Она появилась во дворе неожиданно, ранним утром. Определившись в большом доме, в одном из его подъездов, свернувшись в клубок у радиатора, мирно спала маленькая собачонка. Ее приметили сразу. В подъезде этот серый комочек успел оставить следы своего неразумного детства. С появлением непрошенного гостя жильцы разделились на два лагеря и стали решать судьбу четвероногого. Одни жители кормили и убирали за ней. Другие, ненавидя беззащитное животное, беспомощное существо, проявляли свое отношение в пинках. Дети сразу приметили добродушную собачонку и дали ей красивое имя Дианка. На жестокость людей Дианка отвечала жалким попискиванием, на ласку и доброту – повиливанием хвоста и преданно смотрящими глазами.Шло время. Дианка подрастала. Гуляла на улице. Серая шерстка стала отливать серебром на солнце, а борьба за существование продолжалась. С приближением зимы Дианка глубже забиралась под радиатор, чтобы никому не мешать и не быть выброшенной на улицу в слякотную, дождливо-снежную погоду. Но снова и снова одни выгоняли из подъезда веником, палками и мокрыми тряпками, другие впускали, кормили и поили животное. Миска с едой и подстилка постоянно менялись, так как вместе с собакой из подъезда вышвыривалось все, что напоминало о ней.
Вражда между злом и добром приобрела открытый характер. Чтобы выжить собаку с насиженного места, злые руки принесли огромный булыжник и положили его на дианкино место, добрые отнесли его подальше от дома. За собакой следили, ее выживали, о ней говорили. Так гонимая Дианка прожила зиму. С наступлением теплых весенних дней собака навсегда покинула подъезд. Теперь дни и ночи она проводила во дворе. Чугунная крышка канализационного колодца заменила ей теплоту, доброту, ненависть и зло.Но к людям ее тянуло. Хороших людей, завидя издалека, она весело встречала, плохих обходила стороной. Чтобы послушать их, она робко подходила к подъезду, тихо ложилась напротив скамейки, на которой сидели люди, положив голову на лапы, выразительными, навыкате, агатовыми глазами следила за всем происходящим. Но однажды жители дома увидели собаку-любимицу детворы мокрой и облитой какой-то липкой жидкостью. Дианка смотрела на людей широко открытыми, бело-голубыми невидящими глазами, склонив голову, качаясь из стороны в сторону, скуля и мотая головой. Стон собаки был тих и жалок. Слышать мог его тот, кто смотрел на нее, стоя рядом.
Добрые руки и жалостливые сердца вылечили собаку. Постепенно глаза стали возвращаться к жизни: вначале ожил один, а потом другой.
Дети смотрели в эти страдальческие глаза своего верного друга, осторожно поглаживали животное, приносили сладости и еду, как бы извиняясь за жестокость взрослых. Но те, кто не любил собаку, продолжал испытание. И тогда один из жителей дома, пожалев животное, привел знакомого человека и отдал Дианку сторожить дом.
Дианка привыкла свободно жить. Ошейника не испытывала. Обвившись вокруг шеи, широкий и неудобный, он стягивал, пугал и душил ее, крепко приковал к месту. Лаять она не умела, злой не была…Она тихо страдала и открыто скулила. Неподвижно лежа у будки, в дремоте иногда вздрагивала и всхлипывала, открыв глаза, грустно смотрела куда-то. Закрыв их, видела родной двор, милых детей и людей. Она все забыла, ей хотелось обратно туда, где прошло ее детство, где мягкие, теплые ручонки, так любившие гладить ее спинку и голову, еще не успели очерстветь. И тогда слеза застилала ее глаза. А вскоре Дианку увидели снова во дворе. Как ей удалось убежать, никто не знал. Может быть, оборвала свои путы и убежала, может быть, хозяин, видя ее страдания, сжалившись, отпустил на волю. Дети радовались Дианке. Но споры и ссоры из-за собаки вспыхнули с новой силой.Взрослая собака, привыкшая к приютившему ее чугунному диску, стала сторожить свой многоквартирный дом. Но беда приближалась. Кто-то звонил с жалобами на собаку, кто-то собирал подписи на ее отлов и уничтожение. Когда дети играли во дворе и солнце радовало всех своим теплом, к дому подъехал старый грузовик-фургон. Из него вышли люди в черных халатах и набросили на Дианку толстую веревку, стянув лапы, потащили упирающуюся доверчивую. Собака кричала, прощаясь со двором, любившим и ненавидившим ее. Нет-нет, не лаяла, а кричала всем сердцем, всей собачьей душой, плакала, ища защиту у людей, звала на помощь. Но защитники были на работе, старики немощно созерцали, а те, кого раздражала тихая собака, трусовато-зло следили из-за опущенных штор с недоброй радостью от собственной подлости, от своей неравной победы над бессловесным животным. Потрясенные дети плакали от жалости и своего бессилия. Этот солнечный день черным пятном погрузился в их души на всю оставшуюся жизнь.