МЫ ОБЖИГАЕМ УГОЛЬ. ГДЕ ЖАМЬЯН-ДЭБИ?
Обжигать уголь для кузницы не так-то просто. Это не собрание проводить. Надо выбрать сгоревшие и без смолы бревна лиственницы или же старые, но не гнилые, почти окаменевшие остатки другого дерева. Ровно распилить и также ровно расколоть их. И сложить на ровной и чистой земле колодезным срубом, но не очень высоко, а так, чтобы огонь мог достать до всех бревен. Можно сделать несколько срубов. Только после этого надо поджечь сруб с трех сторон. Надо все время находиться возле кострищ, прикрывать огонь от ветра листами железа. Огонь должен быть ровным и жарким . А для этого у папы есть длинная кочерга. Не медля надо залить синие угли огнем или засыпать снегом. Потом осторожно собрать уголь и отнести в кузницу.
Папа долго учит меня обжигать уголь. Я стал черным и прокопченным. Папа рассмеялся и отпустил меня играть. Но я побежал к Жалма-абгай, которая недалеко пасла овец.
Вечером, когда мы загоняли овец, из-под стрехи стайки выпорхнули три воробья и полетели в сторону Намсараевых.
– А где сейчас Жамьян-Дэби? – вдруг спросил я у Жалмы-абгай.
– Не знаю... Может быть в Тулутае...
– Он, наверное, сейчас тоже овец загоняет...
– Что ты говоришь! – Жалма-абгай оглянулась и прошептала. – Никому не говори. У них отобрали все– все! Весь скот отдали коммуне.
– Врут! – крикнул я. Наверное, люди Жалма-абгай наврали, а теперь она врет мне.
– Правда. Если не веришь, у Дамдин-ахэ спроси, – сказала Жалма-абгай и ехидно посмотрела на меня – сказать или не сказать, но не выдержала:
– Дамдин-ахэ хотел вступить в комсомол и спросил у папы. А папа сказал ему, чтобы он сам думал, а Дашиев Цыренжап ходит за ним и уговаривает вступить в комсомола, а папа молчит, а еще...
– А что такое «комсомол»? – прервал я сестру, чувствуя, что она не остановится.
– Не знаю... Девушки обрезают косы, а парни берут ружья и ловят бандитов...
Вот оно что! Если девушки обрезают косы, наверное, парни тоже обрезают свои косы– гызгэ. Хорошо, все будут ходить лысыми, не за что будет дергать! А Дамдин-ахэ очень меткий охотник. Неплохо бы вступить в этот самый комсомол и получить ружье...
Открыв дверь, мы увидели дядю Аюшу в новом тэрлике.
– ... она – дочка Мухар Сагана, – договорил он и замолчал, весь переполненный необъяснимым нам блаженством.
– Хорошая будет у тебя жена, – одобрительно сказала мама, стоя возле печки и помешивая медным черпаком в котле. О чем они говорят? Жалма-абгай широко раскрыла глаза и восхищенно смотрела на дядю Аюшу.
– Схожу и закрою угли листом железа, -засуетился папа и вышел. Нагаса-эжи, отрешенная от всех, сидит на кровати и крутит свой блестящий молитвенный барабанчик, губы ее шепчут молитвы и заклинания. Дядя Аюша улыбнулся, хотел что-то сказать, но только глубоко и радостно вздохнул...
Пришел папа и мы все сели ужинать.
КИНО
В окнах дома дяди Намсарая вдруг вспыхнул яркий и белый луч, пронзивший сумерки даже на улице. Что это? Я обмер от страха, потом метнулся в юрту.
– В доме дяди Намсарая... будто... будто молния сверкнула! -закричал я взахлеб.
Папа рассмеялся, понюхал мою голову и посмотрел на маму и Жалма-абгай.
– Надо идти, если молния сверкает, – сказал он, – посмотрим, что это за кино.
Опередив своих, я выскочил на улицу. В доме дяди Намсарая металась неистовая и страшная молния. В ночной темноте вспыхивали ослепительно белые зигзаги. Подходя ближе, мы услышали какое-то стрекотание.
Я робко вошел за папой. Ничего не могу понять. Народу – тьма! Дамдин-ахэ крутит ручку чего-то черного и визжащего, укрепленного на хлебном столе дяди Намсарая. Вот откуда вылетает молния! Слепящий сноп луча прыгает на стене дома. Или это сильная лампада, которая горит перед божницами богатых людей. Ринчин Батуев на другом конце стола гремит какими-то круглыми жестянками. А люди шумят, галдят и курят. Тучи дыма плывут к потолку при свете белой молнии.
– Товарищи! Здесь нельзя курить! – время от времени надрывается Ринчин Батуев. – Смотрите, – он вытаскивает из жестянки длинную черную полосу, – это лента. Она горит, как порох. А из-за табачного дыма мы плохо будем видеть кино... Вот – аппарат, он показывает рисунки ленты на белой стене или материи. Откуда эта молния-электричество? Видите Дамдина, он крутит динамо. Электричество проходит от динамо к аппарату, потом пробегает через лампу. Отвернитесь! На лампу нельзя прямо смотреть. Что вы делаете? Смотрите на экран... Куда, куда?
Крепко пахнет махоркой. На стене пляшут причудливые тени людей и кричащего Ринчина Батуева. Потом он чем-то щелкнул, луч выровнялся и задрожал на белой квадратной материи. Неожиданно там появились большие буквы! Что это такое? Люди закричали. Но дальше случилось чудо – на стене появилось много русских людей! От страха я шарахнулся назад, но на кто-то упал на меня. Очнувшись, я увидел, что люди на стене быстро-быстро ходят туда-сюда и машут руками. Ринчин Батуев что-то говорил. Я ничего не понял. Но вокруг меня уже ахали и смеялись.
– Это рабочие фабрик и заводов, – вдруг отчетливо услышал я голос Ринчина Батуева. Что-то щелкнуло, Дамдин-ахэ нагнулся около черной коробки, что-то вставил туда. Вдруг в зале снова стало светло.
– Динамо! Крути чуть-чуть быстрее.– громко сказал Ринчин Батуев. Я оглянулся – динамо крутил уже дядя Аюша. Оказывается, динамо может крутить всякий! Снова на стене появились люди. Потом прямо на меня, высоко вскидывая головы и копыта, поскакали кони, всадники махали саблями. Вдруг какой-то русский человек выдернул из кобуры наган и прицелился прямо в меня. Я пригнулся, но вместо выстрела услышал голос Ринчин Батуева.
– Красная армия сражается за власть советов, а белые защищают власть царя.
А почему тот человек целился в меня, я же не царь? На стене снова появляются люди, с большого и высокого ящика какой-то человек, похожий на бурята, машет рукой. Люди перед ним кишат, как муравьи.
– Учитель Ленин призывает трудящихся к последнему и решительному бою, – продолжает говорить Ринчин Батуев. Все знают, что умнее Ринчина Батуева никого нет!
Белая квадратная материя на стене называется экран. Кино – это не страшно!
На экране появляются шагающие солдаты. Они высоко вскидывают ноги в блестящих сапогах, держат вниз стволами ружья. Потом показывают настоящую войну. Летают аэропланы, черный дым клубится над землей. Бегут и падают люди. Солдаты с большими звездам на остроконечных шапках и с длинными винтовками в руках бегут разинув рты, блестят под солнцем жала штыков. Вдруг появляется море и горящие корабли. Ринчин Батуев продолжает говорить. Кино – это красиво! Красиво скачут кони, красиво сидят в седлах военные, дующие в какие-то блестящие трубы, красиво работают люди у огненных печей и на колосящихся полях!
Вдруг на белом экране снова появились буквы и исчезли. В темноте, над нашими головами туманно подрагивает голубоватый луч.
– Кино закончилось, – обьявил Ринчин Батуев, что-то делая у аппарата.
– А это все было или выдумка, пустой воздух? – громко спросил кто-то в темноте.
– Земля большая. Где-то, наверное, было. Вот и сняли умные люди портрет, – сказал дядя Базар Поненов...
Ошарашенный, бегу домой. Лампа в юрте кажется тусклой и бледной.
Продолжение следует.