- Опять Гриша в зажён ушел, - сказал со смехом отец за ужином.
- Ну, что поделаешь, не везет ему никак. И с кем он сошелся на этот раз?
- С Катериной. Вдовой с соседней улицы. Недалеко ушел. Ближе возвращаться будет.
- Ты думаешь, это ненадолго?
- Уверен.
- Почему?
- Не любит. Екатерина женщина хорошая, но не для Гриши. И он - не для неё. Разные они совершенно люди. И не в характере дело. Екатерина в буфете работает и подворовывает. Немножко. А он такое не потерпит ни за что. Как только обнаружит, что колбасу она из буфета носит, но деньги за неё не платит, так и покинет женщину. Принципиальный больно человек. Не терпит лжи нигде и никакой. Да и ушел он просто так. Устал на связанных стульях спать. Уюта житейского захотел.
Отец был прав. Уже через два месяца Гриша вернулся в свою сторожку.
Мы жили в самом центре города. За углом от нас был городской рынок и универмаг. Наша улица не была главной, два ряда добротных одноэтажных домов стояли в ровную шеренгу друг против друга. И только два дома по нечетной стороне были выстроены из кирпича. В одном из них располагался городской военкомат, а в другом - лесной техникум. Одноэтажный шикарный особняк был изуродован надстройкой второго этажа. Дом был выложен из красного кирпича, с высоким потолком, со стрельчатыми красивыми окнами, с причудливыми колонками и башенками. Колонки и башенки наверху были снесены. Надстройку сделали из бревен, оштукатурили с двух сторон и побелили.
Вышло черте что. Как будто прекрасно одетая барыня в изысканном наряде вышла на прогулку в нелепом чепчике набекрень. А теперь не знает, шагнуть ли ей вперед, или от стыда спрятаться в подворотне.
Дом, который много лет был украшением нашей улицы, смотрелся теперь нелепо и уродливо. Как нашлепка выглядела надстройка. Потолки в ней были низкими, а окна квадратными. Рамы были шершавыми. Над окнами прицепили деревянные карнизы треугольной формы. Рамы и карнизы покрасили темно-синей краской неряшливо как-то. Слой краски достался и вставленному стеклу.
И теперь все это "великолепие" и было зданием лесного техникума.
Вход в здание был со двора. Высокое крыльцо из широких плах защищал от дождя и снега каменный шатер, на котором уцелели башенки, но смотрелись они уныло и одиноко.
Двор техникума был огорожен красивым забором с широкими воротами, а во дворе - сбоку красовалась будка сторожа. Вот именно красовалась. Выложена она была из красного кирпича в одном стиле со всем зданием, и была похожа на сундучок большого размера. Такое же большое стрельчатое окно выходило во двор, такое же красивое крылечко вело к небольшой входной двери. В углу маленького помещения была небольшая печка. В помещении стояла кровать да крошечный столик. Больше сюда поставить было нельзя ничего. В этой сторожке Гриша и жил. Он был младше моего отца на много лет, но успел повоевать. Он был из последнего призыва новобранцев на фронт.
Гриша вырос в детском доме. Когда он отслужил, идти ему было некуда. Совсем. Вот он и приехал в ближайший город и пошел искать работу с жильем. В техникуме очень нужен был кочегар. Гришу на работу взяли и разрешили поселиться в заброшенной сторожке. Работящий от природы, он немного растерялся. Как помещение привести в порядок? Он стал искать печника, чтобы он мог отремонтировать печку, зашел к нам во двор по-соседски спросить, не знаем ли мы кого поблизости. Папа знал, подсказал, как найти его. Саяпин жил за углом. Его знали все. Знатный был печник.
Гриша с отцом разговорился. Отец и дедушка пошли помочь соседу обустроиться и за один вечер привели сторожку в порядок. Дедушка сколотил топчан, на котором первое время можно было спать. Столик разрешили взять в техникуме. Там же Грише на время одолжили два стула. А что еще нужно было молодому мужчине в расцвете сил. Печка, стол, стул, топчан, где спать, работа - все условия для жизни.
- Мне бы хозяйку в дом, да кто пойдет в такое скудное помещение? Не солидное у меня жилье. Да и профессия бросовая - кочегар.
- А ты профессию поменяй, - говорил Грише мой отец, - учись. Вон курсы водителей в городе открыли. Бесплатные, вечерние для всех желающих. С образованием не ниже шести классов. У тебя не ниже?
- Обижаешь, Ваня, у меня семилетка.
Гриша был частым гостем в нашем дворе. Он любил сидеть на нашем крылечке и слушать вечерние разговоры. Иногда он рассказывал и сам о своем житье-бытье. Вырастила его бабушка. А маму свою он последний раз видел, когда ему было девять лет. И вот уже четырнадцать лет он о ней не знал ничего. Мама была выслана, как жена врага народа. А об отце Григорий знал только одно, что тот был честным человеком. Он делала запросы и получил ответ, что отец был реабелитирован посмертно.
- А ты поищи маму. Поищи в тех краях, откуда ты родом. Сейчас многие ищут друг друга. Напиши на почту в деревню почтальону. Напиши на конверте, что поиск военных лет. Многие сейчас так делают. Может быть ты - везучий. Найдешь. А как вы расстались?
- Отца забрали, а её на поселение в Сибирь отправили без права переписки. А меня у бабушки оставила. Обошла закон, который предписывал ней и сына с собой забрать. Так больше от неё вестей и не было.
Когда Гриша прибежал к нам во двор с трясущимися руками, в которых он держал распечатанный конверт, слезы катились у него по лицу. Он испугал всех.
Был летний воскресный день. Отец был дома.
- Гриша, случилось что-то?
- Случилось, Ваня. Сам почитай.
Отец взял письмо и прочитал его и сразу же стал обнимать Гришу, как родного, и стал хлопать его по плечу и стал поздравлять.
Мама у Гриши нашлась. В руках он держал письмо с её адресом. Жила она совершенно одиноко среди чужих людей.
Уже вечером следующего дня Гришу мы провожали на вокзал, который был неподалеку.
А через три недели Гриша привез маму в свою сторожку. Матери он купил кровать на варшавской сетке, новый матрас, новое ватное одеяло, моя мама сшила два комплекта постельного белья из бязи. Топчан поставили на улице под небольшим навесом, а на его месте - новую красивую кровать. Для мамы.
Теперь места в избушке для Гриши не осталось. Он придумал выход. Он каждый вечер приносил из аудитории техникума ровно восемь стульев со спинками, связывал их веревочками, и получалось такое странное спальное место, которое занимало все остальное пространство в крошечном помещении. Роста Гриша был богатырского и телосложения - тоже. Прямо Илья Муромец из сказки. И вид у него был сказочного героя. Широкие черные брови, прямой нос, карие глаза, опушенные длинными ресницами достались ему даром от природы матушки.
И вот связывал он стулья, стелил матрас на них, укрывался тонким одеялом и крепко спал рядом с родной мамой своей. И улыбался во сне. Сооружение, на котором он спал, напоминало большую люльку для взрослого младенца.
Называл он маму свою и в глаза, и за глаза "матушкой". Иногда он жаловался отцу на свою матушку.
- Вот пилит она меня и пилит. День и ночь пилит. Отпилить хочет за все время, что рядом со мной её не было. Непутевый я у неё сын. И в кого такой, она не знает. Хоть и внешне я - копия отца своего. А отец умер за год до моего приезда. Представляешь, Ваня, я и отца мог успеть за руки подержать, если бы вовремя искать стал своих родителей. На могилке был. А как же? Почтил память. А как же? С родней познакомился по отцовской линии. Хорошие люди. Теперь знаю основы свои. Но вот пилит она меня и пилит. Жениться чтобы я поторопился. Так был я уже. Два раза. И оба - не приведи Господь.
Отец от обсуждения достоинств и недостатков женского пола уходил. Он не соглашался с Гришей, что все женщины плохие.
- Есть и хорошие. Поискать только нужно.
- Тебе повезло, вот и не хвастайся. А моя Клавочка, если бы со мной осталась навеки, я бы её на руках носил. Только догнала её пуля немецкая. На полосу, которая простреливалась насквозь, поползла за раненым. И раненого не спасла, и сама навеки в чужой земле осталась. С нашим первенцем вместе, с неродившимся. Она мне только накануне и успела сказать, что ждет нашего малыша. Горемычный я какой. Сердце у меня остыло. Не могу я больше никого любить. Только для матушки уголок остался.
- Отболит, - говорил отец и участливо клал руку на плечо Григория.
Гриша еще несколько раз уходил к своим избранницам. А когда он очередной раз спускался с крыльца техникума с высоченной пирамидой из стульев в своих могучих руках, папа смеялся.
- Опять Гриша из своего зажёна вернулся! Сам слово придумал. Если бы был женщиной - замуж бы шел, а раз мужчина и к женщине переходит, он и стал свои путешествия зажёном называть. А ведь верное слово.
Однажды поздней осенью папа позвал Гришу в гости. Гриша уже отучился на курсах шоферов и работал водителем самосвала. Зарплату он получал теперь хорошую. Мама проявила заботу и приодела сына.
- Гриша, тут домик продается неподалеку. Случайно узнал вчера. Завалюшка просто. Сеней нет. Крыша прохудилась, но сруб не сгнил. Прочный и хороший. Недорого просят. Я тебе часть денег одолжу. Отдашь быстро. Зарплата у тебя хорошая. А остальные постарайся найти. Грех такой случай упускать. Не век же тебе на стульях спать да в зажёны бегать кратковременные.
Григорий сразу же загорелся этой идеей. Вместе с матерью они сходили посмотреть на этот домик, вернулись довольные. Деньги нашлись у матери. Она делала сбережения втайне от Гриши. Она подрабатывала в техникуме вахтером.
Покупка была сделана по всем правилам. Гриша стал домовладельцем. Дедушка ходил помогать соседу строиться совершенно бесплатно.
- Да какой я помощник, мне уже за семьдесят, - говорил дедушка, - сила Гришина идет. А я ему показываю, да подсказываю. С крыши начали. Стропила обновили и шифер залатали. Не течет теперь - самое главное. Рамы свяжу новые. Те сгнили совсем. Нижние венцы менять нужно теперь. Веранду новую сделаем. Да хоть бы и из горбыля. Он не так уж дорого стоит. А Гриша привозит все нужное на своей машине. На работе сочувственно относятся. Начальство мудрое попалось.
К Новому году Гриша справил новоселье. После маленького пространства избушки в восемь квадратных метров, отреставрированный домик Грише казался хоромами. Сорок квадратных метров. Маленькая кухонька, комната для матушки, самая теплая и светлая, закуток для Гриши у самого порога. Рай, да и только.
- Теперь жену есть куда привести. Женись, Гриша. Найди себе молоденькую спутницу жизни. Хватит тебе уже по вдовам да по разведенным бегать.
- А разве девочка может меня полюбить?
- А разве нет? Гриша, ты недооцениваешь себя.
- Староват я уже для девочки. Двадцать шесть лет, двадцать седьмой идет. Нет, не для меня весною Дон наш разольется. И сердце девичье забьется с восторгом чувств - не для меня. Отзвенели мои колокольчики.
- Это про кого ты мне сейчас так жалобно рассказывал? Про себя, что ли? Сейчас всплакну.
Папа шутливо достал платочек из кармана вельветки и вытер несуществующую слезу.
- Смотри соколом. И посмотри на девочек. Внимательно. Очень внимательно.
- Да есть тут одна молоденькая. Так и хочется прикоснуться. Голубоглазая такая, кругленькая, грудастенькая такая. Все при ней. Но ведь ребенок совсем. На третьем курсе учится. Восемнадцать лет всего ей. А как смотрит на меня, полыхает прямо розовым цветом. Реснички дрожат. Голосок звонкий и чистый. И как же я к ней такой испачканный подойду.
- А ты в баньке помойся.
- Да я не о такой чистоте говорю. Не для меня она. Найдет себе хорошего.
- А ты значит - нехороший. Ну и ну. Смелее, солдат. Попыток - не убыток.
А через несколько недель Гриша пригласил моих родителей на свадьбу. Женился. На этой самой Гале. Он смотрел на моего отца сияющим взглядом.
- Все. Прирос я. Прикипел навеки. Мое сокровище. Мое.
Сокровище смотрела на своего мужа с любовью.
Есть она, оказывается, на этом свете.
Жену свою он не разу не назвал в разговорах даже просто по имени.
-Моя Галинка!
Смотрел он на неё с обожанием. Он часто отцу рассказывал потом, как он видел же опытным мужским глазом, что он ей нравится. Но он считал её чувства детскими. Восемнадцать лет всего. А он, почти на девять лет её старше. И вот он, жених нарисовался. Да она и не глянет в его сторону.
Наконец, он разузнал о ней в техникуме. Жила девушка на квартире у дальней родственницы и платила ей за постой. Питалась скудно - пирожками у уличных торговок и молоком да чаем. Была она круглой сиротой. Отец на войне погиб, а мама работала в леспромхозе рубщиком сучьев, да там и простыла и не встала больше. Полгода прожила девушка у соседей, а потом поступила в техникум. Жила на маленькую стипендию.
Когда Гриша пригласил её в кино, она чуть не заплакала от смущения, но потом согласилась пойти в кинотеатр в воскресение на дневной сеанс. Она сказала адрес, и Гриша зашел за ней на её квартиру. Он услышал её плач еще на улице. Оказывается, пойти ей было не в чем. Единственная юбка протерлась давно,заплатка смотрелась грубо.
-Не пойду я с тобой в кино, - плакала она, - чтобы все смотрели на меня, как на дуру. Ты вон какой красивый, а я - неказистая, да ещё и одета, как побирушка. Туфель даже нет настоящих. В ботинках осенних в мае хожу. А что люди скажут? Смеяться вслед будут. А ты мне люб, понимаешь,люб. Позови замуж - пойду, а в кино с тобой не пойду.
И Гриша не растерялся, он за одну минуту собрал вещи Галинки, взял её за руку и привел к себе домой.
-Мама, вот я жену себе привел. С нами жить теперь будет. Сейчас сходим зарегистрируемся.
Зарегистрироваться в этот день не удалось, но в понедельник Гриша одел все свои награды, а два ордена Солдатской Славы у него на груди заставили уважить его просьбу. Галинка стала Кузнецовой.
Свадьбу гуляли громкую. Гриша и пел своим прекрасным голосом и танцевал русские танцы и выглядел человеком счастливым.
Всегда, когда я случайно попадала на улицу, на которой стоял его дом, я всегда посматривала на его дом, как будто по его виду пыталась определить, а нашел ли свое счастье его хозяин.
И когда я видела троих его сыновей, которые гуляли по очереди со своей маленькой сестренкой, оберегая её от всяких опасностей, я всегда улыбалась. Старший сын был копией отца, а маленькая дочурка - маминой копией.
К дому была сделана добротная пристройка. Прекрасная веранда была застекленной. Рядом с домом был сад, а чуть дальше - большой огород.
Однажды я была свидетелем сцены, когда к дому подъехала большая машина.
-Папа, папа!
Григорий выглядел молодцевато.
К нему бежали его дети со всех сторон. Младшую он подхватил на руки.
-Как ты тут себя вела?
-Холошо.
-Нянек слушалась?
-Слушалась.
-Мама дома?
-На лаботе.
-Да дома я, уже дома.
Красивая, ухоженная, прекрасно одетая женщина тихо подошла к своим. Гриша обнял её и привлек к себе. И она стояла рядом с ним со счастливым лицом. Лицом любящей и любимой женщины.