Глава девятнадцатая
Черная весть быстро разнеслась по степи и взбудоражила юрты. «Табунщика Шамбэя убил Тобын Тугулдур. Писарь путался с его женой, а ревнивый табунщик бросился на него, Тугулдур задушил его в овраге возле речки Борзи! Тугулдур убил Шамбэя!» Слухи дошли и до Агинского управления, оттуда главный зайсан отправил нарочного с повелением Тугулдуру срочно прибыть.
Поручив все дела, Тума и Бахандэ, Тугулдур выехал в Агинское. Опеча-ленные Хурин-зайсан и знакомые люди напутствовали его: «Ничего, все обой-дется, мы не верим слухам, а убийцу выясним…»
Добравшись до кункурских степей, Тугулдур вспомнил, что где-то тут поблизости живет семья Нэлбэнэ Сэсэгтэ, который умер после наказания розгами. Он решил заехать и проведать их. За Цирик-Нарасуном, на берегу озера, он увидел одинокую и ветхую юрту Нэлбэнэ Сэсэгтэ и направил коня туда. Привязав коня, Тугулдур пошел к юрте.
Низенькая дверь была раскрыта настежь. У очага сидела женщина с рас-пущенными космами волос и, вывалив ссохшуюся грудь, пытались накормить тощего младенца, завернутого в лохмотья. Она, кажется, ничего не видела. На Тугулдура она даже внимания не обратила. Голова ее тупо и странно тряслась.
Бедная, она, кажется, сумасшедшая. Опечаленный Тугулдур повернул обратно, и вдруг недалеко от юрты увидел дохлого теленка, над которым тучами кружили зеленые мухи.
Откуда-то перед ним появился мальчишка лет десяти. Он громко закри-чал:
– Мама, не трясите головой, очнитесь. Этот человек не палач Дэмбэл–тайши, он совсем другой человек. Я его знаю, когда избили папу, он повел его домой и напоил чаем… Мама, приглашай гостя в дом, мы его тоже чаем уго-стим!
Но женщина беззвучно что-то шептала сухими губами и не откликалась. Изо рта ее стекали слюни и падали на младенца. Она все совала и совала грудь ему рот. За ее спиной показались еще двое малышей, положив пальцы в рот он с любопытством смотрели на приезжего. Оглянувшись, Тугулдур увидел, что девочка побольше тянет за хвост дохлого теленка. К ней подбежал мальчик. Но утащить теленка они не могли.
Тугулдур стал им помогать. Втроем они потащили теленка. Мальчик и девочка обрадовано рассмеялись.
– Это теленок нашей Эреэгшэн. А весной мы ели вкусные пенки. А вчера прямо на глазах на теленка напал больщущий волк и бросился ей на шею. Ой-ее-ее, что было-то! Мы с братом еле-еле отогнали волка ургами. Умер, бедненький теленочек, – охотно рассказывала растрепанная девочка, упираясь и помогая тащить теленка.
По спине Тугулдура пробежал холодный пот. Волк и… эти маленькие дети! Что и творится на белом свете. А женщина после смерти мужа, наверное, сошла с ума. Бедные люди! Чем они может им помочь! Бедный мой народ! Ему стало трудно дышать и по щеке его скатилась крупная слеза. Но, стараясь сдержать себя, он весело крикнул:
– Ну, молодцы, куда же нам тащить?
– А во-он туда, за кучу золы. Ночью волки теленка моментально съедят, даже костей не останется, – беспечно ответил запыхавшийся мальчуган.
– Как же вас зовут, богатыри?
– Меня – Жамбал, а сестренку – Гэрэлма.
– Брату – десять, а мне только семь. А с мамой – Бэлигма, Билигто. Ма-ленький наш все время ревет, от того у него пуп стал большой-большой! – весело и без остановки болтала Гэрэлма, стараясь показать какая она старательная да умелая. И вдруг глухо и с надрывом закашляла.
«Э-ээ, да у нее, кажется, туберкулез!» – опечаленно подумал Тугулдур.
Когда оттащила теленка, Жамбал, как и положено каждому буряту, рас-простер перед гостем обе руки и пригласил его на чай.
– Спасибо, Жамбал, но мне сейчас некогда. В Агинское надо спешить. На днях я постараюсь приехать к вам, тогда и угостите меня. Идите-ка сюда.
Тугулдур позвал ребят за собой и, подойдя к коню, снял седельные сумы.
– Жамбал, неси скорей тарелки!
Ребятишки мигом забежали в юрту и вернулись с большими деревянными тарелками. Тугулдур вытащил из сум большую буханку хлеба и туес с топленым маслом. Аккуратно разрезал хлеб на шесть частей, намазал доли маслом.
– Вот вам, молодцы. Сначала дайте самому маленькому, потом ешьте са-ми, накормите маму и братишку с сестренкой. Аккуратнее!
Он увидел, что ребята глотают слюни, и слезы снова подступили к глазам. Черт побери, так недолго и расплакаться. Ребята снова выскочили из юрты.
– Корова-то у вас доится, что вы сами едите, где берету воду? – стараясь быть веселым, спросил Тугулдур.
– Корова мало молока дает. Мы все молоко маленькому даем.
– А кто доит?
– Мы с братом. Я тяну за передние соски, они мягкие, податливые, а Жамбал-ахэ доит два задних, тугих, соска, – бойко отвечала Гэрэлма, успевая жевать хлеб. Личико ее порозовело.
– Воду мы берем во-он с того ключа, – махнул рукой в сторону Жамбал.
– А что едите?
– Арсу иногда греем. Когда папа был живой он привозил муку, но мука кончается. Когда мама не болела, она часто делал арсу, арса тоже кончается. Теперь мы с братом копает саранки и варим, – сказала Гэрэлма.
– Родственники приезжают к вам?
– Нет. Должен был приехать дядя Нима, но он уехал далеко-далеко на работу, а тетя приехать не может, она родила, – вздохнул Жамбал. Вздохнул и Тугулдур.
– Ладно, Жамбал, Гэрэлма. Хорошенько смотрите за мамой и младшими. Доите корову, пасите ее. Я попытаюсь на днях приехать к вам. Хлеб и масло экономьте, делите на ровные доли.
Тугулдур понюхал их пахнущие солнцем и степью головы, легко взлетел в седло и понукнул коня. Он увидел большую человеческую беду, и душа стала крепче и сильнее, а сердце плакало. Никогда, никогда он, Тобын Тугулдур, не пройдет мимо человеческой беды и не солжет самому себе! Ребятишки стояли у ветхой юрты, жевали хлеб и смотрели ему вслед.
Резвой рысью, фыркая и изгибая шею, конь бежал прямо на север, где возвышалась двуглавая сопка, похожая на седло. Конь силен, годы молодые, но на душе печально и светло. Нет, нет, Тугулдур не боится клеветников.
– Не поддамся лжи и подлости, не поддамся. Будь тверд, Тугулдур, со-весть твоя чиста. Будь тверд! – шептал он самому себе и смотрел вперед, где в голубой дымке плыли далекие горы.
Дьявол всегда напускает на человека десять черных грехов, Тугулдур всю жизнь будет бороться с дьяволом. Бурхан поможет ему!
Он подхлестнул коня и поскакал навстречу судьбе…
Продолжение следует.