ЗАЧЕМ БЬЮТ ШЕРСТЬ?
В жаркий полдень надо дремать в тени. Неожиданно я услышал глухие и мягкие удары. «Хуб– хуб, пус– пус!» и опять – «хуб– хуб, пус– пус!» Что это? Уколы– цветы расцвели и розовеют на моем плече. Я свободно шевелю правой рукой. Вскочив на жерди изгороди, всматриваюсь. У речки бегают Шара Хубун и Жигмит-Сынгэ. Бегу к ним
Увидев меня, они бросились в воду и, оставив на поверхности только черные лысые головы, уставились на меня хитрыми глазами, посмеиваясь.
– Иди к нам! -закричал Жигмит-Сынгэ.
– Не хочу...
Снова послышались частые и глухие удары. Это где-то около Шадаповых.
– Что это? – крикнул я друзьям, бултыхающимся в воде.
– Аа, это бьют шерсть, Побежим, посмотрим! – вдруг предложил Жигмит-Сынгэ и проворно выбрался на берег. Шара Хубун постарше нас и, одеваясь, он отворачивается.
Мы шустро, огибая заросли крапивы, побежали к Шадаповым, Удары зачастили... На летнем дворе Шадаповых, друг против друга, поджав пятки, сидело много человек. Они били гибкими лозами пышную шерсть, протянутую между ними. Как они умудряются не попасть друг в друга, ведь они все усердно наклоняются вперед и высоко поднимают лозу? В тени натянутого поверху тэрлика сидела рыжеватая и полная бабушка Шадаповых, она шумно дышала и потела. Увидев нас бабка прохрипела, утирая подолом пот:
– Не бегайте здесь. Под лозу попадете!
Мы отбежали от нее и, обогнув двор, уселись на другой стороне изгороди. Взрослые работают. Знойный и пыльный воздух веет от пышной белой шерсти. Терпко пахнет людским и овечьим потом.
– Рубаха дяди Максара совсем мокрой стала, – тихо замечает Шара Хубун.
Не только у дяди Максара, у всех темные и мокрые пятна на спинах, у каждого в руках по две лозы. Одна проскальзывает вниз и приподнимает шерсть, а второй – бьют, потом – наоборот. Если ходить за спинами взрослых, то и вправду тебя может зацепить жгучая лоза. Тут много знакомых и незнакомых. Взрослые, как и на «помочи», работают вместе. Наверное, это общее и важное дело.
Потом они сушат уплотнившуюся шерсть на солнце, терпеливо выбирают комочки грязи и навоза, высохших блох, отделяют белую шерсть от черной и расстилают на зеленой траве. Мы долго наблюдаем за работой взрослых. Зачем они так ожесточенно бьют шерсть? Неожиданно к нам подошла Лхама-абгай, жена дяди Митыпа Шадапова, и ласково сказала:
– Ребятишки, потом из этой шерсти будем катать войлок, приходите. Там вы будете нужны. Вы будете собирать волчьи цветы и репейник.
Она оглядела нас и улыбнулась. Так вот зачем бьют шерсть! Из чего сделаны наши юрты, матрацы, седельные потники? Из мягкой шерсти, которую сейчас бьют и уплотняют, чтобы потом скатать войлок...
ПЛЯСУНЬЯ-ШАГШАГА И ХОРОШИЙ КОНЬ...
За дорогой перед нашим летником вечерами ревут быки, а по утрам я вижу много черных ямок от их копыт. Сегодня оттуда раздалось тоненькое ржание. «Наверное, там ожеребилась кобылица!» -подумал я, но, выскочив на улицу, увидел красивую приплясывающую на пригорке птичку – плясунью– шагшагу. Что у ней за наряд! Желтоватая спинка золотится под солнцем, пушистый животик слегка розовеет, трепещет черно– белый хвостик. Она приплясывает на бугорочке около камней, то зазвенит колокольчиком, то засмеется тоненько, неожиданно быстро тявкнет и присвистнет Что за птичка! Она никак не может усидеть на месте, все время приплясывает. Сидеть бы вот так под лучами утреннего солнца и все время любоваться этой плясуньей! Там много сусличьих нор. Как-то Шара Хубун показывал мне несколько голубоватых яиц такой плясуньи– шагшаги и говорил, что она иногда катается на спине суслика. Наверное, они дружат и живут в одних норах...
В доме у нас крепко пахнет листовым табаком. На деревянной кровати полулежит бабушка Цымпилма и покуривает свою трубочку с длинным черным черенком. Над ней облака дыма. Вдруг она начинает дурашливо петь:
– Доить Халзановых коров – такая доля у меня...
И громко смеется, потом долго и хрипло кашляет, Кажется она крепко выпила. Она на что-то жалуется и радуется одновременно в своих выкриках– песнях:
– Телята... телятки рыжие мои... Зэлэй, зэлэй, зэлэй– да! Гуляйте, телятки, по травам зеленым, но всегда возвращайтесь домой... Ох, старая, совсем из ума выжила!
Она затягивается табаком, выпускает клубы дыма, кашляет и смеется.
– Я пойду потом с ребятами катать войлок. – говорю маме.
– Иди, иди, – соглашается она и выпроваживает меня из юрты.
Иду к дедушке. Какая беспечная и веселая бабушка Цымпилма, раньше, наверное, она была как плясунья– шагшага!.. На кровати лежит дедушка и что-то говорит своим сыновьям – моему папе и Дамдин-ахэ. Они сидят на правом топчане. Я устроился около них на маленькую скамеечку.
– У хорошего коня ровные белые зубы, нижняя губа чуть-чуть длиннее верхней, ноздри большие и круглые, уши длинные и острые, шея тонкая и выгнутая, грива короткая, глаза и копыта черные, а хвост пышный и длинный. Видеть ночью гнедого коня не к добру...
Закрыв глаза, дедушка думает, чтобы сказать еще, но вместо этого погружается в дрему, потухшая трубка выскальзывает из его руки на землю. Папа и Дамдин-ахэ не спеша выходят, я тороплюсь за ними и спрашиваю:
– Что говорил вам дедушка?
– Он учил нас как надо покупать коня – Папа вздыхает и гладит меня по голове.
– А что еще?
– Все старое... Что лучше нашей земли нигде нет, что человек должен жить там, где родился, что у нас есть горы, реки, степь, что русские не строят здесь деревень, а они знают, где хорошая земля, – продолжает за папу Дамдин-ахэ и вдруг, замолчав, смотрит на тайгу и далекие синие горы.
Когда бабушка Цымпилма трезвая, она рассказывает интересные истории. Она покуривает трубочку и, покашливая, говорит: «Однажды голодной весной, один бурят с трудом нашел где-то воз сена и ехал через деревню Такеча. Вдруг видит – в центре деревни галдит толпа. Остановился наш бурят, а кто-то из толпы закричал ему:
– Иди сюда! Смотри, этот человек умудряется стать невидимым, он пролезает в комель бревна, а выходит из верхушки. Мы деньги платим, чтобы посмотреть на него.
Но недоверчивый бурят рассмеялся и сказал:
– Вы что ослепли, не видите, что он ползет вдоль бревна!
Но тут толпа закричала, бурят оглянулся и увидел, что загорелся его воз. С криком он отрезал уши хомута, выпряг коня, отвел его в сторону. Оглянулся и обмер – воз его был снова целеньким... Наши буряты недоверчивые. Вот какие чудеса бывают на свете... »
Ночью мне снятся – плясунья– шагшага, красивый конь и бабушка Цымпилма. Веселые и беспечные они стоят на зеленом пригорке и приплясывают, что-то говоря друг другу и смотрят на синеющие горы и тайгу...