Дети и война

Геннадий Шалюгин
               
               
 О повести А.Домбровского «Птицы ничего не расскажут»

Недавно у  меня был разговор с  человеком, который  из-за военных действий  бежал с  Луганщины в Крым. Я спросил, как реагируют его дети на обстрелы. Он сказал: «Вчера  возле ресторана в Перевальном (это рядом с Симферополем) для посетителей устроили вечерний  салют: загремели взрывы петард …и девчонки мгновенно залезли под кровать. А у меня  – сын инвалид первой группы, сам не передвигается. Так я лег на кровать и прикрыл его своим телом»… Беженец  с  горечью рассказывал о братоубийственной  войне, которая  развернулась как раз в тех местах, где гремели бои Великой Отечественной… Особенно страшными были бои на кургане Саур-могила, где в память о них остался огромный обелиск. Но сегодня памятника уже нет – его сравняли с землей во время противостояния повстанцев с украинской армией. А ведь эти места очень любил юный Антон Чехов: Саур-могила описана в  нескольких  произведениях писателя…
А вот совсем  свежее новостное сообщение от 5 ноября 2014 года. Цитирую известного олигарха и мецената Р.Ахметова: «Несколько часов назад в моем родном поселке, на территории школы, в которой я учился, разорвались снаряды. В это время на футбольном поле были дети-подростки. Двое из них погибли, четверо тяжело ранены и доставлены в реанимацию. Произошла еще одна страшная трагедия! Пострадали ни в чем не повинные люди, на этот раз – дети!"
Погибшие ребята учились в этой школе. …Занятия не велись из-за обстрелов, ребята были переведены на домашнюю форму обучения, но свободное время проводили на спортплощадке. Раненые подростки до сих пор остаются в больнице. Один из парней находится в реанимации, его брат получил тяжелую контузию. Еще одному мальчику пришлось ампутировать ногу. Самому младшему из пострадавших всего 11 лет, он получил ранения плеча, поясницы и пятки.
Увы, так всегда и было: дети – первые жертвы войны. Детская психика в таких условиях не справляется со стрессами и деформируется. Выяснилось, что у четверти маленьких жителей Донецкого региона – повышенная тревожность, и каждый второй ребенок испытывал страх из-за военных действий. Больше всего психически страдали малыши в возрасте от трех до шести лет, у которых боязнь крови и резких звуков превышает норму. При этом мальчики больше всего боятся смерти, а девочки – боли.
А вот еще поразительная новость на детскую тему из Харькова: власти Луганской Народной Республики сообщили, что харьковские медики отказались лечить детей из Луганска, потому что «не знают такой страны, как ЛНР».  Если это так, то это и есть настоящий  фашизм, которым оказались заражены даже врачи, дававшие клятву Гиппократа. Напомню, за последние месяцы с Украины были перевезены и госпитализированы в российские больницы более 50 детей. Такие данные привел Уполномоченный по правам ребенка в России Павел Астахов. По его словам, на 25 сентября всего в России находились 2,6 тысячи беременных женщин и около 99 тысяч детей.
Вот на таком  фоне читается повесть Анатолия Домбровского «Птицы ничего не расскажут», которая написана в далекие 60-е годы. Со времен окончания ВОВ прошло чуть более двух десятилетий. Тогдашняя мировая история неожиданно напомнила о трагической  судьбе детей под бомбами – по ТВ показывали страшные кадры из Вьетнама: горящий в напалме ребенок бежит по улице деревни Сонгми, которую американцы уже стерли с лица земли… И вот что-то очень похожее началось в этом году на братской земле Украины. Сначала коктейли Молотова, которыми националисты, считай – нацисты, потчевали бойцов «Беркута» в Киеве, потом на мирные кварталы Донецка полетели фосфорные бомбы.
История повторяется, потому столь важен опыт воспроизведения жизни детей, который отражен в повести «Птицы ничего не расскажут» А. Домбровского. Он тем более необходим, так как произведение написано на основе личных воспоминаний  писателя, который  родился в 1934 году в деревенской семье, и детские годы его прошли в крымском селе Караит (Коммунарное) Раздольненского района. Это поселение в северном Крыму, в той его степной части, что примыкает к Каркинитскому заливу. Отец мальчика – Иван был деревенским мастером на все руки. Юному Анатолию Домбровскому довелось пережить здесь годы фашистской оккупации…
Уже в первых строках повествования возникают знакомые обитателям селений на берегах Сиваша пейзажные реалии, которые мы видим глазами героя повести Семена Плахова, именуемого попросту Семка. А вот и его друзья, которым  не суждено было выжить: это Ленька Мельник, что на два старше его и считался первым атаманом мальчишек. И если Ленька даже дразнил его, Семка драться никогда не решался. Был в селе еще один мальчишка, с которым Семка жил в мире, – Вася Никитенко
Вспомним, как начинается  повесть: «Сёмкино солнце всегда всходило над заливом… Оно всплывало, как большой красный мяч, дрожало в утреннем прохладном воздухе, вытягивалось, словно ему трудно было оторваться от воды, и, наконец, повисало над песчаными островками, поросшими густым камышом. На этих островах водились мартыны-гоготуны — большие белые птицы. Всякий раз, когда Семка выходил по утрам из дому, он видел этот залив, острова, слышал, как хохочут мартыны. Смех у них громкий и невеселый. Порою даже кажется, что птицы плачут. Вот и сегодня в их многоголосом гомоне звучат протяжные печальные ноты. Эхо подхватывает их, и они подолгу висят в гулком холодном небе.  «Отчего бы это?» — подумал Семка ».
С такого непростого вопроса начинается повесть, и вскоре  мы узнаем, что идет война с  фашистами, что фронт уже подкатился к  Крыму, что бои идут на  Перекопе – всего в  40-50 километрах от села… Тема приближающейся оккупации имеет  выразительную образную параллель:
«Целые полчища перекати-поля запрудили деревню, столпившись у заборов, скирд и сараев, увязнув в иле узкого лимана. Он стал похожим на серую колючую змею, которая подползла к заливу и окунула в него голову».
У меня, как читателя, сразу  возникли вопросы. Почему  солнце названо «Семкиным»? Такая соотнесенность светила и людей встречалась, к примеру, у  И.Шмелева в  «Солнце мертвых». Мы понимаем, что это глубоко символический образ, отражающий  трагизм народа на историческом  изломе. А тут обыкновенный  мальчишка из крымской глухомани…  Другой вопрос: почему  повесть про военное крымское детство называется так странно, по-птичьи: «Птицы ничего не расскажут».
И вдогон – еще один вопрос: что это за птица такая: хохотун? Вероятно, это чайка? Жители прибрежных поселений  хорошо знаком  этот хохот… Конечно, сразу напрашивается  перекличка с  чеховской  «Чайкой», которую убили ни за что – на нее проецируется тяжелая судьба  актрисы Нины  Заречной. Но если и есть аналогия, то скрытая. В реальности хохотун (гоготун) – это действительно разновидность крупной  чайки с  черной  головкой (черноголовый хохотун). Как отмечено в  орнитологических справочниках, размах крыльев птицы – около метра. Гнездится на островах. Издает тревожные крики, напоминающие хохот: «гау–ха–га–га».
Но есть, оказывается, в названии птицы еще и мифологический подтекст, связанный с образом солнца: Великий Гоготун – в египетской мифологии божество в виде белого гуся, образ которого восходит к мифам о рождении солнца в облике птицы… (Энциклопедический словарь). Книга мертвых гласит, что Великий гоготун – божественная птица, первой влетевшая в космическую тьму и нарушившая вековечное безмолвье Хаоса. На изначальном холме снесла первое яйцо. Из этого яйца вышел бог солнца Ра (Википедия). Известно, что А.Домбровский не раз бывал в Египте и прекрасно ориентировался в  египетской мифологии. Благодаря этой перекличке конкретная история крымских деревенских ребят, оказавшихся в  немецкой оккупации, обретает  бытийный, обобщающий  смысл. Семкино солнце становится  солнцем  мертвых – мертвых детей и мертвых птиц, которые некогда породили солнце, и которые уже никому  ничего не расскажут…
    Символическая параллель «дети–птицы» поддерживается автором на всем протяжении повествования. Она становится лейтмотивом повести. Вот падает рукотворная птица – подбитый советский  самолет. Дети становятся  свидетеля  человеческой  смерти. Одной из  многих, которые предстоит пережить:
«Крылатая машина бесшумно пронеслась над ними на высоте каких-нибудь двухсот метров, пересекла лиман и ударилась о землю...
Несколько секунд все стояли молча, не понимая, что произошло. Потом, оставив одежду и рыбу, бросились к самолету. Сначала бежали. А когда увидели, что от самолета остались одни обломки, пошли шагом, а затем и вовсе остановились. Всем вдруг стало страшно: там, среди обломков, должен был быть человек.
Первым пошел Ленька. Подойдя к самолету, он резко обернулся и закрыл рот рукой. Он хотел что-то крикнуть. Мальчишки увидели его испуганные глаза. Каждый из них столкнулся с этим впервые. Человек не умер. Он погиб. Имя его неизвестно...
Война... Идет война. Мальчишки только теперь по-на¬стоящему поняли это, стоя у обломков разбитого самолета.
Кричали мартыны… Светило солнце. Все было таким же, как и всегда. И только люди стали совсем другими, невеселыми. И еще случилось что-то такое, о чем трудно рассказать. Как будто и море, и небо стали чужими... И было очень тихо, и жутко, и одиноко».
Смерть теперь стала повседневной реальностью. Она стала оселком, на котором проверяется  человечность. Кто-то сохранил человеческие  чувства, а  кто-то утратил… Из таких и получались предатели, фашистские прислужники, как кузнец Лыков. Вот характерный  пример – своего рода проверка на человечность:
«На дороге лежали два убитых красноармейца. Один с ромбиками на гимнастерке — командир, другой — рядовой. Лежали лицом кверху, широко раскинув руки. У командира возле рта застыла струйка крови.
— Надо бы похоронить, — сказала  мать Васи Никитенко и заплакала.
— Что вы, что вы! — закричала Лыкова. — Увидят немцы — всех убьют. — Она схватила свою Нинку за руку и пошла.
Следом за нею потянулись еще несколько человек — женщины с маленькими детьми. Впереди всех топал в своих слоновых башмаках кузнец Лыков. Он даже не остановился, увидев убитых.
Нечем было вырыть могилу.
— Давайте мисками, — предложил Ленька. — Земля мягкая...
Рыли могилу железными мисками. Перенесли в нее убитых, накрыли шалью и засыпали землей»...
Вот еще одна параллель с нынешними реалиями восточной Украины, где мирному населению Донбасса пришлось покинуть жилища и перебраться в подвалы:
«Вечером деревню стали бомбить. Вероятно, немцам стало известно о тех дальнобойных орудиях, которые находились за околицей.
Семка с матерью перебрались в колхозный подвал, где хранились овощи и рыба. …Горела керосиновая лампа. Люди сидели на бочках вдоль стен, некоторые принесли с собой стулья. Бомбы рвались недалеко. С потолка то и дело сыпался песок».
Вспомним кадры документальных репортажей из Луганска и Донецка: холодные подвалы, в которых скрываются от бомбежек родной  украинской  власти старики  и дети…
А вот очень жизненное наблюдение  над детской  психологией, надломленной  войной: «В войну играть не хотелось. И без того война»… Но мальчишечье любопытство неискоренимо. Вот ребята находят  неразорвавшийся снаряд, и мы  уже  догадываемся, что будет дальше. Ребята пытаются его разобрать с помощью зубила… Параллель – многочисленные смерти нынешних донецких мальчишек…
Повесть Домбровского – произведение  многоплановое. Здесь немало подробностей  жизни и была приморского селения, жители которого сочетали ловлю рыбы с землепашеством. Они живописны – и это понятно: автор опирался на впечатления  собственного детства. Великолепны  утренние и вечерние  пейзажи  с  видами на птичьи острова в  лимане. Есть пласт жизни,  обусловленный   реалиями того времени: это советская  страна начала 40-х годов, со всеми атрибутами того времени: пионеры, комсомол, коммунисты, колхозы… Повесть выходила в  60-х годах, и, разумеется, не могла  не пройти мимо примет советского времени… Сейчас это можно было бы назвать «совком», даже попенять автору  за «коммунистическую пропаганду». Но вряд ли поднимется  рука  кинуть в автора камень. На фоне сегодняшней практики промывания мозгов, тотальной дезинформации, которую практикуют  средств массовой информации, особенно в Украине, эти легкие  штрихи кажутся  невинной забавой. Да и небезынтересно нынешней молодежи узнать, как  ребятишки в оккупированном Крыму  рисковали жизнью, сохраняя пионерские  галстуки, как они тайком собирались, чтобы учиться по советским учебникам… Немцы ввели в школьное образование восхваление рейха, арийкой расы, фюрера и нацистской  идеологии. Точно так поступили украинские националисты после прихода к власти, и сознание многих детей до сих пор еще затуманено «исторической правдой» о древности великого украинского народа, о героях УПА, о Бандере, о кознях «москалей» которые только и делали, что угнетали  вольнолюбивый  народ Украины…
В повести – живые детали, штрихи драматической картины жизни крымчан под пятой оккупантов. Но на первом  плане – судьбы  детей, которых война столкнула лицом к лицу со смертью и предательством… Изломана судьба  бедной  девчонки Нинки Лыковой, чей  отец  стал  полицаем. По детской глупости она проболталась про отца одного из друзей – человека тотчас арестовали и расстреляли… Что должен был делать сын  расстрелянного патриота? Он замышляет страшную месть, убийство предательницы… Но не так-то просто ребенку убить другого ребенка – девочка в конце концов остается жива, а страницы повести пронизаны описанием настоящей душевной  драмы  детей, вовлеченных в кровавую бойню.
Патриотизм того времени закономерно становился советским патриотизмом. Разумеется, включены эпизоды о том, как ребята пытались хоть чем-то навредить оккупантам: то свастику нарисуют на воротах дома коллаборантов, то трактор полицая испортят, а то и снаряд в кузнечный горн подложат, чтобы предателя убило… Но все это дано без особого идеологического нажима – в отличие от знаменитого роман А.Фадеева «Молодая  гвардия». Там ребята ведут подпольную работу, понятное дело,  под руководством коммунистов, что подчеркивало ведущую роль партии в разгроме врага…
Лик войны, заслонившей детское  небо, воистину ужасен. Вот одна из заключительных сцен повести – перед приходом наших войск. Полицай Лыков заметался, видя как  оккупанты  покидают Крым. От отчаяния – или из подлости – он начал  стрелять в  бывших своих господ – в  отступающих немецких солдат. Может, это была  провокация ради того, чтобы фашисты уничтожили всех жителей селения, чтобы не осталось в живых свидетелей его предательства… И действительно, фашисты полностью уничтожили село и его обитателей… Звуки выстрелов услышал Семка, который был до того на птичьем острове, где  оказывал помощь раненому  отцу:
«Наши!» — подумал он радостно. И стал грести руками изо всех сил. … До его слуха долетел замирающий гул моторов. Он встал. Далеко за се¬лом клубилось облако пыли. По дороге удалялись машины. Первым, кого он увидел, вбежав во двор, был Саша Лебедев. Раскинув руки, он лежал посреди двора. Около его головы поблескивала на солнце лужица крови. Семка огляделся. Откуда-то доносились стоны. Почти во всех окнах были выбиты стекла. Он почувствовал, как ему стало тесно в собственной коже, на голове зашевелились волосы. Боясь приблизиться к Саше, он обошел его и заглянул в окно дома Лебедевых. Сашина мать лежала на полу ничком. Возле порога, прислонившись спиной к стене и странно подогнув ноги, сидел младший брат Саши. Голова его упала на грудь. Стена над ним была прошита пулями. Семка попятился. Где же живые люди? Где тот человек, который сможет объяснить ему, что здесь произошло?
Тысячи часов длилось ожидание. И вот теперь, когда до прихода Советской Армии осталось совсем немного, война в последний раз сотворила свое страшное дело. Самое страшное, какое Семка тогда только знал. Он стоял среди двора и ждал, что, может быть, появится хоть кто-нибудь из живых. Морской бриз еще не успел выветрить запах пороха. В молодой листве кричали всполошившиеся птицы. Откуда-то доносился раздирающий душу вопль. Это кричала женщина.
Семка потерял счет времени. Он кружил по двору и уже ничего не видел, не слышал. Глухо стучало сердце. Какой-то странный запах неотступно преследовал его. Потом он понял, откуда этот запах: где-то в печи сгорали хлебы…».
Птичья символика повести достигает необычайной силы, когда мальчишка, у которого фашисты расстреляли отца, встает перед нравственный выбором: струсить, уйти в  сторону – или принять решение, которое может и его самого лишить жизни. Приведу цитату  обширную, но очень важную для понимания   идеи повести:
«Всю ночь бушевало море. Могучие волны обрушивались на берег маленького острова, словно пытались опрокинуть его. Ветер зловеще свистел в непроглядной тьме и трепал, пригибая к самой земле камыши. Кричали ошалелые птицы. Песок со свистом сек дощатые стены сторожки. Ночь не торопилась уходить. Время от времени дверь сторожки открывалась, и из нее выскальзывала фигура мальчишки. …Это был Ленька Мельник. Еще вчера днем, после похорон отца, Ленька где вплавь, где вброд добрался до Мартыньего острова, чтобы в одиночестве про¬чувствовать до конца свое горе.
Никого из родных больше не осталось у него. …
К утру норд-вест выдохся. Но море еще долго не хотело успокаиваться, неистовое и черное. Перекатывая гальку, оно словно скрежетало зубами, вгрызаясь в истерзанные берега. Низкие клубящиеся тучи долго не давали взойти солнцу. Но вот оно проткнуло лучами летящие клочья и золотом упало на песок.
Остров устоял. И снова в небо стали взлетать птицы. Ленька, задрав голову, следил за ними. Ему нравилось здесь, среди птиц и моря. Море злится, чтобы успокоиться, а птицы улетают в его просторы, чтобы возвратиться к своему острову, к своим гнездам, к своим птенцам. Птенцы. Они всегда такие забавные. Серенькими цепочками они усаживаются вдоль берега в ожидании своих родителей, дремлют на солнцепеке, и им снится, что они уже летают высоко-высоко над морем в синем небе. Этот остров — их родина и родина многих поколений мартынов-гоготунов.
Мартыны, словно поняв его, унеслись в сторону и стали кружить над каким-то черным пятном, покачивавшимся на волнах метрах в ста от берега.
Ленька сначала подумал, что это дельфин, который погиб, не выдержав ночного шторма… Непонятный предмет то и дело нырял за волны, и его никак не удавалось разглядеть тол¬ком. Но вот он поднялся на гребне крутой волны, и Ленька понял, что это. К острову приближалась рогатая плавучая мина. …Мина грузно покачивалась на волнах. Ленька вдруг почувствовал себя страшно беспомощным и одиноким. Волны медленно, но настойчиво подталкивали мину к острову. Какая-то из них, откатываясь, резко опустит мину на галечное дно, сработает взрыватель, и глупые птенцы, которые уже приковыляли к берегу, никогда не поднимутся в синее небо. Их так много. Убежать? А потом сказать, что не видел, что во всем виноваты война и ветер. Птицы ничего не расскажут, но они запомнят. А птицы, которые останутся живы, не вернутся больше на этот остров. И мудрый какой-нибудь мартын захохочет когда-нибудь над Ленькиной головой, как смеются над трусом. Будь прокляты война и ветер! И человеческая трусость! И жизнь тех, кто струсил, когда надо было отстоять чужую жизнь!
И Ленька заплакал вдруг, как плачут мальчишки про¬сто оттого, что им больно. Он плакал потому, что нет теперь у него отца, что он остался один, что расстреляли Васиного отца, который охранял эти острова и птиц. Все станет чужим: и птицы и море, и нельзя будет слушать их и любоваться ими, потому что ты их предал. Но как можно жить без всего этого? Как?
Любопытные птенцы толкались у ног Леньки, пощипывали его за пальцы, покрикивали, чего-то требуя.
— Ну, куда вы? Куда вы? — закричал на них Ленька. Он пытался отогнать их подальше, в глубь острова, но ничего не получалось. Их ведь сотни. Они не уйдут от берега. Они ждут родителей, которые принесут завтрак.
… сюда плывет эта рогатая мина, Ленькина смерть. Он, не раздеваясь, прыгнул в воду. Взлетая на гребнях крутых волн, поплыл навстречу мине. Когда его рука осторожно коснулась шершавой оболочки мины, исчезли все опасения. Он толкал рогатую тушу, преодолевая волны, и все его гибкое тело пело от ощущений собственной силы и ловкости.
Он отведет мину от острова. И ветер погонит ее к пустынным берегам. Там с ней можно будет потом расправиться, если только она не взорвется сама где-нибудь на мели. Но и тогда никакого вреда она не причинит ни людям, ни птицам. Только бы хватило у него сил. Слишком холодная вода. Потом он сделает все, что задумал. Никто не уйдет от его кары...
Взрыв страшной силы неожиданно потряс море и небо. Его слышали все, кроме Леньки. Птицы метнулись ввысь, птенцы на островах прижались к земле. Потом наступила тишина.
В селе долго искали Леньку, но никому так и суждено было узнать, куда он исчез».
Писатель в  этих строках мастерски сплавил в единое  целое и диалектику душевных переживаний мальчика, решившегося на смертельный риск, скорее напоминающий самопожертвование, и описание природы острова – родины и обители тысяч птиц, и динамизм повествования, от которого перехватывает дыхание.
Здесь же, если внимательно всмотреться в текст, увидим соединение образов солнца и птиц, что придает повести необычайную смысловую емкость, даже бытийное звучание. Мальчик принимает решение спасти этих бестолковых, но таких беззащитных птенцов, их беспокойных родителей, которые даже и не подозревают о грозящей  смерти. Он принимает смерть на себя, спасая птиц… А что такое солнце, если обратиться к египетской мифологии? Именно гоготуны в свое время и породили солнце… Спасая птиц, мальчик спасал и солнце – основу бытия всего живого на  земле.
А Семка остался жив… И потому «Семкино солнце» снова встало над горизонтом, чтобы нести свет и тепло птицам и людям.

Постфактум:
    В Луганской области во время артобстрела погиб 13-летний подросток. Об этом сообщает агентство "Новороссия". "Сидорюк Кирилл Владимирович 21.06.2001 г.р. (13 лет), погиб в с.Буткевич во время артобстрела ВСУ. Своим телом накрыл от осколков 9-летнюю сестру, подарив ей таким образом жизнь" (Росбалт, 11/11/2014 13:10)


Ялта, ноябрь 2014.