Ярослав Гашек об эпохе великих перемен

    
              ЯРОСЛАВ  ГАШЕК  ОБ  ЭПОХЕ  ВЕЛИКИХ  ПЕРЕМЕН


              Сергей  Цура



Военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть
у каждого Государства, стоящего перед общим политическим, экономическим
и моральным крахом. Ореол былого могущества и славы оберегался судами,
полицией, жандармерией и продажной сворой доносчиков.

Бретшнейдер умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
Здесь прежде висел портрет Государя Императора, - минуту спустя опять
заговорил он. - Как раз на том месте, где теперь зеркало.
Да, правду изволите говорить, - ответил пан Паливец, -  висел. Да только
гадили на него мухи, так я его убрал на чердак. Знаете, еще позволит себе
кто-нибудь на этот счет замечание, и может выйти неприятность.
На кой черт мне это надо?
Бретшнейдер показал Паливцу своего орла, с минуту глядел на трактирщика
и потом спросил:
Вы женаты?
Да.
А может Ваша жена вместо Вас вести дело во время Вашего отсутствия?
Может.
Тогда все в порядке, пан трактирщик, - весело сказал Бретшнейдер.
Позовите Вашу супругу и передайте ей все дела. Вечером за Вами приедем.
Не тревожься, - утешал Паливца Швейк.
Я арестован всего только за Государственную Измену.
Но я-то за что? - заныл Паливец.
Ведь я был так осторожен !
Бретшнейдер усмехнулся и сказал с победоносным видом:
За то, что Вы сказали, будто на Государя Императора гадили мухи. Вам этого
Государя Императора вышибут из головы.
В то время, как Швейка вели в канцелярию полиции, в трактире «У Чаши»
пан Паливец передавал дела своей плачущей жене, своеобразно утешая ее:
Не плачь, не реви ! Что они могут мне сделать из-за обгаженного портрета
Государя Императора.

В эту великую эпоху врачи из кожи вон лезли, чтобы изгнать из симулянтов
беса саботажа и вернуть их в лоно армии. Особенно выделялся старший военный
врач Баутце. Это был неумолимый человек, видевший во всем жульнические
попытки уклониться от военной службы — от фронта, от пуль и шрапнели.
Известно его выражение: «Весь Чешский народ — банда симулянтов».

Была установлена целая лестница мучений для симулянтов и для людей,
подозреваемых в том, что они симулируют, а именно — чахоточных,
ревматиков, страдающих грыжей, воспалением почек, тифом, сахарной болезнью,
воспалением легких и прочими болезнями.
Пытки, которыми подвергались симулянты, были систематизированы, и градации
этих пыток  были следующими:
1. Строгая диета: утром и вечером по чашке чая в течение трех дней;
кроме того, всем независимо от того, на что они жалуются, давали аспирин,
чтобы симулянты пропотели.
2. Хинин в порошке  в лошадиных дозах, чтобы не думали, будто военная
служба — мед. Это называлось: «Лизнуть хины».
3. Промывание желудка литром теплой воды два раза в день.
4. Клистир из мыльной воды и глицерина.
5. Обертывание в мокрую холодную простыню.
Были Герои, которые стойко перенесли все пять ступеней пыток и добились того,
что их отвезли в простых гробах на военное кладбище.
Но попадались и малодушные, которые, лишь только дело доходило до клистира,
заявляли, что они уже выздоровели и ни о чем другом не мечтают, как с ближайшим маршевым батальоном отправиться в окопы.

Швейка поместили в больничный барак при гарнизонной тюрьме именно среди
таких малодушных симулянтов.
Больше не выдержу, - сказал его сосед по койке, которого только что привели
из амбулатории, где ему уже второй раз промывали желудок. Человек этот
симулировал близорукость.
Завтра же еду в полк, - заявил ему сосед, которому только что поставили
клистир. Этот больной симулировал, что он глух, как тетерев.
На койке у двери умирал чахоточный, обернутый в мокрую холодную простыню.
Этот уже третий на этой неделе, - заметил сосед справа.
А ты чем болен? - спросили Швейка.
У меня ревматизм, - ответил Швейк, и сразу же раздался взрыв откровенного
смеха. Смеялся даже умирающий чахоточный, «симулирующий» туберкулез.
С ревматизмом сюда лучше не лезть, - серьезно предупредил Швейка
толстый Господин.
С ревматизмом здесь считаются также, как с мозолями. У меня малокровие,
недостает половины желудка и пяти ребер, и никто этому не верит.
А недавно был здесь один глухонемой. Четырнадцать дней его обертывали
каждые полчаса в мокрую холодную простыню. Каждый день ему ставили
клистир и выкачивали желудок. Даже санитары думали, что дело его в шляпе
и что его отпустят домой, а доктор возьми да пропиши ему рвотное. Эта штука
вывернула бы его наизнанку — и тут он смалодушничал.
«Не могу, говорит, больше притворяться глухонемым. Вернулись ко мне речь и слух».
Все больные его уговаривали, чтобы он не губил себя, а он стоял на своем:
он, мол, все слышит и говорит, как всякий другой. Так и доложил об этом
утром при обходе.
Да, долго держался, - заявил один, симулирующий, будто у него одна нога
короче другой на целых десять сантиметров.
Не чета тому, с параличом. Тому достаточно было трех порошков хинина,
одного клистира и денька без жратвы. Признался еще даже до выкачивания
желудка. Весь паралич, как рукой сняло.
Дольше всех держался тут искусанный бешеной собакой. Кусался, выл,
действительно все замечательно проделывал. Но никак он не мог добиться
пены у рта. Помогали мы ему, как могли, сколько, бывало, щекотали его
перед обходом, иногда по целому часу доводили его до судорог, до синевы -
и все таки пена у рта не выступала: нет, да и только. Это было ужасно !
И когда он во время утреннего обхода сдался, уж как нам его было жалко !
Стал возле койки во фронт, как свечка, отдал честь и говорит:
«Осмелюсь доложить, Господин старший врач, пес, который меня укусил,
оказался небешеным».
Старший врач окинул его таким взглядом, что искусанный затрясся всем телом
и тут же прибавил:
«Осмелюсь доложить, Господин старший врач, меня вообще никакая собака
не кусала. Я сам себя укусил в руку».
После этого признания его обвинили в членовредительстве: дескать, хотел
прокусить себе руку, чтобы не попасть на фронт.
Все болезни, при которых требуется пена у рта, очень трудно симулировать,
сказал толстый симулянт, - вот, к примеру, падучая. Был тут один эпилептик.
Тот всегда нам говорил, что лишний припадок устроить ничего не стоит.
Падал он этак раз десять в день, извивался в корчах, сжимал кулаки, выкатывал
глаза под самый лоб, бился о землю, высовывал язык. Короче говоря, это была
прекрасная эпилепсия, эпилепсия — первый сорт, самая что ни на есть настоящая.
Но неожиданно вскочили у него два чирья на шее и два на спине, и тут пришел
конец его корчам и битью об пол. Головы даже не мог повернуть. Ни сесть, ни лечь.
Напала на него лихорадка, и во время обхода врача в бреду он сознался во всем.
Да и нам всем от этих чирьев солоно пришлось. Из-за них он пролежал с нами
еще три дня, и ему была назначена другая диета: утром кофе с булочкой, к обеду -
суп, кнедлик с соусом, вечером — каша или суп, и нам, с голодными выкачанными
желудками да на строгой диете, пришлось глядеть, как этот парень жрет, чавкает
и, пережравши, отдувается и рыгает. Этим он подвел трех других, с пороком
сердца. Те тоже признались.
Легче всего, - сказал один из симулянтов, - симулировать сумасшествие.
Рядом в палате номер два есть двое учителей. Один без устали кричит днем
и ночью:
« Костер Джордано Бруно еще дымится !
Возобновите процесс Галилея !»
А другой лает: сначала три раза медленно
« Гав, Гав, Гав»,
потом пять раз быстро
« Гав- Гав-Гав-Гав-Гав»,
а потом опять медленно, - и так без передышки.
Оба уже выдержали больше трех недель....
Я сначала тоже хотел разыграть сумасшедшего, помешанного на религиозной
почве, и проповедовать о непогрешимости Папы. Но в конце концов у одного
парикмахера на Малой Стране приобрел  себе за пятнадцать крон рак желудка.
Вот видите, - сказал Швейк, - И выкачивание желудка, и клистир;
все это каждый из нас должен претерпеть ради Государя Императора.

Приближался час послеобеденного обхода. Военный врач Грюнштейн ходил
от койки к койке, а за ним -  фельдшер с книгой.
Мацуна !
Здесь.
Клистир и аспирин.
Покорный !
Здесь.
Промывание желудка и хинин.
Котятко !
Здесь.
Клистир и аспирин.
И так всех подряд — механически, грубо и безжалостно.
Осмелюсь доложить, Господин старший врач, - послышался тихий голос
с койки у окна, - я уже выздоровел. Я уже ночью заметил, что у меня одышка
прошла.
Ваша фамилия?
Коваржик. Осмелюсь доложить, мне был прописан клистир.
Хорошо, клистир Вам еще поставят на дорогу, - распорядился
доктор Грюнштейн, - чтобы Вы потом не жаловались, будто мы Вас здесь
не лечили.
Швейк !
Здесь.
Доктор Грюнштейн взглянул на вновь прибывшего.
Чем больны?
Осмелюсь доложить, у меня ревматизм.
Доктор Грюнштейн за время своей практики усвоил привычку разговаривать
с больными с тонкой иронией. Это действовало гораздо сильнее крика.
Ах, вот что, ревматизм... - сказал он Швейку. - Это действительно тяжелая
болезнь. Ведь и случится же этакая штука — заболеть ревматизмом как раз
во время мировой войны, как раз когда человек должен идти на фронт !
Я полагаю, это Вас страшно огорчает.
Осмелюсь доложить, Господин старший врач, страшно огорчает.
А-а, вот как, его это огорчает? Очень мило с Вашей стороны,
что Вам пришло в голову обратиться к нам с этим ревматизмом именно теперь.
В мирное время прыгает, бедняга, как козленок, а разразится война — сразу
у него появляется ревматизм и колени отказываются служить.
Не болят ли у Вас колени?
Осмелюсь доложить, болят.
И всю ночь напролет не можете заснуть? Не правда ли? Ревматизм очень
опасная, мучительная и тяжелая болезнь. У нас в этом отношении большой опыт:
строгая диета и другие наши способы лечения дают очень хорошие результаты.
Выздоровеете у нас скорее, чем в Пештянах, и так замаршируете на фронт,
что только пыль столбом поднимется.
И, обращаясь к фельдшеру, старший врач сказал:
Пишите: «Швейк, строгая диета, два раза в день промывание желудка
и раз в день клистир». А там — увидим. Пока что отведите его в амбулаторию,
промойте желудок и поставьте, когда очухается, клистир, но знаете что,
поставьте Швейку добавочный клистир, что б всех святых вспомнил,
чтобы его ревматизм сразу испугался и улетучился.
Потом, повернувшись к больным, доктор Грюнштейн произнес речь,
полную прекрасных и мудрых сентенций.
Не думайте, что перед вами Осел, которого можно провести за нос.
Меня Вы своими штучками не тронете. Я-то прекрасно знаю, что все Вы
симулянты и хотите дезертировать с военной службы, поэтому я и обращаюсь
с вами как полагается. Все Вы скоты и дерьмо, и только в том случае, если Вы
будете храбро сражаться за Государя Императора, то сможете снова стать
равноправными членами общества. Я в своей жизни видел сотни таких вояк,
как Вы. На этих койках валялась уйма таких, которые ничем другим не болели,
только отсутствием боевого духа. В то время как их товарищи воевали на фронте,
они воображали, что будут полеживать в постели, получать больничное
питание, жрать и ждать, пока кончится война. Но они ошиблись, прохвосты !
И вы все, Сукины дети, ошибаетесь ! Даже через двадцать лет Вы будете
кричать, когда Вам приснится, как Вы у меня тут симулировали.
HIMMELDONNERWETTER !!!