Отрывок из романа Разведка и волчье золото

Александр Бабин 3
   
               
         Роман "Разведка и волчье золото" в новой редакции  доступен на Озон , Ридеро,  Валдберис.               


      Немцы посчитали нас русских эмигрантов не допускать на передовую, своих сил достаточно. Но сопротивление бойцов Красной армии с каждым днём усиливаются, и срок победы над врагом не соответствовал плану ставки Гитлера за три месяца покорить Россию. На дворе декабрь, кажется, ещё чуть-чуть и она падёт. Неужели каких-то несколько дней и над Кремлём взовьётся знамя вермахта. Стало быть, Сталин не столь ответственно прислушивался к донесениям сотрудников НКВД о нападение Германии на Россию. Если за пять месяцев войны немецкие войска в шаге от Москвы и Ленинграда. Также как и царь, Николай второй в семнадцатом году игнорировал доклады сотрудников контрразведки. Спецслужбы Германии и Англии готовят в стране переворот, обернувшись гражданской войной, разделив русских людей на белых и красных. У руководителей высокого ранга, нет чувства предвидения, которое есть у сотрудников контрразведки, а может, и знали, но не столь ответственно отнеслись к донесениям, надеясь всё на тоже русское слово авось. Был бы на посту Российского государства Николай Васильевич Антонов, полковник контрразведки он бы не допустил быстрого продвижения немецких войск по территории России, как и приход к власти большевиков. Но в основном политику делают, выскочки преследуя свои корыстные цели…
       Прибывая на фронте дни, шли однообразно, но этот день запомнил на всю жизнь:
   – Отец, – обратился ко мне сын, войдя в мой кабинет. – Начальник штаба срочно требует нам выехать на передовую под Смоленск.  Сказал с выездом не медлить.
  – А что спешность не сказал?
  – Нет, не сказал. Даже выделил свой автомобиль, но шофёра не дал. Приказал ехать вдвоём.
   –  Странно? Мы зачем понадобились на передовой, в окопах шпионов нет?
   –  Так ты ещё не в курсе?
   –  А что случилось? Я сегодня не был в штабе и не знаю новостей с фронта.
        – Красная армия прорвала оборону, идёт крупное наступление, контрудар был внезапный, несколько наших элитных дивизий попали в окружение. В штабе готовятся к эвакуации, нашему подразделению тоже приказано поменять место дисклокации ближе к Минску.
   – Зачем ехать на передовую, если в штабе не знают, где она находится. Странное решение?
   – Я тоже об этом подумал. Приказано как можно быстрее прибыть в расположение войск.
   –  Не мешало бы взять с собой охрану?
   –  Начальник сказал, по пути нас встретят коллеги из полковой разведки. На передовой долго не задержимся. От нас в штабе ждут доклада.
   –  А что за работа нам предстоит, не сказал?
   –  На месте узнаем, весь его ответ. 
   –  Ничего не поделаешь, приказ есть приказ…
       Слова сына о контрнаступлении Красной армии имели на то основание, войска вермахта спешно отступали. Навстречу колоннами двигались санитарные машины, а военная техника видно осталась разбитой на поле боя, и не важно, сколько её там осталось главное, что я увидел воочию   –  это в глазах немецкого солдата растерянность и страх. И лёгкой победы им, по всей видимости, не ждать. Хваленные немецкие войска несут потери, а мы с сыном направляемся к ним на выручку.   
     Свернули на лесную дорогу, как было нам предписано согласно маршруту к пункту назначения:
  – Надо же, посреди леса пост выставлен и кого они только тут ловят? Я точно знаю, партизан в этих краях нет.  Одни офицеры, а где же солдаты? – сказал я, увидев впереди группу из трёх офицеров в лёгких шинелях и наспех сделанный пропускной пункт, перекрыв дорогу веткой березы.
  – Отец, немцы народ аккуратный должно быть рядом бронетехника укрыта, в этом плане они мастера маскировки. И снег им в помощь.
  – Возможно, но по дороге я не видел следов тяжелой техники, если что, автомобильные.
  –  Может, прошла автоколонна с боеприпасами или горючим. Придётся остановиться.
     Автомобиль остановили у поста. К нам сразу подошёл худощавый обер-лейтенант в лёгкой шинели. На вид около тридцати. Шинель на нём висела мешком, на полтора размера больше чем полагается. Офицер не бережёт свое здоровье, зимой да ещё посередине леса, подумал я о нём.
        – Ваши документы? – спросил нас офицер.
      Предъявив документы, он их развернул и внимательно посмотрел на нас:
   – Что же вы господа офицеры следуете без охраны, вдруг нарвётесь на партизан или на красных диверсантов. Их тут много в тылу орудует, –  вежливо разговаривая.
  – Так получилось. А мы правильно следуем, нас ждут на командном пункте,  –  ответил я ему и ткнул пальцем на развернутую карту, лежащую у меня на коленях.
   – Нам приказано вас встретить, выходите и следуйте за нами, – отреагировал офицер, не ответив на мой вопрос.
     Выйдя из автомобиля, подчинённые старшего офицера сразу же наставили на нас стволы автоматов.
  –  Вы что себе позволяете? –  в приказном тоне прикрикнул я на них.
  –  Следуйте за нами и позвольте ваше оружие, – обер-лейтенант неожиданно ответил на русском языке. 
  – И давайте с этой минуты будем говорить на русском, что же вам Ваньку валять. Вы же русские? – сказал уже второй офицер тоже на чисто русском языке.
  – Объясните, что всё это значит? – повторил я своё недовольство, за их самоуправство, продолжая говорить на немецком языке, – подумав, по нам с сыном проводит проверку Абвер, как поведём себя в подобных ситуациях. Выявляют чекистских шпионов среди русских эмигрантов находящихся в войсках.
  – В разведке вам объяснят, как нужно родину любить? – съехидничал обер-лейтенант снова на русском языке.
  –  В разведке Абвера? – решил я уточнить, не понимая, что происходит.
      При слове «в разведке Абвера» офицер засмеялся, как и его подчинённые. Теперь, мне стало ясно, мы с сыном попали в плен к врагу.
  – В НКВД, где же ещё, не у Гитлера же на именинах! – продолжая ехидно улыбаться. –  Слышите, и пушки в вашу честь палят, фронт тут недалеко, скоро будете на родине или она у вас, где находится?
  – Ну, что ж господа, ведите к своему командиру, – ответил ему уже на русском языке, понимая изображать себя немцами, у нас сыном не получилось, и отдали своё оружие. –  Кто из вас старший? – задал я разведчикам вопрос уже спокойным тоном, не показывая страха, искоса смотря на сына. Он находился в недоумении, переводил взгляд то на меня, то на старшего офицера. – Господин обер-лейтенант вас как величать? – решил попробовать наладить с разведчиками контакт.
   –  Во, как фашист заговорил!  Смело держится! – выпалил офицер. – Ну, я старший, а что? Имеются пожелания, скажите, мы их исполнил, вас фашистов быстро поставим к стенке, – и навёл ствол автомата на меня. – Мужики свяжите им руки, а то больно у них длинный язык, –  обратился к своим разведчикам. 
   – Мы себе не самоубийцы у вас в руках оружие, – возразил я ему.   
   – Ладно, идите так, будете нам мешать, расстреляем и давайте без фокусов, я их не люблю.
     Приближаясь к передовой, всё громче раздавались выстрелы орудий, но только от нас по разные стороны. Видимо, диверсантами маршрут был заранее предусмотрен, двигались они в лесу уверенно, если выйдя на опушку, старший крикнул:
    – Орел!
    – Белгород, – ответил невдалеке в кустах ракиты мужской голос.
   – Степан принимай гостей, выходи плохо прячешься. Москвич, где находится?
      Из-за куста вышли двое солдат в белых полушубках в валенках с автоматами наперевес.
   – С утра вас ждём. Командир приказал фрицев к нему вести, – ответил боец, что был постарше возрастом.
   – Я спрашиваю, москвич у командира? – снова прикрикнул на него разведчик.
   – А где же ему быть. Волнуется, вас ждёт, глаз не сомкнул. Старшина предложил ему спирт, так он его не пьёт, прям как не русский. И мы из-за его прихоти не отдыхаем. Ладно, пойдёмте быстрее, замерзли мы тут не май месяц.
   – Степан, по-твоему, все русские пьют спирт? Взять моего командира разведки дал зарок, выпьет только после победы. Держит слово!
   – Он совсем другое дело! Весь полк знает, у него семья погибла в Ленинграде. А москвич, как две недели на передовой даже капли не выпил. Я и говорю  –  это как-то не по-русски.
      Офицер находился в хорошем настроении, разговаривал с солдатом как с маленьким ребенком:
   – Степан всё ты примечаешь, шёл бы служить в разведку, цены б тебе не было, а ты при штабе штаны протираешь!
      Солдат прихрамывая:
   – Так меня к вам не берут, говорят старый я уже в разведку ходить, да и ранение у меня, а у вас бегать надо. Фрицы никак важные птицы, если начальство на ушах стоит! Москвич как приехал в штаб и приказал их отловить, такого переполоха ещё не припоминаю, сколь уже воюю.
    – А ты откуда знаешь, что они важные птицы? – поинтересовался снова разведчик, не скрывая улыбки видно, задание по нашей с сыном поимке его сильно радует.
    – Ну как же? Мы с товарищем каждый час бегаем начальству докладываем. Главное, москвич глаз не смыкает, не как двужильным его не назовёшь. Вот я и подумал, уж больно важные птицы ваши пленные фрицы.
    – Да не фрицы они! Русские! Только служат фашистам, – подытожил разговор разведчик.
    – Русские?! – солдат произнёс это слово, как будто первый раз его услышал, поправив на голове шапку ушанку, – и тут же смешно пробурчал: – Вот те на гвоздь мне в задницу! – что все офицеры засмеялись. – Что ж вы сукины дети делаете, воюете против своих же братьев? Не стыдно? Мать с отцом, что вам скажут? Расстрелять вас к ядрёна фени и дело с концом, чтоб не позорили Россию. Наверно в плен сдались сами, в штаны напустили? Видно правду говорю, вижу по вашим холеным рожам, ишь как немцы её откормили, аж лоснятся! За кусок фашистского сала продались! – стал возмущаться солдат, потирая свои усы, они у него от мороза покрылись капельками льдинок.
   –  Степан, что ты к ним пристал, оставь фрицев на забаву москвичу.
   – Да я так для порядку ворчу, – ответил он, смягчив голос.
      Вышли из леса на небольшую деревушку домов двадцать не более. У крыльца одного из домов стоял автомобиль ГАЗ – М 1 прозванный в народе «эмка». Солдат Степан сказал:
  – Стойте здесь. Дайте, я сам доложу, а то не дай Бог нарвётесь на гнев командира, он сегодня не в настроении.
   – А что с ним произошло? – спросил его всё тот же старший офицер, другие разведчики всю дорогу молчали.
   – Так другая группа разведчиков вернулась без языка, пока они с пленным фрицем по лесам блуждали, он возьми и замёрзни, наверно воспаление лёгких подхватил, ну и помер. Немчура к нашим холодам не привычная, а одежонка на них так себе. Тьфу! Смех, да и только. Тряпичная!  Вот он и подох. Командир возмущался, почему разведчики не дали ему свою шубу. В общем, всем попало.
     Степан зашёл в дом. Не прошло и каких - то несколько секунд как он выскочил из избы, придерживая  рукой шапку, испуганно проговорил:
  – Мужики быстрей заводите фрицев, а то тоже концы отдадут!
     Войдя в избу, первое, что я увидел посередине стол с зажжённой на нём керосиновой лампой, а поодаль на лавке две фигуры. Свет падал на них так, что невозможно было рассмотреть их лица. Присмотревшись, в одной из фигур узнал знакомые черты лица, это был Корсаков.
   – Алексей Ильич не как вы! Вот так встреча! – сказал я первым, понимая, что не так просто мы с сыном оказались в плену.
   – А-а! Узнали, а я думал, от меня откажитесь?! – ответил он дружеским голосом, выйдя на свет, улыбаясь.
   – Ну как не узнал, конечно, узнал. Не скрою, не ожидал на фронте вас встретить.  Думаю и вся операция по моему пленению, вами лично организована.
    – Правильно мыслите. Я так понимаю, рядом с вами ваш сын? Похож. Взрослый уже.
         – Да и мы с вами не молодеем,  – пытаясь уверенно себя держать в руках.
    – Старость подкрадывается не заметно. –  Корсаков подойдя к нам ближе, передернул плечами:  –  Ох, и мороз сегодня, не замёрзли в немецкой одежонке-то?!
       На нём был надет китель, но без знаков различия. Странное ношение формы одежды, подумал я.
  – Не рассчитывали с сыном «бродить» по лесам в шинелях. Знать бы, что с нами произойдёт в пути, надели бы русские валенки с полушубком.
   – Тогда не будем терять время, поужинайте со мной и согреетесь. А разговоры оставим на потом, вы с дороги, да и я проголодался. Всё вас ждал, глаза в окно высмотрел! Не побрезгуете сидеть за одним столом с врагом?! Хотя какие вы мне враги, просто заблудшие люди, встав в строй под фашистские знамёна. Вы же русские люди ваше место в рядах Красной армии? – видя, что я не реагирую на его усмешки, он не к месту покашлял. – Конечно, лучше говорить на сытый желудок. Прошу к столу господа, как говорится, чем богаты, тем и рады. В Красной армии нет тех разносолов, что они есть в немецкой армии, но голодными не останетесь. Иван что там у тебя припасено, давай поскреби по сусекам! – обратился к коренастому усатому капитану.
      Капитан, услышав команду, быстро взял ухват и из печи вынул чугунок с картошкой в мундире, поставив на стол. Из рюкзака достал две банки тушенки ножом их открыл, нарезал хлеб, расставил тарелки, положа возле них ложки.
      Корсаков молча рукой, указал нам сесть на лавку. Сам сел на табурет.
   – Товарищ полковник, я вам ещё нужен? – капитан назвал звание у Корсакова. Значит он уже не дипломат, а полковник НКВД, теперь понятно операция по нашему пленению подготовлена им лично. Сейчас снова начнёт меня уговаривать перейти на сторону большевиков, хотя может, преследует и иные цели.
   –  Вы свободны.  И дополните охрану поставьте в сенцах часового.
    – Слушаюсь, – отрапортовал капитан и вышел из избы.
   – Сергей Николаевич, что же вы сидите, как ни родной, картофель стынет, угощайтесь. Молодой человек, а вы, почему не кушаете, не стесняйтесь, – повернувшись к сыну. – Вам молодым нужно хорошо питаться, в советских лагерях еды вообще никакой нет. В Сибири, морозы под сорок, кругом тайга, где продукты взять, кто как может, выживает. Бывали случаи каннибализма. Нет, я вас не пугаю, просто предсказал вашу дальнейшую судьбу. Вы же понимаете, я нахожусь на службе, и все мои действия контролирует вышестоящее начальство, и не могу отойти ни на шаг от приказа. Что же вы не кушаете, ешьте, ешьте, – говорил с ехидной улыбкой.
   – Алексей Ильич, ваша речь не стоит и ломанова гроша, нельзя ли ближе к делу, – смело высказал претензию на его угрозы, понимая, через сына хочет повлиять на меня, ведь ему нужен я.
   –  Ох, Сергей Николаевич! И всё время вы куда – то торопитесь, сначала покушайте, а потом сядем рядком и поговорим ладком, – высказав русскую пословицу. –  Жаль, что мы с вами по разные стороны баррикады. В двадцатые годы не смог в вас разглядеть врага вы предпочли царское знамя, а сейчас встали под красно - белое со свастикой. Фашизм обречён, хотя русским солдатам придётся через многое пройти, воткнув карающий меч в логово Гитлера город Берлин… Ну, что?! Не удалось вам взять Москву, обломали зубы, бежите, поджав хвосты! Но я решил вам помочь, так сказать по старой дружбе, не всё же нам с вами воевать, да и возраст не молодой пора подумать о нашей старости.
   – Вы говорите лишние слова. В разведке всегда есть проигравший, на данный момент   мы с сыном. Я, хорошо осознаю наше положение, одно ваше слово и нас расстреляют, зачем тратить время.
    – Ну что ж?! Если вы так настаиваете. Нас интересует всё, что связано с вашей работой в Абвере: расположение разведывательных школ, имена преподавателей, звания, данные резидентов на оккупированной территории. Можете изложить информацию в письменном виде, надеюсь, и ваш сын понимает, о чём я говорю. Не забудьте указать дисклокацию германских войск, номера воинских частей, численность, вооружение, вы человек военный знаете, что писать. Отвечу вашими же словами, что зря время терять, наступит утро, а по русской традиции на восходе солнца расстреливают пленных. К этому времени вам нужно успеть, не только написать рапорт, но и покаяться перед Богом вы же предали святую Русь, воюете с её народом.
    – Алексей Ильич, вы же офицер и опускаетесь до угроз, я не первый год в разведке, запугивание на меня не действует пора это уяснить. А ваше предложение дать сведения – это только повод поиграть на моих нервах. Вас интересует совсем иное? Германские войска отступают и наша информация о дислокации войск их численность, места расположения разведывательных школ сейчас не имеют для вашего штаба никакого значения. Я думаю, вы тоже дорожите своим временем.
       Корсаков поднял руки:
    – Сдаюсь! Положили на лопатки, мне бы вашу интуицию умеете читать чужие мысли.
    – Не в интуиции дело, я догадываюсь, о чём хотите меня спросить, только не знаете, как к этому вопросу подступить. Я вам помогу: вас интересует моя прошлая служба у адмирала Колчака и всё что связано с секретными операциями или я не прав? – сказал ему, понимая, он печётся о золоте. Не стал бы вот так по-дружески разговаривать без свидетелей, такого не может быть по сути, один против двоих, тем более с пленными, а передал в руки фронтовой разведке, а там знают, как выбивать из людей показания.
    – Это, что снова нашептала ваша интуиция? – продолжая шутливо играть в человека-простака. Затем его лицо приняло серьезный вид: – Меня беспокоит судьба вашего сына, а как она у него сложится, будет зависеть только от вас.
   –  Вот это уже пошёл разговор по-мужски. Начинается торг!
    – Не ёрничаете. Вы не в том положении чтобы разговаривать со мной в таком тоне  могу и обидеться.
    – Извините, я вас слушаю, – смягчил свою эмоциональность.
       Корсаков на секунды задумался, наверно обдумывал мои слова, которые попали в цель:
    – Как бы мне не проторговаться? – слова проговорил в шутливой форме. –  Вы правы речь пойдёт о золоте Колчака в обмен на жизнь вашего сына! По-моему жизнь родного человека дороже куска металла? – прямо высказал свои мысли вслух.
    – Пожалуй, сразу соглашусь, но мне нужны гарантии. Ваши гарантии меня не устроят, нахожусь под арестом. Сыну неизвестно место хранения золота, вас интересую только я. Если в отношении сына предпримете пытки, а вы наверно такой вариант не исключаете, могу вас заверить, от меня не услышите ни одного слова. Я достаточно лет пожил на этом свете и могу спокойно принять смерть. Сын, надеюсь, последует моему примеру, – посмотрев на сына, по его глазам понял, он поддерживает меня. – Но тогда никогда не получите три тонны золота, не только в золотых слитках, но и в изделиях представляющих историческую ценность, – специально описав золотые изделия и их количество находящихся в объекте.
    – Вы так уверено говорите, что знаете наперёд, чем закончится наш разговор. Ваш хорунжий мне рассказал, вы спрятали золото в укромном месте недалеко от Омска. Но его там не оказалось и есть тому свидетели. Может, зря мы ведём торг, вы блефуете? Так я вам обещаю, со мной такие номера не проходят, будете умирать долго и мучительно, не скажу, что это принесёт мне удовольствие, но хотя бы буду знать, не зря потратил своё, как вы высказались драгоценное время.
       Чтобы не злить Корсакова спокойным утвердительным голосом ответил:
    – После того как исполнив приказ Колчака спрятав в тайге золото, я хорошо понимал, солдаты участвующие в операции, как и мой хорунжий люди ненадёжные. Корысть одна из худших черт человека, поэтому золото перепрятал. Помогли коллеги офицеры. К сожалению, они расстреляны большевиками. Ответственно заявляю. Так, что их имена вам ничего полезного не дадут. Место хранения золота известно только мне одному. Покажу его, при одном условии сына переправите обратно за линию фронта. Он посетит вашего польского резидента и передаст ему записку, написанную им собственноручно. Подчерк сына мне известен, так, что текст вам не удастся подделать. Это говорю вам для того чтобы у вас не возникла мысль меня обмануть. Вашего резидента не трогаю специально, планировал его использовать для связи с советской разведкой. Не всё же нам русским людям воевать. Он переправит вам записку, а вы её покажите мне. Будет означать сын в безопасности. Это и есть мои гарантии жизнь сына в обмен на золото. Другого варианта у меня нет. Теперь у вас нет гарантии, но тогда наш разговор можно свести на нет. Мы не договорились. Да и время поджимает, сына начнут искать коллеги из Абвера, чем дольше он находится в плену, тем труднее оправдаться отсутствием в части. И не вздумайте заставить сына написать записку за дверями избы, напишет на моём личном бланке. Бланки специально берегу на крайний случай они как краплёные карты. Он знает, где они хранятся.
    – Говорите золото на жизнь вашего сына? – Корсаков снова высказал мысли вслух и задумался. – Пожалуй, я выберу золото и вашу жизнь, вы поедете со мной в Москву – это и есть мои гарантии.
    – Я сейчас не властен над своей судьбой она в ваших руках. Москва так Москва. Значит, договорились? –  осознав, я спас жизнь сыну, а это главное.
    – Часовой! – крикнул Корсаков.
    – Тут я, – послышался голос из сенец, приоткрылась дверь, высунулась голова солдата.   
   –  Найдите начальника разведки и пригласите его ко мне. Скажите срочно.
   –  Товарищ полковник так он никуда и не уходил, – удивился солдат.
   –  Разрешите, – сказал офицер, отодвинув в дверях часового.
   –  Капитан приказываю вот этого немца, – кивнув на сына. – Срочно отправьте за линию фронта, оставите на том месте, где его пленили. Все ясно?!
   –  Так точно! Доставить фрица за линию фронта! – протараторил офицер.
   –  Сергей Николаевич адрес лавочника сыну назовите, записывать не надо. А то я его не помню, – назвав своего резидента лавочником.
      Я сообщил сыну адрес резидента. Попрощавшись с ним и проводив его из избы, с Корсаковым остались наедине и сели за стол.  Он из кармана брюк достал свои фирменные часы, смотря на циферблат, продудел:
    – У-у как время бежит! Не мешало бы перед дорогой выспаться. Завидую я вам у вас взрослый сын, опора в старости! А я вот всю жизнь посвятил служению отечеству. Сначала думал, успею пойти под венец, карьера главнее, да и как-то не мог найти себе пару, мотался по заграницам, затем привык жить один, служба скрадывала. А сейчас в моём солидном возрасте поздно жениться, хотя и под старость лелею надеждой найти спутницу. Как вы на это смотрите?
   – Человек сам решает свою судьбу. Я, как и вы посвятил жизнь служению отечеству и тоже думаю о спокойной старости.
   –  Хочется пожить по человечески. Я говорю о золоте, его хватит не на одну жизнь.
   –  Вы хотите сказать золото присвоить себе?
   – Можно передать государству, но уверяю вас, казнокрады его растащат по карманам. Перед войной, партийные чиновники и вся номенклатурная власть из закромов страны воровала народное добро вагонами, я знаю, о чём говорю. Да и сейчас жируют, на горе людей. Недавно вернулся из Ленинграда, так в нём некоторые мелкие людишки, за кусок хлеба скупают у голодающих ленинградцев, драгоценные вещи, золото, картины, утварь, все, что попадёт под руку. Не брезгуют ничем. Насмотрелся на весь этот бардак достаточно и понял: в России с таким тёмным народом коммунизм не построить. А если удастся к нему приблизиться, то мне до этого дня не дожить и решил пожить в своё удовольствие. Говорю вам искренне, нас никто не слышит. Если у вас есть намерение доложить о нашем разговоре моим коллегам в НКВД, вам не поверят. Поэтому предлагаю золото переправить в Европу. А вы там у себя за границей за меня похлопочете. Обещаю, вас здесь в России не расстреляют. Ну как согласны?
   – Надо подумать, – дав ответ как бы соглашаясь на его условия.    
   – Думайте, времени у вас достаточно, пока ваш сын пришлёт весточку, недели три пройдет не меньше. Разведчики вернутся из-за линии фронта, доложат об исполнение моего приказа, и мы отправимся в Москву. А сейчас нужно немного поспать. Часовой! – крикнул он громко.
   – Слушаю, товарищ полковник, – из сеней послышался сонный голос. Приоткрылась дверь, высунулась голова солдата Степана без шапки и заспанным лицом.
    – Почему спишь на посту? – прикрикнул он на него.
    –  Никак нет, не сплю, – оправдался солдат, моргая глазами.
    – А шапка твоя где? Ну ладно! Отведёшь арестованного в погреб, командир разведки сказал он у вас во дворе и глаз с него не спускать. Доложи командиру, чтобы тебя подменили, а то проспишь фрица, скажешь, я приказал.
    –  Не просплю, у меня не забалуешь, – отрапортовал он хвастливой улыбкой.
    –  Спокойной ночи Сергей Николаевич, как говорится утро вечера мудренее, извините, что рядом постель не стелю, не полагается красным командирам спать в обнимку с фрицами.
    – И вам спокойной ночи, извиняться не нужно понимаю, – ответил ему и вышел из избы, под конвоем.
      Корсаков побоялся ночевать со мной в избе, боится, вдруг его убью или сбегу. Опасный человек мой бывший куратор и очень хитрый. То ли он и в правду мечтает сбежать за границу или меня проверяет на вшивость? Наверно проверяет, как буду реагировать на его слова. Поживём, увидим, главное, что сейчас с сыном…
       – Степан буди фрица, москвич приказал к нему доставить, – услышал я сквозь сон мужской голос, сидя на сыром полу погреба прислонившись к стене закутавшись в шинель.
       –  У часового не служба, а ад! Минутой назад вышел во двор покурить и на тебе уже команда,  –  недовольным тоном ответил Степан.  –  Эй, фриц ты живой?!
   –  Живо-ой. Ох, и холодно тут у тебя.
   –  Вылезай живей и смотри у меня не балуй!
    – Иду, – ответил ему, поднимаясь по лестнице. – Солдат твой погреб не место для ночлежки мог бы постелить в сенях. Мне некуда бежать, да и у тебя автомат на плече.
    – Моли Бога, что живой остался. Мать твою! – выругался  Степан и достал из кармана шубы кисет с махоркой. – И как только тебя угораздила служить фашистам? Вот возьму и пристрелю предателя. Чё дрожишь-то? Ладно, чёрт с тобой! На, возьми, покури, – и протянул кисет с листками свернутой газеты.  –  Чё трясёшься смотреть на тебя тошно.  Что немецкая шинель не греет? – презренно уколов меня.
  – В такой мороз и шуба не поможет, уж больно погреб у тебя холодный. Всю ночь зубами стучал. А за махорку спасибо, я её не курю.
  – Во как! Ну, ничего разведчики тебя научат курить. Давай шагай шнеля, шнеля, – употребив немецкое слово, но сказал так смешно, что я засмеялся.
  – Чё фриц лыбишься?
  – Да не фриц я, русский, как и ты!
  –  Ишь ты русский, а форма на тебе фашистская?! Ты мне зубы не заговаривай, знаем мы вашего брата немца, как в плен попадёте все вы русские.
  – Ну как знаешь, не веришь, не верь, – и решил вести с ним беседу, может, узнаю что-нибудь важное. – Сам - то ты солдат, откуда родом? Я вот из Петербурга!
  –  Из Петербурга?! Сразу видно ты фашист, такого города уже нет. Я вот из Кургана, слыхал про такой город, он за Уралом.
   – Как же знаю! Такой небольшой городишка, бывал в нём проездом. На железнодорожной станции водонапорная башня, она как купол старинного замка и речушка кажется рядом бежит.
   – Речушка! Сам ты речушка! Река Тобол! Пароходы по ней ходят! – на секунды замолчал, рассматривая меня. –  Видно и вправду ты русский, а что фашистам служишь?
   –  Не фашистам служу, а своей родине России, освобождаю её от большевиков.
   – Во как? Герой мне нашёлся освободитель! Я вот простой рабочий, тебя об этом просил? Нет! Ты подойди к любому солдату и спроси   –  далеко пошлют! Освобождаю! Ишь, чё придумал! Ты наверно белогвардеец, вижу, по твоим барским замашкам. Барин наверно?
    –  Не барин, а дворянин!
    – Хрен редьки не слаще один шут, беляк значит. Вот, оно как! Я в гражданскую служил у самого маршала Будённого! Ох, и лихой был, казак! – хвастливо сказав.  – Сейчас мои командиры ставят часовым фашистов охранять, а так бы на передовой вас бил. Не скажешь, а чё так сильно беспокоится о тебе москвич? Часом ты не шпион? Всё начальство вокруг него крутится видно ты важная птица?!
   – Этого тебе сказать не могу, важная я птица или нет!
   – Как не важная, если москвич с собой привёз своих людей и послал за линию фронта, а они у него, ох как говорят, по-вашему! Прям немцы! А наши разведчики по-немецки знают только Гитлер капут, да, хэн-дэ-хох, – сказал как, раз у крыльца избы. – Давай заходи, снег с сапог смети, растает, ноги простудишь.
   – Спасибо тебе Степан, – слова сами вырвались из уст.
   – За что спасибо?! Я тебя спиртом не угощал!
   – За всё спасибо. Ты меня немного вразумил.
      Степан снова оценивающим взглядом посмотрел на меня:
   – Странный ты какой – то. Ладно, заходи ваше благородь.
      Зайдя в избу, в ней находился Корсаков и два вчерашних разведчика только уже в форме сотрудника НКВД. Они сидели за столом, и пили чай. Солдат Степан видимо говорил о них, хорошо разговаривают по-немецки. Обер-лейтенанта с ними не было, но и он не вызвал у меня подозрения что он не немец.
   – Товарищ полковник, арестованный, по вашему приказанию доставлен, –  отрапортовал Степан.
Роман Доступен на Ридеро.