ДРАКА
Мама разожгла дымокур и доит коров, тугие струйки молока пенятся в ведре. Солнечные лучи скользят по верхушкам деревьев. По склону Хара Хады едут два всадника, отчетливо слышно, как они переругиваются, захлебываясь от злости. В голубом тэрлике высокий Сандан-Жамсо, другой сидит в седле чуть боком, повернувшись к «собеседнику». Это тучный Базаров Намсарай. Вдруг кони всадников, огибая скалы и валуны, стали быстро подниматься вверх и внезапно остановились, освещенные закатными лучами.
– Ууй! Сандан-Жамсо буянит, он вырвал повод из рук Намсарая и повел его коня в горы, – всполошилась мама, смотря вслед всадникам из-за коровы. – Они кажется пьяные, давно ругаются.
Вышла бабушка, ничего не понимая, мы долго всматриваемся. Кони пригарцовывают, всадники продолжают ругаться. Вдруг в руках высокого сверкнула камышовая плеть! Второй всадник вскрикнул и рухнул под ноги коня. Высокий спрыгнул на землю и начал избивать лежавшего.
– Не смотри! – крикнула мне мама. -какое нам дело до них!
Назавтра мы узнали, что Базаров Намсарай лежит дома опухший от побоев, что у него сломано ребро... Я смотрю на вечернее солнце. Зачем люди дерутся? Неужели им от этого хорошо?
КТО И КОМУ ПРИНАДЛЕЖИТ?
– Одевайся быстрее, – говорит мама, – пойдем к Халзановым. Они к свадьбе готовятся. Их Сандан-Жамсо женится на Шадаповой Хорло.
Иду за папой и мамой. Когда человек женится, это называют «свадьбой». Старухи обычно говорят, что они ели на свадьбе, а когда проводят, где-нибудь зимовку, говорят какое сено ели. Будто бы не овцы, а они сами ели... А мама рассказывала как она ездила на свадьбу в Тарбагатай. Там, оказывается, люди дрались, а ночью наставляли на гулявших ружья. Больше ей не о чем было рассказать. Зачем люди женятся, если ругаются и дерутся?
Во дворе Халзановых лает большая собака, ходят и работают люди. Смуглые старики устроились кругом на войлоках. Некоторых я не знаю. С ними сидит худощавый русский мужик, на коленях у него беловолосый мальчонка. Мужик принимает архи в чашке, брызгает по– бурятски и не спеша выпивает, а мальчонка тянется к чашке и мешает пить.. .Вот как готовятся к свадьбе! В большом доме Халзановых пусто. За домом смеются три здоровых незнакомых парня. Они воткнули в землю две лозы с рогатками наверху, а поперек положили еще одну. Один из парней снял сапоги, подоткнул за кушак полы тэрлика и, разбежавшись, прыгнул. Верхняя лоза слетела.
– Слабак! -закричали его друзья. – Можешь не мучаться. Пойдем...
Оказывается на свадьбу отовсюду приезжают незнакомые. Кроме меня детей нет. Уныло толкаюсь среди взрослых. Что мне тут делать?
– Давай лучше в дурака сыграем. Чем просто так время проводить. – говорит один из парней. Не пойду же я с ними... Вдруг к самой изгороди подбежал вороной жеребенок. Вот бы мне с ним поиграть! У него взъерошенная шерсть, точеные ножки, пышный, наполовину белый, хвост и длинные чуткие уши. Большие черные глаза настороженно смотрят на людей. Вдруг позади меня кто-то хрипло рассмеялся. Это бабушка Цымпилма тоже любуется жеребенком. Она курит свою трубочку с длинным чубуком, кашляет и посмеивается.
– Дугурка, жеребенок не из наших краев, познакомиться подбежал к тебе, – ласково говорит она, – ты сейчас такой же жеребенок. Вы будете расти и расти. Через пять лет люди будут звать его агта морин,
Вдруг к нам направились два незнакомых парня. Один белолицый и высокий, а другой смуглый и бочковатый. Посмеиваясь, один из них спросил:
– Бабушка, а как вы узнали, что жеребенок не из ваших?
– Да и ты не наш, – рассмеялась бабушка Цымпила, морщины возле ее глаз зашевелились, – вы, наверное, из тарбагатайского сомона.
– Теперь, бабушка, мы все принадлежим алханайскому сомону. Недавно Жамсаранов Нанзат ошибся и сказал, что он из бэрхэтэйского сомона, – бойко сказал низенький и оба парня рассмеялись.
– Мы всегда принадлежали загдачейскому сомону. Писарем у нас был Жалсанов Бато. Это и Дугурка знает. Теперь все по– новому что ли? – удивилась бабушка Цымпилма.
– Все по– новому! Урей, Тулутай, Шыхындэ, Загдачей, Соктуй, Нарин, Бырхэтэй, Тарбагатай, Талчин, Додо– Соктуй, Дунда– Соктуй, Дэдо– Соктуй, Байсын, Ходиронтуй, Улан Хада, Былигтэ, Тэн, Тут– Халтуй, Харгастуй, Харгыта, Булактуй, Нур Хунды, Халахэй, Амбар, Дэлюн Барун, Тысорхой, Айрак – все пирнадлежат одному алханайскому сомону, – не переводя дыхания, гордо, перечислил названия мест и деревень низкорослый.
– Так, так, – глубоко и задумчиво вздохнула бабушка Цымпилма. – А русские деревни?
– Они будут отдельно. Они принадлежат своему сомону – обьяснил низкорослый. Все знает парень!
Значит мы кому-то принадлежим и всегда принадлежали. Это открытие меня ошеломило. А кому принадлежит тогда весь наш Алханай? Тайга, реки, горы? Эти люди, которые сейчас готовятся к свадьбе? Жених Сандан-Жамсо и невеста Хорло? Кому принадлежит вороной жеребенок, которого призывно зовет кобылица?
Кому принадлежу я? Я знаю кому – папе и маме!
А где же моя мама? Вон она ходит среди людей и кого-то высматривает. Увидев меня, она быстро подошла и сказала:
– Вот ты где, с бабушкой Цымпилмой беседуешь, а я думала играть побежал. Иди домой. Попасите с Жалмой овец. Только недолго.
– Мама, я чей? – не выдержал я.
– Конечно, мой и папин, – удивилась она. – Что с тобой ?
Но я уже помчался. Страшно пробираться одному через густые зеленые ивняки. Тишина и сплошная стена зеленых листьев... Но вот зажурчал ручей, скоро я буду дома.
Продолжение следует.