…Ему казалось, что всё осталось, как прежде, что вокруг него ничего не изменилось. То же глубокое синее небо с белыми облаками и нестерпимо ярким диском солнца, тот же необъятный и беспокойный океан. Только вот суша была совершенно иной. На месте крохотных островов появилась широкая равнина, теряющая свои дали в голубых туманах. Незнакомую и грандиозную панораму, космонавт воспринимал, не как обычно, стоя на земле, а почему-то с высоты. Он летел, как птица. Но ни собственного тела, ни конструкций летательного аппарата, в котором он мог бы находиться, не видел. А может, и не было, вовсе, ни того, ни другого, и он парил над неведомой и прекрасной землёй, как чистый разум? Он этого не знал.
Широкая, цветущая равнина медленно расстилала перед ним свои красоты. Он летел вдоль южного побережья океана. На полоску золотого песка беззвучно накатывали волны. Сверху земля казалась картинкой из волшебной сказки. По изумрудным полянам струились серебристые извивы ручьёв, которые впадали в океан. Поляны живописно оттенялись роскошной зеленью лесов. Лесные острова сливались воедино и растворялись в синей дымке, далеко на севере…
А космонавт всё летел и летел над этой таинственной и невероятно красивой землёй. Впереди, среди изумрудных перелесков, вновь, заискрилась вода. Она отбрасывала весёлые, солнечные зайчики. Они светили прямо в глаза. Когда он приблизился, то с изумлением увидел три, последовательно уменьшающихся в поперечнике, круглых канала, с круглым островом в центре. На суше, между каналами, были щедро рассыпаны, ослепительно белые жемчужины-здания, самой разной величины и формы. Они нежились в тени роскошной зелени. Каналы соединялись меду собой радиальными перемычками-мостами. Отдельные гостеприимно разомкнули свои тела-крылья, чтобы пропустить желанный парус. Кольца-каналы были нанизаны, в свою очередь, на главный, прямой как стрела, канал, который соединял сказочный город-порт с водами великого океана. Устье канала, насколько он смог различить, украшали две белые, отбрасывающие длинные тени, монументальные скульптуры. Они находилась по обе стороны канала, и, как бы, предваряли вход в этот сказочный город. Внутренним взором своим, космонавт видел то, что было доступно только ему.
Какая красота!
Какой дивный город!
И тут его осенило: это же Посейдонис! Это же столица легендарной Атлантиды! Платон прав! Атлантида, действительно, существовала! И, географически, она находилась там, где он указал! Именно, напротив Геркулесовых столпов, а не где-нибудь ещё!
Хоть он и находился в виртуальной реальности, но переживал по-настоящему. Его захлёстывали эмоции. С этого момента, Ярилов уверовал в существование Атлантиды больше, чем самый, фанатичный её приверженец!
Резкий крик чайки вывел космонавта из состояния погружённости в виртуальную вселенную…
Ярилов пребывал в шоке. Нежданно-негаданно для него, марсианский феномен прорезался снова. Теперь уже здесь, на Земле, то есть на другой планете. Ведь до этого космонавт был твёрдо убеждён в том, что ретро-воспоминания относились только к, давно канувшей в лету, марсианской цивилизации. Виновницей этого феномена он, совершенно справедливо, считал монокристаллическую пирамиду, которая что-то там «перекачала», без его на то согласия, в его же подкорку. И воспринимал он это «что-то», теперь, в виде фрагментарных зарисовок из марсианского прошлого. И он, вроде, уяснил себе, что картинки ретроспективных видео-воспоминаний, окрашенные в яркие, эмоциональные цвета, воскресали на ассоциативной основе, при виде руин марсианского города. Только их и ничего другого. Всё было просто и логично. До сегодняшнего дня.
Теперь всё круто изменилось. Полгода спустя, полузабытый, марсианский феномен проявился снова и, главное, без видимых на то причин. Старое объяснение его природы уже не годилось. Теперь Ярилов вообще уже ничего не понимал. К двум проблемам, которые его беспокоили до этого, добавилась третья. Все они требовали разумной разгадки.
Первую проблему перед ним поставила платиновая вещица, случайно найденная им на площади мёртвого города. Казалось бы ничего особенного. Значок он и на Марсе значок. Всё выглядело бы банально, если бы не скромный, но отчётливо различимый, оттиск с письменами внизу этой, самой вещицы. Космонавт внимательно изучил его с помощью лупы и убедился в том, что символы оттиска напоминали древнеегипетские письмена. Если его догадка подтвердится, то дело примет оборот с головокружительно далеко идущими последствиями! Оставалось найти толкового профессионала-египтолога и попытаться разгадать тайну марсианского сувенира. Чем он и собирался озаботиться, сразу же после отдыха на Азорах.
Вторая проблема стала его беспокоить уже по возвращении на Землю. В последнее время его, всё чаще и чаще, начала посещать иезуитская мысль, ставящая под сомнение реальность его встречи с живым небожителем, там на Марсе. А что если, на самом деле, это была галлюцинация, порождённая его отравленным мозгом? Оснований для такого утверждения хватало. Даже с избытком. Что тогда? Вдруг, действительно, ничего, такого не было? Тогда что? Тогда прощай звёздная мечта о встрече со звёздными братьями по разуму? Что, после этого оставалось в осадке? В осадке оставалось осознание унылого одиночества человечества на многие сотни, а, может быть и тысячи световых лет окрест. Возможно, где-нибудь, в глубоком космосе, на одной-двух планетах и существовала одноклеточная жизнь, но факт этот не очень радовал. Одноклеточные существа явно не тянули на статус братьев по разуму. У них были принципиально другие интересы. Как ответить на мучившую его загадку? От кого ждать помощи?
А теперь, вот, добавилась ещё и третья проблема. Проблема марсианского феномена. Она, нежданно-негаданно, каким-то, мистическим образом связала марсианскую цивилизацию с цивилизацией земной. Правда, обе они уже погибли, но это не важно. Важно то, что обнаружилась связь между ними! Вот что важно!
Из состояния задумчивости его вывел бодрый голос учёного:
- Ник, ты не уснул? Берегись, океан коварен! Ему всё под силу. Он тебя легко переквалифицирует из космонавта в философа.
Ярилов сделал над собой усилие и отшутился:
- Скорее в художника. Как красиво кругом!
Смит повёл перед собой рукой.
- Ты видишь лишь осколки прежней красоты. Раньше, на месте этих, жалких островов, возможно, был целый материк! Живой и прекрасный. Настоящий рай на Земле!
Тяжело вздохнул. С грустинкой в голосе закончил:
- Теперь его нет. Только небо, солнце, да океан остались, пожалуй, прежними.
«О, Чарли, ты даже сам не догадываешься, насколько же ты прав и насчёт материка, и насчёт рая на Земле!»- подумал Ярилов. Но мысль свою не озвучил. Не пришло время.
Обернулся к собеседнику.
- Чарли, у меня к тебе просьба.
Учёный с готовностью отозвался:
- Слушаю.
Возьми к себе в команду. До конца экспедиции.
Смит удивился.
- Ты это серьёзно?
Ярилов твёрдо ответил:
- Серьёзней не бывает.
Учёный рассмеялся.
- Не ожидал!
Хлопнул Ярилова по плечу.
- Ну, совсем, не ожидал!
Хитро прищурился.
- Я, кажется, обратил тебя в свою веру, так?
Ярилов притворно смутился.
- Получается, что обратил.
Повторил свою просьбу:
- Так, берёшь?
Учёный обрадовано воскликнул:
- Беру! Для нас это большая честь!
На этот раз космонавт смутился по-настоящему.
- Не преувеличивай, Чарльз.
Добавил:
- Спасибо, что не отклонил мою просьбу. Однако, это ещё не всё. Я хочу, с твоего позволения, пойти с тобой туда.
Ярилов красноречиво указал рукой вниз.
Атлантолог мгновенно понял, о чём идёт речь и покачал головой.
- Туда нельзя, Ник. Это опасно.
Космонавт усмехнулся.
- Мне можно.
Учёный снова покачал головой.
- Нужны навыки управления батискафом.
Николай мягко парировал аргумент Чарльза:
- Я пилот космического корабля. Полагаю, глубоководный батискаф не сложнее его по своему устройству и управлению.
Обезоруживающе улыбнулся.
- Или я ошибаюсь?
Атлантолог улыбнулся в ответ.
- Хорошо, мы пойдём вместе. Только у меня условие.
- Какое?
- Сегодняшний день посвятишь изучению батискафа. Договорились?
Ярилов обрадовался.
- Спасибо, Чарльз. Я буду прилежным учеником.
Учёный, снова, похлопал космонавта по плечу. Решимость Ярилова ему понравилась. Появление героя марсианской одиссеи на исследовательском судне произвело подлинный фурор. Ещё бы не произвести. Такая знаменитость и, вдруг, на затрапезной морской «калоше»! Есть чему удивиться. А когда руководитель экспедиции объявил, что знаменитый космонавт не только почётный гость, но ещё и полноценный член экипажа, то восторгу не было предела.
Помощник атлантолога по обеспечению глубоководных работ с удовольствием согласился стать консультантом звёздного дебютанта. Ярилов, не откладывая дело в долгий ящик, приступил к знакомству с глубоководной машиной.
Аппарат помещался на корме судна, в специальном гнезде. Формой напоминал сфероид. Был невелик, и рассчитан на экипаж двух человек. На его макушке находился входной люк, с поручнями по бокам от него. Чуть ниже корпус батискафа опоясывал эластичный валик. В форс-мажорной ситуации, из него выдувался плот, в виде тора, который поддерживал аппарат на поверхности. Ещё ниже находились четыре иллюминатора, обеспечивающие круговой обзор. Они были похожи на линзы очков подслеповатого человека. Но, самым интересным местом в конструкции субмарины было её днище. Под ним, молитвенно сложив свои механические лапы-клешни, находился подъёмный механизм. Диапазон его действий был широк, а работал он ювелирно. Одинаково успешно мог поднять со дна и маленький камешек, и каменную глыбу. Под днищем помещались два мощных прожектора и гидравлическая пушка. Пушка использовалась для очистки придонных предметов от ила. Субмарина приводилась в движение при помощи гребного винта, питавшегося от аккумулятора. Батискаф, при работе под водой, всегда соединялся с материнским кораблём страховочной «пуповиной», в виде тонкого, сверхпрочного троса. На непредвиденный случай.
Основательно ознакомившись с устройством подводного аппарата и его управлением, Ярилов стал достойным претендентом на место рядом с начальником экспедиции. Ему помогла хорошая техническая подготовка, и тренированная память космонавта.
На следующий день утро выдалось серым. Ожидалось усиление ветра и волнение на море. Но Смит принял решение не откладывать спуск, в надежде на то, что они успеют сделать свою работу, прежде чем стихия разыграется серьёзно. В общем, погода была пока лётной.
Батискаф, с наполовину обновленным экипажем, был спущен за борт. Смит задраил люк. Ярилов испытал лёгкое волнение. Оно всегда посещало его перед стартом. Однако когда он включался в работу, то волнение проходило. Атлантолог был невозмутим. Он сидел в кресле и спокойно проверял готовность приборов подводного аппарата к работе.
Глубоководный аппарат качнулся и стал погружаться в воду. Иллюминаторы залили брызги. Море за бортом стало медленно менять свои краски, всё больше и больше сдвигаясь к ультрамарину. Солнечные лучи тускнели, бессильные настичь погружающийся батискаф. И вот наступил момент, когда вода стала непроницаемо чёрной.
Учёный включил свет. Космонавт задумчиво посмотрел в иллюминатор.
- Как они внешне похожи…
- Ты о чём? - спросил Чарльз, не отрывая глаз от приборов.
- О двух могучих стихиях: космосе и океане. Обе непроницаемы и безмолвны.
- Да, внешне они похожи. Только космос, это смерть, а океан – жизнь. Она везде. Там, где мы будем работать, она тоже есть, несмотря на тридцать с лишним атмосфер за бортом и полную темноту.
Батискаф всё опускался и опускался. Голубые лучи его прожекторов терялись в черноте бездны. Наконец, они упёрлись в дно. Атлантолог остановил погружение.
- Приехали!
Николай посмотрел вниз. Прямо под ними возвышался пологий, рыхлый бугор из придонного ила. Он, при взгляде сверху, действительно отдалённо напоминал, пусть сильно сглаженную, но, все же, прямоугольную форму.
Смит настроил гидравлическую пушку и дал первый залп. Стёкла иллюминаторов затянулись серой пеленой. Через несколько минут частички взбаламученного ила опали. Ярилов присмотрелся к развороченной куче. Никаких изменений.
Обратился к учёному:
- Мы не ошиблись адресом?
Тот невозмутимо ответил:
- Нет. Батискаф работает точно по месту.
Атлантолог сделал ещё один залп. Свет прожекторов померк. Частички ила, как облако мелких насекомых, снова ослепили нижние иллюминаторы. Не дожидаясь, когда осядет муть, учёный ещё раз разрядил пушку. После этого откинулся на спинку кресла и стал ждать.
- Наша работа не терпит суеты. Она приучает нас к терпению.
Едва заметно улыбнулся.
- Мы те же археологи, только подводные. Если за сезон найдём какую-нибудь безделушку, то на седьмом небе от счастья.
- А бывало так, что ничего не находили?
Учёный тяжело вздохнул.
- Ты ещё спрашиваешь. Если бы мы нашли что-нибудь стоящее, то факт существования Атлантиды был бы уже давно доказан!
За разговором они не заметили, что луч прожектора почти очистился от роя придонных «насекомых». Посмотрели вниз. Под срезанной макушкой бугра что-то белело. Глаза атлантолога радостно заблестели.
- Смотри, Ник, смотри! Это белый камень! Это не фрактал! Более того, он подозрительно похож на постамент!
- Серьёзно?
- Конечно!
Чуть поубавил свой пыл.
- Хотя, время покажет…
Пульс космонавта участился. Белое пятно, действительно, обнажило один угол. Он оказался прямым.
Учёный теперь знал, что делать дальше. Не обращая внимания на кромешную темноту, образовавшуюся после первого залпа пушки, он всё палил и палил. Смит напоминал охотника, который, наконец, взял след и теперь добычу свою отпускать не собирался. Утихомирился нескоро. Судя по всему, он очистил от ила изрядную территорию вокруг белого камня.
Николай иронично улыбнулся.
- Ты устроил целую «ядерную зиму». Боюсь, на этот раз, прояснится только после второго пришествия.
Чарльз неторопливо протёр свои очки.
- Такая работа. Подождём. Нам спешить некуда.
- Действительно, куда спешить? Здесь темно и тихо. Можно даже вздремнуть.
Несмотря на внешнюю невозмутимость, учёный переживал.
- Ник, как ты думаешь, что там?
Ярилов переживал не меньше.
- Поживём, увидим.
Ждать пришлось изрядно. Но ожидания окупились сторицей. То, что они так бурно откапывали, частично обнажилось. Акванавты увидели, что называется, крупную пластику со следами въевшейся грязи. Это был кусок обработанного монолита, очень похожего на обломок монументальной скульптуры. Он упокоился рядом с родным пьедесталом. Компьютер обработал изображение пластичной каменной формы, продемонстрировав её изображение во всех мыслимых и немыслимых ракурсах. Сомнений не осталось. Это, действительно, был обломок верхней части монументальной скульптуры фигуры человека, частично скрытый под слоем ила. Подводные археологи, с замиранием сердца, рассматривали только что найденное каменное чудо.
Вот он, первый зримый дар легендарной Атлантиды!
Эмоции Смита плескались через край! И было от чего. Его можно было понять и как учёного, и как человека. Как учёный, он осознавал величие своего открытия для науки, а как человек он просто радовался счастью, выпавшему на его долю.
- Ник, я чувствовал, что нас ждёт удача. Я чувствовал! Но, такого не ожидал! Никак не ожидал! Случилось что-то немыслимое!
Со смехом повернулся к Ярилову.
- Может, я сплю? Плесни воды!
Мечтательно уставился куда-то за стенку батискафа.
- Какая красота!
Космонавт тоже был глубоко взволнован. Он с трудом воспринимал реальность происходящего. Ведь для того чтобы произведение неизвестного художника-атланта снова увидело божий свет, ему нужно было пролежать на трёхсотметровой глубине, под толстым слоем ила, более десяти тысяч лет! Невероятно!
Атлантолог понемногу стал входить в рабочий ритм.
- Теперь красавицу эту нужно очень нежно, по-джентельменски, взять под белы рученьки, и, не дыша, вывести в свет!
Подмигнул Ярилову.
- Выведем?
Ярилов энергично кивнул.
- Выведем!
Ярилов озаботился управлением батискафа, а Смит принялся управлять титановыми «клешнями». Он работал, как ювелиров. «Пальцы» манипуляторов бережно подхватили огромный обломок и приняли транспортное положение. Они сработали так бережно, что от драгоценного артефакта не откололся ни один осколочек.
Подъём на поверхность океана прошёл без приключений…
И нужно было видеть лица членов экипажа, когда бесценный дар легендарной цивилизации, с величайшими предосторожностями, был установлен на палубе судна. Каждый радовался и выражал свои чувства по-своему. Все они понимали важность свершившегося события и гордились тем, что каждый из них внёс свою кроху усилий в общее дело.
С особой осторожностью и тщательностью помощники учёного очистили скульптуру от вековых наслоений ила. И люди, впервые, увидели творение, давно ушедшего мира, в его первозданном виде. Верхняя часть, наискосок отколовшаяся в районе талии от монумента, поражала внушительными размерами. Фрагмент достигал высоты в два человеческих роста. В целом же скульптура, видимо, намного превосходила по своим размерам Гиганта, изваянного Микеланджело.
Фрагмент скульптуры, выполненный из белого искрящегося мрамора, выглядел невесомым. Язык пластики воплотил в нём образ очаровательной, юной женщины. Она отличалась от нашей современницы лишь костюмом и причёской.
Изваяние притягивало взгляд Ярилова, как магнит. Страшно подумать, сколько веков минуло с тех пор, когда широко распахнутые глаза этой молодой женщины, навечно застыли в камне. Чей гениальный резец сотворил этот удивительный образ? И как невероятно повезло людям, которые смогли найти это диво.
Долго и неотрывно смотрел космонавт на изваяние, пытаясь понять, что хотел выразить в своей работе ваятель из легендарной цивилизации. В его произведении поразительно цельно сочеталось величественное и скромное, возвышенное и земное, утончённое и простое. Если и существовал на свете образ хрупкой беззащитности, простодушной наивности и высокого полёта мечты, воплощённый в камне, то он находится именно здесь, перед ним, Яриловым. Он любовался тяжёлой, сложно уложенной, формой причёски, открытым, чистым лбом и чуть приподнятыми бровями. Он не сводил завороженного взгляда с широко распахнутых глаз её, глаз на пол лица, смотрящих прямо и доверчиво. Его благодарный взгляд невольно задержался и на пластике небольшого, немного неправильной формы, а потому очаровательного, носика, и пластике полуоткрытых, чувственных губ с, навсегда застывшим на них, безмолвным вопросом. Он восхищался детским подбородком и, немного наклонённой вперёд, хрупкой шеей таинственной незнакомки из небытия. Подивился, свободно брошенным, складкам каменной её одежды, изящно перехваченной на плече каменной же пряжкой.
В который уже раз он обошёл вокруг дивного изваяния из былинной Атлантиды, задавая себе бесконечные вопросы. Кто она? Чем она знаменита? Почему удостоилась великой чести быть увековеченной в камне? Почему её земной образ не сочетается с привычными для нас, отстранённо-величественными образами олимпийских богов - правителей легендарной страны? На его вопросы ответов не существовало. Их поглотила лета забвения.
Рядом с космонавтом стоял счастливый атлантолог. Стоял молча. Он видел сосредоточенное, почти отрешённое, выражение лица Ярилова и не хотел его отвлекать. Однако, переполнявшие его, радостные чувства мешали ему сохранять спокойствие. И как только космонавт чуточку отвлёкся, он тотчас же его окликнул:
- Ник, ты помнишь, что произнёс Галилей сразу же после суда святой инквизиции?
Ярилов повернулся к Смиту.
- Да.
Смит весело заявил:
- Немного перефразируя речение великого претендента на очищение святым огнём, получим: «И, всё-таки, она существовала!».
Широко улыбнулся.
- Ник, Атлантида существовала! Мы доказали это!
Ярилов улыбнулся в ответ:
- Да, Чарли, Атлантида существовала! Теперь это уже свершившийся, научный факт.
Снова повернулся к реликтовой скульптуре.
- Во всяком случае, у меня, на сей счёт, нет никаких сомнений.
Он бережно, с глубоким волнением, прикоснулся кончиками своих пальцев к одухотворённому камню, относящемуся к той, немыслимо далёкой, эпохе, которую седые легенды называли Золотым Веком человечества…
После тысячелетий тьмы и забвения, мрамор на солнце ожил. Он лучился изнутри мягким, тёплым светом. Казалось, ещё немного и незаметная жилка на шее юной женщины начнёт пульсировать. А её полуоткрытые, немые уста произнесут, наконец, заветное слово. Но она молчала.
Николай медленно прошёл на нос корабля. Дул свежий ветерок. Задумчиво посмотрел вниз. Там, внизу, едва заметная рябь назойливо, как муха о стекло, билась о форштевень судна. Она напоминала ему беспорядочную суетность его собственных мыслей, мучительно ищущих стройность хода. Корабль сейчас стоял точно над тем местом, где они обрели счастливую находку.
У Ярилова была хорошая зрительная память. Она работала одинаково профессионально, независимо от того, была ли это реальность объективная или виртуальная. Он вспомнил свой ретроспективный «полёт» и над прекрасным городом атлантов и над каналом, который соединял этот город с океаном. А ещё, он отчётливо вспомнил, что в самом устье этого, прямого как стрела, канала находилось два объекта, отбрасывающих длинные тени. Они стояли вряд, по обе стороны канала, и подозрительно напоминали монументы. Похоже, фрагмент одного из монументов, они сегодня достали со дна океана. Теперь, надо полагать, подошла очередь и второго…
Живое воображение Ярилова перенесло его, сквозь толщу времени и толщу океанической воды, к подножию прекрасного монумента, возведённого у самого устья канала. Оно вознамерилось дорисовать те детали, которые он не смог рассмотреть с высоты птичьего полёта…
Он стоял у каменного сооружения, напоминающего пирс. Ярко светило солнце. По небу плыли редкие облака. Морская пристань производила внушительное впечатление. Сложенная из массивных, ювелирно подогнанных друг к другу, мегалитов, она вызывала благоговейное уважение к строителям. К пристани примыкал, безупречно прямой, главный канал города. Его берега, одетые в белый камень, несли обильные воды. Канал стремительно рассекал равнину, упираясь другим концом своим в, поднимающийся над горизонтом, мираж прекрасного города. Ярилов этот город узнал, потому что видел его в своём виртуальном «полёте».
Рядом с Яриловым возвышался постамент, который нёс мраморную фигуру, уже знакомой ему, юной женщины. Монумент предстал перед ним во всём своём блеске и красоте. Наивный и доверчивый взгляд её, полуоткрытые в немом вопросе её губы, получили теперь иное, более сильное, звучание. Казалось, что хрупкий, недолговечный цветок жизни дерзко бросает вызов всесильной стихии. И стихия, пленённая красотой, ласково плескалась у его подножия.
По воспоминаниям ретро-картинки, ширина канала достигала сотни метров, или около того. С другой стороны его, тоже стоял монумент. Кого он изображал, мужчину или женщину, Ярилов не знал. Для себя же космонавт сделал вывод, что на расстоянии около сотни метров в западном или восточном направлении, от того места, где они были, нужно искать второй монумент, или его куски. Разброс в направлении поиска получался от того, что Ярилов не знал, на какой стороне канала был найден осколок первого монумента.
«Какой прекрасный мир! Зачем он исчез? Как это несправедливо. Останься он, и мы бы были другими! Возможно, такими же, как они!» - с ностальгией подумал космонавт.
Грубоватое прикосновение к плечу вывело его из задумчивости. Он услышал бодрый голос Смита:
- Ник, твоя, участившаяся, глубокая задумчивость начинает пугать. Из-за пагубного влияния моря, ты, в самом деле, становишься художником.
Поправил очки.
- Думаю, пришла пора спасать в тебе космонавта.
Ярилов пожал плечами.
- Не знаю, что лучше.
Атлатолог светился позитивом.
- И то и другое - хорошо! Ник, ты наш талисман. Мой первый тост будет за тебя!
Ярилов мягко возразил:
- Нет, Чарли, первый тост мы выпьем за неё!
Он повернул голову в сторону мраморного изваяния.
Атлантолог рассмеялся. Он пребывал в прекрасном расположении духа.
- Мы выпьем и за тебя, и за неё, и за нашу команду, и за удачу! Тостов хватит на всё! И вина тоже.
Поднял большой палец кверху.
- Согласись, Ник, мы прекрасно завершили нынешний сезон!
Ярилов задумчиво покачал головой.
- Думаю, что нам ещё рано сушить вёсла…