Мои школьные годы в войну
Прошло 75 лет крупнейшего сражения у
Прохоровки, которое напомнило мне те годы. Хотя я был ещё ребенком и жил в эвакуации в Самарканде в относительно нормальных условиях, но тяжесть событий не переставая давила на сознание. И мы жили положением на фронтах, следя за нюансами всем сердцем и переживая каждые поражения и победы.
Война началась, когда я закончил 6-ой класс. Наша семья эвакуировалась из Киева в составе 13-ти человек ( мамины сестры и мои двоюродные сёстры и братья ). Ехали мы в товарном вагоне с другими людьми, прицепленном к составу, вывозящему имущество и людей Киевского авиационного завода Антонова. И как только мы переехали Дарницкий мост через Днепр, мы шустрые мальчишки выскочили из вагонов, но паровоз загудел и мы вернулись в теплушки, а состав затянули на мост. Началась воздушная тревога. А мост усиленно охранялся зенитками, поэтому посчитали, что там надёжнее. В дальнейшем в опасной зоне наш поезд сопровождали истребители. Так мы доехали до Сорочинска Чкаловской (Оренбургской) области к вечеру и устроились ночевать в хате все на полу одной комнаты. Всю ночь промучились в борьбе с клопами и тараканами. Утром вышли на разведку и убедились, что работать негде, есть нечего, и решили ехать дальше. Кроме трёх человек семьи двоюродного брата, поехавшей в Чкалов. А мы сели в обычный поезд и доехали до Самарканда.
В поезде уже чувствовался аромат Средней Азии. Приехав в Самарканд, мы ещё застали низкие цены, я помню, что помидоры стоили 30 коп. Но это буквально дни, всё быстро взлетело так, что появились голодающие, а узбеки деньги увозили с базара мешками. Много позже появились некоторые отдающие деньги на вооружение. В Самарканде мы поселились в фундаментальном одноэтажном доме с большим садом у Петра Петровича Брзобогатова, специалиста по костному туберкулёзу. Жил он с дочерью Варварой в центре города. Жили мы общим хозяйством в двух комнатах. Взрослые устроились на работу, а дети в школы. Я поступил в 7-ой класс русской школы, но с изучением узбекского языка. Послали нас на уборку хлопка, ехали местным поездом.
В городе было много эвакуированных ленинградских предприятий. Это Академия художеств, Киноинститут, Кинап ( завод киноаппаратуры), Артиллерийская академия и др.
Город сохранил свой древнейший восточный облик как в архитектуре, так и в быте, одеянии и манерах. По всем улицам текли арыки, из которых улицы поливались кетменями вручную. Всюду ишаки, женщины в закрытых паранжах, мужчины в тёплых халатах, в старом городе жилые дома закрыты наглухо глиняными дувалами. Мечети, медресе и мавзолеи, ансамбль Регистан в центре старого города облицованные изумительной лазурной плиткой. Нас, конечно, никто не водил по этим местам, не до этого было, но мы сами ползали по этим местам, внутри узких разрушенных минаретов, впитывая то, что нам представлялось. В медресе Улугбека на Регистане расположилась Академия художеств.
На следующий год наша семья пополнилась маминой сестрой с двумя детьми из Ленинграда. Из блокированного города они выбрались зимой по Ладоге и были отправлены во Фрунзе, где тётя стала нас искать (и нашла) и решила к нам переехать. Нас опять стало 13, а у меня появился почти одноклассник, с которым у нас было много происшествий. Я учился в 8-ом классе и мне уже было 15-ть лет. В этот раз нас послали работать в табак-совхоз в дальний кишлак в пустыне. Там мы нанизывали большие табачные листья на верёвки для сушки. Место скудное, местные жители сплошь болеющие тропической малярией. Домой мы возвращались почему-то пешком по пустыне.
В армию призывали в 17лет и хотелось к этому времени закончить школу. В Самарканде я встретил своего довоенного одноклассника, и мы решили за 9-ый класс сдать экзамены экстерном и начали к этому подготовку. Успешно их сдали, и в 1943г. я оказался в 10-ом классе в другой школе. Класс был довольно хулиганистым. А нас как допризывников отправили в военизированный лагерь в пустыне на военные занятия. Руководили нами сержанты, пытаясь привить нам дисциплину, но это у них плохо получалось, и нам часто приходилось сидеть «на губе».
В это время прошла крупнейшая, тяжелейшая и жертвенная, но победная битва у Прохоровки. И немцы стали быстро откатываться на запад. Наше ощущение событий стало чувствовать воодушевление. К ноябрьским праздникам освободили Киев. И в Самарканде стали формировать поезд с киевлянами для поездки в Киев, желая обеспечить восстановление его нормальной жизни. И две мои киевских тёти решили ехать. И общим советом решили послать и меня, учитывая мой возраст и необходимость моего дальнейшего устройства. Для меня все наши родственники были равными родителями. И я не доучившись оказался в теплушке поезда, едущего в Киев. При переезде из Самарканда в Ташкент лил проливной дождь, а наши вагоны были старыми и дырявыми, и мы промокли до костей. В Ташкенте решили вагоны заменить. У моего дяди в Ташкенте был давний знакомый профессор какой-то азиатской дисциплины в университете и меня решили отправить к ним на ночь. Какое блаженство я почувствовал в теплой постели. Но вскоре за мной прибежали, поезд собирался уезжать, напялив мокрую одежду, я вернулся в обновлённый товарный вагон.
Ехали мы долго, виляя по освобождённым обширным железнодорожным путям Донбасса. Пищу нам заготовили с собой, понимая, что в пути её не будет. И в декабре 43 года мы оказались в Киеве. Немцы ещё были в 40 км. от города, пытаясь его вернуть. В окно, выходящим на запад, видны были отблески боёв.
В городе уже открылись подготовительные курсы для поступления в Политехнический институт, хотя сам институт ещё не приехал из эвакуации. И я туда поступил. На курсах было много учащихся, и мы довольно дружно общались. Занятия проходили в химическом корпусе, забитым поломанной химической посудой. В городе был комендантский час, выдавали нам по 400 гр. кукурузного горького хлеба, магазины не работали. Центр города был разрушен. А мы всё же учились и шалили. И я получил аттестат об окончании школы и поступил на радиотехнический факультет института, который к тому времени уже приехал и приводил в кое-какой порядок свои многочисленные здания. В армию нас не призывали, готовили послевоенные кадры. Война ещё продолжалась.