Наваждение

Валерий Столыпин
Невозможно для Жизни забвение
И она, проявляя усердие,
Поощряет инстинкт размножения,
Для себя обретая бессмертие.
Мы же в этой большой постановке,
Постоянно играем в массовке.
Андрей Олегович
– О-ла-ла! Какие ножки, – засмотрелся Стёпка Крутов на нечто настолько примечательное,
что перехватило дыхание.
Такой уж он родился – влюбчивый. Не важно, что есть у него и жена, и безотказная чаровница-любовница.
Как увидит удалец смазливое личико или голые коленки, особенный, отмеченный сладострастием жест, сексапильную грудь или услышит вибрирующую страстью интонацию в голосе – моментально приходит в неистовство.
В Стёпкиных влюблённостях нет системы, даже логики. Чувственный экстаз возникают спонтанно, так же, впрочем, неожиданно и исчезая, почти бесследно, поскольку человек он семейный, ответственный.
Яркие эротические впечатления в его впечатлительном воображении подобны вспышке молнии. Они движутся по внезапной, запутанной  и странной траектории, иногда бесконтактно разряжаясь на случайный объект, превращая его в заземление, но иногда его так накрывает,  так торкает, что остаются на поверхности событий рваные шрамы и фатальные разрушения.
Хорошо хоть Маринка, супружница дорогая – дама с понятием. Треснет, бывало, сковородой по мозгам, отнимет заначенные от нетрудовых доходов в укромном тайнике денежные знаки и прощает, отлучая, однако, на период инфекционного карантина от тела.
Наивная. Стёпке того и надо, чтобы под ногами не путалась. Новизну муженёк любит, разнообразие. Гурман!
Прелестница, сводившая только вчера с ума, моментально теряет привлекательность, стоит на горизонте замаячить точёной фигурке с оттопыренным задом, потому, что растратила девица остроту восприятия и девственную свежесть: эти коленки он уже гладил.
Стройные ножки в комплекте с их обладательницей возбудили Стёпку сверх всякой меры.
Издалека они выглядели обычными, какие бегают и ходят по округе табунами, не задевая взыскательного внимания, не пробуждая древнейший инстинкт, благодаря которому человечество всё ещё заселяет Планету.
Стёпка чуть мимо не проскочил. Но талант не пропьёшь. Узрел, заценил, отметил.
Внутренний радар поймал прелестницу в окуляр романтического мелкоскопа, послал, куда надо сигнальный импульс. Дальше процесс запустился на автомате.
Сопротивляться соблазну не было желания. Глаза с вожделением рассматривали объект неодолимой страсти, буквально съедали девчонку живьём.
Стёпка непроизвольно, в привычной последовательности произвёл инвентаризацию сокровищницы.
Магические, можно сказать колдовские, бирюзовые в крапинку глаза, пронизывали насквозь до самого низа, где хранил он драгоценные для воспалённой мужской ментальности амулеты желания.
Наивно-щенячий взгляд, от которого мурашки толпой побежали по телу, раздавая на клеточном уровне командные алгоритмы, включающие программный код, зашитый в подсознании самой природой.
Рельефные контуры с выступающими, где положено упругостями, плавно-грациозная гибкость, румяные щёчки: всё, что требуется для проведения ритуального воплощения фантазий и грёз, было в наличии, даже с избытком.
Стёпка клацал зубами, обливался потом, наблюдая за недосягаемым для прямого контакта совершенством, и грезил наяву.
Девушка-мечта стояла немного поодаль, беззаботно хлопала томно трепещущими ресничками, не обращая на него внимания.
Впрочем, это к лучшему: можно внимательно, наслаждаясь безупречной конструкцией дивы рассмотреть стационарную экспозицию,  достойную кисти художника. Жаль, Стёпка совсем не умеет рисовать. Зато мастер воплощать в жизнь желания самих женщин.
Да, пожалуй, тут не кисть нужна…
У девчонки поразительно аппетитная попка: маленькая, похотливая, упругая, влекущая.
Употребить бы эту таблетку по назначению…
За такой…
Не для тебя, Стёпа, сердце девичье забьётся! Не для тебя, не для тебя-а-а! Не судьба, видно.
Мужчина плотоядно зажмурил глаза, оглаживая виртуальными жестами неповторимо дивные изгибы созревшего раньше срока юного тела, смакуя предвкушение чуда, чувствуя нарастающее напряжение внизу живота, мощный прилив крови и невыносимо распирающее желание, побуждающее страдать, изнывая от неудовлетворённой похоти.
Стёпка раздевал желанную до судорог голографическую модель, грубо срывал с девственной фигурки невесомые покровы,  нежно, едва прикасаясь, ласкал, лихорадочно и страстно исследовал каждый миллиметр всё более желанного тела, примерял грудь под размер ладони, пробовал на вкус капельки интимного сока.
Вот это женщина!
Какова! Наверное, первая красавица Москвы...
Обидно, досадно!
 Аргумент в невостребованных тайниках, тем не менее, агрессивно восстал и требует – иди и добудь! Мужик ты или тварь дрожащая? Убей и принеси, если не покорится даром…
Девушка тем временем, словно подчиняясь внутренним музыкальным ритмам, легко переступала с ноги на ногу, заманчиво выпячивая абрис соблазнительной приманки в профиль, на который заманчиво накладывались художественно падающие светотени, играя полутонами, добавляя чаровнице объём и загадочность.
Фея, сирена, нимфа! Впечатляющее зрелище!
Какая выразительная вырисовывается картинка: иконы рисовать с подобного совершенства  модели.
Мадонну с младенцем…
Нет, младенец, пожалуй, лишнее: ну его.
Изумительно симметричное лицо, малюсенький носик, вишнёвые губы…
Целовал бы и целовал. Пухленькие, удивительно яркие влажные уста, напоминающие, нет… намекающие… на очень смелый интим. Самые поцелуйные губы из всех, что встречались прежде.
Наивно-доверчивый, трогательно-бесхитростный взгляд.
Недотрога, простодушная невинность.
Застенчивая,  сентиментальная, романтичная. Короче, стопроцентная восторженная глупышка…
Степка у неё первый.
Ага, миссионер широкого профиля, десантник спецподразделения по лишению…
Да, упускать такой шанс преступно, даже глупо.
Под лежачий камень вода не течёт. Нужно пробовать.
А вдруг… если очень-очень постараться...
Стёпка представил, явственно, зримо, славную диву, возлежащую на бескрайнем белоснежном ложе. Абсолютно нагую прелестницу, манящую нежным животиком, влекущим в низовье долины грёз ручейком, к ароматному, сладкому источнику вечного блаженства…
Не было у Стёпки больше сил терпеть это изнурительное испытание. Не бы-ло!
Ох уж этот кустистый рай, за которым скрывается влажная тайна. Всё бы отдал, чтобы прикоснуться к заросшему холмику немедленно, сейчас, не отходя от кассы.
Потом спуститься чуть ниже, где покоится ущелье страсти, провалиться в которое мечтает каждый мужчина.
А как хочется нажать языком на заветную пуговку, включающую женское сладострастие, теребить, теребить её влажными губами, впитывая утончённый мускусный аромат, пробраться в тёплую  скользящую слякоть чувствительного узилища, преодолевая сопротивление возбуждённой плоти.
Вот бы забраться с головой внутрь и качать, качать сокрытые от большинства претендентов  богатства из благодатных глубин, высекая не для себя, для неё, искру неземного блаженства, способную возжечь горн неземных ощущений, порождающих немедленное опьянение и оргазм, венчающий этот божественный пир.
Разгорячённая до точки кипения женщина подобна блуднице: она готова на всё.
Чувствуя приближение финала, она вывернется наизнанку, желая доставить повелителю истинное блаженство в благодарность за доставленное удовольствие.
Богиня истекает соками, которые стекают по дрожащим в конвульсиях бёдрам, источая запахи, от которых кружится голова, перехватывает дух. Дива кричит, изгибается дугой, стонет, царапает спину, требуя глубины, энергичности и силы проникновения.
Секундный взлёт, парение в вышине, мгновенное расширение Вселенной, извержение вулкана… Толчками, спазмами. Минутное помутнение в мозгу… блаженный покой.
Это всё он.
Несколько скоротечных минут виртуальный любовник проживает как вечность.
Девушка тем временем поворачивается к нему лицом, на котором светится загадочно-томная улыбка, обнажающая ровный ряд влажных, блестящих зубов.
Губки её намазаны блеском. Яркий румянец, покрытые детским пухом щёки, брови вразлёт, хлопающие наивно, целомудренно, подведённые чёрной тушью пушистые реснички…
По Стёпкиной ноге предательски несвоевременной капелькой стекало нечто липкое, сигналя о необходимости начать боевые действия или ретироваться.
Ну же, давай!
Сердце стучало невпопад, отдаваясь в ушах барабанной дробью, замерло в предвкушении сладости и одновременно нерешительности дыхание: горячее, тягучее, липкое, обжигающее лёгкие.
Спазм давил, наполняя грудь болью, возмущённый бездействием стержень не умещается в тесных штанах, требовал срочной реализации, хоть каких-либо действий.
Стёпка встретился с нимфой взглядом.
Стильная причёска, дорогая, стильная, извивалась мелкой волной многочисленных кудряшек,  развевалась, подчиняясь дуновению ветерка.
Из нескромного выреза нагло выглядывали сочные упругости грудей: не больших и не маленьких, в самый раз, чтобы обхватить эти упругие мячики горячими ладонями, почувствовать жар живого прикосновения, волнующие удары пульса в глубине, за грудиной, где скрывается её застенчивое сердечко.
Девочка шагнула навстречу, совсем чуть-чуть, с распростёртыми для кого-то объятиями.
Стёпка обернулся: сзади никого нет.
Неужели ему предназначен несомненный, вызывающе откровенный знак внимания?
– Разрешите с вами познакомиться? Вы… вы такая… такая славная, такая замечательная… самая-самая…
– Понравилась девочка, – услышал Степка, – мы тоже от неё балдеем. Экспонат. Хороша профура, да? Элитная кобылка, объезженная. Но полка не твоя, братан. Лола, детка, представься товарищу, покажи товар лицом. Мужчина интересуется, что у тебя под платьем, желает рассмотреть, ощупать. Ты не против? Постарайся не разочаровать клиента.
Подошедшие со спины разукрашенные татуировками качки издевательски гоготали, ловко играя узлами мышц, демонстративно выставляя на обозрение пудовые кулачищи.
– Смотри, развлекайся, щупай. Заслужил.
Лолита вальяжно, словно растягивала удовольствие, сняла, нисколько не смущаясь театральным движением лёгкое платьице, не обращая внимания на гуляющих в парке зевак.
Девица вертляво крутилась, навязчиво показывая обесценившиеся вдруг в его глазах прелести со всех возможных сторон, повернулась задом, неприятно кривляясь, скинула полоски-трусики, кинула их на руки качкам, наклонилась, широко расставив длинные, нереально худые ноги, демонстрируя плоские, совершенно неразвитые ягодицы полностью раскрытыми.
Затем развернулась, взмахнула руками, изображая подобие танцующей балерины, подняла ногу выше головы, неприятно обнажив девичью тайну, покрутилась, несколько раз ловко упала на  шпагат, прямо на асфальт, отчего Степан невольно съёжился.
Продолжая стриптиз, Лилита присела, расставив колени в стороны, обнажая то, что маячило под живописным треугольником.
Дав насладиться впечатлением, улыбчиво, с замедлением раскрыла розовую глубину, окунула туда пальчики, лизнула их, смачно, словно леденец, изобразила маску блаженства, посылая окончательно убитому Стёпке тройной воздушный поцелуй обеими руками, поклонилась до земли и принялась медленно одеваться.
– Девочка всё угадала, доволен? Только скажи, можно повторить. Щупать будешь? Ты ведь об этом мечтал, эротоман из подворотни? Восемь кусков. Деревянных. Бюджетненько я бы сказал. Аттракцион невиданной щедрости обошолся тебе в эту мизерную сумму. Расплатись и катись на все четыре стороны. Не каждому, братишка, благоволит фортуна, не каждому. Ты, парень,  везунчик.
Качок глумливо выставил в оскале полуулыбки золотой зуб, поиграл пудовыми мышцами предплечья.
– Но я… у меня… откуда у меня столько денег? И за что?
– Объяснять… или догадаешься?
– Ты же не пустой, зарплату получил. Бабе скажешь, премии лишили. Всё честно, по-пацански. Даром что ли девчонка старалась, наизнанку выворачивалась. Не жмись. За всё в жизни нужно платить. Ты ведь только что чем занимался? А я расскажу. Растлением, совращением ребёнка. Лола, покажи дяде свидетельство о рождении.
– У неё на лбу не указан возраст. К тому же я не просил раздеваться. У меня жена не работает,  дети. Их кормить, одевать надо.
– Э, братан, как ты неправ. Раньше нужно было думать, влюбчивый ты наш. Девочка работала – ты молчал, теперь расплакался как... хочешь премию? Ещё трёха и она твоя… на пятнадцать минут. Пойми, не мы такие, жизнь такая. Бизнес, брат, просто бизнес. Ничего личного. Удовольствие денег стоит. Особенно когда у тебя на каждую встречную стоит…
– Сам напросился. Мы не настаивали, ждали, пока по самые гланды наживку заглотишь.