ДОКТОР-ЛАМА. ВЗРОСЛЫЕ И ДЕТИ
– Идите к Дармаевым. Доктор приехал, уколы-цветы ставит детям. Он уже был на соседних стойбищах. Ничего с вами не случится! – сказала нам мама, и мы с Жалма-абгай побежали к Дармаевым.
Наверное, будут колоть в руку. На плече у папы и мамы есть по три узорчатых шрама, похожие на цветы, мы так и называем их – «Уколы– цветы!» У нас тоже будут такие цветы. Бежим мимо озера к летнику Дармаевых.
Как вкопанные, запыхавшись, мы останавливаемся у распахнутой двери юрты. Будто обрадованный нашему появлению навстречу нам встает смуглый и бритоголовый человек в белом халате.
– А-а, прибежали! Проходите, проходите, – посмеиваясь, приглашает он нас в юрту.
Первым будут делать уколы-цветы мне. Сняв рубашку, робко подхожу к низенькому столу, на котором горит синим огнем лампа и лежит маленький поблескивающий ножичек. Страшно! Большими и теплыми руками человек берет меня за правую руку под мышкой и ласково говорит:
– Не бойся! Отвернись.
Человек трет по коже мокрой ватой, потом, крепко сжав мою руку острым ножичком быстро делает надрез. О, как больно! Закрыв глаза и сжав зубы, я мужественно молчу. Наверное, все. Но нет, человек чиркнул по коже ножом еще два раза и отпустил меня. Я встал и увидел, что Жалма-абгай смотрит на меня и размазывает по щекам слезы. Настала ее очередь. Человек взял ее за руку. Закрыв глаза, она подняла голову к своду юрты и охнула.
– Теперь вам нельзя купаться, пока не вырастут уколы-цветы, – сказал нам человек, улыбаясь и ласково смотря на нас.
По дороге домой мы внимательно, почти выворачивая головы, рассматривали надрезы и старались не шевелить правой рукой. Даже вечером, перелезая через изгороди мы хватались за жерди левой рукой. Все дети стойбищ вдруг стали левшами. Каждый день рассматриваем надрезы. Нет, пока еще не растут цветы. Однажды около ручья показались наши друзья – Цырен и Жигмит-Сынгэ. Мы побежали к ним.“ Они купались! Но они высоко поднимали правые руки. Мы тоже стали так купаться. Оказывается, так даже лучше купаться.
– А кто тебе укол ставил? – спросил меня Цырен, рассматривая мою руку.
– Не знаю... У Дармаевых какой-то человек был. Говорят – хороший доктор.
– Это лама, он только одевает докторскую одежду, – похвастался своими знаниями Цырен.
Я вспомнил, что папа и мама рассказывали, что в детстве им уколы-цветы ставили ламы. А кто еще ставит уколы? Русские доктора дружат с ламами.
– На «помочь» к нам пойдешь? – вдруг спросил Жигмит-Сынгэ, когда мы загорали на горячем песке.
– Конечно! А ты?
– А как же! – крикнул Жигмит-Сынгэ и, забавляясь, попытался вывернуть веки, но не смог и его узкие глаза не стали красными и страшными, а только прослезились...
На другой день мы с мамой отправились на «помочь» к свату Даши. С узелком и двумя туесами, мы быстро прошли по склону горы и вдруг услышали гул голосов за березовой рощицей и кустарниками. «Помочь» началась», – решил я про себя и побежал.
На зеленой поляне много людей косили траву. Он шли уступом друг за другом и разом взмахивали блестящими под солнцем литовками. Потом разом останавливались, поднимали литовки и точили: вжик– вжик, вжик– вжик!
Невесть откуда появилась бабушка Цымпилма с неизменной трубкой во рту. Кашляя, она открыла большой жбан. Запахло архи. Она поднесла весь жбан маме. Но мама только пригубила.
– Дугуурка, отнеси-ка этот жбан косарям. Поставь перед ними на траву, – велела мне бабушка Цымпилма и рассмеялась, показывая желтые прокуренные зубы.
Я побежал, поставил большой жбан в высокую траву и оглянулся. Позади меня семенил Жигмит-Сынгэ с двумя туесами под мышкой и широко улыбался. Он тоже утопил туеса в траве и мы бегом помчались к бабушке Цымпилме.
Сидим и наблюдаем за косарями. Ждем. Враз ходят их спины, враз они нагибаются, никто не хочет уступать друг другу. Увидят они архи или срежут косой? Мне не терпится. Впереди мощно идет мускулистый дядя Максар. Раздается ровный шелест и вжиканье, будто множество коров разом рвут траву.
– Эй, люди! Есть чем жажду утолить! Давайте попьем! – вдруг закричал дядя Максар, но остальные продолжали косить. Тогда дядя Максар высоко поднимает поставленный мной жбан, громко поет и садится на скошенную траву...
Нам с Жигмит-Сынгэ сразу стало скучно. Так легко нашли архи! Мы поднимаемся и идем мимо ивняков к ручью, там давно что-то дымит.
Оказывается там на костре кипит большой котел с супом для всей «помочи». Мы присоединяемся к нашим матерям и кипятим чай, моем посуду, успевая купаться, по привычке поднимая правые руки.
Вдруг послышались смех и крики косарей, мы встрепенулись и были готовы побежать туда, но бабушка Цымпила рассмеялась, посмотрев на нас, и сказала:
– Пока взрослые не пришли, успевайте поесть, потом будет поздно.
Повился сват Даши, папа Жигмит-Сынгэ. Довольный, он широко улыбался и приговаривал:
– Кошенины очень много. С божьей и людской помощью будет у нас на зиму сено... Обед готов? Пора людей кормить!
Взрослые будут обедать, а мы с Жигмит-Сынгэ бежим на вершину Бухусан играть. На вершине кроме серых и черных камней ничего нет. Мы азартно строим из камней дома и изгороди, рвем траву и делаем маленькие зароды. Собираем белые и мелкие камни, Теперь у нас есть свои овцы.
– Давай искать клад! – вдруг предлагает неутомимый Жигмит-Сынгэ. – надо было сразу начинать, под этими камнями обязательно должен быть клад. А вдруг найдем серебро или золото!
Переворачиваем камни, подолгу рассматриваем мягкий зеленый мох. Копаем палками прелую землю. Но клада нигде нет! Поднатужившись, переворачиваем вдвоем большой валун. Под ним белеют множество малюсеньких и живых шариков.
– Аа, это дети муравьев! – махнул рукой Жигмит-Сынгэ. – Они похожи на лекарства, которые дает нам Гава– ламбагай...
Мы перевернули еще несколько камней, устали, вымазались, но клада так и не нашли. Сидим и отдыхаем. Внизу видны ивняки и кустарники, зеленые поляны. Со стороны «помочи» доносятся голоса людей.
– Давай, посмотрим охотничью сидьбу на солях! – вдруг предлагаю я.
– А где? – недоверчиво смотрит на меня Жигмит-Сынгэ.
– Не знаю. Говорят, что сидьба есть на старой стоянке Аюши. Пойдем туда, – говорю я наугад, не очень уверенный, что там может быть сидьба.
Быстро сбегаем с вершины, долго пробираемся через ивняки и выходим на каменистую дорогу. За дорогой, в кустах, видим что-то большое и желтое. Осторожно подкрадываемся. Но это не сидьба, а просто согнутые и сломанные ивы с пожелтевшими листьями. Осматриваеся, как старые охотники. Тишина оглушает. Вдруг видим через ветви кустарников полянку, а за ней плотно воткнутые в землю колья и набросанные повдоль бревна. Бежим туда. Настоящая охотничья сидьба! Сидьба похожа на большое гнездо. Внутри постелена сухая ветошь. Где же соль? А это что? Большая и разрытая по колено овцам яма, земля влажная и мягкая, отчетливо видны следы косуль. Затаив дыхание, осматриваем черную землю. Вот куда приходят дикие козы!
– Давай играть здесь, – говорит Жигмит-Сынгэ и тут же придумывает игру. – Ты будешь гураном– рогачом, а я – охотником. Иди в кусты. Начали!
Он садится в гнездо сидьбы и, осмотревшись, прячет голову. Я, побродив в кустах, вдруг утробно реву, как гуран– рогач. Жигмит-Сынгэ звонко смеется. Тогда на четвереньках, раня о колючки ладони. я выскакиваю к яме с солью. Ба– бах! Жигмит-Сынгэ метко стреляет, я падаю. «Охотник» неторопливо подходит к яме, с трудом поднимает «добычу» и, кряхтя, несет «домой». Долго мы резвимся в кустах и сидим по очереди в сидьбе.
Далеко, умноженные эхом, послышались людские голоса. Понятно, нас зовут. Мы ныряем в чащу. Надо появиться внезапно. Колючие ветви хлещут по лицу и рукам. Вдруг видим настоящую охотничью западню! Перекладина из жердей, закрепленная на остриях осиновых кольев прислонена к березовому пню. Внизу ровно уложены ветви.
– На кого это? – Мы выпучили глаза. – На зайца или тетерева?
Перед самым заходом солнца мы вышли из чащи на вечернюю поляну. Желтые лучи пробивались сквозь хвою лиственниц, и стволы деревьев отливали рыжеватой медью. Вся веселая и галдящая «помочь» спешила на конях и телегах по домам. Бабушка Цымпила посадила нас на телегу. Ровной рысью спешат кони по высоким потемневшим и влажным травам, позванивают телеги, люди, подогретые архи, обгоняют друг друга, громко переговариваются и поют. Эхо уносит звуки в синеющие дали. То вдруг протяжно и звонко заливается девичий голос: «Таежная речка сверкает, на волнах качая цветы... » То пожилая женщина печально, мелодично и долго, выводит, вспоминая былое и незабываемое: «Мужская неверность не знает предела, а женщина любит всегда– аа... » Неожиданно вспугнет женские голоса мужской голос: «Как воды родимого края, молочная водка светла, отчего я хмелею не знаю, но в сердце рассеялась мгла... » А бабушка Цымпила тихо выводит старинную песню о невесте и обручальном кольце.
Едем...
Продолжение следует.