Комсомольцем Степан стал перед армией. По совету Лёхи, одного из братьев отца. Как-то, незадолго до призыва, когда за бутылкой зашёл разговор о предстоящей службе, дядька сказал племяшу вполне серьёзно:
- Тебе бы, Стёпа, в комсомол вступить не мешало.
- На кой? - удивился будущий воин. В семье не любили эту категорию сограждан ещё с поры раскулачивания станичников и активности их в годы поиска «врагов народа». И в том, и в другом «камса» (как называли они презрительно союзную молодёжь) оставила след в судьбах степановых родственников, а потому он уточнил вопрос: - За что?
- На всякий случай, - загадочно проговорил дядька и, выдержав паузу, расшифровал. - Вот попадёшь ты, к примеру, как я, в артиллерию. И начнётся для тебя весёлая жизнь. А уж в кавычках она будет или без - от тебя зависит: ежели комсомолец - наводчиком будешь, а ежели беспартийный - вперёд, дружок, снаряды подносить. А они, поверь мне, тяжелей стопки будут.
Он осушил стакан, сморщился, крякнул и назидательно произнёс:
- Это я тебе точно говорю.
- А если не в артиллерию? - с надеждой спросил племяш.
- Один хрен, - обрубил Лёха, - не снаряды, так ещё что-нибудь.
Степан мог бы не поверить родственнику, кабы не знал историю родного города. В конце сороковых годов прошлого века приехали сюда отовсюду молодые люди, строить заводские корпуса и дома в два этажа. Их теперь именуют первостроителями, чествуют при случае, да только не вспоминают при этом, что рядом с комсомольцами обычными, только на самых тяжких участках трудились «уральские комсомольцы» - заключённые. Такой вот был расклад в то время.
Тоня, «комсомольская богиня» стройуправления, взяла заявление Степана с радостью. Во-первых, он улучшал статистику её комсомольской ячейки, а во-вторых (или во-первых?), она давно «неровно дышала» в его сторону и втайне ждала, когда же он, наконец, станет сознательным «строителем коммунизма», чтобы она, комсомолка, могла без упрёков коллег предпринять попытку создать с ним ячейку социалистического общества.
И хотя дело у них дошло уже до того, чего «в СССР не было», создать ячейку общества со Степаном она не успела: Родина призвала парня отдать воинский долг.
Девушка держалась молодцом, произнося напутственную речь на собрании по поводу проводов призывников стройуправления, а Степан признался, что рад идти в армию комсомольцем (правда, не сказал почему) и обещал всю службу носить комсомольский билет у сердца.
- Не забывай обещания, - сказала Тоня на собрании, а после, обнимая друга возле военкомата, прошептала с надрывом: - Не забывай меня там.
- Фотку пришлёшь - не забуду, - разбавил парень шуткой серьёзность момента.
С комсомолом в армии у Степана вышел облом: ни в артиллерию попал он, как его дядька, ни куда-то ещё, а «по профилю» - в стройбат, где членство в «боевом резерве партии» не давало никаких поблажек в работе лопатой и киркой. Вроде служба и воинская, а «воинства» нет: точно с одной стройплощадки перешёл на другую, сменив при этом спецодежду и начальство.
Разочаровало Степана поначалу и то, что Тоня прислала ему фотку всего лишь 3х4. Симпатичная мордашка, милая, но уж больно мала, того и гляди потеряется. Так бы, может, и случилось, но бойца вдруг осенило...
- Ух ты, умница какая! - воскликнул он даже от своей догадки.
Вынув из кармана гимнастёрки комсомольский билет, он просунул фотку Тони под обложку и поместил поверх своей. Глянул ещё раз и отметил с усмешкой, что и он не глупец, коли разгадал задумку любимой девушки. Не зря говорят: «Всё гениальное - просто». Кто там будет вглядываться в черты лица на снимке, кто разглядит, что печати на фото нет, кто вообще додумается до обмана?
Все два года несколько сержантов и старшин смотрели поочерёдно день за днём на утренних осмотрах в его документ и ни один из них не обнаружил «подмены». Так и проносил Степан, как обещал, всю службу у сердца и комсомольский билет, и образ Тони. А платил он за это удовольствие всего две копейки в месяц. (Всего-то два коробка спичек!)
И хотя по увольнении в запас Степан тихо вышел из молодёжной организации, осиротив комсомольскую ячейку Тони в стройуправлении, «ячейку общества» они всё же создали. И жили, говорят, потом «долго и счастливо».