23 ФЕВРАЛЯ 200*ГОДА
Клавдия Игнатьевна - немолодая полная женщина в клетчатом переднике прибиралась на кухне и время от времени поглядывала в окно: не идет ли почтальон? Ожидание писем вошло у неё в привычку. Когда - то она ждала весточки от мужа, всю жизнь мотавшегося по командировкам, потом от сына, служившего два долгих года в Афганистане, а теперь от внука, который работал за границей. И хотя внук отдавал предпочтение более современным средствам связи: интернету, мобильному телефону, письма в угоду бабушке всё же писал, но не часто.
«Что толку в этих интернетах, - думала она. – Поговорили и забыли. А письма вот они, лежат себе в ящике, слова хранят, настроение. Дожидаются, когда я их снова почитаю, с моими родными поговорю».
На асфальтированной дорожке, соединяющей почтовое отделение и подъезд, никого не было видно. Только дождь хлестал по голым деревьям. Яркие цвета детской площадки, скамеек, палисадника стирались косыми струями ливня. Создавалось впечатление, что кто-то в небесной канцелярии решил сэкономить на красках, перекрасив всё в один единственный колер - серый.
«И что это за напасть такая? Дождь и дождь! А ведь еще зима!»- подумала женщина. «Нет. Не пойдет Светочка в такую погоду почту разносить. Чуть позже выйду, посмотрю».
Она отложила тарелку, которую перетирала чистой салфеткой и достала из шкафа коробку с письмами. Вытащила наугад: от сына. Ей доставляло удовольствие посмотреть на милый сердцу почерк ещё раз, на душе становилось тепло, словно после встречи со своей юностью. Женщина села за стол, разложила перед собой листик, вырванный из ученической тетради в клетку, и заполненный мелким аккуратным почерком, надела очки и не торопясь, смакуя каждое слово, принялась за чтение.
«Здравствуйте, дорогие мама и бабушка! С большим приветом к Вам ваш сын и внук! Извините, что долго не писал. Сами понимаете служба. Мама, не волнуйся, кормят нас здесь нормально, почти каждый день «красную рыбу» дают, да и местное население нас подкармливает свежей бараниной».
В этом месте женщина улыбнулась: вначале она действительно думала, что солдатиков кормят красной рыбой, а потом оказалось, что это всего лишь ставрида в томатном соусе! Да и бараниной их никто не подкармливал! Уж потом сын признался: солдаты сами себе барашков находили.
«Тут в основном люди скотоводством занимаются, пастухов много. В день несколько отар мимо проходят. Ну, и как дружественным воинам (я имею в виду - нас, советских солдат) не дать овечку на шашлык? Да и овчина в хозяйстве пригодится. Здесь зима недолгая, но лютая с заносами и ветрами. В горах выпадает до двух-трех метров снега, но лежит он недолго - всего несколько дней.
И жизнь тут совсем другая, не как в нашей стране. Я раньше такое только в кино видел. Много здесь нищих – люди в лохмотьях ходят. За высокими «дувалами» (заборами - по ихнему) прячутся роскошные особняки местных богатеев. И война их почти не тронула. Женщины и девушки ходят в парандже. У всех мужчин бороды. Местные жители могут спокойно сидеть прямо на тротуаре и пить чай. А рядом, тут же под открытым небом, парикмахер очередному клиенту будет голову брить.
В городе я наблюдал такую сцену: идет офицер афганской армии с одним тоненьким портфельчиком в руке, а за ним женщина с двумя детьми на руках и чемоданом на спине.
Вот такие здесь нравы. Но вы за меня не волнуйтесь. У нас все спокойно. А я постараюсь писать каждую неделю. Ждите писем. Целую и обнимаю Вас.
Ваш сын и внук.
P.S. Мама, вышли мне семена арбузных семечек, хочу у нас на «точке» бахчу развести. Климат самый подходящий, с поливом, правда, проблема. Но, думаю, ребята помогут, натаскают из родника. Зато свои витамины будут!»
Женщина задумалась: а ведь он всё-таки вырастил арбузы, да только не попробовал. В госпиталь попал: осколочное ранение. Она вспомнила, как ездила в Ташкент к сыну в госпиталь, вспомнила десятки раненых ребят, которые полуголодные, полуодетые лежали в палаточном госпитале и слёзы сами покатились по щекам.
А потом спохватилась и принялась замешивать тесто, приговаривая про себя: «Ну, дура! Как есть дура! Сегодня праздник, а я обрыдалась вся…
Дети придут, а у меня ничего не готово» - и снова посмотрела в окно.
***
Светочка поправила почтальонскую сумку на плече, раскрыла зонт и, полная решимости, вышла за порог. Но не успела она сделать и двух шагов, как ливень накрыл ее с головы до пят, а ветер резким порывом вывернул зонтик. «Ну, что за наказание!» - в сердцах подумала Светочка, возвращаясь в отделение связи.- «Я ведь так до вечера почту не разнесу. А кто за меня дела сделает? Надо в ателье на примерку сбегать, продукты купить на неделю, сдобненькое испечь к приходу благоверного…, а дождь, как нарочно, льет и льет! На улицу нельзя выйти, да и газеты промокнут».
Ждала, ждала Светочка хоть какого-то просвета в небе, но не дождалась. Тогда она решительно выставила зонтик вперёд, пригнулась и со всех ног побежала к ближайшему дому.
Быстро прошмыгнув в сумрачный подъезд пятиэтажки, Светочка принялась раскладывать по ящикам корреспонденцию. Мокрый зонт (чтобы не мешал) она сложила и поставила в угол. После того как все ящики были заполнены, Светочка потянулась за зонтом, но не нашла его на месте: вероятно он упал и закатился в угол. Она наклонилась, внимательно просматривая темные закоулки лестничной клетки, и неожиданно для себя увидела две голые женские ноги в домашних тапочках, торчащих из-под серой мешковины, которую она вначале приняла за обычный хлам, оставленный нерадивыми жильцами.
Светочка боялась пошевелиться, и уже хотела закричать, но комок застрял у неё в горле.
Она повторила попытку, но снова не смогла издать ни звука. Мысленно моля только об одном, чтобы хоть кто-нибудь оказался поблизости, она выбежала из дома. По дорожке в метрах двадцати от неё прошёл, немного прихрамывая, мужчина в черной кожаной куртке. Она замахала руками, чтобы привлечь к себе его внимание, но мужчина не заметил её и вскоре повернул на проспект в направлении районного Дома культуры.
***
Актовый зал районного Дома культуры был почти полностью заполнен равнодушно шушукающими школьниками, которых учителя привели сюда по случаю праздника. Немногочисленные ветераны второй мировой - сухонькие старички с букетами гвоздик - сидели в первом ряду. Они старательно вслушивались в слова, звучащие со сцены, и дисциплинированными хлопками встречали и провожали выступающих.
Несколько рядов заняли воины–интернационалисты. Они отличались от остальных пятнистой полевой формой, многочисленными орденскими планками и каким-то особенным отношением друг к другу.
По проходу, немного прихрамывая, шел ещё не старый, но совершенно седой подтянутый мужчина. Приблизившись к группе «афганцев», он за руку поздоровался с каждым и с особой бережливостью с ветераном в инвалидной коляске и только после этого сел на своё место.
На сцену поднялся холёный мужчина средних лет в дорогом костюме, депутат Городского совета. Он дежурно-официозно рассказал о «неоценимом вкладе бывших воинов в дело укрепления мира во всем мире, о создании благоприятных условий для победы демократии на Ближнем востоке, о беспримерном подвиге перед человечеством советских солдат…» Депутат явно торопился, выдавая себя немного нервным поведением.
Седой мужчина поморщился и тихо выругался: «Вспоминают только по праздникам, да ещё - перед выборами! И, главное, успеть везде хотят!»
По мере того как вечер набирал обороты, лицо мужчины мрачнело все больше и больше. Ведущий, двадцатилетний парень с «ёжиком» на голове, по совместительству заказной тамада, сыпал со сцены плоскими остротами и бульварными шуточками. «У нас тут вроде как праздник, поэтому не стесняемся, активненько хлопаем в ладошки!» - не уставал приговаривать он. И без всякого перехода, после поминания погибших солдат выдал: «Хорошим логическим продолжением мероприятия станет вручение грамот Горсовета. Прошу подняться на сцену ветерана ВОВ Сергея Иванова… Скоренько, скоренько... Артисты заждались в кулисах, рвутся на сцену, чтобы поздравить вас, дорогие гости… »
- Он вообще-то соображает, что несет? - обратился инвалид к седому мужчине.
- По-моему, парень на «автопилоте», от ресторана ещё не очухался, - ответил мужчина.
Концертные номера также отдавали кабацким душком. На сцене одни полуголые девицы сменяли других и под откровенную «фанеру» исполняли махровую попсу. Девушки старательно имитировали вокал, сопровождая «пение» несложными телодвижениями.
«Лицемеры…» - подумал седой мужчина.
Однако «галёрка» среагировала на полуголых девиц моментально. Зал дружно зааплодировал, молодёжь перестала шушукаться и обратила внимание на сцену.
В этот момент из барсетки седого мужчины послышалось вибрирование мобильного телефона, и он вышел из зала.
Звонила жена. Сказала, что у неё на работе возникли неотложные дела, и она задерживается. А его попросила срочно поехать к её маме и отвезти лекарства.
Мужчина не стал дожидаться конца мероприятия, а прямиком отправился в аптеку.
***
…Около подъезда, где жила Елизавета Аркадьевна, его тёща, столпилось много людей. Среди них были жильцы дома и просто прохожие. Невдалеке мужчина заметил милицейский «газик» и ещё несколько машин.
- Что случилось? – поинтересовался он у тёщиной соседки, которая, приподнимаясь на цыпочки, безуспешно пыталась рассмотреть происходящее через головы зевак.
- Да, вот не пускают! В собственный подъезд не пускают! А я мороженое внуку купила, растает ведь... Да, расступитесь граждане, мне домой надо!- выкрикнула женщина.
- Потише ты, Фёдоровну убили! – осадила её другая женщина в шерстяном платке.
- Да, что ты такое говоришь, Галя? Да, я ж её вчера видела! Вместе на лавочке сидели, смотрели, как деревья сухие пилили перед домом. Ещё боялись, как бы нам эти «зеленстройщики» крышу не проломили! А потом сыночек её пришёл, как всегда «в стельку». Ну, она за ним и потопала, «борщиком» кормить. Вот - стервец! Все нервы матери измотал. А ведь какой видный парень до тюрьмы был! Баскетболист! За город играл! Ой, как жалко Фёдоровну то…. А может жива ещё?
- Да, нет… Вон за углом похоронная машина дожидается…
- И кому же она помешала? - запричитала соседка. – Несчастная женщина! Муж в «белой горячке» повесился! Сын спился, не работает, полквартиры вынес… А сама и на пенсии всё работала, да работала, и пожить -то не успела…
- Гляди, гляди Женьку заарестовали, в машину сажают… Неужто он убил?!- предположила Галина. - Вчера то у них скандал был, я через стенку слышала. Шум, грохот. Фёдоровна уж больно сильно кричала. Я уж хотела милицию вызывать, только слышу – стихло. А, наверно, надо было вызвать, может и Фёдоровна жива осталась…
- Не вини себя, Галина. У каждого своя судьба!- обречённо сказала соседка.
В это время из подъезда вышли мужчины с носилками, несколько человек в штатском и один в милицейской форме. Машины уехали, и толпа перед домом моментально рассеялась…
Мужчина тяжело поднялся на пятый этаж – разболелась нога - и, открыв дверь своим ключом, вошёл в квартиру.
В комнате, где полулежала в кресле Елизавета Аркадьевна, горела только настольная лампа. Но и при этом освещении он заметил неестественную бледность на лице женщины.
- Как вы себя чувствуете? Я тут вам лекарства принес…
Елизавета Аркадьевна медленно повернула голову и посмотрела на зятя глубоко запавшими глазами.
«Может быть «скорую» вызвать? Что-то она совсем слабая!» - подумал про себя мужчина.
Как бы прочитав его мысли, женщина тихо произнесла: «Не надо никакой «скорой». Главное, что ты лекарства принёс. Спасибо!» - и женщина устало прикрыла глаза.
- Я сейчас чайник поставлю. Будете чай пить?
- Присядь. Я тебе кое-что показать хочу, - и она протянула письмо, написанное на официальном бланке.
- Когда вы его получили?
- Две недели назад….
- А почему нам ничего не сказали?
- Я не смогла, хотела, чтобы Он хотя бы для вас был ещё жив…
Мужчина взял конверт и прочитал обратный адрес: «Кандагар, Исламское государство Афганистан». Развернул сложенный листок бумаги.
Сразу бросились в глаза строчки: «… Ему было предложено стать правоверным мусульманином, и участвовать в «газавате» – священной войне с неверными. Но он отказался стать истинным правоверным и уничтожать «шурави»*. Приговором шариатского суда … был приговорен к смертной казни – «красный тюрбан». Далее следовали дата приведение в исполнения приговора, место захоронения, подписи официальных лиц, печать, подпись переводчика, выполнившего перевод с дари.**
- Ты знаешь, что такое «красный тюрбан»? – спросила Елизавета Аркадьевна.
- Расстрел в голову, - соврал мужчина. У него не повернулся язык сказать матери, что это смерть связанна со сдиранием кожи тела.
- Двадцать лет я надеялась, что Он жив. Может быть в плену, за границей… За что его? Что он им сделал? Он никого не убил, никого не обидел…
- Это война Елизавета Аркадьевна…
- Война!? Зачем мне эта война? Зачем она была нужна ЕМУ? Зачем она была нужна моему мужу, который до последних дней надеялся на встречу, но так и не дождался! А может быть и хорошо, что не дождался и умер с надеждой, которой у меня не осталось, …ничего не осталось…
Мужчина молчал. В глубине души он давно смирился с мыслью, что его друга нет в живых. Но какая-то искорка надежды всё-таки теплилась глубоко в душе. Молчание затянулось, тишина тревожила и бередила старые раны и воспоминания….
Неожиданно Елизавета Аркадьевна спросила:
- А ты помнишь, как этот дом заселяли?
- Конечно. Я ведь тогда в четвёртом классе учился, – мужчина начал быстро говорить, чтобы заглушить тишину, изгнать её из комнаты. - Сколько радости было! Мы ведь до этого в казарме жили. Одна кухня на четыре этажа, одна уборная… Коридор, как проспект, и комнатушки по обе стороны. Мы в этом коридоре во что только не играли: и в казаки - разбойники, и в салки. Все свободное время там проводили, в каморке-то не насидишься.
И вдруг - отдельная квартира, своя комната! Мне аквариум купили, большой такой! Я его на стол у себя поставил. Уроки делал и на рыбок смотрел.
- А ты субботник помнишь? – неожиданно спросила женщина.
- Конечно! Мы тогда всей школой сажать деревья вышли. Тонкие они были, саженцы, беспомощные такие. Не верилось что вырастут. А сейчас смотрю на них и любуюсь – великаны! Только я уж и забыл, которое дерево моё.
- А я знаю …, я тебе сейчас покажу, - женщина приподнялась и хотела встать, но неожиданно побледнела и снова откинулась на кресло. - Что-то мне совсем не хорошо…, - голос Елизаветы Аркадьевны был еле слышен.
Мужчина бросился к телефону и вызвал «неотложку».
***
… В эту ночь он долго не мог уснуть – разболелись незалеченные раны, а когда уснул, то провалился в кошмар старого сна…
…Пыль, духота… Ни кустика, ни дерева…Глинобитные строения сгрудились в кучу. За дувалами крайних дворов просматриваются пожухлые виноградники. Кишлак будто вымер. Он идет на базарную площадь… Неожиданно появляются люди: декхане с мотыгами, женщины в хиджабах. Они окружают его со всех сторон, а он один в центре. И вдруг декхане превращаются в бородатых душманов, женщины - в озлобленных моджахедов. Все с оружием и держат его под прицелом. Он срывается с места и пытается бежать, но ноги, словно из ваты, не могут сдвинуться с места. Толпа надвигается на него и вот–вот раздавит. Наконец ему удается оторвать ступни от земли, и он устремляется в мечеть… Но вдруг будто из-под земли появляется громадный рыжий пес, готовый к прыжку. Он стреляет в это лохматое чудовище и бежит дальше, но на пути появляется черный старик в рваном халате с пустыми глазницами и не дает ему пройти. А разъяренная толпа уже близко, тогда он хватает старика за пояс, поднимает над собой, оборачивается и бросает тело в толпу… А потом долго бежит по лестнице вверх, из последних сил цепляясь за поручни.. И вдруг ступени обрываются. Он оказывается на крыше… Ревущая толпа буквально в нескольких шагах. Он видит обезумевшие от ненависти глаза людей, жилистые руки, пытающиеся его схватить, чувствует жаркое прерывистое дыхание у себя за спиной... И вот тогда он раскидывает руки, точно крылья, бросается вниз… и летит над кишлаком, над виноградниками, над минным полем, над арыком… А где-то далеко-далеко, в зыбком мареве миража угадывается его дом, его двор, тополя… И он всеми силами души стремится туда, где прошло его детство, юность, где была его любовь…
_______________________________
Шурави*) – (перс.) так называли советских военнослужащих в Афганистане
Дари**) – один из языков Афганистана
Продолжение следует:
http://www.proza.ru/2018/08/23/700
Фото в свободном доступе в интернете.