ПЕСНЯ
У нас в юрте сидит белолицая и черноглазая тетя Дулма Очирова. Она тихо разговаривает с мамой и подшивает детский сапожок. В ее глазах светится печаль.
– Мама наша умерла давно, когда мы еще детьми были, – рассказывает она, крепко затягивая тугую нитку, – Мы ходили по людям. Батор, Базар и я, были совсем маленькими, когда пришли сюда с отцом из Аргалея к дяде Очиру. Ничего у нас не было, только рваная одежда и обувь.
Тетя Дулма печально посмеивается и вертит в руках сапог.
– Конечно, без матери тяжело, – вздыхает наша мама, суетясь у печки над котлом.
– Мне часто снятся родные края, – мечтательно говорит тетя Дулма и вдруг, прикрыв глаза, надолго замолкает. Мы с Жалма-абгай смотрим на нее, будто ждем какого-то чуда.
Мама выходит на улицу, тетя Дулма что-то тихо напевает удивительно чистым голосом. Мы подходим к ней ближе.
– Тетя Дулма, спойте нам погромче! – вдруг просит Жалма-абгай.
Тетя Дулма звонко смеется, глаза ее блестят. Потом она достает кисет, заворачивает себе тоненькую цигарку, прикуривает и, глубоко и задумчиво затянувшись, отгоняет рукой дым. Рука с дымящейся папиросой покоится на ее коленях, она отрешенно улыбается и вдруг красивым и печальным голосом поет, прикрыв глаза:
Заблестит на травушке роса,
Зашумят зеленые леса...
На ресницах тети Дулмы подрагивает светлая слеза. Мы слушаем, затаив дыхание, перед нашими глазами в светлом тумане плывут зеленые и голубые просторы, скачет на коне красивая девушка, встает золотистое солнце, дует прохладный ветерок. Никогда я не думал, что человеку может быть так печально и хорошо!
Надо мной качается листва,
Кружится от счастья голова...
Это я иду по лесу, и надо мной качается березовая листва, сквозь которые светят золотые солнечные лучи, впереди меня бежит Жалма-абгай, а молодая и красивая тетя Дулма улыбается нам, обняв белый березовый ствол, голос ее чище журчания ручья и пения птиц.
Освежает свежестью гроза,
Осень неожиданно пришла.
До времени, до времени цветов поникла красота!
Отчего грустны твои глаза,
Отчего блеснула седина?
До времени, до времени разлука ранит нам сердца...
Годы мои тают будто снег,
На земле не вечен человек...
Блестящая слезинка быстро катится по белому лицу тети Дулмы. Очарованные, мы смотрим на неё и нам тоже хочется заплакать. Как она красиво поёт! Как печально и радостно нам с ней. Но вот она открыла глаза и светло улыбнулась нам.
Вошла мама и прикрикнула на нас:
– Идите к овцам! Они уже далёко ушли, надо завернуть их.
Мы бежим по траве к опушке леса, где белеют наши овцы. Нам тоже хочется петь.
НОВЫЙ УЧИТЕЛЬ
В доме дяди Намсарая собираются взрослые. Говорят, что Ринчин Батуев учит их грамоте. Я слоняюсь вокруг дома, иногда заглядываю в окна. А строгий Ринчин Батуев говорит мне:
– Иди играть! Тебе еще рано в школу.
Я жалуюсь маме, но она только нюхает мою голову и смеется.
Ринчин Батуев живет в доме Бато-нагасы. Однажды он куда-то уехал и долго не возвращался. Говорили, что к нам приедет новый учитель из Тарбагатая. Даже имя его называли – Онгоев Балдандоржи. Может быть, он не будем меня выгонять?
И вот настал мой день! К коновязи дяди Намсарая привязано много коней. Говорят, что приехал новый учитель и собрал взрослых. Я смело вошел в дом и остановился в дверях. В заплатанных и новых тэрликах, на скамейках сидели люди. Были среди них и мои знакомые – тетя Цырчигма, Пунцуков Дарма, его жена – Цындыма, Поненов Базар и другие. Они оглядывались на меня и посмеивались. Вдруг тетя Цырчигма сказала громким и густым голосом:
– Балдандоржи, мне пора ехать домой. Я записала буквы, которых не знала. Не беспокойся – дома выучу.
Новый учитель был в русской одежде, он сидел за столом и что-то писал. Подняв большую круглую голову, он кивнул тете Цырчигме. Она вышла.
Новый учитель был такой же умный, как Ринчин Батуев, но новый учитель не выгонял меня! Я присел на край скамейки, а новый учитель встал и начал говорить взрослым буквы, которым меня учил Бато-нагаса. Теперь я каждый день буду приходить сюда и слушать...
– Говорят, что Ринчин Батуев поехал за новым кино, – сообщила мне дома новость Жалма-абгай.
– А куда он денет старое кино? – удивился я.
– Ты ничего не понимаешь! Он отвезет эти жестяные банки с лентами куда-то и кому-то отдаст, а сам привезет новые банки с новыми лентами и новыми рисунками.
– А когда же успеют нарисовать новые рисунки? Умный Ринчин Батуев может и не дождаться и вернуться к нам вообще без кино, – опечалился я, но Жалма-абгай махнула рукой и сказала:
– Ничего я не знаю...
Продолжение следует.