Мои переводы. Дугаржап Жапхандаев. Шамбала-27

Виктор Балдоржиев
НОВОЕ КИНО

Умный Ринчин Батуев привез новое кино.
Опять много людей собралось в доме дяди Намсарая. Опять на белом экране появляются незнакомые нам люди и незнакомая жизнь.
Там какой-то чернобородый дядька в длинной белой рубахе таскает большие мешки с зерном в свою стайку. Он все время воровато оглядывается. Потом закрывает ворота стайки и довольный идет домой. Покуривая махорку он смотрит в окно, видимо, ждет кого-то... По улице деревни подпрыгивает телега с вооруженными людьми. Навстречу им выходит наш знакомый, чернобородый дядька. Он улыбается гостям и простирает руки. Но вооруженные гости проходят во двор и сразу открывают амбар. Но там ничего нет. Чернобородый разводит руками, в чем-то клянется и решительно проводит ребром ладони по горлу. Ничего нет!
Мы смотрим. Некоторые из нас переживают за чернобородого, другие подсказывают людям с винтовками, где искать зерно, но они находят сами. Вот они, улыбаясь, выносят мешки из стайки. Чернобородый угрюмо сжимает кулаки, глаза его гневно сверкают. Телеги уезжают по разжиженной дороге. Чернобородый машет им вслед большим кулаком.
Стрекочет аппарат, белый луч показывает нам темную ночь. Мерцают звезды, смутно видны очертания домов. Вдруг из-за какого-то угла выходит чернобородый и, подбежав к длинному сараю, поджигает его. Пламя рвется к небу, много людей не могут потушить пожар, а в это время чернобородый дядька забегает в просторную стайку и начинает резать коров... Какой плохой человек этот чернобородый, а я еще жалел его! Но тут вбегают люди и наставляют на чернобородого разбойника ружья...
Идет большое собрание. Чернобородый зажат между двумя людьми с длинными винтовками с примкнутыми штыками… За столом сидят три человека, лица у них суровые и справедливые. За ними – большой портрет улыбающегося Ленина.
Чернобородого садят в телегу без лошади. Телега едет сама!
Ясный солнечный день. Пасутся жирные коровы, идут счастливые мужики с косами, за ними бегут женщины с граблями. Все смеются. Наверное. радуются, что чернобородого увезла телега. Потом появляется большой дом, с крыльца которого спускается человек в черной одежде и кожаном картузе. Он улыбается людям и приветливо машет рукой. Вдруг звезда на его картузе начинает сверкать и, увеличиваясь, заполняет весь экран.
Вот и все кино. Чего только не случается на свете!
Про «ликпункт» забыли. Теперь в доме дяди Намсарая просто показывают кино, иногда там проводят собрания и учат грамоте взрослых. Ринчин Батуев появляется после обеда. Он возится с аппаратом. Порой, заложив руки за спину, он подходит к окну и долго стоит так, думая о чем-то. Я часто забегаю в дом. Умный Ринчин Батуев улыбается и ничего не говорит, но иногда протягивает мне кусок оторванной ленты.
На ленте много одинаковых и малюсеньких рисунков...

ТЕТКА ШАРАГШАН

С подножия Мадаги прямо к нам спустились два человека, маленький и большой. Это идет любопытная тетя Шарагшан и ведет за собой дочку Мыдыгму. Они живут далеко от нас. Что погнало тетку Шарагшан к нам?
– Я пришла посмотреть дом Намсарая. Говорят там есть удивительные вещи, которые показывают людей на стене. Я из такой дали доплелась до вас, а дом закрыт... Жаль! Люди говорят, что вы тут весело живете, – отдышавшись, говорит она и вытирает с почерневшего и рябоватого лица пот. Потом она долго жует табак и оглядывает нашу юрту. Маленькая и черноволосая Мыдыгма сидит возле своей мамы и, ссутулившись, стеснительно, еле слышно, похихикивает. Мне тоже жаль, что она не посмотрит кино.
Потом тетка Шарагшан громко швыркает густой и горячий чай, шевелит большими губами и довольно говорит:
– Мне бы все время только вот такой густой чай и крепкий табак. Больше ничего не надо! – Голос у нее гулкий и громкий. Мыдыгма стыдливо опускает голову.
Разогревшись чаем, тетка Шарагшан продолжает:
– После того, как разорили Намсарая, я и не была здесь. Вы не знаете, где его семья? Бедные, бедные... Наверное, в Тулутае... Не знаю... И Намсарая теперь нет, и Цырен-Доржи них умер, и девки у них разбрелись по белу свету... Боже мой, что и творится на белом свете! Говорят, что весь намсараевский скот присвоила коммуна... Да что там говорить! Наши тоже вступили в коммуну. А вы не слышали, говорят, что тех, кто не вступит в коммуну, будут высылать из родных краев?
– Нет. А куда будут ссылать? – наконец-то откликается мама.
А я так переживал за тетку Шарагшан, думал – никто ей не ответит. Но сама тетка, видимо, нисколько не переживала.
– Говорят – на север, до Белого моря! – невозмутимо гудит тетка Шарагшан и, распрямив широкую грудь, смотрит поверх голов на дверь.
Нагаса-эжи, шепча молитвы, поднимается с кровати и медленно, недовольно, выходит на улицу. Видимо, кончилось ее терпение.
– А может быть и врут! – вдруг громко заявляет тетка Шарагшан. – Людям ничего не стоит наврать... Пожую-ка я на дорожку еще раз табак. Жаль, что дом Намсарая закрыт. Наши будут спрашивать, что я видела... А что я им скажу? Ладно, поплетемся обратно. В следующий раз посмотрим. Никуда этот дом не денется, – продолжает громко и гулко говорить тетка Шарагшан, а я вспоминаю, что дедушка называл ее болтливой сорокой, которая ничего не боится и может навлечь любую беду...

Продолжение следует.