Глава 1. Чай
Над островом Аэшоуда круглый год гуляют холодные ветры Скиирана. Испокон веков могущественные этеры строили свои замки и дворцы в самых дальних и холодных уголках мира. Замок Пангора не стал исключением. Оторванный от реальности и времени, он чернел острыми башнями на фоне северного сияния, непоколебимый, серокаменный, вечный. Но когда Анурафар ступил на остров, брезгливо потрогав носком тонкого осеннего сапога горку снега, примёрзшую к поверхности аэродрома, верхушки башен ещё не были видны.
Аэродром находился на берегу, а нижняя часть, соединённая с ним лестницей, была когда-то пристанью – во времена, когда климат ещё не сменился, и берег Мёртвого залива пребывал в жидком состоянии. Позднее на мир опустилась многолетняя мерзлота.
Остатки старых башен, изъеденные временем и холодом, торчали из снега, бросая длинные тени на поднимающуюся целину. Между ними пролегала дорога, недавно вычищенная, но уже успевшая покрыться новым снегом.
Снявшись с джета, им предстояло ехать наверх. Летать рядом с замком было строго запрещено, да и пилоты проникались в этом воздухе несвойственным им обычно суеверием, страшась неведомой силы, защищавшей крепости предков. Анурафар полагал, что это лишь нелепые выдумки, но даже он, обладая приличным багажом прогрессивных знаний о мире, ощущал здесь трепет.
Подождав, пока трое солдат в чёрных полушубках выберутся следом, этер направился к гаражу, нетерпеливо взмахнув хвостом, перевязанным чёрной лентой с серебряной вышивкой. В спину хлестал ветер, и его чуть не снесло с лестницы, по которой он имел глупость пойти, игнорируя перила.
«Да уж, это не Ферта и даже не Рагна – тут природа не знает пощады» – подумал он. Даже массивных солдат ветер гнул резкими порывами, то и дело разбивая их строй, доказывая своё превосходство. Наконец, они прошагали эти невероятно долгие пятьдесят метров и очутились в салоне прогретого автомобиля – старого, но всё же куда больше принадлежащего миру современности, а не древности.
Сзади было два ряда сидений напротив друг друга. Анурафар сел позади справа, в то время как солдаты плотной массой заполнили остальное пространство, тихо шурша одеждой и сапогами. Каждый из них угрюмо смотрел перед собой, не выдавая эмоций, не произнося ни слова, словно механизм, а не живое существо. Они и были, по сути, механизмами в руках Домов. Анурафару было непривычно странствовать с такой свитой, ведь всё университетское время он был предоставлен самому себе, если не считать охрану учебного заведения, которая строго следила за порядком и никогда не пускала посторонних. Собственно, этих троих он видел впервые и не доверил бы им и кончик своего хвоста. Особенно в послевоенное время, когда любой ненадёжный мер может всадить нож в спину. Трон Плентии, конечно, ещё не пошатнулся, то уже неприятно скрипнул. Однако отец настоял на охране, и Анурафар его решению был склонен доверять.
Поехали. Водитель не обмолвился ни словом с севшими в машину, тоже выполняя свою функцию. Но его Анурафар знал куда лучше, он служил проводником от пристани до замка столько, сколько он себя помнил, и, может, даже столько же, сколько себя помнил отец. Старый, но живой не по годам, он был частью этого места, и даже после смерти, казалось Анурафару, его дух останется где-то здесь. Таким мерам можно доверять, ведь если предаст такой, то и небеса, наверное, поменяются местами с землёй.
За окном пронеслась снежная буря, вмиг сократив обзор до считанных метров. Водитель приостановил машину, но, когда стало очевидно, что буря не торопится утихнуть, тихо поплёлся вперёд. Анурафар отметил, что отнёсся к этому позитивно – ему хотелось как можно сильнее оттянуть момент прибытия, чтобы успеть ещё несколько раз продумать до мелочей все детали приезда. Он очень волновался.
Из своего у Анурафара была дорожная сумка с совершенно обычными вещами – такие можно было даже не брать в дорогу – сменной домашней одеждой, тетрадями для записей, парой сомнительных книг, которые он всё равно не дочитает, средствами гигиены. Всё это и многое другое он мог получить в замке, но его не покидала мысль, что если что-то из списка будет отличаться от привычного, то его без того немалый стресс возрастёт. Приходилось тратить немало сил, чтобы хотя бы скрывать проявления своего беспокойства, не говоря уж о продуктивной борьбе и возвращении в флегматичное состояние.
Встреча с семьёй. Впервые за девять лет. Будучи отправленным в Мирру в шестнадцать, он был уверен, что будет возвращаться хотя бы раз в год на зимние или летние каникулы, но всё обернулось иначе – из-за войны ни у кого не было ни времени, ни желания лишний раз рисковать. Единственными встречами с роднёй были визиты его двоюродной сестры Вилиры, по линии Анхальт. Они с ней были по-настоящему близки, в противовес холодным отношениям почти со всеми остальными двоюродными родственниками. Ему всегда казался несколько странным союз знатного и достаточно порядочного рода Гастео с Анхальтами, чья история была богата сомнительными подвигами, особенно в период Мировой войны. Но Вилира, по мнению Анурафара, не была наделена от природы способностями строить интриги и врать и потому была ему особенно дорога среди такого общества. Учёба в университете, заполненном терами подозрительными и высокомерными, была порой невыносима, а Вилира была настоящим сокровищем и спасением. Какое-то время им удалось пожить вместе, и эти месяцы он вспоминал с теплом. Потом всё резко кончилось, но этим мыслям он ход не дал и снова сосредоточился на будущем, а не прошлом. В замок были приглашены все те, кто имеет непосредственное отношение к Церемонии. И в их числе, конечно же, сам Анурафар, как и многие другие братья и сёстры.
Не только Церемония тревожила его, но и встреча с семьёй. Смутно он представлял, что его ждёт. Он досконально знал биографию всех своих родственников – ближних и дальних, живущих или учащихся на других континентах – как и полагается сыну Дома. Знал, кто кого любит или ненавидит, знал о всех ошибках и неудачно брошенных словах, знал, к кому никогда не следует поворачиваться спиной, а к кому небезопасно и лицом. Знал он так же, кого при случае он сможет поставить на место, а кого нет. Девять лет он провёл за книгами, в лекториях и на тайных встречах с самыми странными представителями этого мира, чтобы обрести знания, способные сделать его достойным членом этого высокого общества. И в ближайшие дни он просто обязан сдать этот экзамен и не ударить в грязь лицом. От него многого ждут – и друзья, и враги. И, конечно же, отец.
Буря стихла так же быстро, как принеслась, и водитель рискнул прибавить газу. Их подбрасывало на неровностях, в какой-то момент они продвигались с таким трудом, что чуть не застряли. Анурафар и его трое солдат стоически терпели это, не выказывая вида, что испытывают неудобства. В какой-то момент машина повернула, объезжая одну из каменных глыб, и наш герой сумел увидеть издалека темнокаменное очарование замка Пангора, который на мгновение выступил из бури и снова в ней потерялся. Но и этого хватило, чтобы оценить масштабы – замок рос прямо из горы за своей «спиной», возвышаясь над ней и остальным миром, глядя «лицом» на юг, смело, к своим многочисленным врагам. Анурафар прекрасно знал, что ходы замка переходят в горные внутренности, образуя сотни помещений, о назначении которых не знал ни он, ни большая часть его семьи. Только отец, должно быть, исходил их с присущей ему внимательностью. Или дед. Но дед давно не живёт в замке, с тех самых пор как оставил дела и отправился по одному из трёх путей сертеров – ко Вратам. Должно быть, с утра он смотрит через Мёртвый залив почти невидящими глазами в сторону Пангоры и вспоминает о славных днях. Анурафар запомнил его постоянно хитро улыбающимся, и это всегда казалось удивительным, поскольку отец не улыбался даже по праздникам. Бабушка по отцовской линии, как и дед, тоже не отличалась серьёзностью. Какие же обстоятельства сделали их сына таким суровым, если не гены? Каждый раз, задумываясь о подобном, Анурафар понимал, что отец остаётся для него загадкой. Он видел его лидером, вождём, верховным мастером, кесарем, перенимал особенности этих ролей, старался интегрировать в свой характер, как того требовал обычай, но никогда не мог заглянуть глубже, чтобы понять подлинную личность.
У больших ворот метра четыре высотой с витиеватым чугунным орнаментом, изображавшим цветы, горы и драконов, они остановились. Группа меров подошла к машине и внимательно осмотрела пассажиров. Это были настоящие солдаты частной военной кампании семьи Гастео. Один из офицеров коротко кивнул Анурафару, тот ответил лишь внимательным взглядом. Проверка была пройдена, и ворота растворились. Машина оказалась на территории замка, вычищенной от снега куда тщательнее, поэтому они перестали прыгать и поехали по ровной дороге к гаражу.
Оказавшись за воротами, Анарафар резким усилием заставил себя собраться. Осталось совсем немного, скоро он выйдет из машины, выпрямится во весь рост и окажется под внимательными взглядами своих многочисленных братьев и сестёр. Не пристало ему выглядеть хоть немного неуверенным в себе.
Замок был всё ближе, изучая его голубоватыми и малиновыми витражами, очаровывая холодной красотой. Толстые колонны подпирали величие этерского Дома, широкая терраса хищно скалилась балюстрадами, лестницами и статуями. Пангора состояла из трёх частей, и первой в глаза бросалась монолитная конструкция, бывшая когда-то отдельной крепостью, а уже от неё на запад, север и восток отходило три замка для трёх семей. Слева — замок Анхальт, справа — замок Нирн, и позади, самый крупный — замок Гастео.
Над террасой нависал большой балкон, и отец как-то рассказывал Анурафары, что в конструкции имеется механизм, способный мгновенно обрушить его на голову неприятелю, посмевшему подойти слишком близко. Тогда Анурафар несколько недель боялся возвращаться домой через главный вход, предпочитая вход для слуг. Когда отец узнал – маленького Анура выпороли за слабость.
– Выбирай между страхом и болью, пока у тебя есть такой выбор, – сказал тогда отец. – Когда ты вырастешь, выбор будет между страхом и смертью.
Витраж на южной башне образовывал большой круг из голубых и аметистовых стёкол – цветов этеров – и символизировал луну Шаат, в которую была вписана большая лилия — символ Дома. В течение дня этот витраж бросал цветной блик на двор и даже за его пределы, в лес. Весной и летом, когда снег имел смелость таять в столь далекой северной широте, он проводил много времени в этом лесу, и почти всегда он мог видеть этот витраж, словно он был ещё одним небесным светилом. Когда отец узнавал о его прогулках, в его взгляде читалось что-то вроде гордости за то, что сын научился иметь свои тайны и заниматься своими делами. Только повзрослев Анурафар понял это.
Большой перспективный портал, который в полдень как раз выныривал из тени, глядел на него высокой чёрной дверью, обшитой чугунными вставками, украшенной двумя гербами – дома Лилий и Плентийской империи. Со стороны замка их вышло встретить несколько офицеров – все они были одеты в традиционную форму тёмно-фиолетовых оттенков с хищными белыми вставками, дизайн которой не менялся несколько веков. Удивительно, но современное оружие каким-то образом уживалось с этим нарядом. Меры приняли Анура у гаража и сопроводили ко входу.
Ступая по скрипящему и блестящему снегу, Анурафар размышлял о прошлом, которое жадно набрасывалось на его голову после каждого увиденного знакомого места. Здесь многое поменялось или добавилось, но большая часть осталась нетронутой. Например, эти статуи оборотней вдоль колоннады. Как-то, лет в пять, он залез одному из оборотней на голову, что вызвало неприятный треск внутри конструкции, а шея оборотня претерпела изменение и была повёрнута уже в другую сторону. Вне себя от стыда и страха наказания маленький Анур убежал к себе в комнату, а потом, ночью, был готов поклясться, что слышал за окном недовольное звериное рычание. Но это всяко было лучше, чем рычание отца. Строго говоря, как он понял позже, отцу всегда было плевать на эти статуи — он отдавал предпочтение защитным сооружениям. Статуи очень любила мать, но теперь любить их было некому.
Слуги в иссиня-чёрных мантиях, из-под которых не было видно даже кончиков хвостов, отворили двери. Вздёрнув кверху нос и глядя куда-то в пустоту, они встали по обе стороны. Анурафар видел в их движениях тревогу – похоже, прибывшие днём или парой дней назад остальные члены семей уже успели потрепать их нервы, это было в их стиле.
Анур и свита шагнули внутрь, и их объяло тепло, такое несвойственное этому месту, но совершенно реальное. У привыкшего за последний час к холоду этера даже немного помутилось в голове, и выступили слёзы. Большая прихожая, где был гардероб и несколько служебных помещений, был отделан деревянными панелями без особых претензий. Высокий потолок терялся в полутьме на высоте пяти или шести метров. Комната была почти идеальным кубом, и здесь не было ни одного окна.
Появились слуги. Он снял шапку, отдал её вместе с меховой мантией, оставшись в простом чёрном рейкари — длинной накидке до голени с длинным рукавом, поверх которой надевалась ткань, утепляющая грудь. Такую одежду носили либо аристократы, либо богатые граждане, коих было мало, особенно сейчас. Как только с тела было сброшено несколько килограммов веса, он сразу ощутил себя менее значимым и уверенным, но быстро это чувство подавил. Солдаты терпеливо ждали, им, естественно, не пристало раздеваться. Строго говоря, дальше им ход был заказан, поэтому не прошло и минуты, как Анурафар велел им отправиться в бараки для военных, что находились в восточной части двора. Отдав честь, они ретировались. Парень остался наедине с двумя слугами, которые, терпеливо ждали указаний.
– Где отец? – спросил он.
– Мастер отправился на прогулку в лес, сэр, – быстро ответил один из слуг – молодой юноша лет двадцати, чьи щёки заросли неумело скрытыми пятнышками акне. Он выглядел куда более напряжённым, нежели его коллега, который был на пару лет старше и пару сантиметров выше, с куда более широкой челюстью и твёрдым взглядом, словно несостоявшийся военный. Все слуги в замке перевязывали длинные волосы в тугой пучок на затылке. Ни одна шерстинка на ушах не должна была торчать. Показывать хвост было вообще запрещено.
«Слуга должен иметь подавленный вид. Страх – инструмент дисциплины» – говорил отец. Анурафар никогда не мог согласиться с ним до конца, даже во времена, когда впитывал в замке каждое слово старших и ещё не отправился в Мирру, заражаясь крамольными, по мнению отца, либеральными идеями. Отец никогда не декларировал свои диспозиции по этому поводу прямо, но всегда подразумевалось и было очевидным, что если Анурафар притащит с востока идеи, отличные от этерских, то ему никогда не занять достойного места под солнцем. Тем не менее, любые идеи, как известно, имели свойство прорастать в почву взрослеющей личности, как семена по весне. Придерживался ли Анур взглядов о том, что насилие не есть лучшая стратегия воспитания? Возможно. Но он лучше умрёт, чем произнесёт это вслух в этом замке.
– Мне нужна комната с восточной стороны, – произнёс Анур.
– Велите отвести, господин? – осторожно уточнил молодой слуга.
– Ведите.
Открылись ещё одни двери, такие же высокие и прочные как входные, и они оказались в широком, но коротком коридоре, который плавно переходил в зал с тремя лестницами, каждая из которых вела в другую часть замка, к одной из семей. Между лестницами расположилась скульптура Лилии из камня и аметиста – символ дома Лилий. Высотой она была в два мерских роста, и её лепестки, выполненные рукой лучшего мастера Плентии, изгибались невероятно плавными формами. Казалось, что эта скульптура хрупкая, но это было не так, потому что юный Анур, равно как и его многочисленные братья и сёстры, естественно, забирался на неё, за что неизбежно получали по шее, но лилия оставалась целой и невредимой. Прекрасное детство, полное любопытства и неизбежной расплаты за него. И до чего же многое тогда прощалось, подумал Анур. Сейчас любая ошибка могла быть фатальной.
В углах, между парами лестниц, стояли скамейки, но мало кто проводил время здесь, на перепутье дорог. В замках семей было куда больше удачных мест для этого, и для Анура это была галерея, в которую они как раз вошли, миновав ещё один пустой коридор и холодный переход, где в окна-бойницы задувал ветер.
Вдоль обеих стен галереи тянулись шкафы с реликвиями: мечами, щитами, доспехами, кубками, свитками, всякого рода иными регалиями. Здесь были окна, но они всегда давали мало света, ведь замок Гастео располагался на севере, а солнце светило с юга.
Прежде чем попасть в замок, гость вынужден был видеть всё величие истории Гастео, и она вдохновляла даже тех, кто проходил тут регулярно. Анур знал, что в этом помещении было две едва заметных двери, одна из которых вела в ещё одну галерею с доспехами и оружием, а другая в картинную. В семье было немало талантливых художников, и поскольку душа требовала выражения постоянно, однажды места для картин просто закончились, и отец велел построить для них новое помещение, которое тоже быстро исчерпало свои возможности, ещё в самом детстве Анура. Сам парень любил порисовать, но никогда не мог разжиться хорошей краской, мольбертом и по-настоящему творческой атмосферой. Времена его учёбы нельзя было назвать богатыми, поскольку во время Войны пришлось стать скромнее в своих тратах, и он часто мечтал, что, когда дела наладятся, он обязательно займётся творчеством. Но времена эти всё ещё не настали, хотя война закончилась два года назад.
Отец всегда была принципиален во взращивании в своих сыновьях и дочерях любви к богатству, он ненавидел бедность, она была ему противна. Он старался обеспечить их жизнь во всём даже на расстоянии, а детям приходилось придумывать невероятное количество уловок, чтобы отказываться от денег, поскольку каждый знал, что порой их не хватало даже на сам замок. Умение грамотно распоряжаться деньгами было качеством матери, но не отца. Анур считал это его единственной известной слабостью.
Они прошли галерею и попали, наконец, в сердце замка Гастео — большой уютный и тёплый зал, где их снова встретила лестница, но на этот раз одна. Фактически они перешли со второго этажа главного замка на первый этаж этого, поэтому снова поднимались на второй. Ниже располагались помещения для слуг Гастео, которые никогда не работали на другие семьи и вообще редко покидали эти стены. Раскрылась дверь, возникла ещё одна лестница, но маленькая и короткая. Затем повороты и ещё какие-то ступеньки. Анур поздно понял, что плохо запомнил дорогу к собственной комнате, и это немного выбило его из колеи взращенного такими стараниями самообладания, ведь он собирался погулять немного после того, как разложит вещи. Не хотелось бы ему заблудиться.
Слуги заметно расслабились за время пути – видимо, поняли, что этот отпрыск отца семейства не представляет такой угрозы, как другие, доводившие их до белого каления последние дни. С одной стороны, так и было, но с другой Ануру хотелось показать свой статус и перед ними, на всякий случай. Они должны знать своего хозяина.
– Мы пришли, господин, – произнёс младший слуга. Старший до сих пор не проронил ни слова за всё время, хотя именно он отпирал замки и делал большую часть работы. Сейчас он потянул дверь, едва уловимым жестом приглашая хозяина в подготовленное помещение.
Анур шагнул внутрь, на секунду замерев перед дорогим ковром со своими грязными сапогами. Он и отвык от роскоши и того, как вещи, стоящие целое состояние, могут легко стать расходным материалом. Быстро набравшись смелости, он сделал шаг, потом ещё один и уже совсем деловито прошёлся по комнате. Около тридцати или сорока квадратных метров, может чуть больше, если прибавить балкон и те два помещения за дверьми, назначения которых он ещё не знал – скорее всего, ванная и стенной шкаф. Вдалеке стояла кровать, скрытая бежевым балдахином.
– Заменить на непроницаемый чёрный, – сразу же велел он, указав на него. Это были уже личные пристрастия Анура – как можно более изолированное пространство для сна. К тому же, решил этер, раз уж он теперь может командовать, нет ни единой причины не менять то, что его не устраивает. Пора входить в ритм жизни наследника, а не студента, которым он перестал быть две недели назад. – Занавески тоже. Этот стол не годится, здесь мало места. И нужен книжный шкаф.
Он заметил, как лицо молодого слуги снова наполняется тревогой.
– Включите свет.
Молодой этер быстро выполнил его приказ.
– Заменить на лампы белого света. Ещё нужен светильник на стол. Доставить в комнату атлас и справочник родословной.
Он открыл обе двери и обнаружил там то, что и предполагал: стенной шкаф и ванную комнату. Последняя была довольно просторной, а в углу стояла почти двухметровая в диаметре круглая купальня с небольшой лесенкой, ведущей к ней. Здесь придраться было не к чему.
– Пока что всё. Я отправляюсь прогуляться, через час я буду обедать.
– Господин, – кивнули слуги.
Он бросил сумку на комод и вышел. У него дрожали руки, а в глазах как будто бы потемнело. Как же это сложно – отдавать приказы другим мерам, даже если ваши социальные роли давно определены и не могут быть оспорены ни при каких обстоятельствах. Ему нужно было срочно привыкать к этому всему.
Выйдя в коридор, он попытался сориентироваться. Он помнил, с какой лестницы они поднимались, но многочисленные повороты сбили его с толку, и он вряд ли быстро найдёт путь до обеденной, когда захочет трапезничать. Впрочем, решил он, ему не пристало оправдываться за опоздания перед слугами. Всё, что сейчас было важным, это провести рекогносцировку замка в ближайшие сроки, чтобы владеть самым важным – информацией. Интересно, сколько членов семейства Гастео уже прибыло? Он допускал, что мог быть и первым, но до Церемонии оставалось менее двух суток, поэтому многие бы и сами решили поторопиться, как сделал и он сам.
Потолок сужался треугольным сечением. Вдоль стен тянулись тусклые газовые светильники – отец был строго против электрификации замка там, где в этом не было необходимости. Узкие окна с крошечными подоконниками выходили на северную часть сада, огороженную с трёх сторон стенами, а с северной плавно уходящую по горе вверх, где было кладбище, некоторые хозяйственные помещения, старый маяк. Там же стояло несколько действующих военных постов, охраняющих остров от возможного неприятеля, а ещё северный порт, заброшенный после того, как сменился климат. Анур бегал туда с братьями, чтобы посмотреть на ржавые корабли. Несколько раз они трусливо возвращались назад, не рискнув забраться в их недра, но однажды решились. Анур забрался выше всех, и деревянное перекрытие не выдержало его веса, он упал с высоты трёх метров на спину прямо между четырьмя ржавыми штырями, каждый из которых легко проткнул бы его тело насквозь. Он запомнил этот урок, но ему не хватило мудрости рассказать о нём другим, поэтому несчастье всё же нашло свою жертву — у Анура могло быть трое братьев, а не двое. Айдиар, на два года старше него, а потом уверенный в своих силах, решил повторить подвиг, но судьба не была к нему так же милосердна. Он погиб.
В тот день Анур узнал, что такое смерть, и не какая-то, а очень близкая. Отец собрал их тогда вместе, казалось, он будет ругать их, но на самом деле случилось ещё более страшное.
– Если ты умер на ржавой помойке по собственной глупости, то ты и не был достоин будущего. Я никогда не запрещу детям лазить по смертельно опасным местам, — сказал отец, и его слова навсегда впечатались в память маленького Анура. В тот момент он начал бояться своего отца по-настоящему.
Пройдя П-образный коридор с жилыми комнатами до конца, он постоял немного у обелиска со строчками из «Этерикона» – священной этерской книги.
«Если взрастите волю – будете властвовать над Миром. Если отречетесь от Бога своего – улыбнусь. Если проявите слабость – будете забыты даже в истории»
Это был апокриф, который критиковался большинством теологов именно за строчки об отречении от Бога. Тем не менее, именно на таком положении держался катехизис одной из ветвей верования, особенно популярного среди Домов, так называемого, Пути вольного.
«Я лучше благословлю того, кто ни одной жертвы мне не положит, чем слабого» – так звучала одна из главных его идей.
Анур увидел возле обелиска зеркало, неизвестно зачем здесь висящее, и не упустил возможности посмотреть на своё лицо, осунувшееся от долгой дороги. Скулы нынче выпирали, оставляя на лице тени, словно он голодал несколько дней, что отчасти было правдой. Волосы растрепались, но Анур не стал собирать снова хвост, просто заткнул непослушную прядь за ухо. Серого мрамора цвета глаза. Брови всё так же чуть вздёрнуты вверх, из-за чего Анур постоянно казался самому себе недостаточно серьёзным на фотографиях. Растительность на лицах этеров была огромной редкостью, и он не стал исключением. Лишь на щеках иногда проявлялись её несмелые признаки. Анур погладил себя по щекам, чтобы оценить свои шансы носить в старости роскошные бакенбарды, и именно в этот постыдный момент услышал едва заметный шорох всего в нескольких метрах от себя.
– Увидел что-то красивое? – спросила этерка с усмешкой.
– Как ты… – только и выдавил он из себя.
– Петли тут смазывают просто замечательно.
Он опустил взгляд и увидел, что этерка была в одних коротких чулках, поэтому шум обуви, соответственно, тоже исключался. Подкралась к нему, как кошка, и выбила из колеи. Нужно срочно взять себя в руки! Похоже, он мысленно произносил эту фразу уже раз двадцатый за день.
– Привет, Райки, – наконец, поздоровался Анур. – Я рад тебя видеть.
Это была его родная сестра, Райкияри Гастео, на два года младше. Всё детство он воспринимал ей капризной, несеьёзной и вредной, никогда не хотел с ней играть, но сейчас перед ним стояла девушка невероятной красоты, отчего ему даже стало стыдно за прошлое. Конечно, он видел её на фотографиях, когда изучал родословную, в том числе и в полный рост, но реальность — это совсем другая штука, здесь меры шевелятся, подают целое обилие невербальных и вербальных сигналов… Строго говоря, Анур ощутил, что краснеет.
– Правда? – хитро прищурилась этерка. Она стояла, облокотившись о дверной косяк, одетая в домашнюю туну, своеобразный свитер с длинным рукавом и длиной повыше колена. Больше на ней ничего и не было, словно она только проснулась. Уж не испытывает ли она его выдержку таким вот нарядом и голыми ногами?
– Давно ты приехала?
– Мы так и будем общаться в коридоре? Ты можешь зайти.
Анур зашёл в комнату, где на него сразу же набросились запахи благовоний. Кажется, это были клементины, смешанные с чем-то травяным. Страсть к благовониям беспрекословно передавалась всем Гастео генетически, они просто не воспринимали чистый воздух как пригодный для комфортной жизни у себя в комнате. Конечно, при этом вкусы могли решительно отличаться, и лишний раз заходить в комнаты друг друга они не торопились. Но клементины и травы ему нравились, поэтому он подумал, что и характерами они сойдутся, хоть это и было весьма нерациональным выводом. А, действительно, какой характер мог развиться у его сестры спустя девять лет? Он знал о ней много фактов, но в отрыве от целостного восприятия они оставались лишь фактами.
– Я приехала вчера вечером.
Сестра усадила его на диванчик возле окна, сама же отправилась к большому трюмо, где громоздились ряды разных женских скляночек и коробочек.
– Собираешься куда-то? – спросил он с долей иронии. В пределах замка приходить наряженной и накрашенной сейчас было некуда, а свои всё равно будут оценивать другие качества.
– Я ограбила местный склад косметики. Решила раз и навсегда разобраться в этих сокровищах. Ну, ты не поймёшь.
– Да нет, почему же? Если заменить грабёж косметики грабежом книг, то вполне пойму.
– Умным стал, значит? А в детстве тебя от книг воротило.
Сразу пошла в атаку, удивился Анур. Или нет? В любом случае, манера речи пронизана ехидством и желанием вторгнуться в чужое прошлое, а это у неё было с самого детства. Он уже начал анализировать её характер, но ему не хватало данных, чтобы сделать какие-то конкретные выводы.
– А тебя в детстве тебя воротило от косметики. Ты говорила, что никогда не будешь краситься, — парировал он.
– Да, – улыбнулась Райки своими идеально ровными зубами и чуть выдающимися клыками. Улыбка была искренней, её ничуть не задело упоминание прошлого. Здесь Анур проиграл. – Помнишь, в детстве вы не хотели со мной играть?
– Всякое могло быть, – осторожно ответил этер, помедлив.
– Так вот, я не злюсь!
Она акцентировалась на факте, который очевидно имел негативную окраску, а потом резко эту окраску нивелировала. Анур отметил этот странный приём. Какой от него ждали реакции и какую следовало бы дать?
– Я думаю, мне всё же следует извиниться. Мы все поменялись. Мне бы сейчас было за многие вещи стыдно, – развёл руками он, всесторонне демонстрируя миролюбивость.
– За какие, например? – с серьёзным видом спросила она.
Да, он сам начал тему, теперь ему и продолжать её.
– Больше всего, конечно, за тот пожар.
В девять лет Анур решил изобрести свою первую взрывчатку. Увы, использована она была ещё до завершения процесса приготовления, что и привело к взрыву в одном из хозяйственных зданий. У него тогда обгорел хвост, и с этим позором он проходил несколько месяцев, пока шерсть не отросла обратно.
– Хорошее тогда было время, лёгкое, как воздух. Я бы хотела вернуться туда, — с неожиданной грустью произнесла она.
– Тебя не устраивает нынешняя жизнь?
– Анур, – серьёзно обратилась Райки. – Не делай вид, что ты, как и я, не сгрыз себе все нервы по пути сюда.
– Не то чтобы. Держу себя в руках.
– Незачем притворяться, – сказал она, словно обвинила его. – Мы все сейчас в сложной ситуации, кто-то меньше, а кто-то больше. Так зачем?
— Ну, ты знаешь, зачем.
— Конкуренция, да. Но ты прекрасно знаешь, что у нас с тобой почти противоположные интересы в будущем.
– Всё может поменяться.
– Едва ли. Ты столько лет потратил на то, чтобы стать мастером одного из крупных городов Побережья. А я столько же, чтобы заниматься внешней политикой. Поэтому я предлагаю нам избавиться от этой холодности.
— Мы всегда такими были. Мы же дети Дома.
— Мне это никогда не нравилось.
Разговор принимал форму, которой он не ожидал. Официальность, отсутствие эмоций, мистификация и всё другое, к чему он готовился, вдруг оказалось будто бы ненужным. А может оно было и к лучшему?
– Я-то не против избавиться от этого. Но как ты это видишь?
– Придумаем. Но сначала давай прогуляемся.
– Я собирался пообедать.
– Завтра пообедаешь, – колко бросила она и потащила его за руку к двери.
– Ты без штанов пойдёшь?
– Наят побери, точно, – покраснела она. – Отвернись!
«Ты была без них всё это время, дура…» – хотелось произнести ему, но он сдержался, смиренно глядя в окно, пока сзади слышалась возня.
– А где ты был вчера? Я думала, ты прилетишь раньше.
– Я летал в Манстер.
– Манстер?! К хинам что ли? И что ты там забыл? – Райки аж подскочила от удивления.
– Поставил свечку Риде.
– За такие шуточки отец отрубит тебе голову.
– Ты почти сутки здесь, а твоя всё ещё на месте.
Райки рассмеялась. Она закончила, представ перед ним в таком же чёрном рейкари, как и он сам. Видимо, специально, в честь сестринской солидарности. Это был хороший знак.
Они покинули комнату, которую Райки закрыла на ключ, что особо отметил Анур, но вопросов задавать не стал. Этеры пошли по коридору, потом на лестницу.
– Мне нравится, что ты не такой зануда, как остальные. Ну, зануда, конечно, редкостный, но всё же получше.
Анур пропустил эту издёвку мимо ушей, его куда больше волновало другое:
– А многие уже приехали? Ты говорила с ними?
– Приехали Шайми, Аэдра и Филар, я со всеми говорила, но без таких замечательных шуточек, как с тобой, братик. Дериан тоже прихал, судя по словам Филара, но я нигде не смогла его найти. Из Анхальтов точно приехали Рейвендрау и Эстамир, – особо отметила она, – так что имей в виду, что твою спину уже сверлят их взгляды.
– А Митрая и Эридари?
— Митрая не собирается посещать Церемонию, так что вряд ли она торопится. А насчёт Эри я не знаю, не хочу её видеть.
— Она твоя сестра, Райки, — осуждающе произнёс Анур.
— Я в курсе.
— Сестра-близнец, — отметил он.
— Спасибо, я заметила. И что с того?
— Нельзя же так. Да и столько лет прошло. Неужели ты всё ещё злишься на неё?
— Ладно, я соврала, — призналась Райки. — Мы виделись и даже беседовали. Она стала ещё более невыносимой, чем в детстве.
Райки и Эри были сёстрами-близнецами, удивительно непохожими друг на друга всем, кроме лица. Но даже этот признак они старались устранить, выбирая разную одежду, косметику, причёску. Райки предпочитала всё светлое и яркое, Эри всегда была мрачной и серой. Анур решил, что лучше не развивать эту тему, ему хотелось общаться, а не спорить.
— Значит, все, кроме Митраи, здесь?
— Выходит, что так. А что, соскучился по нашей сестрёнке-нимфоманке? — она заглянула ему в глаза. Он отметил, что глаза у неё точно такие же серые, только больше напоминали пасмурное небо, нежели мрамор.
— На что это ты намекаешь?
— Да так. Только повзрослев, я поняла, что у неё явно не всё в порядке. Она совратила весь чёртов замок.
— Меня не совращала.
— Да ну?
— Не особо мне её выходки были интересны, — прыснул Анур.
— Значит, ты у нас самый благовоспитанный высший тер в Плентии?
— Готов за себя ручаться, — принял вызов этер.
— Небось хранил обет безбрачия все девять лет? – с жадным интересом поинтересовалась Райки, окончательно нарушив его личное пространство и подойдя вплотную к нему.
– До брака точно не доходило, – с напускным флегматизмом ответил он.
— А что насчёт Вилиры? — ударила она, и Анур потерял линию обороны.
— Откуда ты знаешь?
— Я многое знаю, братик!
Он вздохнул.
— Тебя это действительно так волнует или ты пытаешься зачем-то смутить меня?
– А вот теперь ты зануда.
– Ах, вот как, – загорелся азартом Анур неожиданно для себя самого. – Ладно, пускай будет Вилира. Но в чём ты меня обвинишь?
— Я, может, порадоваться за тебя хотела. Ладно-ладно, – развела руками Райки. – Что-то я увлеклась. Просто ты не представляешь, насколько приятно иногда переключиться с вопросов о политике и власти к самым обычным плебейским вещам.
– Я только за. Ну ладно, а как твоя личная жизнь?
– Это секрет.
– Ах, вот оно как. Значит, и так можно было ответить?! – не на шутку разозлился этер. Райки лишь улыбнулась.
Пролетев все лестницы и повороты за считанные минуты и опять ничего не запомнив, Анур понял, что его привели в помещение, которое прежде он никогда не видел. Это напоминало оранжерею или, скорее даже, какую-то лабораторию с гидропонной системой, если присмотреться внимательнее.
– Что это? – только и спросил он. Кругом были технологии, совершенно не свойственные этому замку и его властителю. Разве мог отец держать такое в тайне? Или можно ли было держать это в тайне от него?
– Это чайная плантация! – гордо произнесла Райки. – Как тебе?
– Впечатляет, мягко говоря… Это твоих рук дело?
– Да-да, вот этих самых. И ещё многих талантливых ручонок, которые работали над ней в моё отсутствие.
– Подожди, ты приезжала в замок в эти годы?
– Не так часто, как хотелось бы, но приезжала.
Анур ощутил укол ревности, и Райки легко разгадала это по его лицу.
– Нет, братик, меня сюда никто не звал. И даже не встречал. Это была моя инициатива.
– Интересно, – серьёзно произнёс он, искренне оценив подход сестры к хобби. Должно быть, такое помещение сооружалось не меньше полугода, учитывая бедность замка на электрификацию и другие современные технологии. А уж как ей удалось убедить отца, он даже и представить не мог. – Отец знает про это место?
– Конечно. Он впечатлён.
– Серьёзно?! – опешил этер.
– Когда в его руки попало несколько сортов моего чая, он был вынужден согласиться, что затея того стоила.
– Но всё равно получается, что сначала он согласился на постройку, а потом попробовал чай, – рассудил Анур. – Как тебе удалось убедить его изначально?
– Мы заключили спор.
Спор с отцом. Что-то качественно новое для этого мира. Ануру всегда казалось, что проигрышем в споре с ним может быть потеря собственной жизни.
– И что было твоей ставкой?
– Если бы чай не понравился, он бы отправил меня на чайную плантацию в Дикане на три года, независимо от решения на Церемонии.
– Ты сейчас… серьёзно? Поставить на кон несколько лет ради хобби?
– Эта история длилась долго. Ещё когда ты не уехал, я мечтала об этом. Я говорила с ним десятки раз, спорила и ругалась, и он наказывал меня. Но ты же понимаешь, что он всегда ценил твёрдость намерений?
– Уж это я понимаю хорошо.
– Поэтому, когда он поставил такое условие, я, не думая, согласилась. И знаешь, – она улыбнулась, – в тот момент я впервые в жизни увидела его растерянным.
– Не может быть.
– Может. А потом он засмеялся так, что с потолка лепнина посыпалась.
– Это уже больше на него похоже.
Анур серьёзно задумался о рассказанной ему истории, если, конечно, всё это не шутка, ведь от Райки всего можно было ждать. Смог бы он пойти так же далеко ради своей мечты? Вряд ли. Да и смех отца был ему не совсем понятен в данной ситуации. Если высшим приоритетом для отца семьи является дело самой семьи, то почему он выказал такое уважение к крайне эгоистичному поступку, идущему вразрез с основной линией? Потому ли, что он считает, что наследников у него достаточно? Иногда ему казалось, что для отца взращивание непобедимых сыновей и дочерей куда важнее политической экспансии. Это он скрывает в своей душе?
– О чём задумался? – спросила Райки, увидев его понурое лицо. Она ласково погладила листочки одного из чайных деревьев.
– Да так, ни о чём. Сколько здесь сортов чая?
– Ровно сотня.
– Ничего себе. И когда ты меня ими угостишь?
– В ближайший час. Собственно, ради этого я тебя сюда и привела.
Они прошли мимо поливочных станций, где всюду мерцали инфракрасные лампы. На пути им попался один из слуг, чьё лицо было скрыто под маской, а руки в перчатках сжимали баллон с пестицидами или чем-то подобным.
– Господин, госпожа, – быстро поклонился он.
– Как идёт работа?
– Всё в лучшем виде, госпожа. Будут какие-то указания?
– Никаких, занимайтесь делом.
Слуга исчез среди поливочных установок. Они прошли дальше, спустились ниже, уже на уровень подвала. Райки достала ключ и отворила тяжёлую дверь. Анур вспомнил, как она запирала свою комнату на ключ. Уж слишком она любила всё запирать, и это показалось ему подозрительным.
Все полки хранилища были заставлены коробочками с различными подписями. Анура удивляло всё происходящее, его сестра оказалась гораздо интереснее, чем он думал. Готовясь к политическим интригам, он ожидал совсем иных разговоров и занятий.
– Разбираешься в чае?
– Нет, но может быть узнаю что-то знакомое, – он прошёлся вдоль рядов. Наконец, знакомый сорт ему попался, причём один из любимых. – Это «Серый чай», который привозят из Манстера? Я бы не отказался.
– И чего тебя так тянет в Манстер? – сощурилась Райки. – Неужели подцепил себе какую-то хиночку?
– Ещё чего.
– Не любишь хиночек?
– Что у тебя за вопросы? Я не знаю, как отношусь к… хиночкам. А у тебя то самой почему здесь стоит хинский чай?
– У меня здесь однажды будут стоять вообще все чаи на свете, – без тени сомнения произнесла она. – Серый так серый. Будем пить его. Идём.
Они покинули оранжерею, поднялись обратно наверх и попали в обеденную, огромное квадратное окно которой глядело на север, где на тёмном небе уже горело северное сияние. Шириной метров десять и длиной почти сорок, зал уносил любые слова гулким эхом. С полукруглого в сечении потолка свисало две массивных люстры с газовыми светильниками. Тёмного дерева стол тянулся в полумрак, окружённый чёрными спинками стульев. Гастео любили принимать пищу в тёмной обстановке, полагая, что это процесс интимный, а потому должен быть частично сокрыт. Здесь и днём особо светло не бывало.
– А уже поздно, – заметил Анур.
– Тут всегда рано темнеет, неужели ты забыл? Ещё только четвёртый час.
– Действительно, забыл.
Они сели на уголке стола, не напротив, а рядом, что прибавило им приятной близости. Больше в обеденной никого не было, только слуги, торопливо забегавшие после их появления.
– Да уж, семейные обеды у нас не в традиции, – бросил Анур, чтобы как-то заполнить неловкую паузу.
– Мы не просто семья, братец. Мы Дом. Это другое. Не ожидай от кого-то тепла в таком холодном месте, ведь даже в детстве нам его не хватало.
– Не хватало, – согласился он. – Будь я психологом, заметил бы, что атмосферу это создаёт нездоровую.
– Никто и не спорит.
Райки тяжело вздохнула, откинув прядь вьющихся волос и сама откинувшись назад, разминая плечи. На её тонкой шее он заметил довольно странные следы, похожие на плохо замаскированные синяки. Откуда они? Кто вообще в здравом уме мог ранить дочь Дома? Кто бы он ни был, скорее всего, он уже не жилец.
Райки закончила академию международных отношений, проучившись там пять лет, на четыре года меньше, чем он. Что ей довелось увидеть и узнать за это время? Ему было по-настоящему интересно, но как-то неловко расспрашивать обо всём. Анур был недостаточно открытым и общительным, и это, признаться, частенько портило ему жизнь.
– Райки, – обратился он, придав голосу даже больше решимости, чем нужно. Это обращение прозвучало так, словно он собрался вызвать сестру на дуэль. – Расскажи о последних пяти годах своей жизни.
– Ну… если бы ты спросил что-то конкретное, то мне было бы проще.
– Ты быстро привыкла к жизни вдали от замка?
– Я очень долго привыкала, – невесело ответила Райки. – Первый год я не общалась ни с кем. А ещё я была такой страшной в то время, больше похожей на мальчика. А ты?
– Был очень поражён размерами столицы после замка, постоянно там терялся. Потом переборол себя и взял в привычку бродить целыми днями по улицам и каждый раз находить что-то новое. Друзей у меня поначалу тоже было немного.
– А потом?
– Да и потом. Ладно, их не было вообще, – признался Анур, и Райки улыбнулась этой искренности.
– Ты любил Вилиру Анхальт? – спросила она вдруг, словно подгадав момент его наибольшей уязвимости. Анур замешкался, отвёл взгляд, и именно в этот момент был спасён – в зал влетели слуги, быстро перемещая подносы с яствами. Райки лишь сокрушённо вздохнула, поняв, что на вопрос ответа не будет. Хотя она видела ответ в его глазах, скрыть его было сложно.
Минут двадцать или тридцать они молчали, занятые едой. Анур набросился на рисовую кашу с мясным соусом и сочащимися соком фрикадельками, затем в мгновение опустошил чашку горячего супа с креветками и целым огородом специй. Салат из свежесрезанных овощей, политый прекраснейшим лимонным соусом, тоже нашёл своё место в желудке.
– Ты хоть пережёвывай, студент. Ты там за еду дрался что ли? – хихикнула Райки, которая, впрочем, тоже, от души набросилась на свою порцию медовых булок, арбузных и дынных долек и крабового салата с горкой.
– Видел бы нас отец, дал бы ложкой по голове. Кстати, он ведь на охоте?
– Разумеется. И на ночь тоже, ты же его знаешь.
– Знаю.
– Он брал тебя хоть раз с собой?
– Ни разу. И никого из братьев, насколько мне известно, тоже.
– Так и думала.
– Они всегда втроём: отец, старший сын Анхальт и брат старшего Нирна. Это не меняется, как этерский устав.
– Мне кажется, они там пьянствуют как наяты, – коротко заметила Райки. Анур аж прыснул от смеха. Такая теория у него тоже была, но он всё же предпочитал видеть отца в более благородном свете.
Покончив с едой, они велели слугам подождать с чаем хотя бы полчаса, чтобы для него освободилось место. Теперь Анур чувствовал себя расслабленным и довольным.
– Чем ты занимался там, в Рентине? – спросила Райки. – Лично для меня вопрос с деньгами был серьёзной проблемой поначалу.
– Самое лучшее – я организовал небольшой магазинчик пряностей, которые в большом обилии прибывали из порта, особенно сразу по завершении войны. Это оказался очень выгодный бизнес, но он чуть не поставил крест на моей успеваемости и я, сохранив за собой долю, передал управление надёжным мерам. Худшее – проиграл в карты и на спор три месяца работал машинистом поезда.
– Да ладно? – рассмеялась этерка. – Ну ты даёшь.
– Самым сложным было не выдать своего происхождения. Кто знает: загрызут ли или наоборот будут относиться с неуместным заискиванием. Ну а ты?
– Про чай ты знаешь. Я с самого начала мечтала совместить хобби и прибыль, но в то время я только начала, и первая серьёзная продажа была нескоро. А в самом начале… я пыталась писать.
– Трактаты о чае?
– Хуже. Любовные романы.
– Обязательно попрошу почитать.
– Я лучше умру, – фыркнула она, и они вместе посмеялись. – Впрочем, если ты постараешься, то сможешь найти их. Естественно, под вымышленным именем, в другой стране и не на этерском языке. Кстати, это было забавно – осваивать тонкости чужого языка, чтобы писать на нём. В учёбе очень пригодилось.
– Надеюсь, мне однажды пригодится умение управлять поездом.
Принесли чай, который выбрал Анур. Слуга разлил его по чашкам. Райки бросила два кубика сахара в свою, Анур поступил так же. Даже в дозировках сахара они были близки. И чего же им тогда так не ладилось в детстве?
Душистый медовый запах сразу же стал виться над подносом, умиротворял ещё сильнее, чуть не погружая в сон. Он действительно был серого цвета, словно обычный чай, сфотографированный на старую плёнку.
– Послезавтра всё решится, да? – дрогнувшим вдруг голосом спросила Райки. – Я имею в виду, будущее. Это же как экзамен…
– Мы не знаем, что там будет. Каждый раз всё иначе, наверное.
– Давай вместе вспомним в подробностях, что мы про это слышали. Каждый по очереди заходил внутрь, и сертеры задавали ему вопросы. Ведь так?
— Именно так. Потом Мастера выносили решение. Я знаю, что когда-то отец участвовал в Церемонии вместе с ними, но в этот раз такого не будет. То ли правила изменились, то ли Война слишком пошатнула реальную власть Домов…
– Я волнуюсь, — вздохнула этерка.
– А кто не волнуется?
— Может быть, Филар. Уж у него дела в любом случае пойдут хорошо.
— В этом никогда нельзя быть уверенным до конца. Время сейчас неспокойное. А что он говорил?
— Да ничего особенного. Они с отцом выпили, как только он приехал, пытались и меня подключить к этому процессу, но я не такая уж фанатка алкоголя. Потом я решила уйти.
— Странно, что ты не видела Дериана.
— Он всегда был странным… всё-таки даже спустя столько лет он не забыл смерть Айдиара. Они были близки, как никто из нас.
— Я слышал, что он воевал.
— Воевал. Хотя, при всём уважении к Дериану, он скорее караулил склады, которые никто так и не тронул.
– А последние годы? Геноцид в Иделии точно оставил след на его психике. Мало ли чего там можно было навидаться… Ладно. А что насчёт Шайми, Аэдры?
– Шайми в порядке, занята своими делами и не хочет со мной общаться, — надулась Райки. — Но она волнуется, как все нормальные меры. С Аэдрой я только поздоровалась, она… странная.
– Что ты имеешь в виду?
— Она же стала священницей. Но мне она больше напомнила какую-то сектантку. Да и я никогда её не любила. Придурошная она.
— Вот почему ты такая злая?
— Я не злая!
– Она всегда была близка к религии. Тут нечему удивляться.
Анур чувствовал себя расслабленным за этими разговорами. То ли от еды, то ли от усталости тело его будто бы стало лёгким и невесомым, а картинка перед глазами менее чёткой. Он не сразу заметил признаки действительно нездорового состояния, а когда заметил, убеждал себя, что ему лишь кажется.
– Не жалеешь, что уехал из Рентины? — донёсся до него голос Райки.
– А чего мне жалеть? Я не завёл там знакомств, которые сильно боялся бы потерять. Сам город душил меня своими размерами. Конечно, я не сомневаюсь, что скоро соскучусь по нему, но приехать с Зеркального побережья в Рентину много ума и времени не надо. Хотя я бы предпочитал проводить праздники в Акерре или Хаине…
– Не ожидала от тебя такое услышать. Говоришь, как будто взрослый совсем. В Хаине покупают дома меры, которые уже просто хотят отдохнуть от тягот жизни.
– Может и я хочу? – усмехнулся Анур.
– Ты ещё и не видел тягот, балда. Вот станешь мастером, посмотрим, как запоёшь. Я, собственно, тоже, – вздохнула Райки.
Он осушил ещё одну чашку, и только тогда до него стало доходить, что ему действительно нехорошо. Запоздалая мысль о том, что такое состояние мог вызвать именно чай, вызвало нарастающую панику. Он встал на ослабших ногах.
— Мне нужно отойти… Я сейчас…
Когда он дошёл до двери, мир вокруг стал вращаться под совершенно опасными углами. Едва разбирая дорогу, он нашёл где-то уборную, где его желудок и покинула недавно съеденная еда.
Прислонившись к стене, он тяжело дышал. Внутри всё горело, его снова стошнило, но легче не стало. Он облокотился над раковиной, собираясь умыться, но соскользнул с неё прямо на пол, где, видимо, и потерял сознание.