Данное произведение является фанфиком по сериям романов Макса Фрая "Лабиринты Ехо", "Хроники Ехо" и "Сновидения Ехо". Я ни в коем случае не пытаюсь посягать на авторские права или извлекать коммерческую выгоду из своего проекта. Моя цель совершенно в другом.
Часть 1. Высокая Школа Холоми
Красные камни
на белом горячем песке.
Бледное небо
висит над верхушками мачт.
В море бескрайнем
корабль, без руля и ветрил,
Мчится, покорный теченью,
к чужим берегам.
Где рулевой?
Где громада тугих парусов?
Где капитан,
что проложит обещанный Путь?
Жизни былой миражи
растворятся, как дым.
Только б доплыть…
ИНТЕРВЬЮ
Я стою в комнате. Странной комнате. На первый взгляд в ней нет ничего особенного. Обычное прямоугольное помещение. Длинное, узкое. Навскидку квадратов двадцать. Стены покрашены какой-то золотистой краской с наведёнными по ней узорами. Прямо — большое окно, чуть ли не во всю стену. Справа от него книжные полки с толстыми томами. Обложки тёмные, истёртые временем, поэтому названий не разобрать. Под полками — стол, застеленный тяжёлой скатертью. Слева, в стене, перпендикулярной окну — камин. Перед ним — два кресла. У самой дальней стены, рядом с дверью стоит шкаф. Он кажется массивным, тяжёлым, но если приглядеться повнимательней, то ничего массивного в нём нет. Вероятно, это впечатление создаёт его почти чёрный цвет. На стенах — ни картин, ни эстампов, вообще никаких украшений. Окно обрамляет тяжёлый занавес. Вот, собственно, на этом и заканчивается всё, что можно назвать обычным.
Потому что — во-первых, в нормальных домах камины не располагают так близко к окну, как правило, всё-таки — напротив. А здесь — чуть ли не впритык. Во-вторых, и камин-то сам не совсем обычный: ни решётки перед ним, ни каминной полки. Выглядит, как встроенный шкаф, только без дверцы. Золы, дров или углей в обозримой видимости тоже нет. Зато перед камином стоит кочерга с изящной ручкой.
Кресла с подлокотниками обиты той же тканью, которой застелен стол. Но я в жизни не видела такой ткани. Нечто среднее между шёлком, жаккардом и бархатом. Очень упругая, приятная наощупь.
Пол выложен каменными плитами, как в старинных рыцарских замках. Под потолком — не лампа, а матовые шары из непонятного материала. Стекло — не стекло? Не разобрать. Висят виноградной гроздью. Но штука в том, что висят сами по себе, без каких-либо крепёжных деталей. Словно чья-то рука подбросила их в воздух, и они там так и застыли.
А стена справа? Если стоять к ней лицом и пялиться на узоры, то ничего, конечно, не заметишь. Но стоит повернуться к ней боком, и понимаешь — никакой стены на самом деле нет. А есть продолжение всё той же комнаты. И окон в ней не одно, а целых четыре. Между окнами располагаются такие же книжные полки с молчаливыми тёмными томами. Вокруг стола стоят стулья с резными спинками, дальше, на полу — пушистый ковёр.
Та часть комнаты, которую можно «увидеть глазами», наполнена светом, льющимся из окна. Та, которую видишь только боковым зрением, скрывается в полутьме, словно комната разделена прозрачным занавесом. А шкаф служит некоей границей или стражем между той и этой частью. Убери его — исчезнет граница. Только вот неизвестно, что исчезнет вместе с ней — невидимая половина комнаты, вся комната или ты сам. Лучше уж оставить, как есть. Пусть себе стоит страж на границе двух Миров, или Времен, или ещё чего-то Непознанного.
На лестнице за дверью слышатся шаги. Это идёт тот, ради встречи с кем я, собственно, сюда и пришла. Больше здесь быть некому. Дверная ручка поворачивается, и в комнату заходит человек. Худощавый, широкоплечий, довольно высокий. Волосы светлые, почти белые, густые и с первого взгляда видно, что жёсткие, как проволока. Длинные белые одежды ниспадают складками почти до щиколотки. На ногах — мягкие белые сапожки. От его волос, лица, ослепительных одежд, от всей его яркой фигуры в комнате становится ещё светлее.
— Хороший день, — говорит он и слегка кланяется. — Вы уже здесь. Выходит, я опоздал.
Голос у него мягкий и низкий. Завораживающий.
— Ничуть, — отвечаю я. — Просто я очень любопытная.
— Я тоже.
Мы смеёмся. Обычно при первом знакомстве я чувствую себя не в своей тарелке. Я стесняюсь чужих людей. Мне нужно время, чтобы привыкнуть, присмотреться, «принюхаться» к чужаку. Но здесь этого нет. Скорее ощущение лёгкости, непринуждённости, внутреннего комфорта, как от встречи со старым дорогим другом, с которым не виделись много лет, и которого теперь хочется расспросить: «Как же ты жил без меня все эти годы?» И услышать не холодное «нормально», а долгий обстоятельный рассказ.
— Ну что, приступим?
Он приглашающим жестом указывает на кресла. Я сажусь. Он протягивает руку к камину, щёлкает пальцами. В камине вспыхивает огонь. Ах, вот как это работает! Круто. Нам бы так.
Берёт в руки кочергу и ворошит несуществующие угли. Огонь разгорается ярче. У моего собеседника крупные руки с длинными музыкальными пальцами. На безымянном пальце правой руки поблескивает кольцо — прозрачный зеленоватый кристалл в чёрной металлической оправе.
— Всё готово, можно приступать к нашему интервью.
Мой собеседник оборачивается ко мне. Странное дело. Его лицо так же непостоянно, как и эта комната. Когда он только вошел сюда, в его облике мне почудилось что-то смутно знакомое. И теперь я внезапно понимаю, почему. Он похож… не на меня, конечно. А на того человека, каким я хотела бы быть, если бы родилась мужчиной. Из глубины его серых, сверкающих, как драгоценные камни, глаз на меня смотрю я сама. Его улыбка точное отражение моей.
Ах, да. Я помню. Зеркало. Так вот как это выглядит. Забавно.
Но у меня есть одна способность — видеть истинную суть вещей. Их глубинный скрытый смысл. И сквозь выдуманный мной образ проступает совсем другое лицо. Классически правильные черты. Идеальный образчик. Похож на статую Давида работы Микеланджело. Тот же прямой нос, задумчивые с прищуром глаза, упрямый волевой подбородок. Только волосы прямые, длинные, почти до плеч. Странная внешность для человека из Мира Стержня. Они не такие. Не могу сказать, какие именно, но точно не такие. Типаж не тот…
— М-да, — говорю я. — Всё готово, а я — нет. Скажу вам по секрету, понятия не имею, как проводить интервью. Нас, к сожалению, этому в школе не учили. Да и журналистского образования у меня нет. А тут ведь нужно не ударить в грязь лицом. Шутка ли, брать интервью у самого Лойсо Пондохвы!
— Ага, у Страшного и Ужасного! Который, если что не так — сразу испепелит!
Мы снова смеёмся.
— По-моему, всё это ерунда. Вы делаете интервью не для важного глянцевого журнала, где придирчивый редактор рассматривает ваш материал с лупой в руках, а для себя. Ну и для меня, разумеется. А мы друг друга, если что, поймём и простим.
— Ладно, тогда начнём. А с чего нам начать?
— Начинать нужно сначала.
— Правильно. Давайте начнём с имени. Лойсо Пондохва. Звучит довольно странно, если не сказать больше. Во всяком случае, на нашем языке.
— На нашем — и вовсе набор бессмысленных звуков.
— Значит, вас зовут не Лойсо Пондохва?
— Нет, конечно. Это шутливое прозвище, которое дал мне уважаемый автор фэндома, не имеет никакого отношения к моему настоящему имени. Но поскольку читатели вашего Мира знают меня под ним, пусть всё так и остаётся. Какая разница? Автор и сам скрыл свое имя под приемлемым, на его взгляд, псевдонимом, так почему бы и мне не поддержать его игру?
— Вообще-то, Лойсо — неплохо звучит. Если не вдаваться в подробности, конечно.
— Да, но вряд ли в моём Мире, тем более, в моей среде родители могли бы так назвать своего сына.
— А какое имя вам дали ваши родители? Если не секрет, конечно.
— Нет, никаких секретов. С учётом произношения… примерно… Алльозо.
— Красиво.
— Это родовое имя. Так звали одного из моих пра-пра-пра…
Меня так и подмывает спросить о кольце. Пока я мучительно обдумываю формулировку, Лойсо искоса поглядывает на меня с лукавой улыбкой. Так и не дождавшись вопроса, кивает:
— Да, кольцо тоже фамильное. Переходит по наследству к старшему в роду. Его носил мой дед, потом отец. Теперь ношу я. Это черный оглум — драгоценный металл нашего Мира — и кристалл мойе. Кристаллы мойе называют «глаза эльфов» за цвет и прозрачность.
— Может быть, не совсем удачный для интервью вопрос, но где мы сейчас находимся? Странная комната.
— Это проекция моего рабочего кабинета на обычное офисное помещение вашего Мира. Оно сейчас никем не занято, очень удобно. А странным выглядит потому, что даже самые большие ваши помещения гораздо меньше наших. Чтобы одна проекция точно вошла в другую, мне нужно было занять спортзал. Но, по-моему, это излишне. Нам с вами для беседы вполне хватит и кресел возле камина, а мне нравится это местечко. Отсюда открывается чудесный вид на зелёные лужайки и диковинные деревья, формой похожие на тарунский карандаш.
— Это кипарисы.
— Возможно. На одном из них живёт множество воробьев. За ними интересно наблюдать. Очень похожи на людей: скандальные, амбициозные, хвастливые…
— Скажите, Лойсо, вы сейчас постоянно живёте в нашем Мире?
— Почти. Я бы не определил своё пребывание здесь как постоянное. Скажем так, я бываю тут чаще, чем в других местах.
— Как давно вы пришли в наш Мир?
— Если пользоваться принятым у вас измерением времени, то дюжину лет назад.
— Вам нравится наш Мир?
— Какие прямолинейные вопросы! (Лойсо смеётся). А главное, на них нельзя дать однозначные ответы.
— Извините, я бы с удовольствием сняла свой вопрос, но не могу. Читателям, я уверена, очень интересно мнение такой личности как вы, об их Мире.
— Ну что ж. В таком случае — и да, и нет. Мир, безусловно, очень красивый. Одно это ваше безумное синее небо чего стоит! А море? Мегатонны постоянно меняющей цвет горько-солёной воды! Есть от чего сойти с ума. Огромное разнообразие растений и животных. И людей с разным цветом кожи, обычаями, языком, историей. Вообще, Мир колоссально многоликий и разноплановый. Для исследователя — широкое поле деятельности. Но в остальном — ваш Мир просто ужасен.
— В каком смысле?
— Во всех смыслах. Такое впечатление, что на сравнительно маленьком клочке суши со всех концов Вселенной собрали кучу разной дряни и сказали: «А теперь выживайте, как хотите!» Вот и выживают, кто во что горазд, не считаясь с интересами прочих и заботясь только о своём сиюминутном. Люди вашего Мира бездумно жестоки ко всему их окружающему. Каждый чувствует себя здесь чужаком и действует соответственно. Ладно, допустим, большинство напрочь лишены элементарных понятий о магии, поэтому не считают землю, воду, камни, растения живыми существами. Но к себе подобным могли бы относиться лучше. Я много чего повидал на своем веку, сам, мягко говоря, не белый кролик, но от тех сцен, которые наблюдал в вашем Мире, мне становилось нехорошо.
— А по своему Миру не скучаете?
Лойсо смотрит на меня изумлённо. Кажется, мой вопрос его шокирует.
— Ну что вы! Я же не какой-нибудь вынужденный бедный изгнанник, как герой этих ваших ужасающих фильмов о шпионах. Если заскучаю, вполне могу побывать. Мне для этого, сами понимаете, не требуется ни загранпаспорт, ни виза, ни билет на самолёт. А мой Мир дверей передо мной не захлопывал, что бы по этому поводу себе ни воображали мои политические оппоненты.
— Кажется, после разговора о гражданстве и доме принято начинать задавать вопросы о семье. Но стоит ли?
— Не знаю. В данный момент семьи у меня нет.
— А когда-то была?
— Разумеется. Не в пробирке же меня растили. У меня были родители, которых я боготворил, любимые женщины, которые время от времени появлялись в моей жизни, дети, которых я обожал. У меня был Орден, которому я отдавал большую часть времени и сил. Все это когда-то составляло, украшало, наполняло смыслом мою жизнь. Всего этого давно нет. Но есть что-то другое. Вечность не терпит пустоты.
— Тогда вопрос об Ордене. Скажите, почему над дверями вашей резиденции был выбит такой странный девиз: «После нас хоть потоп»? Неужели вам, действительно, было настолько наплевать на всё и вся?
Лойсо заливается долгим смехом.
— Ничего подобного на моей резиденции никогда написано не было. И, заметьте, не могло быть. Это теперь я познакомился с многочисленными теологическими учениями вашего Мира. А много веков назад, когда я создавал свой Орден, я не имел понятия не только о Всемирном Потопе, но даже о самом вашем Мире. Не знаю, откуда взялась эта дурацкая выдумка, но подозреваю, что к ней приложил руку Великий Магистр Ордена Семилистника Нуфлин Мони Мах. Вот он-то, в отличие от меня, в вашем Мире не просто бывал, он в юности здесь жил и поговорку эту, естественно, слышал. Изречение над дверями моей резиденции было на даи — языке эльфов Уандука. В Соединённом Королевстве этот древний язык знали единицы, а теперь, пожалуй, и вовсе никто. Так что версии, как вы понимаете, могли быть самые разные. Спасибо, что похуже не придумали.
— Что же на самом деле там было написано?
— Изречение Ульвиара Безликого. Перед тем, как отправиться завоёвывать чужие земли, он пришёл к провидцу и спросил, что ждёт его в дальних краях. Провидец сказал, что если Ульвиар уедет, он завоюет множество земель, прославится в веках, но погибнет, так и не увидев родины. И погибнет от рук тех, от кого меньше всего будет этого ожидать. Если же он останется на Уандуке, то не прославится никакими великими деяниями, Мир не сложит о нём песен. Ульвиар будет жить обычной для эльфа беспечальной спокойной жизнью и никогда не узнает, что такое кровь и смерть. Провидец советовал хорошенько подумать, стоит ли ему, отпрыску славного рода, отправляться на чужбину, чтобы сложить там голову. Но Ульвиар Безликий был молод, честолюбив и храбр. Смерть ему, бессмертному эльфу, представлялась полной абстракцией. Поэтому он засмеялся и сказал: «Эа надаи воо, апрокхаа лидагеа к’индас». Это можно перевести следующим образом: «Коль хочешь жить, приходится дышать, а умерев, дышать уже не сможешь».
— Да вы поэт, Лойсо.
— Сохрани меня Тёмные Магистры. В жизни не мечтал о такой карьере. Скорее уж, поэтом был Ульвиар Безликий. Кстати, говорят, он действительно, сочинял стихи. Не знаю, плохие или хорошие. Они не сохранились.
— Почему именно это изречение вы избрали своим девизом? Девизом — я не ошибаюсь?
— Скажем, руководством к действию. Дело в том, что истории угодно было повториться. На Уандуке меня поставили перед таким же выбором: остаться в Мерингве — благословенном городе эльфов, жить беззаботно и счастливо, не зная бед и смерти; или вернуться на Хонхону и принять предсказанную мне судьбу. Как в своё время Ульвиар Безликий, я выбрал Хонхону.
— Во время войны за Кодекс вас объявили Непревзойдённым Злодеем всех времён. Но и до этого вы и ваш Орден вызывали у людей страх. Как вы сами к этому относитесь?
— Страх в большинстве случаев — это следствие недостатка информации. Людям свойственно бояться того, чего они не понимают. Адепты Ордена Водяной Вороны являлись носителями уникальных знаний и тщательно охраняли свои тайны. Охотников за чужими секретами всегда было великое множество. Поэтому существовала целая система шпионажа. Короли рассылали в Ордена своих лазутчиков, Магистры — своих. В эпоху правления Гурига Седьмого этот тотальный шпионаж достиг небывалых высот. Все следили за всеми. Но в моём Ордене шпионов отродясь не бывало. Проникнуть в любую магическую организацию можно только двумя путями — стать послушником или наняться в качестве прислуги. И тех, и других к себе в Орден принимал исключительно я. Едва на моём пороге возникал очередной «засланец», я указывал ему на дверь. Разумеется, это вызывало и страх, и раздражение, и ненависть. Кошмар ведь — стены есть, а что за этими стенами — неизвестно! И магия какая-то чудная, и Магистры, все как на подбор, один искуснее другого. Страшно! Но, кстати, до Смутных Времён не так уж нас и боялись. Опасались, конечно. Мой Орден входил в тройку самых могущественных в стране. А что касается злодейства… Была гражданская война. Развязал её не я. Все убивали друг друга, все были одинаково хороши. Кто победил — герой, кто проиграл — злодей. Это закон человеческого общества. Волей судьбы я оказался символом и вдохновителем одной из противоборствующих сторон, значит я — Главный Злодей. Вот и весь расклад. А злодеяния, как и подвиги, додумываются потом, по ходу. Кто посмеет опровергнуть официальную версию, узаконенную победителями? Даже сэр Макс, которому очень многое спускалось с рук, и тот ни разу не решился вступиться за меня, несмотря на явное несоответствие того, что он видел собственными глазами, тем сплетням, которые слышал от других. И правильно сделал, что промолчал. Мне от его заступничества ничего бы не прибыло, а вот он мог иметь массу неприятностей.
— Вы вошли в историю Соединённого Королевства как человек, который хотел уничтожить Мир. Это, действительно, так?
— Да у вас просто талант задавать вопросы, на которые нельзя дать простой однозначный ответ! (Смеётся). Хотел ли я уничтожить Мир? Видите ли, я могу ответить «да», и это будет правдой. Я могу ответить «нет», и это тоже будет правдой. Смотря какой смысл вкладывать в слова «уничтожить Мир». Каждый человек ежеминутно уничтожает свой Мир, потому что без этого нет движения вперёд. Новое ликвидирует, то есть заменяет собой старое. Иногда эти процессы медленные, поступательные, почти незаметные. Иногда бурные, революционные. Но ведь никто при этом не считает себя злодеем. Если быть кратким — да, я хотел уничтожить то уродливое новообразование, которое нарождалось в Смутные Времена. Увы. Я не смог этого сделать. Оно стало жуткой реальностью, чёрным сном Соединённого Королевства. Единственным «Миром», данным ему на сегодняшний день.
— То есть, в слова «уничтожить Мир» вы вкладываете духовный смысл, а вовсе не физический?
— Физический — это чтобы земля содрогнулась, дома обрушились, и все сразу умерли? Разумеется, нет. Знаю, именно такое намерение мне и приписывают. Ещё бы. На фоне моего «злодейского замысла» мерзавцы, утопившие в крови целое государство, выглядят героями, спасителями Мира! А беззакония, которые они творят, выдаются за печальные, но необходимые меры по наведению порядка в стране.
— Что же в таком случае произошло с Кеттари?
— С Кеттари случилась дрянная история. Я обязательно расскажу, когда до неё дойдёт черёд. Думаю, магам любого Мира мой рассказ будет интересен и полезен.
— Что заставило вас взяться за написание этой книги? Решение было спонтанным?
— У меня, как правило, не бывает спонтанных решений. Тем более для написания книги. Работа сама по себе кропотливая и длительная. Какая уж тут спонтанность. А причин, побудивших меня взяться за этот труд, несколько. Видите ли, в своё время я был довольно известным человеком.
— Да вы и сейчас, мягко говоря, не забыты.
— Да уж. Но, в сущности, никто обо мне ничего толком не знал и не знает по сей день. Как, впрочем, о большинстве Великих Магистров более или менее могущественных Орденов. Вокруг моего имени возникло столько легенд, слухов, сплетен, что постепенно моя собственная личность исчезла среди всей этой бестолковой мишуры. После того, как записки сэра Макса обрели популярность в его Мире, наряду с рассказом о наших с ним встречах, сюда, разумеется, перекочевали и все страшилки. Начался новый виток байкотворчества. Восхищаюсь буйной фантазией ваших людей. ТАКОГО не смогли сочинить обо мне даже мои изобретательные соотечественники. Это, конечно, мило, даже забавно, но иногда здорово мешает. Да и правду когда-то надо сказать. Почему бы не прямо сейчас? Момент вполне подходящий. Вторая причина — я хочу внести некоторую ясность в довольно обширный отрезок истории Соединённого Королевства, который нынешний режим перекроил в соответствии со своими выгодами. Моя версия будет несколько отличаться от официальной. Поскольку я являюсь очевидцем и непосредственным участником событий, о которых собираюсь поведать, а не историком, сочиняющим небылицы о днях минувших под бдительным оком консультантов из Ордена Семилистника. Кстати, я расскажу и подлинную историю самого Ордена Семилистника, потому что имел самые близкие дружеские отношения с некоторыми его представителями в те времена, когда ни о каком Нуфлине Мони Махе ещё речи не было. И наконец, мне кажется правильным восстановить справедливость и вернуть доброе имя тем близким мне людям, которых незаслуженно оболгали, очернили, и продолжают клеветать на них даже теперь, после их смерти. Раз у меня появилась такая возможность, грех не воспользоваться ею.
— Давно возникла идея написать книгу о себе?
— Довольно давно. Но осуществляю её, как видите, только сейчас. Самым сложным оказалось найти того, кто сможет (и захочет!) принять такую книгу по контакту. Этот человек должен быть не только хорошим писателем, но и хорошим магом. Писателей в вашем Мире пруд пруди. Магов тоже достаточно. Ваши люди очень талантливы (в плане магии, я имею в виду). Они сами не сознают, насколько они талантливы! Недавно прочитал фанфик о себе любимом. Бред полный, но забавно. Я долго смеялся. Так вот, автор изобразил меня в красном свитере с оленями и Сантами.(1) Поразительно! Это была первая вещь, которой я обзавёлся в вашем Мире! К сожалению, свитер очень быстро выцвел и стал белым, как и вся моя одежда теперь. Как это лоохи, например. Изначально оно было зелёным, — или синим? — не помню. Неважно. Важно то, что человек, для которого магия, ясновидение — такие же абстрактные понятия, как какие-нибудь лунные кратеры, тем не менее, видит и слышит правильно! Правда, большинство ваших людей пугаются своих способностей, давят их в себе изо всех сил. Хотя есть и те, кто не давит, а совсем наоборот. И силы одного такого скромного человечка хватит на трёх наших Великих Магистров средней руки! А вот удачное сочетание писателя с магом-контактёром — редкость.
— Кажется, я знаю, о каком фанфике идёт речь. Там в первой сцене вы дерётесь с королём Мёнином.
— И во всех последующих сценах тоже. Кошмар.
— А какие отношения на самом деле у вас с королём Мёнином?
— Абсолютно никаких. Он исчез из Мира задолго до моего рождения. Я никогда не имел чести ни видеть легендарного короля, ни быть с ним знакомым.
(1)Сайт Книга Фанфиков, автор FackTea «Приключения Лойсо и Ко»
— Почему вы выбрали для книги такое название — «Слово моё, явленное»?
— Слово — это магия. Самая древняя, самая мощная. Слово рождает и стирает Миры. В ваш Мир было явлено слово о нашем Мире. Его услышали. Теперь пришло время, и своё слово явил я.
— Лойсо, вы личность, в самом деле, весьма загадочная. Я, как и наши будущие читатели, почти ничего о вас не знаю. Даже отдалённо не представляю, какой будет наша с вами общая книга.
— Длинной, — смеётся, потом уже вполне серьёзно поясняет: — есть вещи, о которых не расскажешь в двух словах. Наши Миры очень похожи и в то же время совсем не похожи. Они, как близнецы, которые росли в разных семьях, в разных условиях. Мне многое придётся описывать детально, чтобы наши реалии стали для вас понятны.
— Как бы вы хотели начать книгу?
Мой собеседник несколько секунд молчит, глядя в огонь.
— Начать? Пожалуй… примерно так… В любой войне есть победители и побеждённые…