Глава восемнадцатая
На улице хрипло залаяла старая собака. Наверное, приехал Шамбэй. «Пора отправлять на границу», – подумал сквозь полудрему Тугулдур. Он вышел на улицу. Было сумрачно, низкие облака плыли над вершинами гор. В низинах клубились клочья тумана. Но приезжего не было.
Раздавались редкие клики гусей. Далеко пролетал одинокий журавль. Бедняга, наверное, осиротел. Как ему теперь жить дальше? Тугулдур проводил журавля взглядом и вернулся в юрту.
Прождав напрасно Шамбэя, Тугулдур приехал к нему домой. Хоншон погоняла овец на пастбище.
– Сегодня мы с Шамбэем должны были отправиться до Ималкинского караула, а его все нет и нет, – поздоровавшись, сказал Тугулдур.
– Он вечером выехал из дома и до сих его нет. Он сказал мне, что поедем по следам воров. Встревоженный был, беспокойный какой-то. Хорошо, что он встретился с вами, – озабоченно поведала Хоншон.
– Так куда же он подевался? Он же просил меня поехать с ним до казаков, – затревожился Тугулдур, оглядываясь, будто вот-вот из-за дальнего увала должен показаться конь табунщика.
Не сговариваясь они поехали по дороге, ведущей к Ималкинскому карау-лу. За ними побежала и черная, мохнатая, собака. Всадники пересекли речку Борзю и выехали в степь, кони торопились, будто чуяли беду. Облака затянули небо, сумрак становился плотнее, было прохладно.
– Вы мне помогли найти сына, а теперь помогаете искать мужа. Как же мне отблагодарить вас. Вы женаты, Тугулдур? – спрашивала Хоншон. Кони бок о бок шли быстрой рысью.
– Нет, – быстро ответил писарь и покраснел.
– Извините. А девушка вас ждет?
– Ждет. Ее зовут Галтэйхан! – ответил Тугулдур и тут подивился самому себе. Как смело он назвал ее своей.
– Красивое имя! – вздохнула Хоншон. – Наверное, вся – Огонек, должно быть!
– Не должно быть, а есть! – Твердо сказал Туглудур и решил, что он обязательно женится на Галтэйхан. Ему показалось, что от чистого степного воздуха, своего решения жениться, он внезапно опьянел.
Со стороны Онона и соснового бора подул сильный ветер, сумрачные тучи качнулись. Вот-вот должен быть начаться дождь. Кони пошли быстрее, и ветер развевал их хвосты и гривы, заколыхалась травами и цветами степь с бессчисленными пятнами бугорков-сурчин.
Они все спешили и спешили, зорко оглядывая степь, как вдруг мохнатая собака, спешившая за ними следом, резко остановилась, принюхалась к воздуху и отрывисто залаяла. Хоншон резко натянула поводья и оглянулась. Собака свернула с дороги и, нюхая траву, скользила по степи, вот она перебралась через овраг и юркнула в заросли тальника. Ветер стал порывистее и резче, уже свистел в ушах. Неожиданно за кустами раздался не то собачий, не то волчий вой.
Всадники торопливо пробрались сквозь тальники и вдруг увидели в ложбине ничком лежащего человека.
– Бурха-аан! Это же Шамбэй! Что случилось? – в страхе закричала Хон-шон, спрыгивая с коня и бросаясь к мужу.
Не помня себя, Тугулдур кинулся за ней, успев подхватить и повод коня женщины. Кони пятились и храпели. Спустившись вниз, он увидел лежавшего Шамбэя и склонившуюся над ним Хоншон, которая непрерывно причитала.
Бедный Шамбэй был мертв. Хоншон еще ничего не поняла, не верила и пыталась поднять мужа. Лицо покойного было опухшим, тело давно застыло, а Хоншон все дула в глаза, нос и уши мужа, пыталась его оживить. Опешивший Тугулдур суетился рядом с ней. И вдруг женщина вся поняла и истошно закричала, обращаясь в небо:
– Шамбэй-ээй! Зачем ты покинул меня, на кого оставил сына. Как же нам теперь жить! – И, внезапно смолкнув, она онемела у ног покойного неподвиж-ным комом.
«Не потеряла бы сознание!» – мелькнуло в голове Тугулдура. Он взглянул на нее: женщина закрывала лицо маленькими руками, ни одна слезинка не скатилась из-под пальцев.
Ветер в степи уже неистовствовал, рваные клочья туч почти касались земли, но дождя не было и онемевшая от горя степь была суха.
Надо было что-то делать, и Тугулдур решительно подхватил под мышки Хоншон, перенес на берег оврага. Потом с великим трудом, несколько раз от-дыхая, отнес туда и Шамбэя. Хоншон слепо и странными движениями пыталась ему помочь. Знаками он ей объяснил, что покойного надо взвалить на смирного, белого, коня Хоншон. Перевалив тело Шамбэя через седло, Тугулдур крепко связал его ремнями и потянул коня вперед. За ним, ведя его гнедого на поводу, двинулась и Хоншон. Собака, понявшая, что с хозяином случилось страшное, виновато трусила за конями и людьми. Ветер дул им в спины.
Даже в дурном сне не виделось и не гадалось Тугулдуру, что случится такая беда. Случилась! Откуда-то прямо перед маленьким караваном выросли два всадника на откормленных вороных конях. Тугулдур вгляделся и узнал Шобогора и его дружка Алшур Бадаганура. Загородив дорогу, они разглядывали Тугулдура.
– Вот в чем дело! – вдруг изумленно воскликнул Шобогор, смотря на писаря нахальными и зеленоватыми глазами. – Значит ты убил табунщика, даже не бросил тело, помогаешь его жене донести покойника до дома! Значит, вправду говорили, что ты снюхался с Хоншон. Значит, обезумевший от ревности Шамбэй набросился на тебя, а ты его задушил, благородный ноен… Да, ладно, тебе виднее, ты же главный писарь, знаешь все законы. Вывернешься! Но мы все же будем свидетелями и подпишемся на бумагах, что ты убил табунщика. Ладно, бывай здоров, не скучай…
Рассмеявшись, они развернули коней и ускакали в степь.
Тугулдур даже не обратил внимания на их слова, молча брел и брел по дороге. Сердце болело, жаль было семью табунщика, его жену, сына. Как они теперь будут жить? Близился вечер, небо так и не прояснилось, ветер не стихал. Конь под покойником всхрапывал и не хотел идти…
«Что же, оклевещут меня эти два негодяя. Видно, придется мне пройти и через это. Ничего, все вынесу и вытерплю, но никогда не солгу и не сподличаю! Пусть будет, что будет. Бедный мой народ! Что я могу сделать для тебя?» Тяжело вздохнув и стиснув зубы, будто бы он отрекался от мира, Тугулдур пошагал дальше…
Продолжение следует.