Глава третья
Праздники закончились, настало время летних работ – стрижка овец, сенокос… Даже служащие управления делами восьми агинских родов стали спешить на работу пораньше. Управление – большой и крепкий дом с высоким крыльцом и несколько изб находилось в местности Харгэта – Дорожная, на пересечении шести дорог.
Господин старший зайсан Мухуев Намжил, приезжает на работу раньше всех. Важный и грузный, он садится за шелковой ширмой на кресло из сандалового дерева, и лицо его сразу становится суровым и грозным, будто бы все перед ним виноваты навечно. С раннего утра предводитель пребывает в каком-то нетерпении. Зная об этом, Тобын Тугулдур сегодня встал с рассветом. Надо торопиться.
На востоке небо только заалело, но уже вовсю заливались над степью и сопками жаворонки. Две просторные и высокие юрты семейства Тобын стояли на берега ручья Кусочи, впадавшей в Агинку. Тугулдур жил в правой юрте. Тугулдур взял позванивающую узду и отправился к стреноженным коням, которые паслись в высоких травах, поблескивающих росой. Было прохладно и тихо.
Сапоги и штаны сразу промокли в мокрой траве. Парень не спеша взобрался на ближнюю сопку, и взору его предстали раскиданные по степи юрты. На правом берегу Кусочи, около петляющей вдоль берега дороги, стояли избы и юрты управления, на левом берегу, неподалеку от юрты Тугулдура белела юрты тележника Дамбы, дальше – юрта Цыпыла, занимавшегося выделкой шкур и кож, сыромятных ремней, подошв на сапоги, которые он продавал. Еще дальше, на самом берегу Агинки, шел дымок из деревянной кузницы, стояли низенькие юрты, это было стойбище Хара-дархана, мастера по железу, серебру и золоту. Ниже по берегу виднелась заимка русских людей Татауровых. Александр Татауров недавно перекочевал сюда из таежной местности Хойто-Ага со своими стариками, женой и детьми. Детей было много. Русоголовые, они заливисто смеялись и купались в речке. Русские сразу огородили плетнем из ивовых прутьев землю, посадили картошку, зерно…
По берегам Агинки и вдоль дорог – всюду виднелись маленькие стоянки и большие стойбища. У извилистой дороги, тянущейся к местности Догой-Могойтуй, чернеет высокая изба из толстенных бревен, это лавка торговца разными товарами Дугарэй Манжура. Дальше на ровном месте, между двумя сопками Барун и Зун Кусочи – стоянка Урбанэй Дэлгыра. Кажется, их сын Шобогор поскакал к реке, у берега которого пасутся их кони.
Осматривая степь, Тугулдур поймал коня и повел его на поводу. Солнце окрасило вершины сопок Хонин-Хушун, Харгыта, Бом золотым сиянием и готово было залить все вокруг теплом. Дороги со всех сторон тянулись к нескольким избам строящегося селения Агинское.
Тугулдур шел рядом с гнедым и вспоминал: отец рассказывал, что место для нового селения выбрал хоринский тайша Мардэйн Галсан. Это было несколько лет назад, кажется в 1811 году…
Было это в начале лета. Вдоль берегов Онона и Агинки еще не стояли дацаны и дома, мало было юрт, не видно было кочевий и стойбищ. Тайшой одиннадцити родов хоринских бурят был тогда Мардэйн Галсан. В начале июня тайша выехал из Хойто-Хори в агинские и ононские степи. Иркутский губернатор разрешил построить дацан, надо было выбрать место, начать строительство селения. Сопровождали его чиновники, коноводы, слуги.
Остановившись на аргалейском перевале, воздав почести и жертвоприношения духам, тайша обратился к своим спутникам:
– Мне надо сменить дорогую одежду, сбрую и коня. Пусть никто не узнает во мне тайшу. Так будет легче узнать о жизни простых людей. Дайте мне одежду простого пастуха и ждите здесь. .
Сменив одежду, тайша взял с собой одного пастуха и спустился с перевала через таежные дебри. Он отправился берегом реки Аргалей, достиг берега Агинки. На склоне горы Улиртэ, на лужайке, окруженной густым тальником, тайша увидел множество людей, которые стояли, образовав большой круг. В середине круга неистовствовали девять шаманов в своих звенящих одеждах с рогатыми коронами. Шаманы, видимо, вызывали духов и хозяев местности. Шаманы и люди чрезмерно увлеклись заклинаниями и не заметили подъехавших незнакомых людей. Между тем, приехавшие люди втиснулись в толпу и пробрались к самому краю круга. Но только один из девяти шаманов вдруг насторожился, заплясал еще быстрее и, сменив тональность, начал протяжно петь:
-кажется, издалека пожаловал к нам гость,
Кажется, сам хан его хозяин,
Кажется, он и сам большой хозяин,
Кажется, люди должны повиноваться ему!
Шойрог, Шойрог!
Птица-лебедь – наш предок,
Дерево-березо – наша коновязь,
Повинуйтесь, люди!
Этот шаман узнал предводителя хори-бурят, но другие шаманы ничего не видели и не чувствовали. Люди тоже ничего не поняли. Тайша и его спутник незаметно выбрались из галдящей толпы, пробрались через густые заросли тальника к своим коням и отправились на вершину перевала.
Тайша одел свои одежды и уже как настоящий предводитель всех хори-бурят вернулся обратно в сопровождении чиновников, коноводов и слуг… Он оставил в неприкосновенности только одного шамана, того самого, который узнал его в простой одежде, остальным повелел откочевать из агинских степей. Весть о том, что из Хойти-Хори прибыл сам тайша с намерением выбирать место для будущего дацана, разлетелась по степи с быстротой молнии.
Галсан-тайша и старший зайсан восьми агинских родов Унаганэй Муху вместе с предводителями родов отправились на поиски удобного места, где можно было бы построить дацан. Всадники объехали степь от истоков Агинки до устья Догоя. Однажды они остановились на склоне горы Улиртэ, в местности Дулан-Баран, решив переночевать в юрте пастуха Бадархэйн. Тайша уснул под журчание ручья Аргалей, а, проснувшись, заявил, что дацан надо строить здесь. «Всю ночь я слушал шум и гам послушников-хувараков, они били в литавры и не давали мне спать», – сказал он своим спутникам. Вбив в землю кол, тайша привязал к нему синее полотнище-хадаг, это и стало местом для будущего дацана.
Дальше всадники отправились берегом Агинки. С двух сторон к реке сбегали ложбины сопок Кусочи и Челутай. Остановившись на высокой равнине, Галсан-тайша слез с коня, оглядел окрестность и сказал: «Волны эти двух речушек разговаривают друг с другом. Справа пророчат по-бурятски о молоке, твороге, простокваше, а слева – квохчут, как курицы, и чавкают, как свиньи. Со временем тут будет большое поселение». С этими словами тайша скинул свою коричневую шерстяную бурку и разостлал на зеленой траве. Тогда предводитель рода Хуасай Мунхэн Тобо быстро спрыгнул с коня, извлек из-за пазухи летнего халата пятьдесят лан серебра и положил на бурку тайши. Потом он взял из своей седельной сумы туес с кислым молоком-айраком, налил в чашу с серебряной каемкой и, брызнув духам с пожеланиями удачи всем степнякам, подал тайше. И всадники предались отдыху и мечтам о будущем…
Вспоминая рассказы отца, Тугулдур даже не заметил, как подошел к своей стоянке. Очнувшись, он привязал коня к новой, еще не отполированной поводами, коновязи. По рассказам отца Тугулдура, Мунхэн Тобо, именно на месте этой коновязи тайша Мардэйн Галсан расстелил свою бурку и пожелал, чтобы здесь разомножались хори-буряты.
Дальновидный был тайша! Начал строить дацан, предвидел большое поселение кочевников и то, что многие из них станут оседлыми и будут сеять зерно. Высокие были думы у этого тайши Мардэйн Галсана. Но почему его сын, Галсанэй Дэмбэл, ни в чем не похож на отца? Отчего у него такие низкие помыслы и поступки, что он не может исполнить ни одного закона предков и государства? Снова из юрты в юрту поползли слухи, что тайша обманывает и обирает людей при помощи тяжелых рук зайсана Намжилэй Муху. Как быть, когда ты знаешь обо всем, но ничего не можешь сделать? Некоторые чиновники, зная о проделках зайсанов и тайши, помалкивают, думая про себя: «Бурхан им судья». А простой народ живет, стиснув от ненависти зубы. Зная обо всем этом, как могут спокойно жить ноены? И как жить дальше ему, Тобын Тугулдуру?
– Сынок, чай вскипел. Покушай и торопись на работу, к своим бумагам! – вдруг ласково окликнула его старая тетка, вышедшая из юрты, чтобы брызнуть духам первый утренний чай. Тугулдур очнулся и заспешил.
Но и сидя в юрте и попивая горячий чай со сливками и творогом, он думал о тайшах, которые разъезжают по степи с ташуром-плеткой. Тайша и плетка – совершенно несовместимые вещи. Начальники должны вести за собой людей, а не обирать их!
Он сменил промокшие сапоги на сухие, одел халат, крытый синим шелком, крепко затянул желтый кушак, летнюю красную шапку и, прицепив к поясу серебряный нож, огниво и кресало, отправился на работу. Солнце вышло уже из–за вершины сопки Хонин-хушун и, Тугулдур, заволновавшись, что опоздает, погнал коня резвой рысью…
Продолжение следует.