Сидя на дереве, Раш с отвращением поглаживал свою лоснящуюся, спутанную бороду и обеспокоенно подозревал, что в ней уже давно могла зародиться жизнь. «Вернусь, отстригу нахер» - поежившись от отвращения, пообещал он сам себе и поудобнее перехватил простой самодельный лук с наложенной на тетиву стрелой. Дерево было невысоким, а сук удобным. Рюкзак Раш повесил на ветку неподалеку и, облокотившись на ствол, с привычной непринужденностью продолжил наблюдать за силками. Силки были расставлены со знанием дела. Припорошенная осенней листвой и желудями, почти незаметная человеческому глазу, петля. А уж дикая курица, заяц или любая другая несчастная лесная живность и подавно ни о чем не догадается.
На этот раз ждать пришлось не долго. Уже спустя пару часов после того, как Раш взял наблюдательную высоту на дереве, в кустах зашуршало, и из них выскочил маленький, но жирненький кабанчик. Радостно и со всего размаху ткнулся пятачком в желуди в самом центре петли и тут же, недоуменно завизжав, взмыл в воздух. Раш спрыгнул с дерева, откинув в сторону лук. Одной рукой схватил, беспомощно болтающегося на веревке поросенка за копытце, другой достал из-за пояса нож и в одно движение перерезал животному глотку. Охотник равнодушно развернулся, снял с дерева рюкзак и принялся собирать остальные силки. Желуди тоже. В его положении ничего нельзя было оставлять на произвол судьбы. Он подобрал лук, не забыл про стрелу. Закончив сборы и отставив в сторону рюкзак, Раш посмотрел на свою жертву. Кровь послушно вытекала на землю, вырываясь наружу из пленявшего её тела. Около десяти минут охотник ждал. И когда уверенная красная струйка превратилась в робкие еле-заметные капли – высвободил свою добычу из веревки и закинул бездыханное тельце на плечо. Подобрал свой скромный скарб и двинулся прочь.
Путь вел вверх. Подниматься, поскальзываясь на влажной осенней листве, оступаясь на камнях, продираясь сквозь кустарник и маневрируя между деревьев, имея в качестве сомнительной опоры лук, приходилось долго. Однако обходить широкий гребень холмов, дабы попасть в полюбившийся зверью овражек, было бы еще дольше. Оказавшись, наконец, на самом верху, где каменистая почва не позволяла лесу вдоволь разбросать деревья – Раш остановился, дабы перевести дух и бросить недовольный взгляд в бесконечное море холмистого леса. Там, где-то между клонившимся к закату солнцем и Рашем, взвивалась к небу тонкая струйка дыма. С такой высоты до нее, казалось, рукой подать. Спуститься вниз, пройти пару километров и ты у заветного костра. Жарится только что пойманная дичь, потрескивают поленья. Покой. Уют. Тепло. Раш тяжело выдохнул. Он знал, что этот мирный, тихий и умиротворяющий пейзаж - злой обман смертоносной природы. Что идти еще никак не меньше нескольких часов. Что для тепла и уюта поленья еще придется нарубить. Что скоро наступит темнота и тогда еще сложнее будет не споткнуться о торчащий из земли корень, не ухнуть в, так некстати образовавшуюся на пути, яму.
Раш спешно затопал вниз. Он ходил по этому маршруту уже не один десяток раз, но мог поклясться, что каждый раз – это была совершенно разная дорога. Каждый раз – как в первый. Менялось окружение, менялась почва, менялись звуки. Лес жил своей жизнью и, словно, иммунитет, атакующий нахальную заразу – пытался запутать незваного гостя, убить любым доступным способом. А самый простой – заставить заплутать. Затем холодная ночь, обморожение, жажда, голод и наконец прощальный пасодобль с костлявой: лихорадка, тьма, смерть.
Раш продолжал идти, несмотря на беснующийся в голове, смерч отвратительных мыслей. Взгляд его придирчиво осматривал каждый сантиметр почвы под ногами. Слух улавливал россыпь лесных звуков, готовый подать сигнал мозгу при малейшем подозрении на опасность. Больших хищников, за время проведенное в лесу, Раш не встречал. Однако на следы волчьих лап и куч их свежего дерьма, насмотрелся. Темнело.
Несмотря на все это охотник благополучно добрался до цели. Почувствовав облегчение, еще не успев разглядеть меж деревьев мерцающий огонек костра, он достал из рюкзака топор и срубил невысокое мертвое деревце, запримеченное им еще днем по пути на охоту. Спустя несколько минут он, волоча за собой будущие дрова, вышел к небольшой лужайке, поросшей высокой, по пояс, травой. На ее окраине у подножья леса, с противоположной от Раша стороны, стоял добротный шалаш, из которого и лился дымок, и в котором зазывающее, бился приветливый огонек костра. Раш не вошел в траву. Не ступил на лужайку. Охотник пошел в обход. Сделав внушительный крюк, он оказался перед своим жилищем. Вблизи шалаш больше походил на примитивный, но все-таки дом. Довольно большой: местами стены выложены глиной, как и крыша – её смесь с ветками. Каркас из толстых бревен, что-то похожее на дверь – скрученные вместе ветки, вогнанные в проем с помощью чуть более длинной, зафиксированной в специальных углублениях. Раш зашел за угол жилища, бросил дерево и принялся рубить его на бруски, подходящие для костра. Удар. Еще удар. Вдруг пронзительный писк железа и обух отлетел куда-то в сторону. Шумно выругавшись, Раш сбросил с себя свою ношу и зашагал в сторону улетевшего обуха. Через несколько минут ругательств и возни, он, наконец, нашел беглеца. Подобрал добычу, рюкзак с луком и вошел в дом, разглядывая пострадавший инструмент.
В лицо охотнику ударило тепло. Под ногами приятно похрустывало деревянное покрытие. Костер в импровизированном отделанном глиной кострище, горел ровно, выпуская дым сквозь специальное отверстие в потолке. Недалеко от него сидел человек. Сидел он на пне, угнездив на кулаке подбородок, и уперев локоть в колено. Точнее в место, где по идее должно было находиться колено. Вся правая нога человека, от стопы до бедра была плотно устлана толстым слоем глины. Весить такая конструкция должна была не мало, встать с такой ношей было бы невозможно, как, впрочем, и разогнуть сустав. Казалось, что этой ногой он врос в землю. Позади пня был настил. Специально сделанный на том же уровне что и пень. Человек мог при желании откинуться на спину, не разгибая ног.
- Обух сломался, - сказал Раш, заходя и сваливая, на лежанку с противоположной от человека стороны костра, свои вещи. Человек лишь проводил его грустным взглядом, - но зато свинья на ужин, - Раш взял бездыханную тушку за хвост и протянул молчащему. Тот бережно ее принял, протянулся куда-то за пень и лежанку. Достал нож и начал потрошить свинью.
- Этого хватит на неделю. И еще бульон сварю. Грибов сушеных осталось… - нарушил молчание человек, - Раш присел на свою лежанку.
- Джеф, грибы понадобятся зимой, - разглядывая треснувший обух, спокойно сказал он.
- Мы не знаем, что будет зимой, - ответил Джеф, вытаскивая из поросенка внутренности и с неприятным хлюпаньем вываливая их на пол.
- До сих пор нам везло. Нам надо начать запасаться, - Раш перевел взгляд на Джефа. Тот принялся обдирать с добычи шкуру.
- Повезет – варежки выйдут. А то и шапка.
- Нам уже однажды повезло… - попытался выдавить улыбку Раш, Джеф оторвался от тушки и посмотрел на собеседника.
- Не нам, - он акцентировано надавил на второе слово, выдержал паузу и снова принялся за шкуру.
- Брось ты, а?
- Это были мои слова и это ты должен был так поступить.
- Я хотел сказать «перестань нести чушь».
- Раш, мы не переживем зиму, - спокойно сказал Джеф.
- Мы, по крайней мере, постараемся, - ободряюще ответил Раш.
- Мы тут сдохнем. Я тут сдохну.
- Почему мы должны каждый вечер это обсуждать? Мы живы? Живы. Значит, еще поживем.
- Ты просто идиот, Раш.
- С каких пор ты стал таким пессимистом?
- С каких пор?! – зло вскинул голову Джеф, - с тех самых пор как мы попёрлись в долбаный поход! С тех самых пор как «пойдем, Джеф, я знаю, как тебе развеяться после развода»! С тех самых пор, как «не надо никому говорить, куда мы пойдем»! С тех самых пор как «я знаю куда идти!». И с тех самых пор, как я услышал щелчок долбаной мины под ногой!
- Джеф, успокойся, я… - начал Раш, но его друг уже перешел точку невозврата.
- Более того, мы даже не знаем, сработает ли она, если убрать с нее вес ноги! Но ты замуровал меня в глину и построил вокруг меня ****ский дом. Дом черт-возьми! Ты вообще понимаешь, как это смешно? – Джеф вдруг захохотал. Громко. Задорно. Заливисто. И страшно. Сквозь порывы смеха, он продолжал втискивать слова, словно, вбивая их в податливый, раскаленный металл тяжелым кузнечным молотком, - И знаешь что? Да! Лучше сдохнуть, чем так жить! И поэтому, именно поэтому мы тут сдохнем! Я – из-за ебучего случая, а ты – из-за твоей поганой совести, которая мешает тебе уйти! – он снова залился хохотом, утирая окровавленными руками слезы, размазывая кровь по щекам, - но варежки из свиньи я тебе слеплю, сука, слеплююю!
Раш встал на ноги и вышел за дверь. Его взгляд был пуст и бездумно блуждал где-то в высокой траве злосчастного луга, который им с Джефом однажды почти удалось пересечь. Из дома продолжал доноситься смех вперемешку с каким-то нечеловеческим завыванием. Всхлипы. Раш снял с себя потрепанную походную куртку, аккуратно сложил ее в несколько раз и положил на землю у самого входа в дом. Присел на импровизированную подстилку и провел руками по карманам. Достал швейцарский нож и, выудив из него небольшие ножнички, принялся скрупулезно и со знанием дела стричь свою бороду.
Когда Раш вернулся в дом, Джеф уже спал. Откинувшись на свою лежанку, мирно посапывал, раскинув в стороны окровавленные руки. У его замурованной ноги валялась освежеванная тушка и шкура. Раш закинул тушку в тлеющие угли: «так приготовится и не сгорит до утра. Температура подходящая». Затем он растянул над углями шкуру. Вышел на улицу и натаскал дров: огромную кучу, принес всё что было и свалил у костра. Проверил сколько воды осталось в походном котелке, что стоял у лежанки Джефа. Тот оказался полным. Раш положил сломанный обух у ног друга, заботливо накрыл посапывающее тело своей курткой, взял рюкзак, лук с единственной стрелой и вышел, прикрыв за собой дверь. Втянул носом прохладный и свежий ночной воздух. От изобилия кислорода кружилась голова. Он посмотрел на звезды, затем на луг и подумал: «Кабанчика хватит на неделю. Еще и суп себе сваришь». И зашагал. Словно, маршируя. Напрямик, через высокую, выше пояса, траву. На другую сторону лужайки.