Жарким летом 1953 года нам предстояла учебная геологическая практика. Задолго до нее нашу группу разделили на две части - одни уезжали в Киргизию на высокогорное озеро Сарычелек, а другим предстояло провести месяц на геологическом полигоне возле поселка угольщиков Шураб в Таджикистане.
Мне очень хотелось побывать на Сарычелеке, но меня, как назло, отнесли ко второй части и обещали перевести в первую только в случае согласия кого-либо поменяться со мной, но все были наслышаны о красотах горного озера, и никто не соглашался на обмен. Я знал, что Шураб находится в предгорьях Туркестанского хребта, и еще до отъезда стал обдумывать, как использовать представившуюся возможность и побывать в Туркестанских горах.
Из Ташкента до станции Мельниково, возле Канибадама мы добрались поездом, а дальше до Шураба машинами. Кстати, о названиях некоторых железнодорожных станций. Мельниково названо в честь генерала Мельникова, отличившегося при завоевании русскими войсками Средней Азии. После революции волна переименований в Средней Азии не коснулась железнодорожных станций, хотя многие из них были названы именами царских военачальников - Скобелево возле Ферганы, Урсатьевская, Кауфманская.
Генерал Мельников погиб при загадочных обстоятельствах в Ташкенте вскоре после революции, а его жена Надежда Эпаминондовна преподавала английский язык в сельскохозяйственном институте и была дружна с моими родителями. Она хорошо готовила и учила мать печь пироги, торты и делать для них кремы. Торт с кремом из сбитых сливок с земляникой был гвоздем программы обучения, и моя мама иногда снисходила к нашим просьбам и готовила этот торт к какому-нибудь празднику.
Генеральша Мельникова была в свое время светской дамой и не терпела нарушений этикета со стороны окружающих. Я этого не знал и как-то в жаркий летний день пошел открывать ей дверь, как был, в одних трусах, поскольку именно так я ходил дома, да и во дворе. Она смерила меня ледяным взглядом, приняла к сведению мое сообщение о том, что родители отсутствуют, и ушла.
Позже отцу пришлось выслушать целую лекцию о том, как важно соблюдать этикет и воспитывать в детях уважение к старшим. Отец пытался защитить меня, ссылаясь на жару, но генеральша вспомнила чиновников, ходивших в дореволюционном Ташкенте даже летом в мундирах и не смевших пуговицу расстегнуть в присутствии посторонних, а тем более старших по званию или по возрасту.
В Шурабе нашу группу геофизиков и группу гидрогеологов разместили в каком-то общежитии, пустовавшем в то время, и потянулись дни практики. Руководил практикой преподаватель института Грамм Мендель Наумович, спокойный человек с тихим голосом, но требовательный педагог и большой педант. После нескольких обзорных экскурсий и обучения приемам геологического картирования началась наша самостоятельная работа - подолинное описание, составление геологических разрезов и, как венец всей нашей практики, составление детальной геологической карты небольшого участка местности.
Мы вставали с рассветом и часов в пять утра, позавтракав хлебом с помидорами, отправлялись на полевые работы. Часам к двенадцати возвращались и шли обедать в шахтерскую столовую. У большинства из нас денег было немного, и мы обычно первое блюдо брали без мяса, а на второе - двойную порцию вермишели, стоившую несколько копеек.
В порции должно было быть 250 грамм вермишели, а двойная - тянуть на полкило. Однако мы заметили, что двойная порция заметно отличается от двух обычных, сложенных вместе. Взвесив порции, мы убедились, что глазомер нас не подвел - двойная порция весила немногим больше 300 граммов. Наш протест был удовлетворен, и нам выдали полновесные порции. Однако работники столовой были, видать, закоренелыми работниками общепита и не могли не воровать. Постепенно наша двойная порция вновь уменьшилась.
После обеда мы отдыхали. Многие и я, в том числе, спали. За время практики я так привык спать днем, что позднее, когда начались занятия, второй час первой пары стал для меня настоящей пыткой.
Если были практические занятия, я еще превозмогал свою сонливость, но на лекциях ничего не мог с собой поделать - глаза закрывались, голова падала на грудь, а иногда я еще и всхрапывал. Я в то время не умел имитировать сосредоточенность и умственную работу вместо вульгарного сна.
Позже я столкнулся с ассом имитации, который мог спать за рабочим столом, подперев голову левой рукой, а правой держа карандаш вертикально. Со стороны казалось, что инженер что-то тщательно проверяет, но потом можно было заметить, что и тетрадь не перелистывается, и карандаш не двигается.
После отдыха мы усаживались за камеральную обработку материалов: разбирали образцы горных пород, ископаемые остатки живых организмов, строили и вычерчивали разрезы, читали рекомендованную литературу. Читая книгу одного из первых исследователей Средней Азии Н. Вебера, я натолкнулся на знакомые мне названия: река Исфара, кишлак Ворух. Так это же наши места! А что же дальше?
Если, следуя по пути Вебера, подняться по Исфаре до слияния рек Каравшин и Кшемыш, пройти немного по Кшемышу до кишлака Ворух, можно выйти на тропу, ведущую на перевал Джиптык. За перевалом будут верховья Каравшина, вытекающего из ледника Щуровского и следующего здесь на запад. Потом эта своенравная река поворачивает на 180 градусов, делает петлю и сливается с Кшемышем. Я раньше не видел ледников, если не считать небольших "каров", висячих ледников, на Пскеме. Здесь же настоящий ледник длиной в несколько километров. Путь к леднику не должен быть больше двух дней и вполне нам по силам.
С этой поры я был поглощен мыслями о походе к леднику, во мне звучали прекрасные слова: Каравшин, Джиптык, ледник Щуровского. Я стал искать товарищей, согласных разделить со мной радости и труды путешествия. Первым был Ренат, друг детства, участник не одного совместного похода. Поддержали идею бывший член клуба туристов Ника и Толик.
Всему приходит конец. Приближался и конец нашей практики. У нас уже был готов план экспедиции и запасены продукты: четырехкилограммовая банка сгущенного молока и кило лука - это все, что мы могли купить в Шурабе за наши деньги. Оставалось лишь купить хлеба и получить разрешение от Менделя Наумовича на наш поход, но уговорить его не удалось. Грамм был непреклонен: "Я вас сюда привез и должен увезти в Ташкент, а там делайте, что хотите".
Мы не обижались, понимая, что он просто не хочет неприятностей, если с нами что-то случится. Ехать же в Ташкент, а потом обратно не имело смысла, и мы решили уйти тайком, оставив записку, в которой содержались извинения за нарушение его запрета. Она снимала, как мы считали, ответственность с нашего руководителя, если бы с нами что-то произошло, и он захотел дать ей ход.
Ранним сентябрьским утром, пока все еще спали, мы вышли из общежития, неся за плечами рюкзаки с личными вещами, шерстяными одеялами, сшитыми в виде мешка, большой банкой сгущенки, килограммом лука и четырьмя буханками хлеба. Попутка довезла нас до Варуха, а дальше мы отправились по высохшему руслу речки вверх к перевалу Джиптык. Пейзаж не был живописным. Желтые склоны, покрытые сухой травой, отдельные скалы и осыпи, редкие невысокие деревья арчи (азиатского можжевельника) - таков был фон, на котором совершалось восхождение.
Обедали мы возле могилы какого-то святого – мазара Чумурган. Груда камней, выбеленные дождем и солнцем тряпочки на ветвях дерева – все это было оставлено путниками, поднимавшимися на перевал и молившимися о здоровье и успехе предприятия, и указывало на святость похороненного человека.
Здесь же были и родник с чистой водой, и небольшой проточный прудик, в котором плавали довольно крупные рыбы – османы. Рыбу, как положено праведным странникам, мы не тронули, взяли лишь воды из родника, попили чаю со сгущенкой и хлебом. Отдохнули и опять пошли вверх. Быстро темнело. Мы расположились на ночлег на пологом свободном от камней склоне.
Утром продолжили восхождение. Подъем не был особенно трудным, и к полудню, поднявшись км на полтора, мы достигли перевала Джиптык высотой 3850 метров. Это была сглаженная, покрытая дерном и камнями седловина с отдельными выходами сланцевых пород, торчавших из земли подобно гребню гигантского ящера. С перевала открывался впечатляющий вид на заснеженный остроконечный пик Щуровского, у подножья которого начинался ледник того же названия.
Спуск был не такой затяжной, как подъем, спуститься надо было всего метров на 500. Тропа делала зигзаги по крутому склону, и мы, возбужденные сознанием свободы, видом величественных горных вершин, почти бежали вниз.
Внизу в долине речки Джиптык нас ожидал приятный сюрприз. На берегу стояли две землянки, перекрытые арчевыми бревнами и дерном. Мы натаскали в одну из землянок арчевого лапника и с комфортом там расположились, а недалеко от входа в ожидавшем нас очаге из камней разожгли костер, не подозревая, что нас ожидает еще один сюрприз.
Уже в темноте появились два охотника-таджика с тушами горных козлов. Охотники устроились в соседней землянке и стали варить в котелке козлиные ноги. Поскольку отчленили они их ниже колен, есть там было почти нечего, но мы все же с удовольствием обсосали кости и пожевали сухожилия. Утомленные переходом, заснули быстро и спали крепко.
Утро выдалось холодное, облака набегали на долину, закрывали все вокруг густым туманом, а потом уходили, и из их пелены выступали освещенные солнцем вершины гор. Феерическое зрелище!
Мы пошли по реке вверх и скоро достигли ледника. Его окончание представляло собой ледяную трехметровую стену с гротом посередине, из которого с шумом вырывался поток. Поднявшись сбоку по груде камней на ледник , мы в недоумении остановились. Нигде льда не было видно. Все кругом покрыто каменными обломками разной величины и формы, свалившимися с окружающих ледник гор, так называемой, поверхностной мореной.
Несколько разочарованные открывшейся картиной . мы пошли вверх по морене. Это оказалось делом непростым. Приходилось не только прыгать с камня на камень, но и перебираться через завалы из громадных обломков скал иногда величиною с дом.
Прыгнув на край одного из таких обломков, я еле удержался на нём - он накренился. Ледник медленно, незаметно для человеческого глаза, двигался, и хаос каменных глыб находился в неустойчивом равновесии. Каждый наш шаг мог привести к неожиданному, неприятному для нас результату.
Пришлось перебраться к краю ледника и двигаться рядом с ним. Пройдя около двух километров, мы увидели в леднике большой провал, на дне которого было озерцо зеленоватой воды. Спуститься к нему по ледяным стенкам оказалось невозможно.
Времени у нас оставалось немного, мы собирались в этот день возвращаться назад и засветло перевалить Джиптык. Мы посидели возле озерка, покидали в воду камни, перекусили хлебом и луком и повернули назад. Ночевали на знакомом месте у мазара Чумурган, а на следующий день уже были в Ташкенте.
Наш побег последствий не имел. Спасибо Менделю Наумовичу.
Примечание:По данным Азиза Рустамова станция Мельниково названа
в честь генерал-лейтенанта П.П.Мельникова, первого министра путей сообщения России.