12.
Я очнулась в полной тишине. Поезд остановился, и за окнами царила темнота. Но это было не ночное небо со звездами, а некое таинственное, не освещенное помещение. В трамвае мерцал неверный колеблющийся свет двух оставшихся не разбитыми бра. На полу рядом со мной стонали мои товарищи: раненные осколками, помятые, но живые.
Поднявшись на ноги, я обнаружила, что охрана, кладовщик и экспедитор мертвы. Также погибли три ворвавшихся в поезд легионера и их предводитель, неуемный Шопырбек. А вот Викторию осколки пощадили – ее даже не задело. Она сидела на корточках у тела своего шефа и плакала, держа в руке его кепку.
- Привет, девушка, - сказала я. – Ты здесь какими судьбами?
- Страшно было одной оставаться, - всхлипывая, ответила Виктория.
Я нигде не могла найти черного копателя: его не было ни среди мертвых, ни в рядах выживших.
- Сбежал, гад, - поняла я.
Пока остальные приходили в себя, Берик поднялся и, не говоря ни слова, вышел из трамвая. Я пыталась его остановить, но Акшагуль махнула рукой:
- Пусть идет. Он живет в каком-то своем мире, не будем ему мешать.
Мы покинули вагон так же, как и Берик – через выбитую в перестрелке дверь. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и мы увидели, что находимся в огромном круглом зале высотой метров в восемьдесят, а диаметром никак не меньше двухсот. По всему залу стояли металлические колонны, подпиравшие сложную систему балок, мостовых кранов, блоков и цепей, - так что зал походил на фантастический ремонтный цех либо станцию для подготовки к старту космических аппаратов. К залу примыкала длинная вымощенная рельсами галерея: в ней полностью помещался состав из семнадцати трамваев. Мы пошли вперед, дабы выяснить судьбу машинистов поезда, и обнаружили, что локомотив кто-то успел отцепить и спрятать в неизвестном ангаре.
- Да, загадок все больше и больше, - заключила Акшагуль.
В самом центре круглого зала мы наткнулись на огромную бездонную яму. На ее дне слышались мерные звуки: казалось, там работали скрытые от чужих глаз механизмы. Спускаться в яму никому не захотелось, поэтому мы продолжили исследование зала. Дошли до стены и в уходящем в глубину коридоре увидели несколько закрытых крепкими решетчатыми дверями комнат, а вернее, камер.
В первой камере было очень комфортно. Из стен, обитых мягкими одеялами, лился приглушенный свет, а на диване перед телевизором сидел взрослый мужчина в белой пижаме, покрытой рисунками собачек и кошечек. Мужчина возил по дивану игрушечную машинку, а во рту держал леденец. На столике у телевизора в специальной пластмассовой подставке было натыкано еще около сотни разнообразных леденцов и чупа-чупсов. Когда обитатель камеры повернул к нам лицо, мы узнали старосту. То, что это был именно староста, а не Диггер, стало понятно по взгляду: он у него был детский, совершенно не отягощенный разумом, тогда как в глазах его безумного брата читались тревога и подозрение. Если бы не взгляд, братьев нереально было бы идентифицировать: попробуйте-ка найти хоть одно отличие в двух фабричных китайских болванчиках.
- Его надо освободить, - сказала Акшагуль.
По счастью, в числе многочисленных непризнанных талантов Дастана оказалось и умение открывать сложные замки. Подняв с пола несколько проволочек, Дастан провозился с замком минуты две-три, после чего дверь со скрипом открылась.
- Вы свободны, староста, - торжественно проговорила Акшагуль, входя в камеру и указывая узнику путь к свободе.
Староста отвернулся и недовольно буркнул:
- Заклойте двель и не тлогайте мои иглуски.
Больше мы от него ничего не добились. Пришлось последовать его просьбе и оставить старосту в одиночестве. В следующей камере внезапно обнаружился Толокоп. Очевидно, его привезли сюда вскоре после пленения его Дог-Зиллой. Толокоп выглядел жалко: его лампы потухли, а корпус безвольно согнулся. Акшагуль минут десять пыталась его пробудить, но все тщетно.
В третьей камере было темно и грязно. Прямо на голом полу сидел молчаливый поникший человек с длинными спутанными волосами. Увидев нас, он встрепенулся и с трудом поднялся. Худощавое тело, вытянутое лицо, круглые очки, характерная прическа: мне показалось, что перед нами стоит Джон Леннон: воскресший, хотя и порядком сдавший. Незнакомец оказался единственным, кто обрадовался нашему появлению.
- Hi guys! – воскликнул он. – Наконец-то, хвала господу, меня спасли!
- Как вы тут оказались? – спросила Акшагуль. – И как ваше имя?
- Меня зовут Джон Гейн, - сказал иностранец. – И я думаю, меня тут держат за мои нетрадиционные убеждения. Простите меня, пожалуйста, но должен с прискорбием отметить - в вашей стране плохо относятся к людям с особыми взглядами на жизнь.
- Джон Гейн? – удивилась Акшагуль. – Тот самый? А мы думали, вы так и работаете в своей конторе в Голландии.
- What did you say? Какая контора? У меня никогда не было никакой конторы, это все выдумки мистера Диггера.
- Так это он вас сюда упек?
- Да, - вздохнул Джон. – It was as a knife in the back. С его стороны это было форменным предательством. Но сначала мои дела шли хорошо, даже слишком хорошо. Мы встретились с мистером Диггером в амстердамском кофе-шопе, я там работал поваром. Ну, слышали, наверно: hemp biscuits, hemp bud cookies, ganja kitchen revolution, - и прочее, там это весьма модно. И, заверяю вас, очень вкусно. В тот момент я ничего не готовил, а сидел в палатке и пытался поймать свою голову, – она слетела с плеч, взобралась под самый свод шатра и оттуда скалилась и дразнила меня, называя обкуренным Джейми Оливером. Тут в палатку входит очень симпатичный молодой человек с раскосыми азиатскими глазами и без лишних предисловий зовет меня с собой сюда, на просторы Евразии. Он сказал, что теперь я буду проектировщиком и получу кучу денег. Он навел где-то справки, что я по молодости закончил два с половиной курса архитектурного института в Гааге и в свободное от работы время подрабатывал, помогая студентам с начертательной геометрией. Кстати, вы никогда не слышали в русском названии этого курса слова «а на черта мне все это надо»? Ну, вот и я так подумал на третьем курсе. Хотя, если честно, меня погнали оттуда за дебош в общежитии… Но я отвлекся, извините. Это был он, Диггер, только в тот момент он представился своим настоящим именем – Темирбек. Он сказал, что есть один город, жители которого устали от рутинной жизни и мечтают о радикальном переустройстве всех улиц и кварталов, причем не о какой-то эфемерной, а о той, которую предложу им я, в соответствии с моим планом развития экологического поселения. Я спросил, как жители неизвестного мне города в центре Евразии могут знать о концепции, которую я еще даже не придумал. Темирбек ничего не ответил, пригласил меня в кафе, заказал самые лучшие блюда и положил передо мной чистый блокнот. Пиши, сказал он. Что писать? – Опиши идеальный город с твоей точки зрения. От тебя мне нужна только основная идея, а реализацией я займусь сам. Зачем мне это? – спросил я. Вот за этим, - сказал Темирбек и положил передо мной конверт с деньгами. Ты будешь получать такой конверт каждый день, только стань моим личным проектировщиком. Да, господа, признаюсь, меня подкупили, и я, как дурак, поверил в светлые замыслы этого человека и поехал с ним сюда. Но проект для него я все-таки сделал, и очень этим горжусь. Как он и просил, я описал самый лучший город на Земле - экопоселение «Веселая Радуга», райское место, абсолютно свободное от агрессивных женщин, ворчливых болезненных стариков и кричащих сопливых спиногрызов. Всего этого там не будет. В этом райском городе могут жить только веселые, красивые молодые мужчины. Взявшись за руки и распевая песни, они под радужным флагом будут строить светлое будущее, а над всем этим счастьем талисманом всеобщего благоденствия нависнет гигантская, оптимистично настроенная соломенная Белка… И еще, по всему городу будут воздвигнуты статуи мужских достоинств, ягодиц и задних проходов, поскольку нет на свете ничего прекраснее… Я все это спроектировал в деталях, в том числе Белку и ягодицы. Вот так бы все это было… Но как только я закончил проект, - а в это время мы как раз приехали в ваш город, - меня арестовали и посадили в маленькую комнату в его огромном сером дворце. Они украли мое имя, назвав концепцией Джона Гейна нечто совсем другое. Они присвоили название моей идеи, забрали проекты моих памятников, а все остальное извратили до невозможности. Меня отстранили от общего замысла, а взамен наняли безвестную фирму какого-то непонятного Шнипельсона, и она сделала город таким, каким вы его знаете сейчас. Меня же заставили проектировать огромную железную собаку с инстинктами наемного убийцы и оружием массового уничтожения. It’s impossible, guys, это peace-death, причем полный!
Судя по расстроенному лицу иностранца, он был крайне оскорблен поведением Диггера. Однако Джон, видимо, умел держать себя в руках. Во всяком случае, он извинился за срыв и тихим голосом продолжал:
- У каждого, даже самого сильного человека всегда должна быть своя отдушина, место, куда он приходит расслабиться и излить кому-то душу. Для Темирбека таким местом стала моя каморка, где меня держали прикованным к батарее. Он приходил ко мне по вечерам, угощал косяком, садился рядом со мной на пол и, попивая виски «Джеймсон» прямо из бутылки, смеялся над моим жалким положением. Потом он насмехался над жителями этого города, которых называл слабаками и кретинами. Знаешь, Джон, говорил он, я ведь не идиот и прекрасно понимаю, что все эти гигантские белки, бронзовые задницы и прочая дребедень – никакое не искусство, а еще та отрыжка массовой культуры из подворотен; да и ты – далеко не Рембрандт или Микеланджело, а обычный, воняющий отбросами, европейский хиппи. Также я прекрасно осознаю, что в этом городе после моего появления невозможно жить нормально, - так, как привыкли все эти никчемные, вшивые жители. Повальные запреты, аресты, плата за переход улицы, за въезд в любой двор, за одежду не по сезону, все эти гигантские штрафы по сущим пустякам и другое – это все придумал я и мои помощники, но отнюдь не для того, чтобы сделать этот мир лучше, – я всегда глубоко и от души плевал и на тупых обывателей, и вообще на всю эту планету. Но точно также ошибаются и те, кто думает, что я все дни напролет занимаюсь распилом бюджета и набиванием своих карманов. Нет, для нас, черных копателей это не является самоцелью, наоборот, это основная задача наших заклятых врагов, Ордена Бордюра и Пилы. Это – большая ошибка. Денег у меня достаточно, еду я тоннами не потребляю, шопоманией не страдаю, Бентли и Майбахи мне ни к чему. Зачем же я это делаю, спросишь ты? Я сам думал над этим долгими осенними ночами, и внезапно догадался. Есть такой анекдот. Приходит к директору цирка самый обыкновенный человек и говорит: я придумал номер. Только для этого вы должны заказать мне белый фрак. Хорошо, кивает директор, купим, если описание иллюзиона понравится. Подождите, подождите, - говорит парень, захлебываясь от волнения. Я во фраке, в белой рубашке, бабочке, в белых перчатках и лакированных туфлях выхожу к публике, становлюсь на широкую круглую платформу, и силачи с помощью блоков и канатов возносят меня под самый купол цирка. На арену выкатывают огромный чан со свежим дерьмом и тоже поднимают вверх. Барабанная дробь, публика застыла в ожидании… И тут чан неожиданно падает с высоты десятка метров и с оглушительным звуком раскалывается, а дерьмо расплескивается по всему цирку, заливает все ряды и всех зрителей с головы до ног! С жужжанием приходят в движение софиты, яркие фонари освещают меня, играет торжественная музыка, и я смотрю сверху на цирк и зрителей!.. Ну, как? Директор не понимает: я извиняюсь, так в чем, собственно, смысл вашего номера? Парень вздыхает: ну как вы не поймете? Только представьте себе: все поголовно безнадежно и глубоко в дерьме, а я один – на самом верху и в ослепительно белом фраке! Так вот, этот парень – я не знаю, существовал ли он на самом деле, но если бы так было, я бы мог назвать его своим великим учителем, ибо в его словах – вечная истина. Я прожил на этом свете несколько десятков лет, и все эти годы меня больше всего раздражали обыватели с их низкими, отвратительными душонками, и дешевыми жестами, к которым они склонны. Эти якобы благополучные семьи в развлекательных центрах, эти демонстративно целующиеся на виду у всех парочки, эти мамаши, подкидывающие своих детенышей: все они такие… чистенькие, гладкие, и все так старательно сигнализируют – посмотрите, какие мы счастливые и радостные, как нам хорошо, - что становится нескончаемо гадко и противно на душе. А я всегда был беден, едва сводил концы с концами, пытаясь продать очередную тонну металла, и не знал ни счастья, ни радости. Теперь же – посмотри, все эти никчемные жители выглядят именно так, как я вижу их души – мелочные и грязные. И когда они мучаются без воды, электричества, без одежды и тепла, облепленные сотнями паразитов, - то есть находясь в самом натуральном, прекрасном, свежем дерьме, - я, стоя над этим миром в белом фраке, осознаю, что справедливость, наконец-то, восторжествовала. Вот она, истина, вот ради чего стоит жить. Не изображать из себя филантропа и не просто тупо хапать деньги, а открыто показать всему миру, что мне далеко и откровенно на всех вас плевать, и не только плевать, что я просто так могу выкинуть на ветер миллионы, триллионы долларов, и потрачу их на свои сокровенные желания; показать этим кретинам, что я и дальше буду ставить дебильные статуи, нанимать за баснословные гонорары иностранных аферистов вроде тебя, и все это – официально и за те деньги, которые они в нелепом забытьи почему-то считали своими либо общественными. И – смотреть после этого, как кретины мучаются, пыхтят в бессильной злобе, вечерами на кухнях ругают меня на чем свет стоит, но сказать в лицо мне ничего не могут, поскольку боятся – ужасно страшатся потерять остатки своего жалкого бытового мирка, своих копеечных привилегий отпущенного на пенсию хромого и беззубого раба… Я слышал подобные россказни Диггера каждый вечер, и постепенно до меня стало доходить, какую фатальную ошибку я совершил, помогая этому маньяку. Тогда я притворился, что привык к новым условиям и абсолютно доволен своей судьбой, и попросил вернуть мне проект Белки и других статуй. Я долго работал над проектами и сделал из Белки секретное оружие на случай, если сотворенная мной собака Дог-Зилла выйдет из-под контроля. Секрет Белки я передал во время очередного психоделического трипа странной собачке по имени Чепушила. А потом начались совсем скверные времена. Как только Диггер понял, что из меня больше ничего не выжмешь, он, как самый обычный капиталист, решил от меня избавиться. Меня отвезли в темном вагоне в этот огромный купол, и я сижу здесь в одиночестве уже несколько месяцев…
Джон замолчал, и мы все тоже выдержали солидную паузу, впечатленные его рассказом. Потом Акшагуль тихо спросила:
- Джон, а в этом огромном помещении еще люди, кроме вас, имеются? Мы тут ходим уже порядочное время, но ни одной живой души не встретили. А ведь в поезде, на котором мы приехали, были еще люди. Куда они могли исчезнуть? Может, у них тут есть офис?
- Тут есть охрана, - ответил Джон Гейн. – Меня регулярно кормили, и сегодня утром в камеру тоже заходил надзиратель. Я слышал, как внутрь купола въехал поезд, а потом охрана, судя по звукам, побежала наружу. С внешней стороны купола началась перестрелка, а затем все стихло. Больше я ничего не знаю.
- Может, устроите нам экскурсию по куполу? Очень интересно, куда подевался господин Диггер. Мы с ним довольно мило беседовали, а когда очнулись после взрыва, его уже не было.
- Конечно, давайте выйдем, вы не представляете, как мне надоела эта камера, - согласился Джон. – Только вот в экскурсии вам помочь не смогу, я ведь и сам этот купол практически не знаю.
В куполе раздалось громкое лязганье, и мы быстро вышли в основное помещение. Тут мы увидели фантастическую картину: мостовые краны ухватили состав, привели его в движение, и один за другим скидывали трамваи в огромную яму посередине купола. Несчастные вагоны летели в бездну и с грохотом приземлялись где-то очень глубоко внизу.
Мы бросились к яме и заглянули вниз: оттуда с неимоверной глубины раздавался гул механизмов, и вырывались огромные языки пламени. За несколько минут все трамваи отправились в бездну, все, кроме головного локомотива, который бесследно исчез.
Джон смотрел в яму с дрожью и ужасом. Потом отошел от края и в страхе произнес, глядя на нас:
- Holy Hell! Он все-таки создал ее!
- Кого создал? – не поняла я.
- Дог-Зиллу! Дог-зиллу!
- Ну да, мы это знаем. Вы еще не в курсе, но Дог-Зиллу победила ваша Меха-Белка…
- Да не та Дог-Зилла, что в городе! Та собака – это так, мелочь, отвлекающий маневр. Посадив меня в камеру, Диггер однажды пришел ко мне и признался, что городская Дог-Зилла – просто модель, на основе которой он строит новую, огромную механическую собаку, для завоевания всего мира! Тогда я подумал, что он сильно перебрал виски, но теперь вижу, что он не блефовал. Так вот для чего ему понадобилось столько металла! Вся разгадка – здесь, в этой гигантской яме.
- А что это за яма?
- Весь этот комплекс – это заброшенная советская база запуска межконтинентальных баллистических ракет. Тут держали самые большие в мире ракеты судного дня. Диггер построил глубоко внизу цеха по отливке металла и сборке частей огромной собаки. Ваш состав, как я понял, это последняя партия железа для Супер-Дог-Зиллы. Скоро она восстанет из тьмы, и тогда ничто в мире не сможет ее сломить.
- Что же нам делать? Бежать? – в отчаянии воскликнула я.
- Думаю, это уже бесполезно, - покачал головой Джон. – Этому миру пришел конец. Супер-Дог-Зиллу не остановить. Нам всем пришла крышка.
- Так вот он куда спешил! – протянула Акшагуль. – А нам наврал, что едет в Китай, да еще все о себе рассказал.
- Да он просто был уверен, что никто из вас не выберется отсюда живым, - предположил Джон. – И, как видим, оказался прав.
- Еще не все потеряно, - раздался тонкий голос, и из темноты к нам шагнул сбежавший прежде Берик.
- Появился, не запылился, - разочарованно отозвалась Акшагуль. – Иди, отдыхай, ты нам больше не нужен, можешь бегать, сколько пожелаешь.
- Я никуда не уйду, - твердо заявил Берик. – А вы должны меня выслушать.
Продолжение следует.