не с драгоценными кам-нями, они конечно замечательны – эти алмазы, рубины, сапфиры и изумру-ды, но в тоже время опасны, да и очень дороги. А вот полудрагоценные и по-делочные камни: сердолики, агаты, хризопразы, кораллы и жемчуга, бирюза и малахиты и многие другие стали моими лучшими друзьями, и о них мой рассказ.
До того времени я никогда не слышал эти географические названия «Тулдон» и «Анон». Это названия рек в Забайкалье. Чем же эти реки замеча-тельны? Ничем особым, ну если только своей красотой. Это бурные с силь-ным течением реки. Мутная вода мчится мимо живописных берегов. Есть ре-ки, я уверен, и более интересные. Но для меня они навсегда останутся самы-ми замечательными, потому что они открыли мне целый удивительный мир – мир камня.
С этого момента у меня началось увлечение этим волшебным чудом природы. Студенты – будущие геологи изучают весь этот мир сразу. Они за ночь перед экзаменом могут выучить по книгам все камни I-го порядка, II-го и III-го. Я же начал познавать этот мир с одного замечательного совсем не драгоценного камня – сердолика и не просто сердолика, а агатового.
В начале 70-х годов забросила меня судьба на 40 дней в Забайкалье. Это была рядовая командировка, правда, так далеко от дома я тогда еще не уезжал. Поезд только вдоль берега Байкала шел целый день.
И вот я на месте. Был июнь месяц. Днем было очень жарко, и мы в пер-вые же выходные поехали купаться на реку. Я только позже узнал, что назва-ние этой реки «Тулдон». Мутная илистая вода несет тебя по течению с боль-шой скоростью, и за 5 минут купания тебя уносит за километр и более.
И вот, гуляя вдоль реки, я стал находить на земле удивительные камни. Они попадались не только у реки, но и в стороне от нее. Я до этого времени ничего о камнях не знал.
«Это сердолики, их здесь много» - равнодушно объяснил мне местный парень. «Вода размывает сердоликовые залежи и во время половодья разно-сит камни в пойме реки. Эти камни со временем покрываются трещинками, так как климат здесь резко континентальный; то есть жарко днем и холодно ночью. И если эти камни сейчас не собрать, то со временем они рассыплются в прах, но после следующего разлива реки появятся новые камни».
Я собрал несколько камней и стал их рассматривать. Цвета они были различного: бледно-розовые, желтые, желто-красные, красные, оранжевые, оранжево-красные. Но особенность этих забайкальских сердоликов была в том, что большинство из них были полосатые, как агаты, с радужными поло-сами. Особенно они красивы, когда смотришь сквозь них на солнце. В местах светлых тонов камень, просвечивающий или совсем прозрачный, густо ок-рашенные участки непрозрачны и имеют восковой цвет.
Я настолько был восхищен этими камнями, что, когда вернулся в Мо-скву, стал читать про них и узнал много интересного.
В древности сердолик был хорошо известен как камень – лекарь и ка-мень – оберег и считали его необыкновенно счастливым камнем. Римляне и арабы сравнивали цвет камня с цветом мяса, название сердолик переводится на русский как «мясной».
Из сердолика делали свадебные геммы, и они были талисманами вер-ной любви. Согласно легендам сердолик поднимает настроение, успокаивает гнев, обостряет ум, дарует храбрость и красноречие. В сердолике заключена сила Солнца, Сатурна и Марса, он создает вокруг себя большое оздоравли-вающее поле. Сердолик используется как талисман, так как обладает способ-ностью привлекать энергию со стороны и формировать благоприятный кли-мат для человека, как амулет – «оберег» - как камень, оберегающий владель-ца от нежелательного влияния со стороны. Современная наука подтвердила наличие в минералах физически активных веществ. Значит, правы были древ-ние врачи и естествоиспытатели, рассматривая минералы, как один из важ-ных методов лечения. Однажды у моей знакомой из-за травмы головы стало резко ухудшаться зрение. Я дал ей два сердолика, и она стала класть их на глаза. Через какое-то время зрение восстановилось. Не знаю, может сам ор-ганизм вылечил глаза, а может… Вот с таким замечательным камнем я под-ружился. Я ощупывал их, гладил, любовался и настроение действительно у меня повышалось.
Камень становился более ярким и красивым, если его намочить водой, но когда я однажды увидел, как красиво он выглядит на отполированном сре-зе, мне очень захотелось научиться резать камень и полировать. И это оказа-лось совсем не сложно. Я купил отрезной алмазный круг, поставил его вме-сто точильного камня в электроточило и, поливая камень водой, стал его раз-резать.
Отрезной алмазный круг – это тонкий медный диск с небольшим на-ружным ободком, представляющим из себя медь с вклепанной в нее синтети-ческой алмазной крошкой. Этот круг позволяет сделать спил камня или же нарезать камень на кусочки и затем из них сделать камни любой формы: квадратные круглые или любые другие, какие необходимы. Но чаще всего делают камни формы «кабашон» - это выпуклые овалы любой формы. Каба-шоны делают из полудрагоценных и поделочных камней, драгоценные же камни: алмазы, рубины, сапфиры, изумруды и др. гранят различной огранкой специальным приспособлением. Огранка драгоценных камней, как и сами камни являлись монополией государства и поэтому художники свободной профессии занимались только полудрагоценными и поделочными камнями, делая из них «кабашоны».
Итак, резать камни оказалось несложно. Но вот «обдирать», то есть об-рабатывать камни, придавать камням нужную форму, а потом шлифовать и полировать их до зеркального блеска, оказалось посложнее. Пришлось вклю-чить инженерную мысль. Я купил двигатель от стиральной машины, два шкива – большого и маленького диаметра и ремень под эти шкивы. Шкив – это круг, на внешней части которого имеется углубление под ремень. Враще-ние от двигателя через шкиво-ременную передачу передается на узел, специ-ально сконструированный для установки на ней алмазной планшайбы.
Теперь, что из себя представляет этот узел и что такое алмазная план-шайба. Узел я сконструировал сам, все-таки инженер-конструктор, начертил его на бумаге со всеми размерами и отдал на завод, где мне его изготовили.
Он представлял из себя стакан из нержавеющей стали. В него я вставил два подшипника: один радиальный, другой радиально-упорный. Во внутрен-ние кольца подшипников насадил вал, сделанный также из нержавейки, верхняя часть которого имела насадочное место для алмазной планшайбы, нижняя для большого шкива.
Купив небольшую деревянную тумбочку для обуви, я в ней разместил всю эту конструкцию, и работаю на ней около 40 лет.
Итак, еще раз, как же это все работает. Включаю двигатель, на валу ко-торого установлен малый шкив и он, вращаясь через ременную передачу пе-редает движение на большой шкив, а, следовательно, и на вал узла с алмаз-ной планшайбой. Алмазная планшайба – это медный диск, по всей верхней поверхности которого вклепана синтетическая алмазная крошка.
Я беру кусок камня и обрабатываю его на вращающейся алмазной планшайбе, придавая камню нужную мне форму. Все это надо делать смачи-вая планшайбу водой.
Итак, я «ободрал» камень, сделав из него кабашон. Теперь надо его от-шлифовать и отполировать. Для этого существуют алмазные пасты разной зернистости. Алмазные пасты – это, расположенная в тюбиках смазка, в ко-торой размещена алмазная синтетическая крошка. В зависимости от величи-ны этой крошки пасты различаются зернистостью. Чтобы не перепутать, они окрашены в разные цвета: крупнозернистые – красные, затем голубые, зеле-ные, самые мелкие – желтые.
Чтобы отполировать камень до зеркального блеска, надо вначале про-гнать его на крупной красной пасте, затем голубой, зеленой и, наконец, после желтой, камень будет блестеть, как облизанный леденец.
Пасты наносятся на брезент, который укрепляется на деревянных кру-гах. Эти круги устанавливаются на тот же узел, что и планшайба. Итак, сде-лав эти нехитрые приспособления еще в начале 70-х годов, я до сих пор об-рабатываю камни, получая полированные до зеркального блеска любые кам-ни любых форм и размеров.
Я настолько подружился с сердоликом, что он начал мне даже откры-вать свои секреты. Оказывается, камень может прихорашиваться, то есть становиться более ярким и красивым.
Однажды, когда я еще собирал камни на берегу «Тулдона», мы развели костер и случайно один камень попал в него. Камен был невзрачный, бледно-розового цвета без полос и мне не было его жаль. Но, когда костер погас, я выгреб из золы камень совсем другой окраски. Конечно, он по своим трещи-нам развалился, но куски его были совсем другого окраса. Это были камни от темно-красного цвета до красно-розового, а главное появились полосы, раз-деляющие эти цвета.
Я запомнил эти преобразования и позже, когда я уже стал резать камни и делать из них кабашоны, я попробовал поэкспериментировать. Я взял большой кусок бледного однотонного сердолика, разбил его молотком на куски, они раскололись по трещинам и эти чистые без трещин кусочки поло-жил в консервную банку, наполненную песком, так чтобы они не касались друг друга. Эту банку я поставил в духовку газовой плиты и включил газ. Через час я достал банку с камнями и был вознагражден. Бледные камни пре-вратились в яркие полосатые насыщенные новыми цветами камни. И каба-шоны из них получились очень красивые. Когда я стал изучать это явление, то оказалось, что окисел железа, находящийся в камнях, под действием вы-сокой температуры растекся по камню и то, что делает природа за тысячеле-тия, за час сделано в духовке.
Вообще окрасом камней, особенно агатов, занимаются многие, но это химический окрас красителями, здесь же было все натурально и естественно.
Сердолик – это разновидность халцедона – кварца волокнистой фор-мы, но к халцедону относится и ряд других камней. Это – агат, хризопраз, ге-лиотроп.
Агат – это полосатый камень серых, бурых и черных окрасок, а также желтого, красного и другого цвета. Когда агаты желтого, красного или ко-ричневого цвета, его можно назвать агат сердоликовый, то есть многие кам-ни, что я собирал на реке «Тулдон» можно считать и агатами. Но агаты бы-вают и другими:
- Агат моховой – моховыми включениями зеленых и желтых цветов;
- Агат пейзажный – с рисунком, напоминающим пейзаж;
- Агат глазковый – со слоями, похожими на глаз;
- Агат иризирующий – очень редкий камень, в котором наблюдается игра цвета.
Разновидностью агата является и оникс, который в свою очередь раз-личается по цвету слоев:
- сардоникс (буро-коричневый);
- арабский оникс (черно-белый);
- карнеолоникс (красно-белый).
Но выше агатов и других халцедонов ценится за свой цвет –
Хризопраз – зеленый, яблочно-зеленый и зеленый различной интен-сивности, полупрозрачный до прозрачного камень. Мне больше всего нра-вится ярко-зеленый, почти прозрачный хризопраз.
Издавна считалось, что этот камень улучшает настроение, укрепляет глаза, кровь. В средневековой Европе он считался камнем удачи, дружбы и камнем, приносящим деньги. Индийские маги считали, что он предохраняет от зависти и клеветы. Хризопраз – это ювелирно-поделочный камень.
Увлечение камнем началось с сердолика, затем перешло на всю группу халцедонов, но дружба с камнем продолжалась по нарастающей, и следую-щим камнем, который привлек мое внимание был
Малахит.
Каждый ребенок знает этот камень по замечательным сказам Бажова про хозяйку Медной горы и Данилу мастера с его малахитовой шкатулкой. Все знают, что это камень зеленого цвета со сложным рисунком на разрезе – это так называемый ленточный малахит. Но бывает малахит голубовато-зеленый (бирюзовый), бывает изумрудно-зеленый. Особенно мне нравится радиально-лучистый малахит с шелковистым блеском темно-изумрудного тона и называется он плисовый.
Зеленый цвет этого камня обусловлен наличием в нем меди. Камень непрозрачный, хрупкий, легко режется, хорошо полируется до зеркального блеска.
В России месторождения известны на Урале, но они практически пол-ностью выработаны. И в середине 70-х годов, когда я начал интересоваться этим камнем, они были редки и дороги. И вдруг были найдены огромные его месторождения в Африке (Заире) и он большим потоком хлынул к нам в страну. В начале, все кто бывал в Африке, везли бусы. Они поначалу стоили довольно дорого, но затем их стали привозить в большом количестве и не только бусы. Стали привозить различные изделия из малахита: вазы, пепель-ницы, статуэтки и малахит стал доступен по цене каждому. Правда Заирский малахит уступает нашему Уральскому по качеству, но специалисту из боль-шого количества камней, привезенных из Африки, всегда удается выбрать себе подходящий камень по цвету и рисунку. Я, например, выбираю всегда яркие, контрастные изумрудного цвета почкообразования. Из малахита, кро-ме ваз, шкатулок и статуэток животных делают и более крупные вещи. На-пример, из него сделаны колонны алтаря Исаакиевского собора, отделка ма-лахитового зала в Зимнем Дворце Санкт-Петербурга, камин в Московском Кремле.
Во все времена у многих народов малахит считался «камнем здоровья», оберегом от недугов и различных бед. Считалось, что малахит вселяет опти-мизм, помогает в научной деятельности, создает мощное защитное поле во-круг своего владельца.
Но малахит главным образом ювелирный камень. Еще в древности из малахита вырезали детские амулеты, охраняющие ребенка от болезней и опасностей.
Считается, что малахит притягивает к владельцу внимание окружаю-щих. Поэтому ювелирные изделия с ним незаменимы для артистов , людей искусства и тех, кто хочет быть привлекательным и укрепить свое обаяние.
Малахит – камень очень интересный, с ним можно экспериментиро-вать. Поскольку он камень аморфный, то растворяется в кислотах. Однажды я положил кольцо с малахитом отбеливать в раствор соляной кислоты и за-был про него. Полежав сутки в кислоте, малахит стал рельефным, то есть ка-мень, имея полосатую хрупкую структуру, неоднородно растворился в ки-слоте. Получился красивый рельефный камень, интересный своей необычно-стью. Я не претендую на открытие, наверняка кто-то так делал до меня, но я нигде про это не читал и никогда таких камней не видел.
Бирюза – полудрагоценный камень, окрашенный солями меди в не-бесно-голубой, бирюзовый цвет. Его еще называют «небесным камнем». Би-рюза, также как малахит, камень нетвердый и потому так же легко обрабаты-вается, легко пилится, даже напильником, шлифуется шкуркой и полируется до зеркального блеска на войлочном кругу полировальной пастой.
Но есть бирюза рыхлая, аморфная. Если ее приложить к языку, она прилипает к нему, вбирая в себя влагу. Такая бирюза плохо полируется, а со временем быстро теряет свой цвет, бледнеет, иногда зеленеет. Очень много существует крашеной бирюзы синего цвета или цвета морской волны. Из нее часто делают бусы. Если такую бусину распилить, то внутри она оказывается бледнее, чем на поверхности, а иногда и просто белого цвета.
Я обычно выбираю каменную бирюзу небесного цвета с насыщенной голубой окраской. Такая бирюза хорошо полируется до зеркального блеска, со временем не теряет цвет, оставаясь без изменений долгие годы.
Бирюза всегда была символом верной любви. Когда-то на Руси бирюза была деталью в свадебном уборе невест. В день обручения обменивались кольцами с бирюзой. Камень приносит счастье в семью и примеряет супру-гов.
Лазурит – камень назван по ярко-синему цвету, от арабского «азул» - небо. Цвет: лазурно-синий, индигово-синий, фиолетово-синий до зеленовато-голубого.
Лазурит как ювелирно-поделочный камень был известен с глубокой древности. Еще в Древнем Египте, Китае, Греции, Риме из этого камня изго-товляли амулеты, вазы, шкатулки, статуэтки Будды и т.д.
В России из лазурита в XVIII-XIX веках изготавливались прекрасные вазы и столешницы, которые хранятся в Эрмитаже. Издавна отмечено, что глубокий синий цвет лазурита умиротворяет, помогает от депрессии, способ-ствует заживлению ран, развивает интуицию.
Гранат – полудрагоценный камень цвета от темно-красного до жел-товатого. Этот камень является символом сердечных чувств, любви и друж-бы. Кольца с гранатом дарят в знак дружбы, памяти и благодарности. Счита-ется, что гранат залог хорошего настроения и веселит, как хорошее красное вино. Этим камням приписывают целительные свойства: помогают при вы-сокой температуре, при воспалении горла, при головных болях.
Аметист – это прозрачный камень, окрашенный в различные оттенки фиолетового цвета. Особенно мне нравятся камни лилово-фиолетового цвета, напоминающие сильно разбавленное красное вино. С древних времен счита-лось, что аметист приносит удачу на охоте, охраняет от пьянства.
Вдовцы и вдовы, не собирающиеся вступать снова в брак, носят аме-тист в знак вечной любви к ушедшему из жизни супругу. В связи с этим ка-мень зовется «вдовьим камнем».
Опал. Выделяются два вида опалов: благородные опалы с радужной игрой цветов и обыкновенные опалы, красиво окрашенные, но лишенные ра-дужной игры. Камень хрупкий, прозрачный и полупрозрачный требует осто-рожного обращения, так как может растрескиваться, тускнеть и терять игру.
Опал был известен с древности. Весьма популярен он был в Риме. Из-вестен исторический факт, когда сенатор Нониус отказался от дома и роди-ны, но не отдал кольца с опалом размером с орех по требованию императора Марка Антония.
Раух-топаз. К драгоценному камню «Топаз» не относится. Раух – это дымчатый кварц – прозрачный камень, окрашенный в приятный дымчатый цвет. При прокаливании до 400 градусов приобретает также, как аметист, зо-лотистые тона – его называют жженым цитрином. Относится к ювелирно-поделочным камням.
Нефрит – зеленый с различными оттенками минерал. Бывает водяни-сто белый, серо-белый, желтоватый, красноватый (петушиный), голубоватый и черный.
Вязкий и плотный камень. На востоке именуется «камнем жизни». Дает жизненные силы, укрепляет организм. Китайцы обожествляли его, называя его «вечным», «священным», «камнем вечной любви». Из него была сделана гробница полководца Тамерлана (Тимура) в мавзолее Гур-Эмир.
Как лечебное средство нефрит широко применяется в современном Ки-тае и других странах Центральной и Юго-Восточной Азии, в том числе неф-ритовые подушки, массажеры, шары, лечебные браслеты, украшения.
Яшма – разнообразный по цвету пестрый камень с зернистым или по-лосатым рисунком. Чаще всего встречается яшма золотисто-охристого цвета. Это плотные, непрозрачные или слабо просвечивающиеся камни.
Яшма была известна еще первобытному человеку. В античную эпоху и в средневековье из яшмы изготовляли украшения, геммы, талисманы. В Рос-сии яшма, как и малахит, считалась излюбленным национальным камнем. Из нее вырезали вазы, камни, колонны, чаши, столешницы и тому подобные из-делия, представленные в Эрмитаже, Оружейной палате, Историческом и Рус-ском музеях.
Но есть камни, которые, не являясь таковыми, называются многими людьми камнями. Это – янтарь, жемчуг, коралл.
Янтарь – это окаменелая смола хвойных деревьев третичного периода (40-50 млн. лет тому назад). Цвет янтаря от светло-желтых, желтых, оранже-вых, апельсиновых до красноватых тонов.
Янтарь плавится при 350 градусах С. Особую ценность представляют включения в нем растений и насекомых (мух, комаров, пауков и пр.), так на-зываемых инклюзий.
В Греции янтарь называли «электрум» за его способность электризо-ваться, то есть при трении притягивать разные легкие предметы.
Природный янтарь имеет разнообразную форму и размеры от несколь-ких миллиметров до кусков весом 10 кг и более. Янтарь используется для из-готовления разного рода украшений и предметов роскоши, а также в лечеб-ных целях. Самым крупным художественным произведением из янтаря явля-ется «янтарная комната», изготовленная немецкими мастерами и подаренная Фридрихом-Вельгеймом I русскому царю Петру Великому в 1716 году. Ян-тарная комната представляла уникальную экспозицию площадью 55м2, судь-ба которой до сих пор неизвестна.
Жемчуг – твердые отложения, выделения моллюсков (морских и пре-сноводных). Причиной такого выделения служат мелкие предметы (песчин-ка, водоросли, осколки раковин и т.п.), которые, попадая внутрь раковины под мантию моллюска, раздражают его тело. Постепенно в течение несколь-ких лет вокруг инородных тел слой за слоем нарастает плотная оболочка из перламутра.
Самая крупная жемчужина 85 гр. (45 мм в окружности) хранится в Лондонском музее.
Цвет жемчуга самый разнообразный – белый, розовый, голубой, крас-ный, черный, золотисто-желтый.
По форме он бывает круглый (наиболее ценный) овальный и непра-вильной формы. Жемчуг использовали как драгоценность во всем мире – в странах Ближнего Востока, Индии, Китае, Японии, Риме. На Руси жемчуг украшал одежду священнослужителей и вельмож, им украшали оклады икон, кресты, сосуды и пр. «Шапка Мономаха», икона «Владимирская Богоматерь» украшены жемчугом. После того, как люди научились искусственно выра-щивать жемчуг, цена на него упала. В Японии и Китае созданы морские и речные плантации по выращиванию жемчуга.
Коралл – это древовидные морские образования. Это так называемый полипняк, то есть известковые отложения, на которых сидят полипы. По цве-ту кораллы бывают: розовые, нежно-розовые (Ангельская кожа»), красные, темно-красные («бычья кровь»), черный («акабар»), желтовато-розовый, цве-та семги, изредка голубоватый.
Кораллы легко режутся и сверлятся, полируются полировальной пастой до зеркального блеска.
Кораллы являются излюбленным украшением с глубокой древности. Розовый коралл у древних греков считался символом бессмертия и счастья.
Из кораллов изготовляют бусы, подвески, перстни, амулеты, а также используют необработанные кораллы древовидной ветвящейся формы.
Считалось, что бусы из кораллов избавляют от болезней горла и лег-ких, облегчают дыхание, хорошо влияют на щитовидную железу.
И вот передо мной сделанные кабашоны: круглые, квадратные, продол-говатые, узкие и широкие, плоские и выпуклые. Это сердолики, агаты, хри-зопразы, маховики, малахиты, кораллы, бирюза, флюориты, опалы, авантю-рины и еще много других.
Я любуюсь ими, беру их в руки, и они наполняют меня энергией, на-строение улучшается, хочется делать что-то хорошее и необыкновенное.
Художника М.Врубеля очень привлекали самоцветы. Он брал их куч-кой в пригоршню и, пересыпая из одной ладони в другую, любовался неожи-данными красочными сочетаниями. Яркость камней отразилась в его живо-писных мозаичных полотнах. Сами по себе камни прекрасны, но высшим проявлением ювелирного искусства является миниатюрная резьба по камню. Рельефные изображения на них называются геммами. Геммы бывают двух видов: камеи, где изображение выпуклое и инталии, украшенные вогнутым изображением.
Многослойные сердолики и агаты позволяют делать рельеф на одном слое, другой же слой служит фоном, что позволяет получать очень вырази-тельные произведения.
Собрание Эрмитажа содержит около восьми тысяч гемм и является од-ним из самых крупных в мире. Там есть геммы Древнего Египта, Вавилон-ские и Ассирийские, резные камни Древней Греции и Италии. Иногда геммы являются единственным источником знакомства с жизнью Древнего мира.
В его собрании античные инталии, западноевропейские камеи. Там есть геммы IV-III вв. до н.э. Особенно мне понравились прекрасно сохранившие-ся:
«Апполон Палатинский» Италия I в.,
мастер Гилл, сердолик 2,0х1,4 см.
«Александр Македонский в образе Зевса»,
Греция III в. до н. э., сердолик 3,0х2,1 см.
И когда я смотрел на эти резные камни, мне не могла не придти мысль о том, что кабашоны, которые я сделал, а их немало, будут тоже радовать своей красотой через много столетий будущих красавиц – разве же это не след, оставленный на земле, а может полет в вечность.
А все началось с того, что я случайно нашел на берегу реки кусок сер-долика, но все что кажется случайным, оказывается неслучайно.
РАССКАЗ 12
ЮВЕЛИРКА. НАЧАЛО
Звучит невероятно, но свое первое ювелирное изделие я сделал шесть-десят с лишним лет тому назад.
Мне тогда было лет 12-13, точно не помню. Это было голодное, скупое на красоту вещей, послевоенное время. Мы, мальчишки войны, были плохо одеты, у нас не было игрушек и, вдруг однажды, мой дворовый друг Лелик Маковка (как бы я хотел сейчас его увидеть) вышел во двор и всех ребят и меня поразил. На его курточке блестел золотым отливом маленький изящный голубок. Значков, кроме спортивных, тогда не было и тут вдруг такое. Он не-сколько дней щеголял этим значком, никому не говоря, откуда он у него и, наконец, не выдержав, мне одному, как другу, признался, что сделал его сам из медного пятака. Я вначале не поверил, но, когда он подробно рассказал, как он его делал, мне очень захотелось сделать такой же себе, тем более, что я видел, что его голубок был не совсем совершенен. Он, как мне казалось, был недостаточно объемным, да и крылышко бы я сделал поизящнее. Я сразу понял, что смогу сделать такой же, даже лучше, тем более, что моим соседом по коммуналке был слесарь с завода, и у него был ящик с инструментами.
Я сразу побежал домой и принялся за дело. Я взял у соседа маленькие тиски, напильник большой и маленький, тогда я еще не знал, что он называ-ется надфиль. Я зажал пятак в тиски и начал стачивать вначале рисунок мо-неты, потом, нарисовав голубка, стал его выпиливать. Я выпиливал его не-сколько дней, потом, отшлифовав шкуркой, долго полировал куском войло-ка, отрезанного от валенка, намазанного зеленой полировальной пастой. В завершении я припаял с тыльной стороны паяльником медную булавку. Так можно было повесить голубка на свою вельветовую курточку, с молниями. Неделю я носил своего голубка, но за неделю, попав под дождь, голубок мой поблек. Конечно, можно было его опять натереть до блеска, но я уже к нему охладел и, когда, через несколько дней, я его потерял, булавка была не очень надежной, я не стал делать новый, слишком много труда я в него вложил.
Сейчас бы с лобзиком, набором надфилей и бормашинкой, я бы сделал его за полчаса.
Так нечаянно состоялось мое знакомство с делом, которому я, через много лет, посвятил около сорока лет жизни. Но просто так ничего не быва-ет. После того случая, я стал приглядываться к значкам, орденам, а затем и к украшениям. Я делаю невольно это и сейчас, когда гуляю по улице, еду в транспорте, бывая на концертах и выставках. И не для того, чтобы сделать такое же украшение, а просто это придает мне дополнительный интерес в жизни.
В детстве таланта художника я в себе не обнаружил, срисовать с нату-ры я мог прилично, мог по клеточкам нарисовать и портрет, но передать ха-рактер человека не получалось. Поэтому, какое-то время, я не очень интере-совался изобразительным искусством и решил, что в жизни буду заниматься техникой. Закончив школу, я поступил в авиационный институт и, по окон-чании его, стал работать в области авиации, а затем ракетостроения. Но ока-залось, что не навсегда и, какие-то гены сработали, ведь отец мой, я расска-зывал ранее, очень хорошо рисовал и, даже в голодном сиротском детстве, подкармливался тем, что на рынке продавал свои картины.
Итак, когда я уже, работая инженером, по уши был технарем, подру-жился с одним инженером, который очень хорошо разбирался в изобрази-тельном искусстве, сам хорошо рисовал, писал картины, имел большую биб-лиотеку по искусству, альбомы с иллюстрациями мировых художников. Он дал мне почитать книги о художниках, много и интересно рассказывал о них, познакомил меня с художниками и не просто художниками, а авангардиста-ми, то есть с теми, кто ищет и делает что-то новое в искусстве. Особенно по-разил меня Борис Козлов, непризнанный в то время художник, участник зна-менитой «бульдозерной» выставки. В последствии он часто мелькал на экра-нах телевизора, во многих странах прошли его персональные выставки. Сей-час его нет на свете, но я очень часто с теплотой его вспоминаю. Я впервые увидел художника, который не просто пишет замечательные картины, но де-лает это по-своему, по-особенному, кладя краски порой не кистями, а специ-ально изготовленными шпателями, а то и просто пальцами. Он иногда брал крупную наждачную шкурку и клал на нее жирную французскую постель, втирая пальцами, делая необычную фактуру и изумительные цветосочетания.
Рисунок у него был безупречен. Вкладывая философский смысл в свои картины, он делал необычные, ни на кого не похожие работы. И, глядя на его картины, я, наконец, понял, что такое искусство.
Это техника, дошедшая до совершенства, вдохновение и обязательно, что-то новое, неожиданное
Наступил такой период в моей жизни, когда я, прочитав много книг по искусству, неделями пропадая в картинных галереях, всматриваясь в картины великих мастеров. В живопись надо обязательно всматриваться и думать. «То что увидели твои глаза - цена твоей головы» - говорит адыгейская пословица.
Знакомясь с работами знаменитых всемирно известных мастеров, чьи работы по рисунку, цвету и композиции были совершенны я обнаружил, что существуют также всемирно известные художники, которые не обладая со-вершенным рисунком, могли в сочетаниях цвета, композиции, в каких-то но-вых формах, выразить свое восприятие жизни и также создать всемирно из-вестные шедевры. Это и Кандинский и Хуан Миро, Леже, Поль Клее и мно-гие другие.
Есть художники, которые никогда не учились писать картины, но, тем не менее, ощутили потребность выразить свои чувства. Их творчество, не-смотря на детскую неловкость в технике, подкупает своей искренностью. Это Фуссо, Пиросмани, это «наивные» художники «примитивисты».
И, наконец, я случайно купил книгу «Владимирские пейзажисты». Особенно меня поразил Владимир Яковлевич Юкин, которого теперь назы-вают основоположником Владимирской школы живописи. Его простые, поч-ти детские рисунки, выполненные обилием чистых красок, выдавленных из тюбика прямо на картину, крупные мазки, его цветосочетания делали карти-ну, не просто нарядной, а какой-то невероятной, умопомрачительной. Тук был и французский импрессионизм и, что-то совершенно новое русское. И я, разглядывая, и пытаясь отгадать тайны его мастерства, и не догадывался, что через несколько лет, мы окажемся соседями в селе Любец, подружимся и бу-дем часто общаться.
А тогда творчество Владимирских пейзажистов, творчество Бориса Козлова и многих других подвигло меня на попытку самому что-то попробо-вать изобразить.
Я купил краски, холсты, кисти и стал писать, конечно же, для себя, чтобы просто выразить свое понимание цвета, мира и красоты. Я писал мас-лом и пастелью, гуашью и акварелью, писал философские картины, картины в стиле символизма, а то и просто яркие декоративные картины на сказочные и исторические сюжеты. Одна из таких картин, написанная в 1975 году «Плач Ярославны» висит у меня и теперь в деревенском доме, на самом вид-ном месте. На ней Ярославна, воздев руки, стоит на пригорке, слева от нее река, вышедшая из берегов, солнечное затмение, права старинные терема, стоящие на пригорке и сливающиеся в один большой терем. Эта картина, на-писанная гуашью на большой толстой доске и, покрытая пятью слоями лака, до сих пор не утеряла своего яркого цвета и не потрескалась.
Вот эту-то картину увидел случайный человек и пригласил меня в дом творчества, который существовал в те годы в клубе медицинских работни-ков. В один день там собирались живописцы, чтобы показать и обсудить свои работы, в другой день – «прикладники», то есть люди, занимающиеся при-кладными видами искусства – керамикой, резьбой по дереву, выпиливанием, ручным ткачеством, но самое для меня главное, я, наконец, увидел живых ювелиров. Их была довольно большая группа. Наш неизменный руководи-тель заслуженный деятель искусства Вольпина Виктория Борисовна, с нани-занными перстнями и браслетами на всех пальцах и руках, вела обсуждение этих работ, говоря об их достоинствах и недостатках. Было очень интересно отдавать ей на суд свои работы, поскольку она пользовалась непререкаемым авторитетом и огромным уважением всех присутствующих, а самое главное, абсолютным вкусом. Все мы были любителями тогда, и этот разбор и дере-вянных чаш, и глиняной керамики, и вышитых картин, сшитых кукол, ну и конечно, ювелирных изделий, был для нас очень важен.
Занятия проводились раз в неделю, мы все старались что-то сделать новое к этому дню. Это были будни, в выходные дни клуб был занят. И по-тому мы после рабочего дня, где-то наспех перекусив, мчались на улицу Гер-цена, где находился клуб медицинских работников. Это был праздник для нас. Приходили туда все, кто хотел, платы никакой не было.
Когда я пришел в первый раз в «дом творчества» со своими расписны-ми досками, и, познакомился там с ювелирами, я своего шанса не упустил. Я «мертвой хваткой» вцепился в этих замечательных ребят, и стал, как губка, впитывать всю теорию ювелирного дела.
К ювелирному делу у меня было всегда особое отношение. Я по-прежнему, где бы ни находился, всегда обращал внимание на ювелирные ук-рашения, отмечая для себя их достоинства и недостатки, и не раз возникала мысль: «Хорошо бы и мне сделать что-то свое». Но я не знал с чего начать. «Не идти же в моем зрелом возрасте учиться в Строгановское училище, ко-торое, кстати, находилось рядом с МАИ, который я кончал. Я перепутал две-ри» - думал я.
Еще была одна веская причина думать так. Это было время, когда я ув-лекался удивительным миром камней и собрал их уже приличную коллек-цию. Но не только собрал, но и научился их обрабатывать.
Вот почему я без тени сомнения полез в это дело, а ведь многие друзья – технари с иронией и недоверием говорили: «Зачем тебе все это». И не жал-ко тебе времени». Но чувствовал, что это дело мое, что в этой области я смо-гу выразить себя, показать свой вкус, я чувствовал, что он у меня есть.
Я уже говорил, что Виктория Борисовна обладала абсолютным или, как еще говорят, безупречным вкусом. Мы все это очень точно чувствовали. Ес-ли она сказала, к примеру, что камень слишком велик для данного кольца, что камни в нем не сочетаются, что шинка кольца слишком тонка, или узор не соответствует замыслу, то, что это правильно, не у кого не вызывало ни малейшего сомнения. Как определить, есть ли способности у человека к юве-лирному делу? Конечно, хорошо, если у человека есть способности к рисова-нию. Это важно, но не самое главное. Мне встречались художники, из кото-рых вряд ли получились бы ювелиры. Главное – это художественный вкус, понимание красоты, гармонии, пропорций сочетания цвета и меры.
Говорят: «Не сумел сделать красиво, сделал богато». Богато сделать легче. Один художник хвалился, что он сделал кольцо с тысячью шариками, но кольцо оказалось неинтересным, а другой сделал просто, но изящно и эле-гантно. Что же такое художественный или безукоризненный вкус? Это без-ошибочное определение красоты любой вещи: одежды, обуви, мебели, авто-мобиля, украшения. Люди, лишенные вкуса придумали фразу – «О вкусах не спорят». Спорят и еще как.
Мне встречались художники, даже искусствоведы, сидящие в советах и обсуждавшие работы, вынося вердикт художникам, безвкусно одетые, с без-вкусными украшениями, живущих в окружении безобразных вещей. Чувство вкуса можно развить в себе, если много общаться с шедеврами, но не всегда. У некоторых это есть или нет. На второе место я ставлю уменье работать ру-ками. Человек должен быть, как говорят «рукастым».
Такой человек правильно держит инструмент, хорошо им работает. У него, как говорят: «В руках все горит». Все делает быстро и хорошо. Плохо делать он просто не может. Я за собой замечал, когда строил дом, даже то, что потом забьется досками и не будет видно – все равно делаю красиво. Все это не призвание – все развивается и, чем раньше, тем лучше.
Малыш с малых лет должен собирать всякие конструкторы, что-то ско-лачивать, не боясь пораниться. Раз другой ударит по пальцу молотком, тре-тий не ударит. И чем раньше, тем лучше.
Итак, мастерство и безукоризненный вкус – вот основа профессии ху-дожника ювелира, делающего авторские работы. Кто же такой художник ювелирного искусства и, чем он отличается от мастера – ювелира. Ведь даже людей, продающих ювелирные изделия, которые никогда не держали в руках горелку, называют ювелирами.
Как же во всем этом разобраться. Мастер - ювелир это работник, овла-девший техникой ювелирного дела, делает по эскизам художников ювелир-ные изделия. Занимается ремонтом, но сам не создает ничего нового. Худож-ник – ювелир сам разрабатывает новые модели изделий, придумывает техно-логии производства, подбирает и обрабатывает камни. Делает эскизы изде-лий и затем, воплощая все задуманное в изделие, создает авторские работы. Это процесс творческий, а творчество это самая интересная работа. Продав-цы, разбирающиеся в камнях, в металле, в ювелирных изделиях, также часто называют себя ювелирами, но к производству не имеют никакого отношения. Они подчас зарабатывают больше денег, чем мастера, поскольку пропускают через себя большое количество изделий, но так уже устроена жизнь. Человек выбирает или деньги, или интересную работу. Не часто бывает и то и другое.
К примеру, люди, работая в банке целый день, занимаются скучной, нудной работой, подсчитывая и переводя деньги, но зато хорошо зарабаты-вают. И у любого человека рано или поздно встает вопрос, что выбрать – деньги или интересную творческую работу, чаще всего, находя для себя ком-промисс. Для меня же выбор был ясен – идти по пути создания авторских вещей. Но, чтобы сделать свою первую работу, надо было овладеть теорией и практикой ювелирного дела. Прочитав несколько довольно толстых книг, я выписал в отдельную книжечку все самое главное. Оказалось все довольно просто.
Нужен был материал из чего делать и оборудование, с помощью кото-рого делать. В качестве материала мы в те годы использовали мельхиор, это белый почти не отличимый от серебра сплав меди с никелем, не являющийся драгоценным металлом.
Но чтобы начать что-то делать, нужно было приобрести оборудование. И это пугало, потому что поначалу казалось, что его, очень много. На самом же деле оказалось, что всего три основных приспособления позволяют сде-лать ювелирное изделие. Это вальцы, фильеры и горелка.
Вальцы – это устройство с двумя валками, вращающиеся навстречу друг другу с помощью рукоятки (как у мясорубки). Цилиндрическая часть с гладкой поверхностью служит для прокатки листов, лент и прутков, расплю-щивания проволоки на плоскость. Кроме того, на вальцах есть еще и «ру-чьи», то есть вырезы различных профилей, позволяющие получать прутки любых сечений. Итак, с помощью вальцов мы можем получать любые нам нужные прутки, а также листы металла любой нужной нам толщины.
Фильеры – это матрицы из твердого металла с коническими отвер-стиями, через которые протягивают металлический пруток для уменьшения его сечения.
Фильеры с разными отверстиями вставлены в металлическую доску. Зажимая в тисках эту доску, протягивая проволоку от крупного отверстия и постепенно до самого маленького, мы можем получать проволоку любого се-чения. Процесс этот называется волочением, а доска с фильерами – воло-чильной доской. Происходит это при условии постоянного отжига металла, так как металл, нагреваясь, становится жестким. В процессе волочения мы смазываем проволоку парафином или воском для уменьшения трения.
Итак, мы с помощью вальцов и фильер можем получать металл и про-волоку любой толщины и сечения.
Теперь осталось нам только научиться спаивать металл. Все знают, как спаивают медные провода в бытовой электротехнике. Наносят паяльную ки-слоту или канифоль (флюс) на спиваемые провода. Кладут кусочек оловянно-свинцового припоя на них и электропаяльником спаивают провода. Такая пайка называется пайкой мягкими припоями.
В ювелирке она неприемлема, так как она непрочная и загрязняет ме-талл оловом и свинцом. Для пайки ювелирных изделий существует пайка твердыми припоями – специальными припоями по меди и мельхиору, а также серебряными припоями «ПСР». В качестве флюса применяется «бура».
Горелка – это оборудование в виде пистолета, с помощью которого осуществляется твердая пайка. Горелки бывают газовые и бензиновые. Я вы-брал изначально для себя газовую горелку, так как бензиновый паяльный ап-парат более сложен и включает в себя, кроме пистолета, бачок и меха, а глав-ное трудно избежать запаха бензина. Газовая же горелка – это пистолет, под-ключенный к газовому баллончику и при хорошем уходе за ним, запаха газа нет.
Пистолет же я сконструировал сам, вырезав красивую деревянную руч-ку из груши. Впаяв ниппель в медную трубку, и сделав гайку, перекрываю-щую отверстия, подающие воздух, я своей горелкой могу делать мягкое пла-мя для общего нагрева изделия и жесткую игольчатую струю пламени для местного припаивания.
Начиная этим заниматься много лет назад, я и вальцы сконструировал, вычертил и заказал на заводе – ведь был инженером – конструктором тогда и, при нашем КБ был опытный завод. Мне вытачивали валки, делая в них ру-чьи, калили их, делали шестеренки, станину, ручку.
Но теперь все это есть в большом количестве и разнообразии в специа-лизированных магазинах. Так что сейчас вальцы, горелку, фильеры – все можно свободно купить.
Итак, чтобы начать делать ювелирные изделия, необходимо всего три вещи: вальцы, фильеры и горелка. Конечно есть еще оборудование, но это все мелочи, такие как - молоток, тиски, напильник и надфили, наковальня, кусачки, ригель (стержень, на котором правят кольца), бормашинка с борами, ножницы по металлу.
Итак, мы подошли к самому главному – процессу производства юве-лирных изделий, о чем я расскажу тебе в следующем рассказе.
«Драгоценность для меня - это
не драгоценные камни и металлы -
это художественная выразительность»
РАССКАЗ 13
ЮВЕЛИРНЫЕ ФАНТАЗИИ
Когда-то много лет назад, проходя по залам музея Московского Крем-ля, я обратил внимание на несколько ювелирных изделий, сделанных спосо-бом, о котором я раньше никогда не слышал. Под этими изделиями было на-писано: «Сделано в технике скани». И только позже я узнал, что так в стари-ну называли технику филиграни.
Изделия эти были выполнены в виде металлических узоров ажурного орнамента.
Особенно меня восхитили три предмета:
- оклад книги «Апостола и евангелия», изготовленный в конце XVIII в. в России неизвестным мастером. Этот оклад был выполнен ажурным стили-зованным растительным узором;
- «Сундучок», изготовлен в 1863 г. Мастером Василием Поповым в ви-де пузатенького ажурного сундучка с изящным замочком. Стоял он на 4-х ножках в виде ажурных шариков;
- «Автомобильчик», изготовлен в 1880 г. В Петербурге неизвестным мастером и представлял собой макет старинного кабриолета, корпус которо-го сделан в виде ажурных кружев.
Все эти работы были сделаны одним способом – филигранным.
Я и не догадывался тогда, что пройдет время, и я этим способом буду делать кольца и браслеты и даже в этой технике сделаю свое первое изделие.
Но это лишь одна из техник, с помощью которых делаются ювелирные изделия.
Когда я бываю на ювелирных выставках, я всегда поражаюсь разнооб-разию ювелирных работ, выполненных в разных техниках, использованию новых материалов, новых форм. Изготовление ювелирных изделий развива-ется по многим направлениям. Это и изготовление изделий литьем, это тех-ника филиграни, это и монтировка, чеканка, эмалирование и многое другое.
Для того, чтобы воплотить в металл свои ювелирные фантазии, ювелир должен овладеть многими техниками. Я начал свой рассказ с филиграни. Те-перь расскажу подробнее, что же это такое.
ФИЛИГРАНЬ
Филигрань (скань) – один из древнейших видов художественной обра-ботки металла. Название происходит от двух латинских слов – филюм (нить) и гранум (зерно). Слово скань древнеславянское и означает свить, скрутить. Получается скань от скручивания, ссучивания двух проволочек, образующих «веревочку». Туго скрученная веревочка напоминает ряд плотно уложенных зернышек.
В технике скани изготавливались изделия в Киевской Руси еще в X в.
В XV в. работали известные мастера сканщики Амвросий и Иван Фо-мин. В XVIII в. наряду с большими сканными изделиями с камнями и эмалью получили распространение небольшие серебряные вещи: шкатулки, вазочки, солонки. С XIX в. изделия из филиграни уже выпускались фабриками в больших количествах.
Теперь я расскажу о самом процессе изготовления филиграни. Свить (ссучить) проволоку можно на шпинделе электромотора. Я это делаю с по-мощью ручной дрели. Скрутку провожу в два приема, между которыми про-волоку отжигаю, возвращая ей мягкость. Свитую проволоку пропускаю через плоские вальцы, плющу ее и опять отжигаю. Я называю эту проволоку плю-щенкой и из нее делаю основной рисунок филиграни. Но, чтобы эффект ри-сунка был интереснее, в его включаю и другие заготовки:
- гладь – круглая проволока;
- веревочка – жгутик, скрученный из 2-х проволок;
- шнурок – жгут, скрученный из 3-х и 4-х проволочек;
- плетенка – косичка, сплетенная из 3-х проволок.
Затем из глади, веревочки и плющинки делаю элементы филиграни. Они бывают традиционные: листик, огурчик, грушечка и т. д. Но я придумы-ваю свои элементы. Выгибание провожу с помощью круглогубцев или пин-цета. Затем приступаю к набору рисунка.
Чтобы было более понятно, расскажу, как я делал свое первое кольцо.
Это было самое простое по изготовлению филигранное кольцо – круг-лое, плоское с ажурным филигранным рисунком. Но простота не есть сино-ним чего-то несовершенного, скорее наоборот. Сделать кольцо просто и кра-сиво порой труднее, чем сделать красивой сложную вещь. Тем более, что это мое первое кольцо, сделанное 35 лет назад, получилось легким, воздушным и изящным и спустя годы не утратило своей современности.
Для наружного обрамления узора я выбрал проволоку квадратного се-чения 1х1 мм и получил ее с помощью соответствующего ручья в вальцах. Затем из этой проволоки плоскогубцами сделал прямоугольник шириной 15 мм (такой, я решил, будет ширина кольца) и длиной 56 мм (такую длину я вычислил, как длину окружности с диаметром 17 мм). С помощью горелки, нанеся на место стыка флюс и припой, спаял два его конца. Я получил замк-нутый прямоугольник размером 15 х 56 мм.
Дальше мне надо было заполнить все пространство внутри его ажурной филигранью. Для этого я приготовил гладь (проволоку круглого сечения диаметром 0,8 мм) и плющинку, свив две проволоки (диаметром 0,3 х 0,3 мм) в веревочку и затем пропустил ее через плоские вальцы. Сделав все эти заго-товки, я приступил к самому процессу изготовления кольца. Для того, чтобы этот набор не рассыпался до пайки, я наклеивал его на бумагу клеем БФ-2 (можно нитролаком), так как только эти клеи сгорают до того, как начнется спайка деталей.
Итак, я наклеиваю на бумагу вначале сам прямоугольник и затем весь узор, заполняя им все пространство внутри его. Рисунок начинаю с основных конструктивных деталей композиции, более крупных. Для них я использую чуть сплющенную гладь диаметром 0,8, приготовленную заранее. Затем ук-ладываю детали из приготовленной плющенки. В процессе набора необхо-димо добиваться, чтобы все элементы плотно прилегали друг к другу.
После того, как клей высохнет, я удаляю бумагу, смачиваю водой весь рисунок и посыпаю его припоем в виде опилок, смешанных с бурой. Затем мягким пламенем горелки спаиваю все элементы узора. Я вижу, как припой течет по всем элементам рисунка. Убедившись, что весь рисунок пропаян, я сворачиваю на ригеле этот прямоугольник, правлю его молоточком, чтобы он был идеально круглым и запаиваю концы. Кольцо размером 17 – готово, но не окончательно. Осталось его отбелить, отшлифовать и отполировать.
Я кладу кольцо в 5% раствор серной кислоты для отбеливания и затем бормашинкой абразивными резинками и полировальной пастой довожу свое кольцо до зеркального блеска.
Но филигрань очень хорошо смотрится, когда она черненная. На чер-ном фоне светлые полированные зернышки веревочек и плющинки выглядят особенно выразительно.
Есть много способов чернения. Я выбрал для себя прокаленную смесь серы и поташа в одинаковой пропорции. В консервной банке, смешав их, ставлю на огонь. Когда смесь почернеет и даже загорится, я наливаю в нее немного воды и получаю чернение, куда опускаю кольцо после отбела в ки-слоте. Затем, вынув черное кольцо, я промываю его в горячей воде и присту-паю к чистке и полировке. Мягкой резинкой, установленной в бормашинке, я снимаю черноту с выпуклых частей рисунка, с зернышек, с глади, оставляя фон черным, затем полирую войлочными кругами с полировальной пастой. Кольцо окончательно готово.
Я сделал кольцо прямое, а представь себе, если бы я в качестве каркаса сделал не прямоугольник, а другую фигуру: овал, трапецию и т. д., набрал бы филигранный рисунок внутри этой формы, согнул на ригеле из него кольцо, а сверху бы поместил филигранную накладку с многочисленными зернышка-ми. Это было бы уже другое кольцо. А если вместо филигранной накладки я помещу филигранный цветочек с листиками каст с камнем или что-нибудь еще, что подскажет мне фантазия. В итоге я получу несколько разных колец. Как ты видишь полета для фантазии здесь много. Можно придумать беско-нечное количество конструкций изделий: камни широкие и узкие, высокие и плоские. А какие можно делать браслеты, серьги, кулоны, броши. Об одной такой броши я расскажу поподробнее.
В 1982 г. Я готовил филигранную брошь к выставке в Манеже.
В те годы выставок было много, и были они не выставки – продажи, как сейчас, а настоящие тематические ювелирные выставки, где ювелиры де-лали изделия не для продажи, а специально для выставок.
Брошь «Бабочка» с названием «Не зная границ» должна была иметь на своих крыльях миниатюрные символы 4-х стран: американский, английский, китайский и наш тогдашний «Серп и молот».
В те годы люди еще помнили «Железный занавес» и тема границ вол-новала многих людей.
Чтобы бабочка была легкой и воздушной, я решил ее сделать фили-гранной. Я сделал четыре лепестка крыльев бабочки и заполнил их фили-гранным кружевом. Символы 4-х стран в виде флагов я сделал отдельно. За-тем припаял их в верхней части каждого лепестка, сделав отдельно тельце бабочки, головку с усиками, все это я спаял вместе. После чернения, шлифо-вания и полирования изделие было закончено.
Бабочка была одобрена художественным советом и на выставке имела успех.
В те восьмидесятые годы филигрань была в моде, в этой технике рабо-тало много ювелиров. Сейчас некоторые люди считают, что филигрань уста-рела, что не выглядит она в гармонии с новыми современными формами. Но я считаю, что это не так – она не устарела – это прекрасная ювелирная техни-ка. Надо только, чтобы она шла в ногу с современным стилем и традиции нужно использовать, а не слепо копировать.
Иногда современные формы больших бликующих поверхностей метал-ла, с включением тонкого изящного кружевного озерка, выглядит более впе-чатляюще, чем изделие перенасыщенное филигранью. Такая изящная фили-грань замечательно смотрится в контрасте с крупными грубыми элементами современной формы. И еще один ключевой момент, который я стараюсь вно-сить в эту технику. Я делаю объемную филигрань.
На первый слой филиграни я накладываю второй слой и в элементы второго слоя я вкладываю еще элементы, которые переплетаясь друг с дру-гом создают объемные рисинки.
Возможности филиграни, как и многих других техник бесконечны, очень хорошо с ней сочетаются эмали, особенно просвечивающаяся (оконная эмаль), финифть (живописная эмаль), новые камни «Мурановское» стекло, кристаллы «Сваровски» и многое другое.
ЧЕКАНКА
В своих ювелирных фантазиях создатели украшений часто прибегают к различным предметным изображениям. Если мы побываем на выставках, то можем увидеть и перстень с головой льва, кулон с ангелочком или браслет со змейкой. Я недавно видел красивое ожерелье, где центральной фигурой был морской конек.
Излюбленным рисунком многих ювелиров является растительный ор-намент. Это веточки, листики, цветочки и многое другое. Вот тут пригодятся способности рисовальщика. Но когда рисунок сделан, необходимо все это воплотить в металле и не в виде плоского рисунка, а в виде объемного ба-рельефа.
Когда на фабрике делают серию таких изделий, их получают способом литья. Поскольку я делаю работы в единственном экземпляре, то применяю метод чеканки, точнее микрочеканки, та как эти элементы я делаю миниа-тюрными. Когда-то лет 25 назад, работая с ребятами в кружке на Станции Юных техников, мы делали много больших чеканок по меди и мельхиору. В те годы чеканка была очень модным видом изобразительного искусства – ею занимались не только профессионалы. Чеканные работы висели тогда во многих домах. Даже в кружок ко мне ребята приходили в основном, желая научиться технике чеканки. Сейчас, когда я пишу эти строки, мода на нее прошла, хотя чеканка – очень древний вид искусства. Но те навыки при изго-товлении больших работ я до сих пор использую в ювелирной технике.
Как же сделать чеканную работу? С чего начать и какие нужны инст-рументы? Для больших чеканных работ в качестве материала мы в основном брали медь в виде листа, толщиной 0,4-0,6 мм.
В ювелирной технике для начала возьмем мельхиор (сплав меди и ни-келя) толщиной 0,4 мм, чтобы металл был мягким его надо «отжечь» - на-греть докрасна, затем быстро подставить под струю холодной воды.
В качестве инструмента необходимы молоточек, чеканы и утюжки. Для больших чеканок они крупные, для малых мелкие. Основными инструмента-ми являются чеканы – это набор стальных стержней, имеющих различную форму боя: с заостренным концом в форме тупой иглы, с плоским боем, с круглой сферической головой, с продолговатым, овальным боем и ряд дру-гих. Наборы больших чеканов я покупал в магазине, а вот маленькие для ювелирки я делал сам.
Я брал стальной пруток диаметром 4-6 мм, длиной 80 мм. Чтобы зака-ленный пруток обработать, надо его «отпустить» (нагреть до красна и дать медленно остыть), затем придав напильником нужную форму, закалить (на-греть до красна и быстро окунуть в холодную воду). Затем отшлифовав наж-дачной шкуркой, вначале крупной, затем мелкой – отполировать фетром или войлоком с полировальной пастой.
В работе чеканщику необходим утюжок. С его помощью можно выдав-ливать металл там, где он должен быть выпуклым или опускать его, где не-обходимо. Утюжок делается так же как и чеканы: большой утюжок я делал из зубила, маленький – из надфиля.
Чеканку я делаю на небольшой плите из свинца, но использую и мешо-чек из брезента, набитый песком. Теперь можно приняться за чеканку. На ме-талл наносятся контуры рисунка. Наношу его чеканом с заостренным концом в виде тупой иглы, затем переворачиваю лицевой стороной вниз, кладу на свинцовую плиту или мешочек с песком и с оборотной стороны наношу уда-ры чеканами с помощью молоточка по внутреннему контуру фигуры.
Вся дальнейшая работа состоит в том, что молоточками, чеканами и утюжками вытягивать металл (т.е. сделать его выпуклым), так, чтобы на лис-те металлической пластины получился объемный рельефный рисунок. На ме-талле создается барельеф.
Я, как и многие ювелиры, пользуюсь чеканкой, когда делаю раститель-ный орнамент. К примеру, если мне надо сделать цветочек, я вырезаю его ножницами, тщательно опиливаю каждый лепесток. Делая их немного раз-ными, как в жизни, кладу на свинец и ударяю по каждому лепестку полу-круглым чеканом. Лепестки получились выпуклыми, затем заготовку перево-рачиваю и ударяю чеканом в середину цветка и в это углубление впаиваю шарик. Цветочек получился объемным. А если на лепестках сделать прожил-ки штихелем (инструмент для гравировки), то вообще получится замечатель-но.
Можно сделать цветочек еще лучше, если каждый лепесток, скажем, пятилистника вырезать отдельно, тщательно прочеканить каждый, придав им индивидуальную форму, затем все спаять, углубить середину и впаять в него тычинки и зернышки.
Теперь этот цветочек можно развить в розочку, впаяв вместо шарика второй такой же цветочек только поменьше и по-другому его отчеканить.
Листики же я делаю разные: выпуклые и плоские, с зубчиками и без, удлиненные, изогнутые и короткие с впаенным внутрь стебельком и без него – как подскажет мне моя ювелирная фантазия.
КОВКА
Однажды, готовясь к выставке, я придумал кольцо, задумка которого была в его названии: «Судьба нашей планеты в наших руках». Для этого я решил сделать кольцо в виде ладони человека, на которой лежал бы земной шар в виде круглой голубой бирюзы с включенной в ней породой, похожей на континенты.
Из куска ситцевой бирюзы (с породными включениями) я сделал ша-рик – получилась голубая планета в миниатюре.
Дальше мне надо было сделать кольцо с шинкой, которая оборачиваясь вокруг пальца постепенно и органично в верхней своей части переходила бы в скульптурное изображение ладони человека.
Эту работу можно было бы сделать литьем или ковкой, и я решил кольцо отковать, как куют кузнецы свои изделия.
Но, если для ковки больших предметов из железа нужны: горн, боль-шая наковальня, молот, клещи, нужны и мускулы молотобойца, то для юве-лирной ковки ничего этого не надо. Нужен обычный молоток, маленькая на-ковальня, горелка – все то, что и так есть в арсенале ювелира.
Итак, чтобы сделать упомянутое кольцо, я прокатал в ручьях вальцов металл, получив пруток сечением 4 х 4 мм. Отжег его, чтобы он стал мягким, положил на наковальню и стал бить молотком, придавая нужную форму. Ко-гда от ударов металл нагартовывался (т.е. становился жестким), я его перио-дически отжигал.
Проковав пруток и, получив шинку нужного мне размера, я конец прутка сплющил по ширине будущей ладони. Затем, вырубив и выпилив пальцы, стал их надфилем опиливать, придавая нужную форму – четыре пальца с фалангами вместе и отдельно большой палец. Отшлифовав и отпо-лировав изделие, я шинку загнул по ригелю и получил кольцо. Даже паять не пришлось, поскольку шинку я планировал не замкнутую.
Вообще методом ковки можно делать многое: кресты, кулоны, можно выковать и браслет.
Ковкой я получаю и растительный орнамент – цветочки, листики, сте-бельки. Особенно хороши сделанные ковкой модные сейчас кулоны, которые носят и мужчины. Хороши абстрактные изделия современных форм.
МОНТИРОВКА ИЗДЕЛИЙ
Любое ювелирное изделие – кольцо, серьги, кулон, брошь, браслет монтируется, т.е. собирается из нескольких, а порой и многочисленных эле-ментов. Когда изделие задумывается, продумывается и технология его сбор-ки.
Наиболее часто ювелиры занимаются монтировкой колец.
Самые простые кольца (кроме обручальных) монтируются из двух час-тей: шинки (ободка) и верхней – верхушки. Шинка кольца выполняется чаще из плоской полосы металла разного сечения (круглого, полукруглого, оваль-ного, прямоугольного). Шинка и толщина шинки непостоянны, часто расши-ряются и утолщаются по направлению к касту.
Внутренняя сторона шинки всегда гладкая.
В верхушку – основную украшающую часть кольца входят: каст (опра-ва для камня), рант под каст, накладки. Касты бывают разных форм и разме-ров. Существуют 2 вида кастов – глухие и крапановые. В глухих – камни удерживаются стенками каста по всему периметру, а в крапановых – отдель-ными стойками – крапанами (в основном для граненых камней). Глухой каст делается просто: вырезается заготовка для каста в виде прямоугольника, дли-на которого равна периметру камня. Затем заготовку сворачивают кругло-губцами по камню и спаивают по стыку. Для непрозрачных камней часто к касту делается донышко. Подогнанную по камню спаянную полоску металла припаивают к листовому металлу, затем, срезая лишний металл, опиливают его и шлифуют. К этому донышку каста припаивают шинку и кольцо готово.
Обычно все начинающие ювелиры делают свое первое кольцо так: вы-бирают красивый камень, делают к нему глухой каст с донышком и к этому донышку припаивают шинку. Затем тщательно его шлифуют и полируют, вставляют камень и кольцо готово.
Следующий этап украшения кольца – припаять вокруг каста веревочку, а можно и две: одну сложную потолще и тонкую над ней.
Дальше можно еще усовершенствовать кольцо, украсив место стыка шинки и каста какой-нибудь накладкой: цветочком, листочком или же каким-нибудь сложным узором.
При пайке каста к шинке или каких-то сложных накладок я пользуюсь контровочной проволокой (типа нихрома), привязывая ей детали друг к дру-гу.
При монтаже более сложных ювелирных изделий, таких как кулоны, броши, колье, браслеты, когда элементов, из которых состоит изделие много, припаивание начинается с наиболее крупных, затем тех, что поменьше. Мел-кие же детали можно припаивать и по нескольку штук сразу.
Приведу пример монтировки филигранного браслета.
Помнишь, я рассказывал про свое первое филигранное кольцо. Так вот, если развертку того кольца сделать в три раза больше и затем согнуть, но не по окружности, как кольцо, а сделать эллипсообразную форму чуть больше запястья кисти, то получится браслет, который можно оставить в таком виде как законченное изделие. Но ведь мы говорим о монтировке, поэтому я бы такой браслет посчитал каркасом, на который бы смонтировал касты с кам-нями и накладками.
Итак, по середине браслета я припаиваю каст дл большого камня и за-тем по очереди с двух сторон от него на небольшом расстоянии припаиваю два каста поменьше.
Вокруг камней отдельно готовлю филигранные накладки, причем на-кладку для центрального камня я делаю покрупнее, повыше и более сложную по рисунку. Все эти накладки я припаиваю по очереди к каркасу.
Затем, положив браслет в отбел (кислоту), почернив (как делать я уже рассказывал), отшлифовав и отполировав его абразивными резинками и вой-лочными кругами бормашинкой, вставив камни и завальцевав их, я получил бы замечательный, сложный, браслет.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
В заключение рассказа о ювелирных фантазиях, хочу сказать, что эти фантазии и есть самое интересное в ювелирном деле.
Как к музыканту или поэту приходят их неповторимые звуки и поэти-ческие строки, так и к ювелиру приходят, иногда неожиданно художествен-ные образы, новые по своей выразительности. И когда это происходит, чело-век может сказать себе: «Я живу!».
Один гениальный канатоходец сказал: «Я живу только на канате, все остальное время я жду, когда меня на него поднимут».
Огюст Ренуар в глубокой старости с больными руками ежедневно са-дился к мольберту и на вопрос: «Зачем вы это делаете?» - ответил: «Дак ведь нет выше удовольствия».
Ради этого удовольствия я ежедневно уже 35 лет сажусь за рабочий стол и окунаюсь в свой маленький, но в то же время бесконечный мир красо-ты, с которым, мой хороший, я хочу поделиться с тобой.
РАССКАЗ 14
СЮТ
Мои ребята сидят за своими верстачками и внимательно меня слушают. Через неделю 8-ое марта и мы готовим своим мамам, бабушкам и сестренкам подарки – ювелирные изделия. Я им уже рассказывал, что сделать это своими руками не трудно, и они уверены, что у них получится.
Что может подарить подросток своим родителям? Взять у них деньги и что-нибудь купить. Но как дорог подарок, сделанный собственными руками. Какую радость приносит такой подарок родителям. Они восхищаются, пока-зывают его всем знакомым, гордясь своим ребенком. В одном знаменитом фильме мама носила бусы, сделанные сыном из макарон. А если сделать не макаронные бусы, а из чего-нибудь более красивого и прочного. Такие бусы мама будет хранить всю жизнь.
А все началось с того, что однажды, проходя мимо «Станции Юных Техников», я решил зайти и поинтересоваться, какие там есть кружки для де-тей. Там были кружки технические: судомодельный, авиамодельный, авто-мобильный, радиотехнический.
«Но ведь ювелир тоже связан с техникой с металлом, так почему бы не быть здесь такому кружку, он только украсит «Станцию» - подумал я.
К тому времени я закончил Университет Искусств по специальности «Художественная обработка металлов», получив диплом с отличием, был участником выставок, посещал дом творчества, где мои вещи нравились.
И вот с таким багажом и с коллекцией ювелирных изделий я предстал перед директором и предложил ему создать кружок «Художественная обра-ботка металла». Директор согласился.
В те восьмидесятые годы для детей делалось довольно много. Кружки были бесплатные, выделялись большие деньги на приобретение оборудова-ния и материалов.
Наш директор тоже не скупился. «Покупайте все, что нужно – деньги есть» - сказал он. Материал для работы – листовую медь и мельхиор разных толщин мы закупили в городе Кольчугино, где был завод по прокатке метал-ла. В специализированном магазине ювелирной техники мы приобрели: на-боры для чеканки, молотки, наковальни, горелки, муфельную печь, вальцы, фильеры и все остальное, что необходимо для работы, в том числе и неболь-шие верстаки. Приобрели даже сейф в виде большого металлического шкафа.
Станция Юных Техников (СЮТ) занимала большое школьное здание с просторным двором, где носились ребята на картингах (миниавтомобильчи-ках), запускали авиамодели.
Нашему кружку выделили большое светлое помещение и я, расставив мебель, разложив оборудование, приступил к набору учеников, дав объявле-ние в газете.
Группу я набрал быстро. Детей подбирал, разговаривая не с родителя-ми, а с самими ребятами, выясняя, есть ли желание у самого подростка – у родителей оно было всегда – лишь бы пристроить свое чадо к интересному делу.
Возраст тоже имел значение – «все-таки они дело имели с горелкой, да и более взрослые дети – более «рукастые» - думал я. С 12 до 15 лет опреде-лил для себя возраст учеников, но были и отклонения. Пришел 9-ти летний Краснов Игорек с папой. Я поначалу отказал им, но они меня уговаривали, показав рисунки мальчика, и когда я увидел, как Игорек двумя ударами вбил гвоздь в доску, я сдался и впоследствии не пожалел.
Был другой пример. Пришел взрослый парень со своими рисунками и сказал, что его давняя мечта научиться ювелирному делу. Я объяснил, что кружок для детей, а не для взрослых, но он уж очень просил и я, вспомнив себя в возрасте более зрелом не знавшим с чего начать, разрешил ему просто присутствовать на занятиях. Парень аккуратно посещал кружок полгода. Я ему открыл все тайны ювелирного дела. Но однажды, случайно встретив на улице, я остолбенел – он был одет в милицейскую форму. «Что это значит?» - воскликнул я. «Я боялся, что вы мне откажете в просьбе – все же остальное, что я говорил – правда» - сказал он.
Долгие годы после этого он звонил мне, поздравляя с праздниками, и советовался по разным вопросам.
И вообще учеников у меня по жизни было немало. Однажды случайно в поезде я встретил старого сослуживца и рассказал ему о своей работе. Он загорелся и на долгое время стал моим учеником, приезжая ко мне домой. Приобретя оборудование и сменив работу, он потом долгие годы был моим товарищем по работе.
Однажды обратилась ко мне немолодая супружеская пара с просьбой научить их ювелирному делу. Я согласился, и они ходили ко мне домой 3 ме-сяца, изучая ювелирное дело и обработку камня. В конце обучения они само-стоятельно каждый сделали кольцо и серьги собственного дизайна, после че-го посчитали, что всему научились.
Были и другие ученики.
Но вернемся в кружок, к детям. Пришла в кружок Леночка Долгих - 12-ти летняя девочка, сильно комплексующая по поводу своего внешнего вида. Дело в том, что одна нога у нее была короче, и она сильно хромала. Я с удо-вольствием ее взял – тем более, что она была единственной девочкой в круж-ке. Эта девочка оказалась самой способной из всех учеников. Много читая и, обладая фантазией, она не только училась, но и меня многому научила.
Однажды она принесла книгу «Азбука плетения», предложив технику плетения ниток и веревок, макраме, плетеную миниатюру перенести на ме-таллическую проволоку, и мы, сделав, как в книге, такие же подушки для плетения, плели из проволоки сложные веревочки и косички. Другой раз она принесла книгу о технике изготовления цветов, листьев и целых букетов из тканей, так же с целью переноса этой технологии в ювелирку.
Другим моим любимым учеником стал Кирилл Рождественский, маль-чик очень талантливый и деятельный. Все, схватывая на лету, он сам предла-гал новые идеи, делая работы, которые сам придумывал.
Интересен был приход Данилы Страхова. На мой вопрос, что его при-вело в кружок, он ответил: «Меня дразнят «Данила-мастер» - хочу оправдать это прозвище и стать мастером, как в сказке «Хозяйка медной горы». И часто ребята потом, видя как тот «пыхтит» над своей работой, говорили: «Что Да-нила – мастер, не выходит твоя чаша?».
Укомплектовав группу, мы приступили к работе. Приближалось 8-ое марта, и мы начали делать подарки.
Навязывать ребятам свои предложения я не стал, решив, что пусть учатся проявлять инициативу.
Удивил меня Игорек Краснов. Мальчик 9-ти лет захотел сделать пода-рок маме в виде шкатулки. Я попробовал его отговорить, но он принес из до-ма камни, которые купил ему отец и хотел делать только шкатулку. И он сде-лал ее. Он взял лист меди толщиной 0,5 мм, вырезал с моей помощью нож-ницами по металлу два прямоугольника для донышка и крышки размером примерно 60 х 80 мм. Затем, чтобы сделать бортик шкатулки, мы вырезали длинную полоску высотой 30 мм. Согнув ее по периметру шкатулки и, опре-делив длину, мы отрезали лишний кусок и спаяли стык. Затем этот бортик мы припаяли к донышку. Все пайки мы делали горелкой, нанеся на места пайки кусочки припоя и буры в качестве флюса. Когда мы опилили донышко вровень с бортиком, у нас получилась коробочка.
К крышечке, чтобы она лежала плотно, мы припаяли прямоугольник из тонкого профиля 1 х 1 мм, так чтобы он точно подходило под внутренний периметр коробочки. Затем Игорек начал украшать эту крышку тремя ка-мушками, для чего сделал для них касты и припаял их к крышке. И оконча-тельно украсил шкатулку небольшими узорами и вензелем инициалов мамы, которые согнул из медной плющенки.
Довольно долго пришлось ему повозиться со шкатулкой, зачищая ост-рые края напильником, пришлось ободрать немного и пальцы, но йод у меня был всегда под рукой. И надо было видеть счастливые глаза мальчика, когда, отполировав свою шкатулку, он вставил камни в касты (он их просто вкле-ил). А уж какие удивленные и счастливые глаза были у мамы можно было себе только представить.
Большинство ребят своим подарком решили сделать чеканку, как я уже говорил, очень модную тогда. Рисунки были в основном навеяны знаменитой грузинской чеканкой, которая в те годы была широко представлена на мно-гочисленных выставках знаменитыми мастерами такими, как Гурам Габа-швили и многими другими. Продавались и открытки этих работ, с которых в основном и срисовывали ребята свои сюжеты. Я убеждал их, что рисунки лучше делать свои, но конкурировать с мастерами было сложно. Ребята вы-бирали декоративные панно с сюжетными композициями – это и сцены из сельской жизни, сцены охоты, сюжеты на исторические темы.
Особенно нравились ребятам воины в доспехах с кинжалами и мечами, сценки охоты на оленей, горных козлов, сценки с тиграми и львами. Образы этих воинов подчеркивали мужественную силу и ловкость в охоте, а в исто-рических сценках непокоренность жителей горной Грузии. Нравились также ребятам женские фигуры с ярко выраженными национальными чертами в костюме, прическе и головном уборе.
Техника чеканки такая же, как в микрочеканке, о которой я уже расска-зывал, только чеканы и утюжки здесь крупнее и чеканка масштабнее и объ-емней.
Работа начинается с нанесения рисунка на отожженный лист меди толщиной 0,4-0,5 мм с помощью копировальной бумаги. Затем, положив его на кусок войлока или линолеума, надавливая носком утюжка переносим ри-сунок на металл. Другой способ нанесения рисунка – это пробить его кон-фарником – чеканом с заостренным концом. Далее этот лист с нанесенным контуром рисунка кладем на свинцовую плиту или на мешочек с песком ли-цевой стороной вниз и с оборотной стороны наносим удары чеканом по внутреннему контуру фигуры. По той части, которая должна быть наиболее выпуклой наносим больше ударов, чем по той, где выпуклость предметов бу-дет меньше.
После того, как изображение отработано с внутренней стороны листа, лист переворачиваем лицевой стороной вверх и начинаем дорабатывать. Те-перь можно опустить металл вокруг фигуры, с тем, чтобы она стала более рельефной. И так делать надо несколько раз. Пока не получится то, что было задумано, то есть объемный рельефный рисунок.
Затем приступаем к фактурной отделке. Подходящим чеканом с обрат-ной стороны пробиваем всю фигуру или предмет, создавая на поверхности чеканки нужную фактуру. Она может быть гладкой, шероховатой, покрытой точками и т. д.
Для завершения работы нам осталось пробить подходящим чеканом фон. Эту работу мы также делаем на подстилке: свинцовой, войлочной или деревянной. Когда фон закончен, борта изделия надо отбортовать и загнуть назад – это придаст работе законченный вид.
Теперь осталось окончательная отделка изделия: чернение, полировка и высветление. Чернение меди можно сделать азотной кислотой. С помощью кусочка ваты, закрепленной на деревянной ручке, наносим слой кислоты на поверхность готового изделия и затем прогреем его в пламени горелки. Азотнокислая медь перейдет в окись меди черного цвета. Затем надо кусок фетра натереть полировальной пастой и протирать им те места чеканки, ко-торые должны быть более светлыми. И мы увидим как чернение и полировка очень украсит нашу чеканку.
Поначалу ребята брались за чеканные работы охотнее – ювелирка каза-лась им сложнее. Но постепенно, начиная с самых простых ювелирных изде-лий и, видя, что у них получается, ребята становились все смелее и самостоя-тельней.
В качестве материала мы использовали медь и мельхиор, готовя для себя прокатку нужного сечения на вальцах, затем пропуская ее через филье-ры, получали проволоку нужного диаметра. Скручивая проволоку в веревоч-ки и пропуская ее через вальцы, ребята получали нужную им «плющенку» для своих филигранных узоров.
Самое простое кольцо – прямая шинка (ободок для пальца). Согнув на ригеле заготовку, нужного диаметра и спаяв ее по стыку, проковываем верх-нюю часть, делая ее пошире, и на это место напаиваем разные накладки:
- небольшой филигранный узор с зернышком посередине;
- цветочек с парой листиков;
- каст для камушка.
Филигранный узор ребята скручивали по своим рисункам круглогуб-цами или специальным пинцетом. Цветочек с парой листиков отчеканивали отдельно на свинцовой плите. Камушки – поделочные или полудрагоценные приносили из дома.
Еще одним простым кольцом, который любили делать ребята, было кольцо, так называемый «зуб акулы». Полоска металла сгибается под углом и, сворачивая ее на ригеле, спаиваем по стыку. Тщательно отшлифовав и от-полировав кольцо, мы получаем простое и оригинальное кольцо с углом.
Кирилл Рождественский принес из дома красивый большой камень – дымчатый кварц в виде овального кабашона и стал делать под него фили-гранное кольцо. Он сделал каркас кольца узким снизу и расширяющийся кверху. Все пространство в каркасе заполнил филигранью. Затем согнув его на ригеле в кольцо, спаял стык. Сделав отдельно каст под камень, он припаял его в верхней части кольца. На место стыка кольца с кастом напаял с двух сторон филигранные накладки, затем почернив кольцо, отшлифовав и отпо-лировав его, вставил камень и завольцевал его. Получилось большое краси-вое кольцо.
Некоторым ребятам захотелось сделать кулоны. Для этого они из про-филя квадратного сечения 1 х 1 мм делали разные формы кулона: круглые, овальные, грушевидные, треугольные и заполняли место внутри этой формы филигранным узором. Затем, напаивая сверху какой-нибудь придуманный рисунок или каст для камня и, припаяв колечко с петелькой для цепочки, по-лучали красивые кулоны. Как всегда удивила меня Леночка Долгих. Она для мамы сделала бусы. Не знаю, сама ли она придумала или кто ей подсказал, но бусы получились очень яркие и нарядные, но не из металла, а из… бума-ги. Она вырвала из старых глянцевых журналов с пестрыми картинками не-сколько страниц, вырезала из них 30 треугольников 20 х 20 мм и скрутив их, начиная с основания в сторону вершины, сделала из них бусины. Затем, по-крыв несколькими слоями лака, она нанизала их на леску, и получились очень яркие и пестрые бусы.
Позже Лена рассказала, что они настолько понравились маме, что та часто носила их с летними нарядами.
Лена сделала еще одни такие бусы, но не разноцветные, а черно-белые, выбрав для этого соответствующий рисунок в журналах. Получились пест-рые, черно-белые, строгие бусы под строгий классический костюм.
Результатами этой работы с подарками к 8-му марта мы остались до-вольны. Мы – это я, ребята и родители. Недовольно было только наше руко-водство тем, что я все работы отдал ребятам. «Работы должны оставаться в кружке – это ваш отчет о работе» - сказал директор. И это решение было в дальнейшем основным препятствием в деятельности ребят – им все хотелось делать для себя – унести свои работы домой, показать родителям и товари-щам.
Дальнейшая наша работа сводилась к тому, что мы каждые полгода де-лали отчетные выставки наших работ, которые показывали всем ребятам на-шей «Станции», родителям и всем остальным посетителям.
Занятия в кружке начинались с небольшой вступительной лекции, где я рассказывал ребятам об искусстве: о живописи, графике, скульптуре и о при-кладных видах искусства, рассказывал о художниках, о различных мастерах прикладных искусств и конечно о ювелирах, о знаменитых и не совсем, при-носил книги по искусству, иллюстрации картин, приносил им и свои изделия, рассказывая как я их задумывал и делал.
Затем начиналась непосредственная работа над изделиями. Ребята бы-ли неодинаковые по способностям, по характерам. Была и зависть и даже больше.
Однажды пришел к нам среди сезона парень с просьбой принять его в кружок. Группа была укомплектована, но за него кто-то просил, и я его взял. Это был красивый мальчик лет 13-ти, спортивного сложения, очень уверен-ный в себе. Но первый разговор с ним мне сразу не понравился. Вместо того, чтобы рассказать о своих интересах, он стал говорить какой он замечатель-ный: что он отличник, лучший в классе, самый спортивный и папа у него – большой начальник. Он с высокомерием посматривал на ребят и чувствова-лось, что скромность – не его качество. «Самовлюбленный, самодовольный парень» - подумал я. «Но ничего, обтешется».
Но дальше я удивился еще больше. Пословица: «Талантливый человек- талантлив во всем» - здесь явно не сработала. Если математика и прочие школьные науки ему давались легко, то в нашем деле он оказался совершен-но бездарен.
Когда он принялся за работу, я сразу увидел, что он никогда не держал в руках никакого инструмента. Он ничего не умел делать руками. Такого «неумеху» я даже представить себе не мог. Да и художественных наклонно-стей у него не было. Как потом выяснилось, папа и прислал его в кружок, чтобы тот научился работать руками. И этот мальчик уважал и боялся только отца, потому и пришел в кружок.
В работе амбиции его были явно выше возможностей.
Он начал делать чеканку, выбрав самый сложный рисунок и у него, ко-нечно, ничего не получилось. Он никак не мог понять – «почему?». Ребята, которых он презирал – «эти малыши», делают лучше его и у них все получа-ется. Это принять он никак не мог.
Испортив несколько листов меди, он перешел к другой тактике. Он ре-шил все делать чужими руками. Если поначалу, когда ребята хотели ему по-мочь, он злился и кричал на них, то теперь, наоборот, он хотел, чтобы за него все делали. Он стал подходить ко мне и ребятам, прося показать, как надо де-лать, но требуя делать для него еще и еще.
Ребята быстро «просекли» этот маневр и перестали ему помогать. То-гда он озлобился, стал мстить и вредить им. Однажды он испортил почти за-конченную чеканку, ударив по ней молотком, когда мальчик, который ее де-лал, вышел в коридор. Другой раз раздавил ногой готовое кольцо, смахнув, как бы нечаянно, его на пол. Однажды я увидел вмятину на каленых валках наших вальцов и понял, что это его рук дело. Он сунул в вальцы стальную иглу, хотя я постоянно предупреждал всех, что прокатывать в вальцах можно только мягкий отожженный металл. Но это было еще не все. Начали пропа-дать готовые изделия, и это воровство мог сделать только он. Он был все время в плохом настроении – как потом выяснилось, отец ждал от него ре-зультатов. Мне проще было бы выгнать его из кружка, но подумав, я решил действовать по-другому.
Я считаю, что подросток не может быть отпетым негодяем. Если он де-лает что-то нехорошее, то больше всего от этого страдает сам. Он в таком возрасте еще не решил для себя какие поступки можно оправдать для себя, какие нет, и потому он все время этим мучается. Я видел, что этот мальчик все время напряжен, в его голове все время шла работа: «а так ли я делаю?». И я решил, что хороший стресс будет для него встряской. Я стал следить за ним, замечая все его промахи.
Однажды он подошел ко мне и попросил, чтобы я сделал ему кольцо для девочки из его класса в подарок на ее день рождения. Я объяснил ему, что такой подарок будет моим, а не его, что кольцо надо делать ему самому. Но времени и желания делать у него не было, и я почувствовал, что он что-то замышляет.
Все наши лучшие работы были на нашем стенде, где мы каждые полго-да устраивали выставки. Стенд представлял собой стол с настенной доской, покрытые темной мягкой материей, на которой лежали и висели работы на-ших ребят. Над всеми работами в верхней части доски красовалось название нашего кружка: Художественная обработка металлов». Каждая буква этого названия была сделана из медной полосы с красивыми узорными отгибами, и каждое слово было припаяно к медной пластине. Эти буквы и слова, сделан-ные ребятами, сами по себе были художественной работой по металлу.
На этом стенде висели лучшие работы ребят. Кольца, кулоны, браслеты лежали на специальных подставках в виде коробочек, которые также как и стенд, были оклеены тканью.
Так вот по взглядам, какие бросал на эти коробочки наш «герой» я по-нял его намерение. И однажды, когда мы, окончив занятия, вышли в коридор, он, по каким-то причинам, остался в классе. Я уже с ним попрощался, и мое внезапное возвращение он не ожидал. Он даже не успел спрятать кольцо, ко-торое взял со стенда. Парень был напуган, но я еще «подлил масло в огонь», перечислив все его последние прегрешения. Подавленный и расстроенный, он ушел домой. А на следующий день пришел его отец, которого он так бо-ялся. Когда мы, чтобы не мешать ребятам, вышли втроем поговорить в кори-дор, на парне «не было лица», оно покрылось красными пятнами, губы тряс-лись.
Но отцу я ничего плохого о нем не говорил, сказал, что были трудности в работе, но теперь все наладилось. Отец потрепал сына по щеке и довольный ушел. Как только отец скрылся, мальчика прорвало – он рыдал навзрыд и все повторял: «Простите, я никогда так делать не буду». И я верил этим словам, потому что чувствовал, что перелом в его сознании произошел, что с этого момента он определил для себя окончательно, что хорошо и что плохо.
Через месяца три после этого он все-таки ушел. Но это уже был другой мальчик, он стал уважительней относиться к ребятам, трудился, и я уже час-то видел улыбку на его лице.
Вообще такие ребята, у которых нее было способностей и умения, на-долго в кружке не задерживались. Но зато способные, трудолюбивые со вре-менем совершенствуясь и накапливая опыт, сами придумывали новые техно-логии и новые художественные образы. Если вначале они делали все изделия с симметричными рисунками, то со временем им все больше нравился сво-бодный рисунок. Да и технологии они стали применять более совершенные. Например, если сделать глухой каст с донышком и перевернуть его вверх, то на этой площадке можно разместить любой рисунок из кованных или отче-каненных элементов с камнем или с несколькими камнями, с перламутром или с филигранью.
Ребята начали интересоваться стилями, и я рассказывал им, что в со-временной ювелирной моде существует три основных направления: класси-ка, фольклор и авангард. Классический стиль – это строгость, утонченность, изящество форм. Фольклор – это включение мотивов национально-прикладного искусства. Авангард – это яркость, броскость изделий, те, кто работает в этом направлении, проповедуют все индивидуальное, неожидан-ное, а иногда просто шокирующее. Ребята спрашивали и о драгоценных ма-териалах и камнях. Я им рассказывал, что издавна из стекла, поделочных камней, мельхиора, олова люди делали замечательные высокохудожествен-ные изделия. Главное, чтобы был художник – тогда будет искусство, а, если ремесленник, то и с драгоценными материалами у него будет ремесло.
На нашем выставочном стенде экспозиции каждые полгода обновля-лись. Было там много чеканок, и не только с грузинскими мотивами. Были сказочные герои, такие как Берендей, былинные богатыри, русские князья – «Князь Игорь», «Вещий Олег с конем». Очень красиво такие чеканки смот-релись в декоративном обрамлении на деревянных обожженных досках, с цепями. Мы обжигали доски и затем металлической щеткой чистили ее. Де-рево, такое как сосна, имеют волокнистую неоднородную структуру и пото-му прогорают на разную глубину. После чистки щеткой получается на доске красивый рельефный рисунок. После натирания его паркетной мастикой по-лучалась очень красивая рельефная матово-коричневая доска, служившая нам фоном для небольших чеканок, особенно чеканок неровной формы.
Цепи делали просто. Накручивали на стержень медную проволоку – получалась спираль. Разрезали ее пилой вдоль, делая много колечек, из кото-рых и собирали цепи.
Данила Страхов сделал очень красивую настенную тарелку. Внешний обод ее был прочеканен зернью, внутри же тарелки было объемное очень вы-разительное изображение головы льва.
Делали ребята и стилизованные фигурки животных методом выгибания и прочеканивания металла. Это были: олень с ветвистыми рогами, носорог, буйвол, птицы, рыбы, бабочки. Забавную бабочку сделал один мальчик. Крылья этой бабочки были вырезаны из грампластинок. Я думаю, что сейчас бы он вырезал их из радужного компакт-диска.
Делали ребята и маски. Вырезали ее из деревянной доски, обжигали для фактуры, а волосы, нос, губы и бороду делали из металла.
Очень красивую картину сделал на меди Кирилл Рождественский. Од-нажды я рассказал ребятам об одном из видов графики – гравюре. Художник наносит рисунок, процарапывая или вырезая его на деревянной доске, метал-лической пластине или линолеуме. Оттиск с них на бумаге и называется гра-вюрой. Гравюра может быть плоской и углубленной. К плоской относится гравюра на дереве или линолеуме. К углубленной – гравюра на металле, так называемый офорт. На медную или цинковую пластину наносят лак. По это-му лаку художник процарапывает рисунок иглой и протравливает его кисло-той. Там, где был процарапан рисунок, кислота делает углубленные борозд-ки. Затем удаляется лак, и делают оттиски рисунка на бумаге.
Кирилл решил сделать офорт не для печати, а как картину. Он взял медный лист, нанес на него лак и иглой процарапал рисунок, который нари-совал сам. На этом рисунке был изображен зимний лес. На переднем плане были изображены многочисленные ветки кустов и деревьев без листьев. Они как ажурная вязь заполнили всю поверхность картины, но на втором плане посередине за лесом видимо на пригорке, была видна маковка далекой дере-вянной церквушки с покосившимся крестом.
Сама по себе эта картина производила завораживающее впечатление. Он протравил процарапанные места азотной кислотой, удалив лак, отполиро-вал медную поверхность и вставил в медную раму, которую тоже сам приго-товил. Полировку он делал не везде одинаково, от этого картина, особенно небо, получилась очень выразительной. Затем он снова покрыл картину ла-ком уже затем, чтобы она не окислялась и не темнела со временем.
В результате картина оказалась настолько замечательной, что висела у нас на самом видном месте два сезона и все посетители с восхищением об-ращали на нее внимание.
Последние несколько месяцев моей работы были в интернате, куда ме-ня перевели по программе шефской работы с детьми без родителей.
Это оказалась совсем другая работа. Если ранее я выбирал ребят по возрасту и способностям, то здесь приходило много ребят всех возрастов со способностями и без. Но даже способным ребятам было безразлично все о чем я им пытался рассказывать. Это были дети с израненными душами, и ис-кусство для них было дело десятое.
Некоторые дети, особенно маленькие, приходили просто посидеть и посмотреть как другие что-то делают. Один мальчик лет семи каждый раз подходил ко мне и просил найти ему маму. Работа начиналась с того, что я высыпал на стол пакет карамели, и они жадно ее расхватывали.
Мы делали небольшие чеканки, фигурки зверей. За серьезные работы никто не брался. Если домашние ребята старались сделать что-то для дома, для своей детской комнаты, то у этих обездоленных детей такого стимула не было. Дети были какие-то пришибленные, как будто каток прошелся по их душам, раздавив самое главное – детское ощущение, что их кто-то любит. Сердце сжималось, глядя на них и не знаю, чем бы все закончилось, но слу-чилось непредвиденное. Я попал в больницу, где мне сделали сложную опе-рацию – удалили почку и на этом моя работа неожиданно закончилась.
Но до сих пор я с теплотой вспоминаю эти годы 1985-1991 гг. Я не знаю, кем стали мои ребята, но я уверен, что они запомнили наши беседы об искусстве, свои работы порой несовершенные и наивные, зато отличавшиеся теплотой и душевностью, а главное рукотворностью и уникальностью.
И я не сомневаюсь, что руки этих ребят запомнили и прохладную сталь чекана, твердость молотка, рукоять горелки и в своей большой жизни когда-нибудь вспомнили и возможно в чем-то другом нашли применение.
И в заключение хочу сказать, что Роден и Рафаэль, Левитан и Каравад-жо, Фаберже и Картье были гениями от рождения, но и они когда-то были детьми. И я думаю, что были рядом с ними взрослые, которые, говоря о пре-красном, открывали им мир красоты и гармонии.
РАССКАЗ 15
ЧТО НАМ СТОИТ ДОМ ПОСТРОИТЬ
Построить дом самому – трудно ли это? И стоит ли за это браться? Может лучше нанять специалистов? Такой вопрос задают себе многие и ча-ще всего обращаются к профессиональным строителям, архитекторам. «Они ведь лучше дилетантов» - думают они. И они правы. Но я попробую на своем примере рассказать, что люди, любящие делать все своими руками и полу-чающие от этого удовольствие, строят дома сами. И не только из экономии. Я читал, что в Америке и в других странах многие миллионеры принимают непосредственное участие в строительстве своего дома. Какое же чувство удовлетворения и радости вызывает сам процесс проектирования и строи-тельства собственного дома своими руками.
Что же останавливает многих людей в таком строительстве. Я думаю трудности. Конечно, построить дворец, замок или особняк сложно. Но даже, если бы я строил особняк для себя, я бы обязательно был бы соавтором архи-тектора, а затем прорабом на этой стройке.
Я не призываю заниматься заливкой фундамента или кирпичной клад-кой – это можно поручить и специалистам. Но все, что в строительстве мне по силам и не является монотонной однообразной работой, я бы хотел делать сам, мне приятно создавать что-то своими руками, особенно для себя и своей семьи.
В этом своем рассказе я хочу рассказать на примере строительства сво-его дома, что построить уютный небольшой дом на несколько комнат и даже со вторым этажом, с гаражом, баней – дело не сложное, интересное и прине-сет огромное чувство удовлетворения человеку, который считает себя СОЗИДАТЕЛЕМ.
Итак, я начинаю свой рассказ.
В 1986 году мы с женой, сев на поезд «Буревестник» Москва – Нижний Новгород, поехали в гости к моему старому другу, замечательному художни-ку Сереже Юкину. Сережа был когда-то моим соседом в Москве в коопера-тивной девятиэтажке. Мы прекрасно соседствовали, но уже тогда Сережа на несколько месяцев уезжал в деревню, куда-то далеко, как мне тогда казалось, во Владимирскую область. Сережа очень хвалил свою деревню, говорил, что стоит она на высоком берегу Клязьмы. Клязьма в том месте широкая, место живописное, деревню украшает полуразрушенный монастырь 17-го века, по-строенный еще князем Андреем Боголюбским. В окрестных лесах много гра-бов и ягод. Сережа очень гостеприимен и часто звал нас в гости.
И вот, наконец, однажды, в грибную пору, а мы с женой очень любим собирать грибы, мы сели в поезд и поехали. Проехав 5 часов до Коврова, мы вышли на станцию, сели в такси и минут через 20 были уже в деревне.
Сережа встретил нас замечательно. Человек он вообще удивительный. Кроме того, что он очень тонкий, искренний художник, поставивший целью воспеть полотнами свое село, он очень добрый и хлебосольный человек. Он прекрасно готовит и его кладовка полна всяких солений, грибов, варений. Он делает какие-то немыслимые салаты из молодого папоротника, сам варит пи-во. Его холодильники и морозильники забиты первоклассными продуктами. Пьет он только водочку и только умеренно. Стол ломился от вкусностей. Очень мило просидев вечер и часть ночи, мы отправились спать, где на вто-ром этаже бани была постелена широкая кровать, заботливо укрытая москит-ной сеткой. Всю ночь из окна неслись трели соловья, который, оказывается, сидел на дереве, прямо перед окном. Мы прекрасно выспались, а утром за завтраком, моя жена Татьяна сказала фразу, которая оказалась пророческой: «Как хорошо бы здесь поселиться!» И мы поселились в этом селе, и живем там по сей день, шесть теплых месяцев в году.
Мы купили соседний дом, который случайно продавался в этот момент. Село оказалось замечательным. Стоит оно на высоком берегу реки Клязьмы. Река широкая, метров двести, не менее. Противоположный низкий берег реки во время половодья затапливается водой и образуются заливные луга с таким разнотравьем, какие редко где увидишь. Там на многие километры нет жи-лья, и природа поистине дикая – нетронутые леса с какими-то необычными мхами, озера с кувшинками, камышом, осокой, все невиданных размеров, трава же на лугах выше человеческого роста. В этих местах рыба, зверье, ягоды, грибы. Село также со всех сторон окружено лесами. На окраине, на горе стоит монастырь 17-го века. По преданию, когда князь Андрей Бого-любский проплывал на ладье по Клязьме, ему очень понравилось это место. И он воскликнул: «Любо мне здесь!» и его люди основали поселение и на-звали село «Любец», а на возвышении воздвигли Храм.
Но теперь о строительстве, ведь это рассказ о том, что построить дом самому – это просто и интересно. «Ведь дом уже был построен» - скажешь ты. Да, строительство дома с нуля еще впереди, когда во время пожара сго-рит дотла этот дом. А пока богу было угодно дать мне шанс овладеть строи-тельными навыками и умением в отделке старого дома, в строительстве при-строек, веранды, кухни, гаража, сарая и бани.
После этих работ я постиг нехитрую технологию постройки дома во-обще, ведь по сравнению со строительством самолетов, чем я раньше зани-мался, все это выглядело таким пустяком. Я приобрел деревообрабатываю-щие станки, инструменты, научился на них работать, то есть научился резать, пилить, строгать, фуговать, полировать, красить, клеить дерево. Все это ока-залось довольно простым делом (это не токарные или фрезерные работы на заводе, где, как говорят, токари «ловят» микроны).
Итак, как же все начиналось? Когда мы первый раз осмотрели дом, где нам предстояло жить все лето, он, конечно же, нас не удовлетворил. Это был запущенный дом, где жила женщина с детьми. Хозяина, в полном смысле этого слова, не было, и дом выглядел очень обветшалым, с подгнившими венцами, с черными стенами, с перегородками, делающими комнаты еще меньше. Но мы (я имею в виду себя и жену Татьяну) видели, что все можно исправить, а что-то построить и заново. И первое, что просилось сделать – это сломать перегородки и обить стены вагонкой, т. е. красивыми отшлифо-ванными дощечками, которые вставляются одна в другую и в итоге, прибив гвоздями верх, низ и середину, получался жесткий, красивый каркас, т. е. стена.
И вот наступил первый сезон нашей дачной жизни. В конце апреля, ко-гда весеннее солнышко пригрело и подсушило землю, выглянула молодая травка и нежно-зеленая листва, мы, погрузив мебель, посуду, одежду в гру-зовичок, покрытый брезентовым тентом, отправились первый раз в свой соб-ственный дом на дачу.
Кстати из Москвы же мы прихватили несколько кубов вагонки, так как хотелось как можно скорее благоустроить дом. Вагонку же мы приобрели по случаю необыкновенную. Это была березовая вагонка. Когда на нее падает свет, она отливает перламутром. До сих пор я такой вагонки нигде не видел. Сейчас ее много – но вся она из сосны.
И вот мы на месте. Покосившийся забор со сломанной калиткой, тем-ный мрачный дом, но зато огромный, как нам тогда казалось, участок земли 30 соток (на дачах под Москвой выделяли по 6 соток и люди были счастли-вы).
Затопили русскую печь, она, правда, занимала полкомнаты, но зато бы-ло тепло и уютно. Печку топить мы еще не умели, но судьба послала нам за-мечательных соседей. С одной стороны художник Сережа Юкин, о котором я уже рассказывал, с другой же стороны жил знаменитый в то время писатель Голицын Сергей Михайлович, потомок знаменитой дворянской фамилии, знаток истории и тех мест, написавший, в том числе, и книжки «Белые кам-ни» и «Село Любец и его окрестности». С ним жил его сын Миша Голицын, мой ровесник, геолог, кандидат наук и просто замечательный человек, с кем мы дружим до сих пор. Подружились мы и с семьей дома напротив, с Юшко-выми Валерием Александровичем и его женой Ниной. Валерий Александро-вич был также незаурядным человеком – из дворян, хорошо писал, рисовал, имел университетское образование и работал главным экономистом на элек-тромеханическом заводе в Коврове, что в семи километрах от Любца.
Все эти люди были бесконечно добры к нам, и нам было с ними легко и приятно. Подружились мы еще с одним местным художником и умельцем всех деревенских премудростей Линьковым Лешей, который многому меня научил.
Проснувшись утром и глянув на стены, захотелось тут же начать рабо-тать, и работа закипела. Первым делом мы сломали все перегородки. Полу-чилось две комнаты, одна довольно приличная и другая кухня с печкой. За-тем стали обивать стены вагонкой. Выровнив стены рейками, к ним стали прибивать вагонку, то есть, вставляя в пазы друг друга отшлифованные до-щечки. Прибиваешь гвоздями верх и низ каждой дощечки, затем чтобы скрыть гвозди и сделать окантовку сверху у потолка и снизу у пола, прибива-ем еще по доске, получается верхний и нижний плинтус. Чтобы из вагонки был жесткий каркас, середину каждой доски ровненько по линейке прибива-ем по гвоздику, а чтобы за вагонкой не заводились грызуны и насекомые, мы заложили за нее кусты пижмы. Вот и вся премудрость. Еще вчера до черных, засаленных бревен неприятно было дотронуться рукой, и мы кровать специ-ально отодвигали подальше от стены, а сегодня стены стали ровными, свет-лыми, да еще с перламутровым отливом.
Видя, как с каждым часом помещение преобразовывается, красота сме-няет убогость, сердце переполняет радость, а когда работа для себя, ты каж-дую досточку, каждый гвоздик прибиваешь со старанием и любовью, в рабо-те никакой спешки и халтуры и, как же потом приятно смотреть на плоды своего труда.
Я не считаю вагонку лучше бревен, если они новые. Позже, когда я строил дом заново, я не набивал на бревна вагонку, сами бревна хорошо от-шлифованные, имеют удивительные рисунки своих волокон.
Потолок, к счастью, не был покрашен краской. Дерево, когда то свет-лое, за годы потемнело и превратилось в мореное темно-коричневого цвета, что очень красиво смотрелось в контрасте со светлыми стенами. Поэтому мы только вымыли с мылом потолок и так оставили. И вот, покрасив окна, побе-лив печку, повесив на стены постеры и картины, поставив привезенную ме-бель, мы зажили красиво и уютно.
Мы ходили за грибами, купались в реке, посадили цветы, клубнику, огурцы и помидоры – вообщем зажили обычной дачной жизнью. На зиму уе-хали в Москву, а приехав по весне, начали новое строительство. Жизнь ста-вила новые требования. Появился Татьянин внук, которого с мамой надо бы-ло где-то размещать, стал к нам на все лето приезжать наш дедушка Алексей Егорович. Чем хороша деревня. Если не хватает комнат, строй еще, строй че-го хочешь. И вот мы начали строительство.
К старому дому примыкал тамбур с прогнившим полом. Мы решили его снести и построить большую размером почти с дом, пристройку, а имен-но веранду, кухню-столовую и маленькую комнатку – «светелку» для Алек-сея Егоровича. Все комнаты мы решили сделать с отдельным входом, чтобы не мешать друг другу.
Завершить строительство должна была довольно большая квадратная веранда, открытая, не застекленная, но с крышей, на которой бы мы все в хо-рошую погоду собирались за большим обеденным столом.
Чтобы все это построить, мне понадобился помощник. Таким оказался Петрович – мужчина средних лет, очень колоритный. Его мы выбрали из большого числа деревенских шабашников, ходивших тогда по деревням, предлагая свои услуги.
Работал он неплохо, жил у нас, но за ним должен быть пригляд. Он, как большинство таких работников был запойный и потому, я объяснил, что ра-ботать он будет только трезвым. «А хочешь выпить – езжай домой» - сказал я ему.
Однажды, вернувшись с такого загула, он с шиком подкатил на такси, не торопясь вышел из машины, нетвердой походкой направляясь к дому. По-дойдя ко мне, дыхнув в лицо перегаром, небрежно бросил через плечо: «Рас-платись с шефом, а я пошел спать». Он был из какой-то далекой обнищавшей деревни и потому жил у нас и кормился тоже с нами. Он все время удивлялся нашей еде. В своей деревне он таких разносолов не видел. И однажды, когда я послал его в чулан за продуктами, он, неся коробку уронил ее, и высыпал содержимое. Он долго, сидя на корточках перебирал банки с сайрой, горбу-шей, тушенкой и завороженно твердил: «Дефицит!». В то полуголодное вре-мя, мы даже хлеб в Коврове получали по талонам. А когда ездили в Москву, то всем знакомым в деревне привозили по батону вареной колбасы. И когда въезжали на машине в деревню, сын местной молочницы, указывая на нас пальцем, говорил: «Вон наша колбаса едет». И этот Петрович так у нас «прижился», что когда мы все закончили, не хотел уезжать и все говорил: «А можно я еще у вас поживу?».
Интересное его было отношение к животным. Кошку, если она запры-гивала на лавку или на стол, он брезгливо отодвигал только локтем, не удо-стаивая ее ни единым словом. Но нашу собачку – пуделька Лиску он удо-стаивал одной фразой. Когда он работал, то Лиска любила крутиться вокруг него. И раз в полчаса, можно было проверять часы, он обращался к собачке с единой фразой: «Лиска, едрена вошь!» и замолкал, довольный, что пообщал-ся с собачкой. А вообще как работник он был неплохой, руки росли откуда надо. Работал без фанатизма, но добросовестно. Все, что мы планировали по-строить, мы с Петровичем построили. Вообще строить оказалось легко и ин-тересно, особенно с хорошим инструментом и с хорошим напарником.
Следующее лето мы провели в Москве. Я попал в больницу – мне сде-лали серьезную операцию – удалили почку. Но лежа в больнице, я все думал о деревне, эти мысли грели мне душу и я строил планы на будущее строи-тельство.
И вот через год, по весне мы опять приезжаем в деревню. Участок весь зарос травой, но дом нас встретил приветливо. Этим летом надо было по-строить гараж для автомобиля, да и рамы окон в доме просили замены. И все это я построил. Особенно сложно было делать рамы. Оказалось, что эта рабо-та высшей квалификации. Но я справился с этим.
Наконец, наступил момент, когда работы по дому были закончены. Вместо маленького дома, с двумя комнатами и тамбуром, который мы купи-ли, у нас был благоустроенный, красивый довольно большой дом с двумя комнатами, застекленной верандой, большой кухней-столовой, светлой и большой открытой верандой, с пристроенными к дому гаражом и сараем. Ос-тавалось построить только баню. До этого мы каждую неделю ходили мыться и париться к соседям. Но хотелось иметь свою с широкими двухярусными лавками, с большим предбанником.
Мы заказали сруб еще летом, но до нашего отъезда в Москву, нам так его и не срубили. Срубили и поставили его зимой, когда нас не было, про-контролировать работу было некому, потому, когда мы весной приехали, оказалось, что двух рядов бревен в срубе не хватает. Верхние и нижние пере-рубы, стягивающие сруб, стропила для крыши были уже поставлены, потому добавить восемь бревен, т .е. по два бревна на сторону, было довольно слож-но. И мы приняли простое ми самое мудрое решение – углубиться вниз, то есть утопить баню в землю, на недостающее расстояние. Так мы и сделали, а баня от этого стала только теплей. Предбанник же мы построили как боль-шую комнату, в которой по стенам стояли две широкие лавки, сколоченные мной, и когда надо, они составлялись вместе и получалась широкая кровать. Когда я это делал, мне и в голову не могло придти, как скоро все это приго-дится, что уже следующим летом придется в этой бане не мыться, а жить как в двухкомнатной квартире.
И вот зимой, в декабре месяце мы, живя в Москве, готовимся к празд-нованию Нового года. Раздается междугородний звонок. «Что-то рано нас поздравляют с Новым годом» - подумал я, подходя к телефону. «Это Юш-ков» - слышу я. «Твой дом сгорел». «Как сгорел?» - говорю я. «Дотла» - от-вечает Юшков. Я смотрю на Татьяну – она все уже поняла и у нее шоковое состояние. Мое состояние было тоже не из приятных. Несколько дней мы вспоминали: «Ах, это сгорело!», или: «А ведь это тоже сгорело!». Но я моби-лизовался довольно быстро. Конечно, жаль было сгоревших вещей, но были и хорошие мысли. Часто, смотря на старый дом, я с сожалением думал: «Нет второго этажа, нет камина в доме, какие же маленькие подслеповатые окна и много еще чего было неприглядного в старом доме, включая сарай, пере-страивать который надо было, но не хотелось.
И поэтому возникла сразу мысль: «Мы построим новый дом – он будет намного лучше старого». Будет и второй этаж, будет камин, будет новая ме-бель, большие окна, новый компактный сарай, где на полках с полу до по-толка будет все аккуратно уложено. Все это будет обязательно, все в наших силах, а сколько интересной работы по воплощению всего этого будет. А со-жалеть об утраченном, терзая себя – это путь в никуда, тем более, что вер-нуть утраченное невозможно. И я не только успокоился, а сразу стал плани-ровать, в мечтах представляя наш будущий дом.
Почему-то у нас принято говорить «Я построил дом» не вбив ни одного гвоздя. Не придет же в голову человеку, который заказал картину у художни-ка, сказать «Я нарисовал картину». Пусть даже он просил художника нарисо-вать то-то и то-то. Конечно, можно заработать деньги и построить дом, и так в основном все и делают. Человек работает, и у него нет времени на строи-тельство дома.
Но я хочу сказать, что строительство собственного дома своими руками – это большая радость и приятное занятие. Ты с любовью и тщательностью прибиваешь каждую доску. Гвозди кладешь ровно, боишься грязными рука-ми запачкать и поцарапать доску. Рабочие, даже самые квалифицированные так не работают. Для них главное – быстрота.
Но самое главное, когда дом построен, ты любишь свой дом больше, чем если бы тебе его построили: ты любуешься каждой деталью своего дома, вспоминая как ты все это с любовью строил.
Конечно, как в любой работе есть часть работы монотонной, однооб-разной, трудоемкой, например, заливка фундамента, заготовка и установка сруба, настил крыши. Все это можно поручить другим, но только под своим контролем. Стены, потолки, полы, все отделочные работы я предпочитал де-лать сам.
Но есть категория людей, у которых нет средств нанять рабочих, сами же они любят и умеют работать. Таким людям, особенно молодым семьям, я бы на месте правительства бесплатно выделил землю и лес для строительст-ва. Многие семьи в стране бедствуют без жилья, цены большей части населе-ния не по карману, а когда летишь на самолете через всю страну на дальний восток, то часами «под тобой зеленое море тайги», как поется в одной песне и приходит, я уверен, большинству людей, мысль – какая же огромная у нас страна, сколько неосвоенной земли. Вместо того, чтобы гнать лес за границу, гноить его на корню, почему бы не отдать, хотя бы малую часть этой земли и леса своим же людям. Если ты, мой хороший, будешь когда-нибудь прези-дентом нашей страны, начни свою деятельность с этого: дай людям, желаю-щим самим построить себе дом, такую возможность. Дай им землю и лес бесплатно. Построй большое количество деревообрабатывающих и домо-строительных заводов. Собери лучших архитекторов нашей страны и со все-го мира, пусть они создадут тысячи замечательных проектов новых домов. Все остальное люди сделают сами. Ведь поставить дом для себя с помощью друзей и родственников можно и за время отпуска. Эти люди, построив себе красивые уютные дома, освоят землю, прокормят себя и других экологически чистыми продуктами, а главное будут трудиться.
Теперь вернемся к строительной теме. Дома деревянной постройки бы-вают двух типов: срубы, когда стены домов собираются из бревен и щито-вые, когда ставятся на фундамент столбы и с двух сторон обшиваются дос-ками. Вообще конструкция деревянного дома предельно проста. Существует много толстых книг, прочитав которые, страшно браться за строительство – уж очень сложным это кажется. На самом же деле все просто. Дом стоит на фундаменте. Чем дом больше, а значит и тяжелее, тем больше делается фун-дамент. Для высоких кирпичных и блочных домов в землю вбиваются желе-зобетонные балки, для небольших домов, но с каркасом из металлоконструк-ций делают фундамент из металлической арматуры, всю поверхность кото-рой заливают цементом.
Для деревянного же дома, достаточно ленточного фундамента, о чем подробно я расскажу позже, на примере строительства своего дома.
Когда цемент фундамента застыл, на фундамент ставят каркас дома – сруб или щитовой каркас. Чтобы каркас «не гулял», как говорят, то есть не мог двигаться, его закрепляют снизу и сверху перекладами. Затем устанавли-вают стропила, балки, на которых впоследствии стелется крыша. Эти стро-пила, сбитые гвоздями сверху по две штуки под углом, устанавливаются в ряд в верхней части дома на определенном расстоянии, и там закрепляются на верхнем венце дома. Затем на стропилах от одной пары к другой и так по всей площади крыши набивается обрешетка – это доски обрезной, а можно даже и необрезной доски, на которую затем укладывается рубероид, а уж на него стелется сама крыша: железо, шифер или металлочерепица. На самом верху устанавливается «конек» - металлический профиль по всей длине крыши. Все – дом готов. Осталось настелить полы и потолки, установить печку, врезать окна и двери и можно жить.
Но вернемся к погорелью. Когда я его впервые увидел, сердце, конеч-но, защемило, но мысль уже работала не на жалость, а как все это побыстрей убрать, растащить и начать новое строительство.
Привез меня в деревню зимой специально помочь замечательный дет-ский сказочник, автор «Ежика в тумане» Сережа Козлов. Все местные власти, включая главу администрации и местного генерала, были его приятелями, жили мы с Сережей в его большом, замечательном доме и все время, что мы там были, он улаживал мои дела – заказал сруб, «выбил» у главы админист-рации бесплатно лес на строительство дома и многое другое. А меня все вре-мя, опекая и успокаивая, говорил: «Ты все умеешь, все сделаешь. Ведь по-строил же ты баню, а дом это две бани». Его доброта и поддержка в этот мо-мент была огромной. Хорошие люди всегда познаются в беде, тем более я до этого момента, не смел считать его своим другом, у него столько знаменитых друзей. Мы просто замечательно соседствовали в деревне.
Итак, еще зимой сруб был заказан, и к весне он должен быть готов. Ко-нечно, говоря о строительстве дома своими руками предполагалось, что сруб должен быть изготовлен мной. Конечно, я смог бы это сделать, дело вообщем не хитрое, тем более, если рубить не «в лапу», а в «нахлест». В «нахлест» - это когда концы очищенных от коры деревьев на концах подрезаются до се-редины пилой, затем топором выбивается кусок дерева и так укладываются бревна один на другой под девяносто градусов, сбиваются гвоздями и полу-чается первый ряд четырехугольника из бревен, кладя и скрепляя следующие ряды мы воздвигаем сруб. Можно научиться и складывать бревна в «лапу», т. е. вырез на конце бревна по специальному профилю, позволяющему без гвоздей собирать сруб. Лес, благодаря Сереже Козлову мне был выписан, как погорельцу, и я, наняв подручного, мог, конечно, срубить сруб и самостоя-тельно, но хотелось сделать дом быстрее, да и денег, полученных на страхов-ку, хватало на сруб, и потому эту часть работы делали профессионалы – рубщики.
И вот по весне «фискарс» - это огромный специально для таких перево-зок, грузовик, привез и свалил у забора бревна уже подготовленного для сборки сруба.
Оставалось разобрать погорелье, и на этом месте возвести фундамент. Опять же помогли деревенские – замечательные люди, а первую очередь дру-зья и соседи, но не только. Пришли помочь и малознакомые и совсем незна-комые люди из деревни. И в объявленный субботник работа закипела. Для меня было важно, чтобы были убраны тяжелые бревна, разобрать и раста-щить печку, то есть все то, что я один не смогу сделать. И в этом мне все пришедшие здорово помогли.
Вообщем, когда закончили работу и уселись праздновать на расстелен-ную поляну, было такое чувство удовлетворения у всех, какое бывает только у людей, когда они сделали что-то очень важное и доброе.
А жизнь мы устроили следующим образом. Баня, которую мы только что построили, стояла в стороне от дома и осталась цела. И вот в этой бане, как в двухкомнатной квартире мы стали жить. Вот когда мы порадовались, что построили баню с большим предбанником, по сути это была целая ком-ната, обитая вагонкой. Да и в самой бане стояла кровать и столик с телевизо-ром. В качестве же кухни мы перед баней установили большую палатку.
В этой палатке поставили газовую плиту с баллоном и на ней, в любую погоду, даже в дождь прекрасно готовили еду. Мы настолько хорошо обжи-лись, что даже привезли на все лето маленького внука. Но жили мы так не долго. Приехал Козлов Сережа, тот самый детский писатель, со своей женой Татьяной и они уговорили нас пожить в его огромном замечательном доме, где мы и прожили до поздней осени, пока строился дом.
Теперь вернемся к самому строительству. Сруб, как я рассказывал ра-нее, валялся разобранный у забора. Чтобы его поставить, нужен был фунда-мент. Наступили дожди, бревна лежали в траве без укрытия, стали темнеть и терять свою красоту, надо было срочно ставить фундамент, а я никак не мог найти себе помощников для этой довольно тяжелой работы.
А рядом с деревней, метров в двухстах от дома, стоял полуразрушен-ный фундамент из бута от разобранного дома. Хозяина у бута не было, и я решил сделать из него фундамент. Конечно, из кирпича делать проще. Кла-дешь легкие кирпичи на раствор друг на друга, делаешь столбики, а их надо было поначалу шесть штук под сруб, дело нехитрое. Бут же это куски белого очень твердого камня, и чтобы сделать из него столбики, надо повозиться. Чтобы столбики под тяжестью дома не провалились в землю, необходимо под них делать подушки. Вырывается яма, в нее кладется водный раствор цемента с песком и гравием. Все это я делал отдельно в большом корыте, тщательно перемешивая совковой лопатой. Когда подушка затвердеет, на нее-то и ставится столбик. И таких столбиков с подушками одинаковой вы-соты я сделал 6 штук.
Затем, проложив гидроизоляцию, собирается первый венец сруба, то есть собирается «в лапу» четырехугольник. Далее на него кладется второй слой бревен и так до самого верха.
Прежде чем класть очередной венец бревен по всему периметру, мы кладем мокрый мох, который на тележке привозили из близлежащего болота. Мох придавливался в пазах между бревен, высыхал, потом обрезался и заби-вался специальными деревянными колотушками и служит теперь воздушной изоляцией.
Дальше идут работы по установке перекладов, стропил, обрешетки, за-тем настил пола, потолка и крыши, о чем я ранее уже рассказывал. Скажу только, что после установки дома с полами, окнами, крышей, дом проседает, и тогда надо делать «ленточный» фундамент по всему периметру дома. То есть, опять вырывается уже не ямка, как мы делали под столбики, а канава по всему периметру дома, в которой укладывается водный раствор цемента с гравием, и, когда он застынет, на него вверх до первого венца устанавливает-ся ленточный фундамент, то есть на цементном растворе укладываются кам-ни бута по всему периметру и до самого первого венца. Чтобы закончить рассказ о фундаменте скажу, что прежде чем ставить печку и камин, под него тоже делается фундамент. Я делал его так. Под место, где должна быть печка и камин, я устанавливал деревянную платформу, опирающуюся на четыре или шесть столбов, сколоченных между собой, которые так же стоят на це-ментной с гравием подушках. И теперь, когда я залезаю в погреб за продук-тами, я всегда смотрю на эти столбы, я смотрю на фундамент и думаю – ведь это сделал я сам. Прошли годы, а камин и печка не потрескались, значит, фундамент получился хорошим. Мне было за пятьдесят лет, у меня уже тогда была вторая группа инвалидности, но я это сделал и сделал легко. Без особо-го напряжения, что же говорить о молодых, здоровых и сильных – им-то по-строить дом раз плюнуть.
И когда я вижу здоровенного мужика без ноги в камуфляжной форме, просящего милостыню, меня не покидает удивление «ведь руки у тебя есть», как же можно себя так не уважать, ведь столько можно сделать своими рука-ми.
На втором этаже я построил мастерскую, где с высоты глядя на пойму реки, на красивые закаты, я до сих пор делаю и придумываю свои ювелирные изделия. Я бы рассказал тебе как мы устраивали застолья на открытой веран-де под крышей длиной 12 метров и шириной 3 метра, которую целиком по-строил я сам. Как сидели в холодные и дождливые вечера у огромного ками-на, построенного по моим чертежам печником, который, кроме мазаных пе-чек ничего не строил. Каждый кирпич он укладывал под моим руководством, говоря: «А зачем? Что такое каминная полка?» И когда все построил, то на-столько сам удивился, что просил сфотографировать его рядом и всем пока-зывал этот камин.
Я построил в комнате стенку для одежды, книг и техники, а посередине стенки, под встроенными галогенными лампочками висят картины, подарен-ные мне местными художниками. Я сделал стеклянную горку, полностью из стекла и зеркал, заказав их в стеклянной мастерской. И когда я на все это смотрю сейчас, то это для меня дороже самой лучшей мебели из магазина.
И все это я бы никогда не сделал, если бы на все это меня не подвигла Татьяна – моя жена. Она убедила меня купить дом, потом, когда сгорел, не бросить все и не уехать в Москву, а строить новый. У нее, кроме многих дос-тоинств есть две главные: безмерная, бесконечная доброта к людям и живот-ным и уменье и любовь к приготовлению еды. Рецептов она знает бесчис-ленное множество. Не жалеет сил, лишь бы вкусно накормить не только близких и друзей, но и случайных людей, забежавших к нам скрыться от до-ждя. Она кормит всех приблудных собак и кошек, покупая для них еду. Для такого человека хочется работать и работать.
Когда будешь выбирать себе невесту, мой хороший, выбирай только добрую, трудолюбивую и верную, а потом уже все остальное. И когда тебе надо будет что-нибудь построить, вспомни своего деда.
РАССКАЗ 16
С ПЕСНЕЙ ПО ЖИЗНИ
Почему я называю этот рассказ «С песней по жизни»? Потому, что Песни и Музыка преследуют меня всю жизнь. Если я еду куда-нибудь в транспорте, в автомобиле или просто гуляю, в душе у меня всегда звучит му-зыка. Я пропеваю про себя песни, которые в это время мне особенно нравят-ся.
В детские, послевоенные годы я знал наизусть и пел все песни войны. В это же время началось увлечение джазом.
В годы холодной войны мы слушали по приемнику «вражеские голо-са», как тогда называли радиостанции «Голос Америки», «Немецкая волна» и др. Их глушили, но ночью их звуки прорывались сквозь шум и хрипы глуши-лок, и мы слушали кроме новостей и джазовую музыку. Знали всех выдаю-щихся представителей мирового джаза.
Луи Армстронг, Дюк Эллингтон, Элла Фиджеральд, Каунт Бэйси, Дейв Брубек, Диззи Гилепси, Глен Миллер и многие, многие другие были нашими кумирами. Особенно мне нравится Чарли Паркер – по прозвищу «птица». Когда я слушаю его саксофон и сейчас – его полет импровизаций передается и мне. Его музыка действует таким образом, что мне тут же хочется сесть за свой рабочий стол и перенести эту импровизацию в свои изделия. Вот так музыка может влиять не только на настроение, но и на работу.
У нас тоже были джазовые оркестры: Леонида Утесова, Эдди Рознера, Олега Лунгстема. Но эти оркестры все-таки были чем-то средним между эст-радным оркестром и джазом. Но позже и у нас появились джазмены, которые играли настоящий джаз: Алексей Козлов, Георгий Гаранян, Алексей Кузне-цов и другие. Попасть на их концерты было сложно, но мы прорывались и в кафе «Молодежное» и в другие места, где они выступали.
Позже стали проводиться джазовые вечера, концерты настоящей джа-зовой музыки, в том числе и авангардной. Я покупал абонементы на серию концертов. Устраивались они только в отдельных клубах и собирались там только любители джаза. Любовь к джазу я пронес через всю жизнь, люблю его и сейчас.
Позже началось увлечение роком. Элвис Пресли заводит меня и сейчас.
Битлы же и многие другие рок-группы, как-то со временем поугасли для меня.
Но вернемся все-таки к песням. Помню после войны ребенком и уже подростком, я много пел, но пел я всегда для себя, очень редко кому-то. Хо-рошего вокала у меня не было, но я всегда тонко чувствовал все нюансы пе-сен и мог их передать. Я пел, как поют не вокалисты, а как артисты театра и кино, как пели Бернес, Утесов – душой. Я знал и пел все дворовые песни, ро-мансы, позже, когда появились барды, пел песни Окуджавы, Визбора, Вы-соцкого и многих других.
Когда я стал ездить в горы, в моем репертуаре появилось много песен про горы. Студентом пел студенческие песни, туристские. Но для пения мне не хватало аккомпанемента. И тут появилась гитара. В то время я, работая на почтовом ящике, часто ездил в командировки. Я объездил всю страну, рабо-тая на ракетных площадках. Вот тут уж без песен не обходилось. Помню, в Новгороде я купил себе простенькую семиструнную гитару. Нашелся из ко-мандировочных умелец игры на ней, показал несколько аккордов и, так без нот, уже через месяц, я мог подыгрывать любую мелодию. Правой рукой я научился делать и щипковые переборы, и бой по струнам и даже «восьмер-ку». Научился настраивать гитару по слуху.
Вот тут стало поинтереснее. Гитара в то время была сверхмодным ин-струментом. Игра на гитаре ценилась больше, чем на пианино и аккордеоне.
Начиная с Битлов, появилось очень много ансамблей, играющих на ги-тарах. Затем барды внесли свою лепту в популяризацию этого инструмента. Были виртуозы, но были и посредственные гитаристы. Кумир всей молодежи того времени – Высоцкий на гитаре играл средненько, виртуозом его назвать никак было нельзя и многие и я в том числе слушали и думали: «И я так смо-гу». Потому за гитару брались все даже люди, не имеющие слуха.
В командировках собирались люди из многих городов нашей страны, вся страна принимала участие в строительстве ракет. Мы все, огромной ком-панией, каждые выходные собирали большие застолья.
За огромным столом сидели люди, приехавшие из разных концов страны, в том числе и люди разной национальности. Военные же одевали штатскую одежду и тоже присоединялись к нам. И начиналось веселье. Тос-ты, интересные разговоры и. конечно же, песни.
Как сейчас молодежь тусуется в ночных клубах всю ночь, так и мы то-гда всю ночь пели песни. Песни пели блоками: бардовские, туристские, про горы, отдельно пели песни Высоцкого. Обожали его все, еще не зная, кто он такой. Ходило много слухов и легенд о нем. Он представлялся нам человеком огромного роста, мужественным, воевавшим и сидевшим в тюрьме. Кассеты с его записями распространялись с молниеносной быстротой. Он был наш бог и кумир.
Только позже мы узнали все о нем, увидели в кино, в театре. И не раз-очаровались, а полюбили еще сильнее.
Пели мы также русские народные, украинские песни, романсы. Иногда, часа в три ночи, кто-нибудь просовывал голову в дверь и спрашивал: «А ро-мансы еще не пели?» или «А когда будете петь Визбора или Окуджаву». Са-мые певучие у нас были украинцы и грузины – необыкновенно песенные на-родности. Они пели многоголосья, что русские не умели.
Ощущалась дружба народов - никакой ненависти или вражды. За сто-лом было несколько гитар. Были и хорошие гитаристы, но они, порой не уга-дывали настроение людей. Я же чувствовал, что они хотели петь и слушать, и мне было удивительно, что люди порой прерывали игру какого-нибудь вир-туоза и обращались ко мне: «Сыграй-ка лучше ты». Вообщем это были пре-красные времена.
Конечно, в работе было много трудностей. Часто работа была ночью, зимой. Едешь многие километры по плохим дорогам. Но чем труднее было, тем радостней и веселее были наши застолья по выходным.
Целый блок песен был про командировки – их сочиняли по всей стра-не, переписывая друг у друга. Была такая песня:
«Заправлены ракеты, конечно, не водою
И кнопку пусковую осталось лишь нажать.
Давай-ка друг с тобою, мы отойдем в сторонку, Лишь только бы взлетела, не дай нам бог сливать».
«Гостиницы с клопами и пыльные дороги.
Все это нам ребята, пришлось все испытать.
Пускай газеты пишут, что мы живем как боги,
А мы возьмем газетку и сходим погулять».
И припев:
«Я верю друзья, что пройдет много лет
И мир позабудет про наши труды,
И в виде обломков различных ракет
Останутся наши следы».
Позже на Байконуре мне говорили, что эту песню пел Гагарин.
Когда работа на Байконуре заканчивалась, мы возвращались в Москву на собственном самолете. Это был обычный пассажирский самолет полно-стью набитый инженерами и рабочими, осуществляющими работы на стар-товой площадке. Когда самолет взлетал, начиналось настоящее веселье и, ко-нечно, песни под гитару. Что меня сильно удивляло, то, что экипаж самолета, правда по очереди, выходил в салон и присоединялся к нам.
Мы пели разные песни, скажем такие:
«И вот опять окончена работа
И в небо миллионы улетели
А мы опять садимся в самолеты…»
Пели песни и собственного сочинения:
«Снова потянулся нудный счет
Прожитое крестик отмечает
Снова взлеты деньги под отчет
И опять такси тебя качает».
«Дома ничего ты не расскажешь,
Станут будни праздничными днями
Пока тебя снова не привяжут
К креслу самолетному ремнями».
Были лирические песни:
«Ох, гостиница моя, ты гостиница
На кровать присяду я, ты подвинешься
Занавесишься ресниц занавескою
Я на час тебе жених – ты невеста мне.
Бабье лето, так и быть не обидится
Всех скорее позабыть с кем не видится.
Заиграла в жилах кровь коня Троянского
Переводим мы любовь с итальянского.
Набегает в ночь туман, а в глазах укор
Обязательный обман, умный разговор
Сердце рвется от тоски без истерики
Невозможно кораблю без Америки.
Коридорные шаги злой угрозою
Было небо голубым стало розовым.
Я на краешке сижу и не подвинуся
Ах, гостиница моя, ты гостиница».
Однажды, вернувшись из командировки, я, собрав гостей, как обычно на какой-то очередной праздник, всех приятно удивил. Я взял в руки гитару и начал петь. Раньше мы никогда не пели. Петь «всухую» как-то не получа-лось. Оказалось, что многие из моих друзей и родственников любят попеть в компании за столом. И с тех пор наши застолья стали намного музыкальнее и веселее. Некоторые даже заранее выучивали какие-то новые песни или ста-рые, слова которых раньше не знали или знали частично. Вообщем жизнь стала веселее.
Но были в моей жизни выступления и посерьезнее. Как-то на горно-лыжном курорте «Цехкадзор» в Армении, накатавшись на горных лыжах, мы встречали Новый год. В большом зале ресторана весело встретили Новый год. Был концерт, песни, танцы, шампанское. Затем продолжили праздник в номере гостиницы, где я всю ночь играл на гитаре и пел. А утром, поспав па-ру часов, пошли на концерт бардовской песни. Друзья, слышавшие мои пес-ни ночью, уговорили выступить. Мне объяснили, что надо спеть две песни: одну обязательно про горы, другую – любую, на мой вкус. Дали мне двух хо-роших гитаристов, и я со своей гитарой вышел впервые на сцену.
Подошел к микрофону, глянул в огромный зал, полный народу. Колен-ки слегка затряслись, но я собрался и запел первую песню. Это была груст-ная, нежная песня:
«Тишина, тишина над Москвой,
Спят фонари, прикрыв глаза.
И снятся мне горы-горы над Тибердой
Реки горянки голоса.
Одинокость твоих ледников
Замерший след седых вершин
И сказки небесных бродяг облаков
Старик Домбай мне подарил.
Так пусть гадают о встрече с тобой
В туманном небе фонари
Так снитесь мне вечно горы над Тибердой.
Домбай баллады мне дари».
Раздались аплодисменты, как мне показалось довольно громкие. А вто-рая песня у меня была выигрышная. Только что она впервые прозвучала по радио, в прекрасном исполнении знаменитого ансамбля, и многие ее еще не слышали. Мне же она так понравилась, что я ее тут же записал и разучил. Пою ее до сих пор с огромным удовольствием.
«Такого снегопада, такого снегопада
Еще не знали здешние места,
А снег не знал и падал,
А снег не знал и падал
Земля была прекрасна
Прекрасна и чиста».
И припев:
«Снег кружится, летает, летает
И поземкою клубя,
Заметает зима заметает,
Все, что было до тебя».
Ну и еще два куплета, не буду их цитировать, теперь все эту песню знают.
Я закончил петь и тишина (прямо как в кино). Сердце сжалось и вдруг шквал аплодисментов. Хлопали долго, но, я понимал, не мне, а этой замеча-тельной песне. Зима, праздник и такая песня. Когда к концу концерта объя-вили результаты конкурса, то оказалось, что я занял второе почетное место. Вызвали меня на сцену, вручили приз. А ведь, там выступали маститые, из-вестные барды, я же первый раз вышел на сцену. Мне было тогда лет 45. В 40 лет я впервые взял в руки гитару. Я хочу сказать, что никогда не поздно что-то начинать сначала.
Моя родная тетушка в 70 лет купила себе пианино, стала учиться иг-рать и доставила себе массу удовольствия. Кстати, она же, проучив долгие годы детей таджиков русскому языку в маленьком таджикском селении, по-ступила в 60 лет в педагогический институт и закончила его.
В конце 70-х годов, я два раза плавал, проводя отпуск, на теплоходах по маршруту Москва-Астрахань-Москва. Это был круиз на 19 дней. Первый раз я плыл на флагмане Волжского пароходства «В.И.Ленин», второй на «Советской конституции». Это комфортабельные многопалубные теплоходы. Плывешь неторопливо, день отдыха на пляже, день в каком-нибудь волж-ском городке. На теплоходах – музыкальные салоны, рестораны с оркестром. Вот уж где попели.
В ресторане разрешалось петь с микрофоном под оркестр всем желаю-щим. Я пел полузапрещенные тогда песни: «Таганка», «Москва – златогла-вая», «Я – черная моль», «Поручик Голицын», песни Высоцкого. Люди знали эти песни, но слушали редко, потому успех был большой.
Когда мы проплывали Волгоград, то после посещения мемориала уст-раивали песенные вечера, исполняя песни военных лет. Я придумал целую программу исполнения этих песен. Это были не только песни, но и разговоры о войне, воспоминания о тех годах. Я пел патриотические песни в их перво-начальном виде, так как думаю, что переделывать песни не нужно, как не стоит уничтожать памятники, песня тот же памятник, а память должна быть честной.
Чтобы спеть побольше песен я пел песни не целиком, а поппури из пе-сен. Это были песни:
О танкистах:
«Броня крепка и танки наши быстры.
И наши люди мужества полны.
В строю стоят советские танкисты
Своей великой Родины сыны.
Гремя огнем сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход,
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин
И первый маршал в бой нас поведет».
Об артиллеристах:
«Артиллеристы» - Сталин дал приказ
Артиллеристы – зовет отчизна нас
Из сотен тысяч батарей, за слезы наших матерей
За нашу Родину – «Огонь, огонь!»
Про моряков:
«Споемте друзья, ведь завтра в поход
Уйдем в предрассветный туман.
Споем веселей пусть нам подпоет
Седой боевой капитан.
Прощай, любимый город
Уходим завтра в море
И ранней порой, мелькнет за кормой
Знакомый платок голубой».
«Огромное море вздымает лавиной
Широкое Черное море….».
«Широкие лиманы, поникшие каштаны
Качается шаланда на рейде голубом…».
Про летчиков:
«Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам прямо скажем делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сем
И нашу песенку любимую споем».
Или:
«Потому, потому, что мы пилоты
Небо наше, небо наш родимый дом
Первым делом, первым делом самолеты
Ну а девушки? А девушки потом».
Но больше всего песен было про пехоту, поскольку и пехотинцев на фронте было больше.
«В атаку стальными штыками,
Мы поступью твердой идем
Родная столица за нами
Рубеж наш назначен Вождем.
А мы не дрогнем в бою за Столицу свою,
Нам родная Москва дорога.
Нерушимой стеной обороны стальной
Разгромим – уничтожим врага».
Но больше всего было лирических песен и те, которые были написаны во время войны, были самыми искренними и трогательными, самыми заду-шевными.
«Темная ночь, только пули свистят по степи
Только ветер гудит в проводах
Тускло звезды мерцают.
В темную ночь, ты любимая, знаю, не спишь
И у детской кроватки тайком
Ты слезу утираешь».
«На позицию девушка провожала бойца,
Темной ночью простилися на ступеньках крыльца,
И когда за туманами видеть мог паренек
На окошке на девичьем все горел огонек».
Ночь коротка, спят облака
И лежит у меня на ладони
Незнакомая ваша рука,
После тревог, спит городок.
Я услышал мелодию вальса
И сюда заглянул на часок».
«Вьется в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке гармонь
Про улыбку твою и глаза».
«С берез неслышен невесом
Слетает желтый лист.
Старинный вальс – «Осенний сон»
Играет гармонист,
Вздыхают, жалуясь басы
И словно в забытьи
Сидят и слушают бойцы, товарищи мои».
Я вспомнил еще и «На солнечной поляночке»
«Через реки горы и долины»…
«От Москвы до Бреста….»
«Как-то летом на рассвете…»
Знаменитую «Смугляночку».
«Соловьи, соловьи не тревожьте солдат»
Закончил песни военных лет я песней:
«Майскими холодными ночами
Отгремев, окончились бои
Где же вы теперь друзья однополчане
Боевые спутники мои…».
После войны было также написано много замечательных песен о войне. И я спел три песни:
«Здесь птицы не поют…» - Окуджавы.
«На братских могилах…» - Высоцкого.
«День победы…» - Тухманова.
И заключил я свое выступление замечательной песней – память погиб-шим, посвящая ее всем погибшим и своему отцу, погибшему за 5 месяцев до окончания войны.
«Мне кажется порою, что солдаты
С кровавых не пришедшие полей
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей».
Лучше всех ее пел Марк Бернес. Когда я ее пою, то не могу избавиться от интонаций Бернеса. Всегда когда заканчиваю эту песню, у меня перехва-тывает горло, и я не могу сдержать слез. После концерта подходили ветера-ны, благодарили, что песни я пел в том виде, как они пели их во время вой-ны. Было огромное чувство удовлетворения, тем, что я этим людям доставил радость.
Много лет позже, когда я стал ездить в санатории, я повторил, но уже не номер, а целое выступление.
Я езжу обычно в ноябре-декабре к морю в Краснодарский край. В это время года в Москве уже настоящая зима, а у моря 15-17 градусов тепла и очень приятно гулять по набережной, вдыхая морской воздух. В санатории в это время собираются обычно пожилые и престарелые, как правило, со мно-гими болячками люди, много ветеранов войны. У них мало чего осталось ин-тересного в жизни, они хорошо помнят военные и послевоенные годы, сов-павшие с молодостью. И потому, благодарнее слушателей, я не видел.
Часто приезжают певцы разного песенного жанра, устраивают концер-ты, но все за деньги. А у иных людей и денег то нет, ведь в санаторий они приехали по бесплатным, льготным путевкам. Вот тут-то мое выступление получается очень кстати.
В этом году, когда я пишу эти строки, я нахожусь в санатории «Друж-ба» в Геленджике. Это чудный городок, утопающий в зелени с замечатель-ными сосновыми аллеями, чудесное море, но главное, это прекрасная набе-режная, протянувшаяся вдоль моря на многие километры, вымощенная фи-гурной плиткой и с белоснежным парапетом с балясинами.
На этой набережной хорошо гулять, совершать пробежки, а зарядку я делаю у моря, стоя на скрипучей гальке. Сегодня солнышко, погода тихая, 17 градусов тепла, хотя на дворе середина декабря.
Я был в Сочи, в Анапе и других местах Черного моря, но особенно за-помнился отдых в Дагомысе. Высокое здание, очень красивое в виде горы с уступами на четыре стороны, закрытая территория с прекрасным парком. Открытый лифт спускает отдыхающих к пляжу.
В здании огромный киноконцертный зал с мягкими креслами, где каж-дые 10 дней устраивают концерт художественной самодеятельности. Есть там и зал с «КАРАОКЕ». Я спел несколько песен и меня пригласили участво-вать в концерте. Профессиональный звукорежиссер, с прекрасной аппарату-рой, подобрал мне фонограмму для песни, и вот я опять на сцене. Передо мной огромный, полностью заполненный зал, прекрасный профессиональ-ный микрофон, улавливающий любую интонацию, любое придыхание голо-са. Можно совсем не напрягая голоса, передавать любые нюансы песни. И, когда я услышал свой голос, я поразился его чистоте и красоте – это был бар-хатный баритон, которым я всегда восхищался у хороших певцов. Этот бари-тон был нежным, тихим и, в то же время громким, распространявшимся во все уголки огромного зала.
Недаром, как-то на концерте, композитор Добрынин сказал про свой микрофон, что он у него сам поет.
Я пел замечательную песню «Душа болит». У этой песни чудесная аранжировка. Звучит прекрасный проигрыш и вступает мой голос.
Мне 70 лет, а голос звучит чисто, проникновенно, наполнен жизненной энергией.
«Потемнеет серебро, померкнет золото,
Поизносятся и вещи и слова,
Из альбомов улыбнется нежно молодость,
Из-под плит проглянет тихая трава.
Все на свете перемелется – век сменится.
Пронесутся годы, словно с горки вниз.
Только ты, душа, суровой жизни пленница,
Из меня, как из темницы, смотришь ввысь.
Душа болит, а сердце плачет
И путь земной еще в пыли
А тот, кто любит, слез не прячет
Ведь не напрасно – душа болит».
Пропев первый куплет с припевом, я замолкаю, идет довольно большой красивый проигрыш и я, боюсь, как бы не пропустить мгновенье, когда нач-нется второй куплет, но звукорежиссер в освещенном окошке, далеко в конце зала, взмахом руки подсказывает мне начало второго куплета.
«То ли цвет черемух, то ли снег посыплется
На каштановые волосы твои
Скоро время, зверь невидимый насытится
И уйдет, оставив сердце без любви,
Потемнеет серебро, померкнет золото,
Поизносятся и вещи и слова,
Из альбомов улыбнется нежно молодость
И окажется душа, еще жива.
Душа болит, а сердце плачет…»
Я кончаю петь. Еще идет проигрыш. Я благодарю зрителей, и зрители оказываются очень благодарными. Позже незнакомые люди подходили ко мне и иронично улыбаясь, спрашивали: «Ну как, душа болит», и я отвечал: «А сердце плачет».
Прошло два года, и я в Геленджике пишу эти строки. Санаторий «Дружба» - здание старой постройки, обветшалые номера, но очень уютный маленький кино – концертный зальчик. В нем и состоялся концерт художест-венной самодеятельности, где я спел две замечательные песни Булата Шал-вовича Окуджавы: «Грузинскую песню» и «Молитву».
«Виноградную косточку в теплую землю зарою,
И лозу поцелую и спелые гроздья сорву,
И друзей созову на любовь свое сердце настрою,
А иначе, зачем на земле этой вечной живу».
А за день до этого мы ездили в Абрау-Дюрсо на винзавод. До нового года оставалось несколько дней, и мы все купили там коллекционного шам-панского бутылочного разлива, сделанного по французской технологии. Я не знал, но оказывается, большинство людей у нас пьют шампанское, так назы-ваемое резервуарное. Выдерживается оно в резервуаре, а не в бутылках, кстати это наше изобретение, и затем уже разливается по бутылкам. Францу-зы же и наши виноделы на заводе Абрау-Дюрсо выдерживают шампанское бутылочным способом. В подземных тоннелях, пятикилометровой протя-женностью, уложенные штабелями, лежат бутылки несколько лет с дозре-вающим вином. Их регулярно переворачивают, постепенно поднимая до-нышком вверх, затем сливают осадок. Такое шампанское стоит дороже, но впереди был новый год, и все покупали это бутылочное шампанское.
Мы посетили дегустационный зал, отведали шесть разных сортов шам-панского и навеселе возвращались в автобусе в свой санаторий. Ехать при-мерно один час. Экскурсовод сказал, что по традиции обратную дорогу мы поем песни.
Автобус был полон – нас собирали с нескольких отелей. Все молчат. Тогда я взял микрофон и не выпускал его почти всю дорогу. Когда я спел «Виноградную косточку», то всем, особенно экскурсоводу, понравилось, то, что очень к месту пришлась песня – только что нам много рассказывали о виноградной лозе.
После каждой песни, я звал других спеть, но никто не хотел. И я про-пел им целый концерт: «Как упоительны в России вечера», «Чистые пруды», «Отговорила роща золотая», «Не жалею, не зову, не плачу». Когда выходили из автобуса все благодарили и просили выступить в концерте.
И вот я стою на маленькой сцене концертного зала. Вторую песню я спел тоже Окуджавы «Молитва». Музыкального сопровождения не оказа-лось, но это не испортило песни. Прекрасные стихи, их можно было бы про-сто декламировать, тем более «Молитва».
«Пока земля еще вертится,
Пока еще ярок свет,
Господи, дай же ты каждому
Чего у него нет.
Умному дай голову,
Трусливому дай коня,
Дай счастливому денег
И не забудь про меня.
Пока земля еще вертится
Господи, твоя власть
Дай же ты рвущемуся к власти,
Навластвоваться всласть,
Дай передышку щедрому
Хоть до исхода дня
Каину дай раскаяние
И не забудь про меня.
Я знаю, ты все умеешь,
Я верую в мудрость твою,
Как верит солдат убитый,
Что он проживает в раю.
Как верит каждое ухо
Тихим речам твоим
Как веруем и мы сами,
Не ведая, что творим.
Господи, мой Боже –
Зеленоглазый мой,
Пока земля еще вертится
И это ей странно самой,
Пока еще хватает
Времени и огня
Дай же ты всем понемногу,
И не забудь про меня».
Я пел, четко выговаривая каждую фразу, пропевая душой каждую ин-тонацию мелодии. И в то же время это звучало как молитва к Господу. Пел я не громко, но микрофон не подвел, и все получилось.
И вот ко мне подходят люди и говорят, как здорово и, когда вы нам еще споете. И такое скоро представилось.
Культмассовые работники готовили программу ветеранов, посвящен-ную 65-летию Победы. И они уговорили меня выступить. Баянист Николай обещал подыграть, тем более, что я уверил его, что все песни он знает.
У меня уже был опыт, я ранее рассказывал о концерте для ветеранов на теплоходе, в котором я участвовал. Но там был один номер, а здесь пред-стояло провести целый концерт. И получился очень задушевный вечер, как в песне «Со слезами на глазах».
Судьба уберегла меня от участия в войне, родись я немного раньше, я бы тоже попал в эту мясорубку, но за меня и за всех нас ныне живущих вое-вали мой отец и многие, многие отцы и близкие. Большинство из них погиб-ло и вечная им память.
Я начал с песни, которую я услышал в первом исполнении по радио, и прослушав которую, мама всегда плакала.
«Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашистской силой грозною
С проклятою ордой.
Пусть ярость благородная
Вскипает как волна
Идет война народная
Священная война».
Я дальше петь не стал, мне хотелось побольше спеть песен, уж очень их много, этих замечательных, искренних и задушевных песен. Говорят, ко-гда пушки стреляют – музы молчат.
Но появилась песня:
«Кто сказал, что надо бросить
Песни на войне –
После боя сердце просит
Музыки вдвойне.
Нынче у нас передышка
Завтра вернемся к боям,
Что же твой голос не слышен
Друг мой походный баян».
Я пел песни патриотические, боевые, лирические. Оказалось, что почти все лирические песни о войне знают и любят до сих пор. Это я могу сказать, видя, как подпевают мне люди.
Самые любимые:
«Темная ночь», «Землянка», «Потому, потому, что мы пилоты», «Ты одессит Мишка», «Споемте друзья», «Огромное море вздымает лавина», «Пора в путь дорогу», «На позицию девушка…», «С берез неслышен неве-сом…», «Дымилась роща под горою», «Смуглянка», «Соловьи», «Майскими холодными ночами», «Здесь птицы не поют», «На братских могилах», «День победы».
Завершил я свое выступление, как и ранее замечательной песней «Жу-равли». Ранее я цитировал первый куплет этой песни. Второй же:
«Летит, летит по небу
Клин усталый,
Летит в тумане на исходе дня.
И в том строю есть промежуток малый
Быть может это место для меня.
Настанет день и с журавлиной стаей
Я полечу в такой же сизой мгле
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас кого оставил на земле».
Эту песню я не могу петь без слез.
Вообщем повторился концерт, прошедший лет 30 назад на теплоходе, о котором я рассказывал ранее. Тогда я пел под гитару, теперь же под баян. Разница только в том, что ветеранов стало намного меньше. Молодежь же, как мне показалось, эти песни совсем не знает, «Попса» их вытеснила и это очень грустно. Люди же старшего поколения их знали, любили и с охотой подпевали. Вообщем вечер удался.
Теперь хочется поговорить о «Караоке». Когда появилось это пение с музыкальным сопровождением и с подглядыванием слов, не все приняли это новшество. Привыкли петь под гитару. Были виртуозы этой игры, но боль-шинство знали несколько аккордов. Сейчас же, когда бум прошел, я уже не беру гитару, так как те несколько аккордов, что я знаю, меня уже не устраи-вают.
И тут появилось «Караоке». Раньше, иногда, мы пели, не зная всех слов любимой песни, под песенник – маленькую книжку, держа ее в руках. Но это не удобно – слова всем не видно. Да и кое-кому нужны очки.
«Караоке» же очень удобно. С большого экрана видны слова всем, причем указано, когда надо начинать петь. А уже про аккомпанемент и гово-рить не приходится. О таком раньше можно было только мечтать.
Прекрасные оркестры с замечательными аранжировками, выдающиеся виртуозы на той же гитаре. Песен же бесчисленное множество. Я вставляю в аппаратуру три диска. На каждом записано 5 тысяч песен – это все сущест-вующие песни на русском, английском, итальянском, украинском языке – пой что хочешь. А микрофон у меня американский, профессиональный без проводов. Радиус действия 50 метров. Он улавливает любой нюанс, любое придыхание голоса, голос не надо повышать, напрягать, петь легко, слышно везде.
Конечно, живая музыка лучше. Но возможности «Караоке» очень хо-роши. Сразу стало возможно петь очень много песен, известных, любимых, но слов, которых не знаешь или знаешь частично. Теперь, находясь в санато-риях, домах отдыха, в кафе и ресторане, появились клубы «Караоке», всегда можно попеть с микрофоном в прекрасном музыкальном сопровождении. Бывая на свадьбах, днях рождения, на разных празднествах и корпоративах можно попеть или поздравить песенно своих близких.
Я ранее рассказывал, что в школьные годы я учился в музыкальной школе, что еще тогда у меня определился абсолютный слух, но музыкальное образование я так и не получил, хотя жизнь и давала мне такой шанс. Песен-ную карьеру я для себя никогда не видел. Я думаю, что карьеру певца должен выбирать только человек, обладающий не просто голосом, но уникальным голосом.
У меня же вокальные данные ниже средних, я могу петь только для се-бя – для души или для небольшого круга близких мне людей. Певец должен обладать и рядом других качеств, которых у меня нет. Быть музыкантом – исполнителем на каком-то инструменте должен человек не просто обладаю-щий слухом, но другими уникальными способностями, которых у меня также нет.
Играть всю жизнь в рядовых оркестрах, аккомпанировать солистам ме-ня бы не устроило. Поэтому, мой хороший, если у тебя не проявятся уни-кальные способности, идти в эту профессию не стоит. Для себя, для души ов-ладеть каким-либо инструментом надо обязательно. Это украсит твою жизнь. Но вот чем мне кажется стоило бы заняться в жизни, хотя бы попробовать себя – это в сочинительстве музыки. И я беру смелость так говорить потому, что моя душа полна мелодий. В моменты душевного подъема я слышу их внутри десятками. Это обрывки новых никогда не слышанных мелодий и всевозможных красивых звукосочетаний. Их бы записать, соединить и соста-вить какие-нибудь музыкальные произведения. Вот для этого и нужно музы-кальное образование, специальная техника и многое другое.
Сочинить, как сочиняют очень многие барды и даже, называющие себя композиторами, простые, очень похожие друг на друга музыкальные фразы несложно, но чтобы сочинить что-нибудь, по настоящему, новое, нужно в первую очередь музыкальное образование.
Возможно, мне это только кажется. Возможно, но попробовать следо-вало бы. Профессия композитора редкая, в нее попадает малое число одарен-ных в этой области людей. Потому и хороших композиторов так мало.
Поэтому, мой хороший, если есть музыкальные способности, надо обя-зательно попробовать себя и в этом.
Но в любом случае, кем бы ты ни стал в жизни, музыка, пение, танцы, сочинительство музыки – все это очень украсит твою жизнь, а уж что приба-вит тебе несколько лет жизни, поможет пережить невзгоды, в этом я полно-стью уверен.
Дерзай, мой хороший!
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Обращаясь к тебе, мой хороший, как к человеку нового поколения, я понимаю, что вы будете другими. Вы будете смотреть на наши старые фото-графии и, возможно, с иронией воспринимать нашу одежду, нашу технику, которой я, порой, восхищаюсь в этой книжке. Вы компьютерное поколение будете жить по-другому, в чем-то лучше, в чем-то хуже с нашей точки зре-ния. Но, что у вас останется схожего с нами – это душа. Душа останется той же, и, я с глубоким убеждением считаю, что человеческие ценности останут-ся теми же.
Потому, чтобы вырасти хорошим человеком, успешным в жизни, что-бы тебя любили и уважали люди и, чтобы ты был счастлив в жизни, я напи-сал тебе, как я сам понимаю.
РЕЦЕПТЫ УСПЕХА
1. Всю жизнь, начиная с малых лет, набирай себе очки при любой воз-можности, учись всему, не только в школе, но и у людей, изучай языки, за-нимайся спортом, перенимай у людей все самое хорошее, используя любую возможность.
2. Если встретишь трудности в жизни, не пасуй перед ними, борись и преодолевай их. Если будет нестерпимо трудно, не падай духом, не рас-страивайся, скажи себе «Все пройдет и все будет хорошо».
3. Берись за разные дела, не боясь незнания или трудностей, старайся выявить свои способности, а когда определишь, старайся развить их в себе.
4. Трудись всегда – труд основа совершенствования, а значит и успеха в жизни.
5. Не теряй время попусту: на ненужную литературу, ненужные филь-мы, компьютерные игры – играй, но знай меру. За советом не стесняйся об-ращаться к людям.
6. Никогда не делай людям того, что не хотел бы, чтобы сделали тебе.
7. Ко всем людям относись с уважением, особенно к пожилым, боль-ным и немощным.
8. Люби людей, делай им только хорошее, помогай людям, особенно пожилым и старым, больным и немощным, а также детям.
9. Умей выбирать друзей, сам будь другом.
10. К женщинам и девочкам относись по-рыцарски.
11. Старайся не иметь дело с дураками, рано или поздно они тебя под-ведут.
12. Если жизнь тебя одарит, поделись с другими.
13. Имей совесть, не забывай о ней и никогда не теряй.
14. Развивай в себе чувство меры, ешь достаточно, но не обжирайся, не слушай слишком громкую музыку, не сиди долго перед телевизором и ком-пьютером.
16. Не пей спиртного до 18 лет, а после 18 с чувством меры.
17. Не кури никогда.
18. Когда услышишь слово «наркотик» прекращай всякие разговоры с этим человеком, уходи и никогда с ним не общайся.
Не только употреблять, но и пробовать не смей никогда.
19. Не будь обидчивым, говорят: «На обидчивых воду возят», и еще «человека можно обидеть ровно на столько, насколько он обижается сам».
20. Будь добр. Делай добро людям и животным, зла не делай никому и никогда.
21. Люби «братьев своих меньших», корми, лечи их, никогда не оби-жай.
22. Овладевая каким-либо мастерством, постоянно совершенствуй его, придумывай что-то новое, развивай творческую жилку, стимулируй вдохно-вение, и ты придешь к искусству.
23. Не жалей, когда, что-либо потерял. Говорят «Бог дал, Бог взял» или «Что Бог не делает – все к лучшему».
24. Береги свое здоровье. Ничего не делай вопреки здоровью.
25. Будь смелым, но в пределах разумного. Риск должен быть только оправданным.
26. Давая людям, ты получишь все сторицей. Давать – это способ брать, но будь бескорыстен.
27. Не бойся начать все сначала. Не бойся признать свои ошибки. Не бояться начать все сначала удается только некоторым. Будь в их числе.
28. Учись распознавать настоящее от «псевдо», распознавать фальшь в людях, в искусстве, во всех жизненных проявлениях.
29. За всю жизнь человеку предоставляется всего несколько судьбо-носных шансов и, если ты их не упустишь, ты добьешься успехов в жизни.
30. И последнее, самое главное чему надо следовать всю свою жизнь, начиная с малых лет. В жизни самое главное – это семья и потому:
- люби своих родителей, сестер и братьев, бабушек и дедушек;
- не стесняйся показывать им свою любовь;
- старайся всегда делать им что-то приятное, а, что им не нравится, не делать никогда;
- всегда делай им подарки в детстве, пока у тебя нет денег, подари хотя бы цветочек или хотя бы красивый листик с дерева, красивый камушек, а лучше, какую-нибудь самоделку;
- сам никогда не клянчи подарок, можешь попросить, но, если не купят, не обижайся;
- всегда благодари за подарки, если даже они тебе не понравились, или ты ожидал другого;
- не забывай поздравить с днем рождения, праздником;
- обязательно, даже в детстве, ходи на похороны близких;
- говори своим близким приятные комплименты, часто целуй их, пой песенки, читай стихи, танцуй и радуй их своими успехами, или еще всем тем, что сам придумаешь, делай приятные сюрпризы;
- если они устали или чем-то раздражены, успокой их, поцелуй, скажи, что все будет хорошо.
И тогда ты увидишь, что все это добро, которое ты принесешь окру-жающим тебя людям, вернется к тебе в многократном размере.
ЭПИЛОГ
Ну вот, мой золотой мальчик, я заканчиваю книжку, которую написал для тебя. Я верю, что вы вырастишь прекрасным человеком: умным, добрым, трудолюбивым, внимательным к другим людям. Ты выберешь себе хорошую профессию, тебя будут любить люди, и ты проживешь долгую и счастливую жизнь. Я уверен в своих словах по двум причинам. Во-первых, у тебя пре-красные родители, замечательные бабушки и дедушки, прекрасные предки, то есть с генами у тебя все в порядке. Во-вторых, тебя очень любят твои ро-дители, ты уже сейчас купаешься в этой любви, и так будет всегда. А чело-век, выросший в любви, не может и не бывает плохим человеком.
Но вот, что мне хотелось бы сказать. Счастье все люди понимают по- своему. Одни находят счастье в работе, другие в борьбе, третьим достаточно простого семейного счастья. В советское время нам обещали счастье в по-строении коммунизма, а уж, когда построим, то вообще наступит всеобщее счастье. Но, большинство людей, не верило в его основной постулат: «От каждого по способностям, каждому по потребности».
Во-первых, нельзя взять «у каждого по способности», поскольку у большинства людей способности вообще не раскрыты. А уж, каждому «по потребности», вообще не выполнимо. Ведь каждый человек захочет иметь все самое, самое. Самый лучший автомобиль, яхту самую лучшую, да и дво-рец вместо дома. Такие потребности невозможно обеспечить даже тысячно-му проценту населения.
Какое будущее для людей я бы хотел видеть. Конечно, то, что я рас-скажу сейчас, кажется невыполнимым, полной утопией. Но хотел бы я, чтобы хотя бы через лет 200-300 человечество пришло к этому. А возможно это произойдет и раньше, ведь развалился же Советский Союз в одночасье, а всем и мне, в том числе, он казался незыблемым.
Сейчас на каждом шагу говорят, что у людей, особенно молодежи, нет национальной идеи, нет дела, ради которого можно было бы неистово тру-диться, чему можно было бы посвятить свою жизнь. Так почему нельзя взять за основу эту благородную идею – привести не только свою страну, но и все человечество к счастливой справедливой жизни. Это даже не национальная, а интернациональная идея. И было бы прекрасно, если бы по этому пути по-шло человечество.
А идея такова: пройдет время и, если разум восторжествует, люди нач-нут понимать, что враждовать, тем более убивать друг друга, бесчеловечно и преступно. Люди, не только не будут обсуждать «продавать населению ору-жие или нет», а вообще станут уничтожать все виды оружия. С ракет уже на-чали. Надо уничтожить все, что стреляет и взрывает: пушки, танки, пулеме-ты, автоматы, пистолеты, даже ножи (боевые). Все оружие уничтожить, больше не производить, объявить его вне закона.
Ведь когда производится на заводе автомат или пистолет, изначально предполагается, что он убьет какого-то человека, а это мерзко и бесчеловеч-но. А ведь надо, если случилось убийство, то объявить это самым большим грехом, самым большим преступлением. Людей, совершивших это, все должны презирать, отворачиваться от них, смотреть на них, как на прока-женных, и объявлять их изгоями. Причем все это должно воспитываться с раннего детства, а мы, вместо этого, дарим детям игрушки, порой не отличи-мые от настоящих орудий убийства.
«Но оружие необходимо для обороны» - скажешь ты. Да, конечно, сей-час уничтожать оружие нельзя. Это возможно только тогда, когда оборонять-ся будет не от кого. И тогда мы приходим к той модели сосуществования на-родов земли, когда каждое государство, каждая страна поймут, что лучше не дробиться, а объединяться. Сейчас каждая страна большая или маленькая живет в своем мирке, своими заботами. Им бы обеспечить свою свободу и независимость, а до интересов других стран им нет никакого дела. Каждая страна содержит свою армию, на которую тратит значительную часть своего бюджета. Еще в памяти недавние разрушительные захватнические войны с истреблением целых народов.
А как мы относимся к своей планете, как живем на ней, какой вред природе мы наносим. То, что земля, а значит и природа, находится в частной собственности, позволяет людям делать с природой все, что им заблагорас-судится. Люди должны задуматься, какой вред они наносят природе. Произ-водя предметы потребления, мы производим отходов все больше и больше. Природа уже не может их перерабатывать. Эксплуатация земли дошла до предела. Если мы не изменим своего отношения к ней, то потеряем вначале животных, а затем вообще наступит экологический коллапс.
Нужна гармония отношения человека с природой. Природа и так делает для нас бесплатно во много раз больше, чем делает для нас экономика. И мы должны, наконец, понять, что человек «не царь природы», что у природы есть свои права. Но у природы нет границ, как это есть у государств. И пото-му, если где-то и позаботятся о природе, то те же отходы сбросят в другом месте. Поэтому и с этой точки зрения земля без границ – это существование более рациональное.
Поэтому хочется надеяться, что придет время и человечество задумает-ся, что живет не рационально. Люди поймут, что Земля наш общий дом, что земля это достояние всех людей, а не одной какой-то нации.
«Наша истинная национальность – человек» - говорил английский пи-сатель Герберт Уэллс. «Без подлинной любви к человечеству нет подлинной любви к Родине» - думал французский писатель Анатоль Франц. «Мы дети галактики, но самое главное, мы дети Земли» - поется в известной песне.
Сейчас люди разобщены и по религиозным признакам тоже. А ведь люди рождаются с чистой природой, и лишь потом общество делает их иу-деями, христианами, буддистами, мусульманами.
Уже сейчас многие выдающиеся люди называют себя «людьми мира» и это даже у лжепатриотов не вызывает отторжения, как это было лет 50 назад. И хотелось бы, чтобы настало время, когда все люди будут называть себя «людьми мира».
Конечно, для всего этого не только не наступило время, но даже не на-ступило время разговоров об этом. Но помечтать-то можно.
Представь: на всей земле – единое мировое государство с единым ми-ровым правительством. Люди изучают два языка: свой национальный и еди-ный на всем земном шаре – какой придумают. Будут его изучать с малых лет, потому освоение языка будет несложным. Ведь говорят же все украинцы на двух языках: украинском и русском. Все народности сохранят и даже преум-ножат, отыскивая в памяти истории, свои национальные особенности и тра-диции. Они будут иметь свои национальные правительства, подчиняющиеся единому земному правительству.
Люди станут жить в дружбе и согласии, уважая друг друга, уважая чу-жие особенности и национальные традиции, будут пользоваться всеми зем-ными благами, создавая ценности для всех. Оцениваться будут только спо-собности и труд. Будет много богатых, бедных же и обездоленных не будет вообще. Сверхприбылей и сверхбогатых в таком обществе не будет. Образо-вание и медицина будут бесплатными на всем земном шаре.
«А как будет с искусством?» - спросишь ты меня. Представь себе про-сторный красивый дом. На стенах в золоченых рамах, а может и не в золоче-ных, как кому нравится, висят тонкие, как холсты, экраны. Из единого Миро-вого центра хранилища мировых шедевров искусства поступают на экраны изображения великих полотен мира, ничуть не отличающиеся от самих ори-гиналов.
Представь себе: эту неделю у тебя в гостях импрессионисты. Висят картины Клода Моне и Сезанна, Матисса и Ренуара. Следующая неделя – голландцы, а еще через неделю современное искусство, скажем русские пей-зажи в исполнении Владимирских живописцев: Юкина, Битова, Кокурина.
Предположим, ты устал от картин. На экранах появятся аквариумы с экзотическими рыбами, цветы знаменитого голландского парка или тропиче-ские растения с великолепными бабочками и красочными колибри. Вообщем все, что пожелаешь, и все это – как настоящее.
На красивых постаментах, сделанных искусными мастерами, появятся объемные изображения лучших скульпторов мира, или, скажем, рыцари в доспехах или же ослепительные китайские вазы – все что захочешь.
Покупать и воровать такие произведения не надо. Все это великолепие поступает из мирового хранилища за умеренную плату, доступную каждому.
Работают в области изобразительного искусства одаренные, выдаю-щиеся художники. Все их произведения, достойные войти в мировую копил-ку, оценивает совет выдающихся художников – искусствоведов во всем мире. Они будут отбирать и покупать для мирового хранилища только шедевры.
Конечно, тяга к изобразительному искусству останется и у менее ода-ренных людей. Люди всегда будут самовыражаться. Но я думаю, что доступ-ность к шедеврам мирового искусства обогатит всех людей, в том числе и та-ких.
С композиторами, певцами и артистами будет тоже по-другому. Вы-дающихся композиторов будет не 20-30 на страну, как сейчас, а тысячи. Со-чинять и записывать музыку станет легко, благодаря новой технике и новым технологиям, а талантов много и сейчас, только они не все востребованы.
Я нарисовал тебе картину будущего, каким хотел бы его видеть, но, ко-нечно же, так может и не быть.
Мир может пойти по-другому пути, но от вас, от будущих поколений зависит, каким он может быть и ты, мой хороший, и такие как ты могут его приблизить.
Да и прогресс не остановить. Мы уже не представляем жизни без мо-бильного телефона, компьютера, а пройдет время и крохотный чип, вшитый безболезненно в какую-нибудь часть тела позволит общаться с любым чело-веком на земле, слушать любую музыку, а изображение будет висеть в воз-духе прямо перед тобой, объемное, не отличимое от настоящего.
И еще от чего бы я хотел тебя предостеречь. Людей постоянно пугают концом света, вторжением инопланетян, астероидами, глобальным потепле-нием и многими другими бедами. Никогда и никому не верь, мой хороший.
Земля еще многие миллионы лет будет для нас домом, а, когда ученые точно определят, что земля остынет, и на ней жить будет невозможно, люди построят космические корабли и улетят на другие планеты, а их во вселенной бесчисленное множество.
И последнее, что мне хотелось бы тебе сказать.
Раньше, в моем детстве, нам читали сказки, но мы дети, верили, что это сказки. Никто, даже маленькие дети не верили, что есть на самом деле ведьмы, змеи Горынычи, вурдалаки. Сейчас же детям пишут книжки и пока-зывают в кино на уровне правды всевозможных вампиров, колдунов, оборот-ней. Колдунов, гадалок, всяких магов, шаманов широко показывают по теле-визору, пишут о них в газетах.
Всякие «целители» вылечивают людей очень просто. Организм челове-ка – это такой замечательный механизм, что он со временем без лекарств и какого-либо лечения, способен сам вылечить свои болезни.
За свою жизнь я много раз болел и выздоравливал сам без всякого вмешательства. Если бы меня в это время лечил какой-нибудь экстрасенс, я бы мог подумать, что этот маг действительно меня вылечил.
Да еще существует сила самовнушения. Однажды на сцене поставили глиняную «башку», только что изготовленную, и сказали в зале присутст-вующим больным, что это старинная святая «башка», и она вылечивает бо-лезни. Большой процент больных действительно вылечился. Пустые таблет-ки, «пустышки», как их называют, тоже вылечивают. Но не они вылечивают организм, вера в эти «пустышки» его мобилизует. Этим пользуются шарла-таны, зарабатывая деньги.
Но «леча» трудноизлечимые болезни, они наносят огромный вред больным, так как те упускают время, когда бы они могли вылечиться у вра-чей.
Поэтому, мой хороший, когда подрастешь, никогда не верь всяким шарлатанам.
Никаких вампиров, оборотней не существует.
Всяких «Гарри Потеров», «Властелинов колец» воспринимай, как за-бавные сказки.
«Волшебником» можно стать только приложив труд и, делая людям нужные вещи, которые будут удивлять людей своей необычностью, новиз-ной, новыми открытиями.
Таких людей любит Бог.
Бог – это не дяденька с бородой, нарисованный на картинке.
Бог – это высшая сила, которая правит миром.
Бог справедлив и милосерден к хорошим людям.
«Хороший человек» - вот самое прекрасное определение человека.
Ты, мой хороший, я в это глубоко верю, будешь таким.
Я же сверху буду приглядывать за тобой.
P.S.
Я иду вдоль моря по замечательной сосновой аллее в сторону отеля. Сегодня 29 декабря и вечером автобус увезет нас к поезду. Через два дня Но-вый год и мы должны быть дома.
В Москве минус 12 градусов, какое-то необычное обледенение, а здесь тепло и тихо, плюс 17 градусов и на море полный штиль.
Вдруг я слышу красивую нежную мелодию, доносящуюся со стороны моря.
Я сворачиваю к набережной и вижу девушку, совсем подростка – это она играет на скрипке.
Когда я подхожу ближе, она вдруг смолкает и начинает играть какую-то очень сложную пьесу. Я понял – она хочет мне показать, что она виртуоз.
Я кладу ей в открытый футляр хрустящую бумажку и подхожу к пара-пету. Я смотрю на море.
Солнце недавно опустилось в море, оставив небо с оранжевым отли-вом. Море ближе ко мне синее, синее – ультрамарин с оранжевой рябью, дальше полоса оранжевого моря с синей рябью, а на горизонте неширокая темно-синяя полоса. Я думаю о том, что какое же это счастье – родиться и жить на земле.
Мне 74 года, но все еще впереди.
Геленджик, 29 декабря 2010 г.