ДЯДЯ ТУЛГАТ
По склону чернеющей лесом Мадаги быстро спустился всадник на мохнатом вороном коне и в черной меховой шубе. Из-за плеча его выглядывало длинное дуло ружья . Он привязал коня к нашей коновязи и направился к нам. Взяв ружье в руки, он скинул шубу. Только тогда я узнал его. Это был охотник дядя Тулгат. На поясе его висел большой нож в кожаных ножнах.
После обеда в папиной кузнице загудел горн, со свистом захрипели меха и далеко был слышен громкий и веселый голос дяди Тулгата. Я побежал туда.
Дядя Тулгат качал меха, а папа держал в клещах полосу железа. Видимо, он собирался делать подкову. Дядя Тулгат посмеивался светлыми глазами, шевелил жесткими усами и громко, как на собрании, рассказывал новости.
– Ничего не пойму. Будто взбесились все, злыми стали! А охотники живут своей жизнью... Паглун, Мухар– Саган, Сэлхэй, Габай, Гончик, Жигмит-ахэ, Санжа. Мы друг друга не будем делить на богатых и бедных, как вы. В этом году мы пойдем в Ара– Жэлэ, Нигсанду и Улынгэ. Там нынче белки много, а соболя больше на Урее.
Папа вытащил длинными щипцами из жаркого горна раскаленную полосу железа и положил на наковальню. Дядя Тулгат ловко и быстро перехватил у него щипцы, а папа острым бородком стал выбивать дырочки будущей подковы и неглубокую бороздку.
– Если есть хорошая собака можно много белки и соболя добыть, – продолжал говорить дядя Тулгат. – Собака любую живность найдет. Учить надо... К примеру, на белку. Добудь сначала несколько белок, сними шкурки, а тушки подвесь высоко на дерево. Собаке не давай, пусть полает и попрыгает, запах такого мяса должен манить. Если дашь сразу, собака привыкнет. Помучается собака и начнет сама искать белку. Тут и иди с ней... Вот подкую коня, пристреляю ружье и – в тайгу. Скучно тут у вас.
Дядя Тулгат посмеивается и продолжает говорить. От него пахнет тайгой, снегом, чистой водой – совсем другой жизнью. Мне хочется идти с ним!
ГОСТЬЯ. ЖИВОТНЫЕ ЛЕЧАТ ЛЮДЕЙ
К нам приехала гостья. На ней нарядная, крытая синим шелком, шуба-дыгэл, островерхая шапка с красными кистями тоже крыта синим шелком и оторочена мехом. Как только она вошла, мама сразу бросила на землю за очагом расшитый узором матрац. Женщина аккуратно сняла шапку и, грузно опустившись на четвереньки, стала класть поклоны нашим божкам, перед которыми день и ночь горели лампадки. Потом она подошла к божнице, получила, видимо, благословение и только тогда поздоровалась с нами.
-занесите мои подарки! – сказала она маме.
Я выбежал вместе с ней на улицу. На белом снегу, возле привязанного коня гостьи, стояла пузатая черная сумка. Мама еле– еле подняла «подарок» и потащила в юрту.
– А почему наша гостья не занесла свой подарок сама? – полюбопытствовал я у мамы.
– Гость не должен сам таскать свои дары, – ответила она.
– А кто она?
– Это наша Удбыл-абгай, жена дяди Цырена. Она хорошо знает обычаи!
Да, Удбыл-абгай привезла много подарков! Вареное и мороженое мясо, желтое масло, завернутое в желудок коровы, конское сало, толченая черемуха, сушеные пенки... Чего только нет! А нам с Жалма-абгай – конфеты в красивых обертках.
Удбыл-абгай сидит на кровати и тихим голосом рассказывает новости. Смеясь, она смешно вытягивает губы, а у слезящихся ее глаз появляются морщинки. Когда гостья вышла на улицу, мама быстро сказала мне:
– Она – вторая жена дяди Цырена. Первая его жена, мама Санжа и Цындымы, умерла. Удбыл-абгай теперь моя сестра и роднится с нами.
К вечеру Удбыл-абгай позвала меня и неторопливо пошла осматривать нашу стоянку – изгороди, стайки, зароды сена, коров и овец. У нее крепкие и красивые сапоги-гутулы с толстыми белыми подошвами, зелеными узорами по коричневому голенищу. Я вдруг вспоминаю, что на нашей полке появились китайские пряники. Наверное, они тоже подарок Удбыл-абгай. Становится темно, и мы возвращаемся в юрту.
– Удбыл-абгай, в ваших краях не заставляют вступать в ТОЗы? – неожиданно спрашивает мама, готовя тесто для лапши.
Гостья неторопливо делает на большом пальце линию из душистого табачного крошева, Проводит пальцем под носом, втягивая табак ноздрями. Глаза ее светлеют. Потом гостья говорит:
– Нет, не заставляют. Где они будут сеять пшеницу? Наш Санжа говорит, что будет коммуна. В Аге только самые бедные вступают в коммуны. Они объединяют скот и имущество и работают вместе... Это как большая и голодная семья.
– Неужели? – удивилась мама, уставившись на Удбыл-абгай. – А когда эти коммуны будут везде? А если не очень бедные и имеют немного своего скота?
– Мне ли знать! Это все наш Санжа говорит, – смеется Удбыл-абгай, – а еще говорят, что богатые будут больше налогов платить, если у них нет денег, то будут угонять скот..
Мама продолжает удивляться. Папа посмеивается и молчит, он точит мягким оселком ножницы. Только мы с Жалма-абгай сидим, не шелохнувшись, и не пропускаем ни одного слова. В горле у меня что-то запершило и я громко раскашлялся.
– Он не болеет? – встревожилась Удбыл-абгай.
– Нет. Бегал раздетый на улице и, наверное, немного простудился, – беспечно рассмеялась мама. Удбыл-абгай немного помолчала и, чуть улыбнувшись, опять начала говорить удивительные вещи:
– При бронхите самое лучшее – рыбий жир. Все знают, что Базаров Дагба и сват Панян не знают греха. Они раздолбили на Ононе прорубь и поймали огромную щуку. Печень бедной щуки сват Панян подвесил над печкой, а внизу поставил миску. Много жира натекло, – тут Удбыл-абгай снова улыбнулась. – Сват Панян заставлял меня пить жир по одному наперстку на пустой желудок. Так я вылечилась и перестала кашлять. Животные лечат людей. Можно струю кабарги смешать с чаем, выдержать в теплом месте пятнадцать дней и поить по половине наперстка ребенку, если у него грыжа. А тому, у кого болит мочевой пузырь, надо проглотить мочевые пузыри сорока девяти белок. При внутреннем кровотечении надо пить, смешав с водой и выдержав, желчь медведя... Да что я разболталась о животных, когда приехала погостить к вам... Но что у вас нового?
Продолжение следует.