Дух времени
За время достаточно протяженной своей жизни я наблюдал вблизи разные словесные формы выражения духа времени. Иначе говоря, того, что виделось главной правдой жизни. Была «окопная правда», изданная и неизданная. Собственно, она так и осталась единственно достоверной правдой о войне, ставшей эпосом, так и не нашедшим своего словесного выражения. Были поэзия и проза журнала «Юность» - правда пафоса жизни послевоенного поколения. Были «деревенщики» - правда национального материка, над которой громоздились всякого рода идеологические поветрия. Был постмодерн – ироническая правда подлинной цены мифов и верований советской эпохи. Я уж не говорю о полистилистике – правде элитарной, эзотерической, астматической от бумажной пыли веков. На этом мои прижизненные правды и закончились бы. Но довелось мне прочитать совершенно замечательное интервью (Совладелец «Омскконсервпродукта», базы отдыха «Политотдел» Роман Канушин, осужденный в 2013 году за мошенничество и на днях вышедший на свободу, рассказал журналисту«Делового Омска» Виктору Шкуренко, как сохранить и приумножить бизнес даже находясь в заключении), вокруг которого вдруг начало активно структурироваться в последние годы виденное, слышанное, читанное, пережитое.
Правда нового времени, как бы она ни корчилась, это правда несвободы. Ее генетические истоки в родовой травме бурного, лихого, спонтанного разрушения устоев и плутовского, симулятивного, технократического несозидания на образовавшемся пустом месте. Атомизированная до индивидуума нация, конечно, еще держится на общности языка и человеческой природы, но не более. Этого мало в цивилизации урбанизма и глобального мира. Есть ли на Земле места, где нет государства? Нет таких мест. Есть места с хорошо организованной формой государственности, есть с неустойчивыми формами. Россия в этом смысле прореха на человечестве. Я приведу в пример фрагмент из интервью о том, как под видом государства над человеком властвует явно не государство.
«Знаю, что в тюрьме ты стал верующим человеком. Мне, атеисту, сложно представить, как ты, столь сильная личность, вдруг в корне изменил свое мировоззрение...
— Помнишь, я рассказывал, что еще в 2009 году сидел в СИЗО, в Кургане?
Да, я тогда узнал от тебя много жутких вещей про это место.
— Ну вот, а теперь представь, меня там закрыли почти на год, без суда и следствия. Больше десяти месяцев я провел в изоляции от общества, в условиях постоянных провокаций, которых нельзя было избежать. Целых полгода мне ничего не предъявляли, только возили на суд, где в очередной раз продлевали время пребывания в СИЗО. Я подключал знакомых, административный ресурс, который у меня на тот момент имелся, адвокатов — и никто не мог помочь. Постепенно понял, что выхода нет. Ты сам ничего не решаешь, за тебя все решают совершенно другие люди. Что делать? Кого просить о помощи в такой ситуации? Только Господа Бога.
То есть вера тебе потребовалась для того, чтобы преодолеть проблемы?
— Ты все верно понял. Говоришь прям как человек, который недавно освободился».Обратите внимание; какие-то люди «закрыли» без суда и следствия на год, чтобы совершать провокации в своих интересах. Иначе говоря, использовали право государства на насилие, чтобы держать от имени государства в заложниках. Зачем? Ровно для того, для чего берут заложников. Для вымогательства. Вот здесь три инстанции. Фиктивное государство. Какие-то люди. И психическое состояние претерпевания насилия мобилизацией личной воли, именуемое здесь верой. Именно потому, что «не сломался», после освождения стал «грешить» сильнее.
Слова истины не гарантируют – их изобретают люди. В России коррупционная конвенция давно стала национальной. Не буду ссылаться на клише типа «культ личности», свидетелем изобретения которого был, которое несколько десятилетий ( до смены поколений ) деформировало истину. Пример под рукой – в этом интервью.
«Административный ресурс» - очевидно коррупционное явление через плоть языка вошло в сознание нации и принято ей. Невежественный обыватель еще возмущается высоким жалованьем депутатов, а социальная философия давно уже изобрела слова «статусная рента». Простецам их можно и не знать, а носители статуса вполне усвоили и научились эту ренту передавать по наследству. Сегодня это еще живой и легко наблюдаемый процесс.
Он рассеян в словесной «пурге», но проективен. Феномен сам показывает свою сущность – какие-то «другие люди» от имени государства решают свои проблемы.
«Но знаешь, тогда, в Кургане, я совершил ошибку. Господь протянул мне руку помощи, проблемы решились. Я вышел, начал работать и снова грешить, причем больше, чем до СИЗО». Напоминаю, говорит не политик, а успешный предприниматель. Понятно, что какие-то люди от имени государства поймали его, вновь закрыли. Уже будучи закрытым, он начал решать свои проблемы, вышел (я не говорю «на свободу» , поскольку он интегрирован в сеть каких-то людей) и успешно продолжил бизнес.
Фиктивное государство его как бы ограничило.
«А в каком статусе ты находился последние месяцы?
— Я отбывал срок в колонии-поселении, работал по контракту.
Насколько я знаю, по контракту на своем же предприятии?
— Верно. Им сейчас управляет моя дочь Настя. Фактически она мой работодатель.
Наверное, сидишь в директорском кресле в своем же кабинете и руководишь — прям как раньше? (С улыбкой.)
— Если бы. Разнорабочий я. (Смех.) Мне не положено занимать руководящие должности.
Вот так карьерный рост! И какой у тебя был распорядок дня?
— В семь утра я выезжал из колонии, весь день находился на работе, в восемь вечера возвращался по месту прописки, там ночевал. В течение дня трижды отмечался — по скайпу или лично, на производство приезжал проверяющий.
То есть ты был прописан в тюрьме?
— Да, в Осташково.
А сколько еще оставалось до конца срока?
— 3,5 года».
Проходят немалые годы. И постоянно действует сеть «индивидуум в каком-либо статусе – инструмент фиктивного государства – власть каких-то людей».
И последний гвоздь: «Сейчас, как я понимаю, по контракту с твоей компанией работают и другие зеки?
— Да. Но я всех подряд не беру, провожу отбор. Сразу предупреждаю: «Даю тебе один шанс. Не вышел один раз на работу — все, больше не приходи».
А коллектив компании нормально относится к тому, что к ним приходят работать осужденные?
— А куда коллективу деваться? Если вдруг появляются какие-то претензии, я им говорю: «Что бунтуем? Если вы вдруг забыли, я точно такой же». Они сразу успокаиваются. (Смеются.) У меня, кстати, работают не только заключенные, но и сотрудники «восьмерки». Как-то пришел устраиваться надзиратель. Первый месяц мы привыкали к тому, что здесь в роли подчиненного уже выступаю не я, а он. (Смеются.) Ну ничего, привыкли. Ведь в тюрьме все знают, что рано или поздно срок окончится, и у всех есть шанс встретиться на воле.
И охранники, наверное, тоже об этом знают? (Со смехом.)
— Конечно, они знают об этом как никто другой».
У «других людей» нет общих этических норм или эстетических предпочтений. Оказавшись в «прорехе на человечестве», они «несут свой крест» на свой страх и риск. Никто за нас не проживет нашу жизнь. Куда уж драматичнее:
« Кто сидел рядом с тобой?
— В основном молодые ребята. Многие осуждены за продажу наркотиков, воровство. Причем 90% попали в тюрьму совершенно справедливо. Большинство четко осознают, что совершили преступление, за которое нужно нести наказание. Я воспринимаю тюрьму как необходимый институт воспитания и наказания, без которого человечество не сможет жить. Признаюсь, у меня даже возникала мысль: «А что плохого в тюрьме?»
(С недоумением.) Ты серьезно?»
«И постараниваются другие народы и государства», и вводят санкции, не признавая все это «новой нормальностью». А мы, разнообразные «другие люди», четверть века предполагали, что вот есть слова, записанные в Конституции, что этим словам следует доверять. Мы же из школьной программы кое-что о конституциях знали. Но слова – это конвенция. Слова истины не гарантируют. Хотели Президента, а по Конституции получился диктатор. А потом следующий диктатор, но уже без политической биографии. «Я его слепита из того, что было. А потом, что было, то и полюбила,»-поет женщина. Вот Россия сегодня такая женщина.
Ертарский 23.08.2018