Всю жизнь Дуне не везло. Все ей давалось с трудом, и если судьба иногда и радовала ее, то отчего-то очень быстро забирала свои дары обратно, и Дуня вновь оказывалась у «разбитого корыта».
Родилась Дуня в глухой мордовской деревушке, родителей своих не помнила, воспитывала ее соседка, бабка Марья.
Марья была мастерицей на все руки, в деревне ее уважали, но сердце ее было скупо на ласку. Ни разу не приголубила она Дуняшу, не прижала к груди, не сказала задушевного слова. Девчушка изо всех сил старалась помогать Марье по хозяйству, но у нее ничего не получалось: пироги не всходили, петли соскакивали с вязальных спиц, а нитки при шитье путались.
– Экая ты неумеха, – вздыхала Марья. – Сразу видно, что не моя. У моих руки откуда надо растут.
Дуня молчала. А что тут скажешь? Права бабка Марья. Нет у нее таланта, ни одного нет. И в школе ее учителя корили:
– Дуня, да ведь это так просто, как же ты не понимаешь?
Дуня краснела, глаза наливались слезами. Стыдилась признаться, что и вправду не понимает.
Была у Дуни любимая подруга, Варюша, единственная, с кем она могла поговорить по душам. Но, не дожив трех дней до двенадцати лет, Варюша умерла от рака.
Был пес Малыш, которого Дуня выкормила из соски, ходивший за ней по пятам. Но Малыша задавил пьяный водитель.
Так и жила Дуня одна-одинешенька на всем белом свете.
Когда Дуне исполнилось семнадцать лет, бабка Марья умерла. Дом ее родственники продали, а девушке посоветовали ехать в город, проситься разнорабочей на завод, где иногородним предоставляли койку в общежитии. Дуня так и сделала, но до завода не доехала: поскользнулась на первом ноябрьском льду и с переломом ноги угодила в местную больницу.
В палате, кроме Дуни, было еще восемь женщин, и никто не обратил на нее особого внимания. Слушая разговоры своих соседок, Дуня удивлялась: надо же какая у людей бывает интересная жизнь! А ей и рассказать-то о себе было нечего. Да и некому. Никому ее жизнь была неинтересна. И Дуня расплакалась, горько-горько…
– Ты чего ревешь? – спросила ее женщина по имени Наталья. – Нога болит?
Дуня покачала головой и отвернулась.
– Ну-ка, девонька, посмотри на меня! Что с тобой стряслось? – спросила Наталья и по-матерински обняла Дуню. Дуня обмерла: никто никогда не обнимал ее. А Наталья гладила ее по голове и приговаривала:
– Ты не горюй! Главное, что ты жива. Раз жива, значит, все еще можно поправить.
– Нет, нельзя, – захлебываясь слезами, твердила Дуня. – Никчемная я, бездомная и никому не нужная…
– Как это никчемная? – удивилась Наталья. – Разве может Господь сотворить человека, который бы ни на что не сгодился? Ты мне вот что скажи: посуду мыть умеешь?
Дуня кивнула.
– Ну, вот и отлично: нам в семинарию посудомойка нужна.
– Мне жить негде, – чуть слышно прошептала Дуня.
– И это не беда: монастырь большой, всем места хватит.
Так Дуня обрела крышу над головой и спустя месяц получила первую зарплату.
Работы в монастыре было много: только управишься с утренней посудой, глядишь – уже обед накрывают.
Из окна своей кельи Дуня с восхищением смотрела на проходивших мимо регентш – так в семинарии называли студенток регентских курсов, открытых при монастыре. Все они, как на подбор, были красавицами. А сама Дуня старалась лишний раз в зеркало не смотреть. Не было в ней ничего хоть мало-мальски примечательного: волосы жидкие, глаза маленькие, ресницы светлые, да еще все лицо покрыто веснушками. Дуня их терпеть не могла.
Так прошел год, потом другой. Наступило Рождество. Праздник этот Дуня любила с детства, но праздновать было некогда: напарница девушки заболела, и ей предстояло перемыть целую гору посуды. И Дуня в первый раз за время работы в семинарии по-настоящему приуныла.
«Господи, ну почему у меня все так? Неужели даже на Рождество я не могу хоть немного порадоваться?» – взмолилась она.
И вдруг услышала тихий, мелодичный голос:
– Оглянись!
Дуня оглянулась и глазам своим не поверила: на маленькой елочке, купленной ею накануне, расцвела роза! Девушка, как завороженная, смотрела на чудо. Сначала она подумала, что кто-то, втайне от нее, умело прикрепил к ветке искусственный цветок, и осторожно потрогала его. Но это была самая настоящая роза, распустившаяся среди темно-зеленой хвои и источавшая тонкий аромат.
Дуня бросилась к священнику:
– Батюшка, вы только посмотрите!
Отец Феодор долго смотрел на цветок, и губы его беззвучно шевелились.
– Счастливая ты, Евдокия! Сам Христос посетил тебя. Только не надмевайся!
Но у Дуни и в мыслях не было гордиться. Она смотрела на розу и не могла отвести глаз. «Вспомнил обо мне Господь!» – тихо шептала она.
А на Крещение произошло второе чудо: после Литургии к Дуне подошел семинарист-третьекурсник и весело сказал:
– Эх ты! Столько посуды перемыла, а веснушки отмыть не смогла!
Дуня аж задохнулась от гнева:
– А тебе очень нравится дразниться?
Семинарист смутился:
– Да ты не обижайся! Я ведь тебя благодаря веснушкам и разглядел. Ты ж как солнышко – смотришь на тебя и сразу весну вспоминаешь!
Дуня изумленно уставилась на семинариста:
– Разглядел? – чуть слышно переспросила она. – Но почему именно меня, вокруг столько красавиц!..
– С красавицей хлопот не оберешься! – рассмеялся семинарист. – Ну что, пойдешь за меня?
Сегодня у матушки Евдокии четверо детей, любимый и любящий муж и свекровь, о которой можно только мечтать. В своем молитвослове она хранит лепестки розы, распустившейся много лет назад в светлый праздник Рождества Христова, и постоянно повторяет: «Никогда не отчаивайтесь! Самую большую беду Бог может обратить в самую большую радость. Живите чисто, храните душу от зла и уповайте на милость Господа. И будет вам радость нечаянная, о которой вы и помыслить не могли, и все в вашей жизни будет во славу Божию».