Мои переводы. Содбо Ешисамбуев. Алханай-3

Виктор Балдоржиев
НАМНАЙ-БАГША

Какие же ламы и интересные люди жили на Алханае, кто дал эти чудесные названия, которые до сих пор волнуют паломников?
Расскажем же о Намнай-багше. Этот человек впервые дал религиозные толкования и освятил места Алханая. Атмосфера высокой духовности, которой он овеял Алханай, жива по сей день. Каким же он был - Намнай-багша?
При рождении его назвали Шагдаром. Его отец, Уридхын Намнай, жил около горы Хаан Уула (Царь-гора), недалеко от современного села Боржигантай, и кочевал со своим скотом по необъятным просторам Приононья. Шагдар родился в конце тридцатых годов XIX века. В то время все буряты были верующими. Родители отдали маленького Шагдара в Цугольский дацан послушником-хувараком... Цугол тогда был одним из крупных религиозных центров Ара-Халхи, имел несколько факультетов, в монастыре занимались книгопечатанием. Говорят, что там было более тысячи лам и хувараков. Там же, в 1845 году, начал работу первый в Забайкалье факультет философии буддизма.
Шагдар целиком отдался учению и постепенно поднимался по ступе-ням ламаистской иерархии. Глубоко изучал буддийскую философию, участвовал в диспутах (шойр). После посвящения в ламы он был наречен тибет-ским именем Жанчиб Од, что в переводе означает - Луч просветления. В народе он остался как Намнай-багша...
Из устных преданий мы узнаем, что роста он был невысокого, тело-сложения плотного, смуглолицый, его бритая голова всегда была приподнята. От других служителей религии отличался своенравием, подвижностью во всем и остроумием. Вообще, он родился подвижником. К 1860 году Жанчиб Од получил степень гэбшэ-ламы. Теперь он сам был учителем и обучал несколько групп послушников.
Буддизм в XIX столетии стремительно развивался, в Забайкалье мест-ные ламы становились настоятелями монастырей, получали духовные звания, образовывалась прослойка высокообразованных и высоконравственных лам. За ними следовали все остальные ламы, которые практиковали разные пути просветления и познания, изучали тибетскую медицину, астрономию, искусства...
Всякая мысль рождается и развивается в одиночестве, у Намнай-багши появилось стремление уйти в горы и продолжить изучение таинств буддийской религии. Однажды он обратился к своему мудрому учителю за советом. После долгих раздумий учитель разрешил ему медитировать на Алханае. Молодой лама отправился в путь.
Перед началом праздника обоо-тахилган он встретился с зайсаном и знатными людьми Алханая. Договорились о временном устройстве ламы Жанчиб Од. Приютили его Самбу Жаб и Жигжит Баханхай, стоянки которых располагались у реки Убжогое... Это было время, когда у подножия Алханая, собиралось более тридцати шаманов, которые привлекали внимание паломников, совершали обоо-тахилганы, а также другие шаманские обряды и требы. В этих условиях Намнай-багша начал практиковать буддизм на Алханае... Весть о том, что появился молодой ученый лама, который проводит молебствия и читает проповеди, разнеслась быстро. Местные жители построили ему избушку недалеко от Храма Ворот. На этом месте через много лет люди обнаружили молитвенный камень... Стремясь превратить Алханай в святыню буддистов на земле Ара-Халхи, Намнай-багша прожил в отшельничестве год. Язычники-шаманы продолжали камлания, собирая толпы людей, лама мо-лился в одиночестве...
После этого он решил посетить Тибет, чтобы воочию увидеть божество Ямантаки, укрепиться духом. Он покинул Алханай и начал путешествие из Цугольского дацана вместе со своими верными учениками - Агваном Доржиевым и Арбаалай-б\тээлшэ, который впоследствии и рассказал землякам об этом труднейшем путешествии во имя процветания земли Ара-Халха.
Однажды, в алашаньской пустыне у путников кончилась вода. Они медленно умирали от зноя и жажды. Вдруг Намнай-багша начал усиленно молиться... И вот на горизонте показался мираж - всадник. Но он становился все ближе и ближе и оказался монголом, скачущим прямо к путникам. Монгол подскакал к ламам, подал им воду в кувшине.... Вчетвером они сели чаевать, а чай не кончался! Утолив жажду и поблагодарив спасителя, ламы двинулись в путь.
На одном из горных перевалов Тибета они заметили в скалах огонек лампады. Направились туда. В темной пещере увидели старика, который был погружен в глубокую медитацию. Во время затвора аскеты не разговаривают. Путники подошли к старику, чтобы тот их благословил священной книгой, но тот вдруг вгляделся в Намнай-багшу и, благословляя лам книгой, спросил: «Марба, откуда ты появился?» Наши ламы вышли из пещеры, и Намнай-багша недоуменно сказал: «Что он говорит? Наверное, пересидел»... Через много лет Арбаалай-б;тээлшэ говорил в Цуголе, что, возможно, тот отшельник увидел в Намнай-багше тибетского перерожденца Марба-гэгэна...
Наши путники посетили Утайские святыни, где находятся пять вершин, помолиться на которых - мечта каждого буддиста. Покровителем Утайского храма считается божество Манзашире - покровитель искусства и науки. На окраине города путники зашли в дуган-часовню с красивейшим алтарем и множеством книг. В дугане сидел китаец, который благословил лам не книгой, а тапочкой, обшитой золотыми узорами. Выйдя из дугана, Намнай- багша сказал, что они видели божество Уран Манзашире (Искусного Манзаширэ).
В Тибете они побывали в нескольких монастырях. Посещая буддий-ские святыни, они получали благословения от великих мудрецов, сокровен-ные адис, лун, урил и другие драгоценные талисманы. Намнай-багша часто уходил в горы один. Как-то раз, у водопада, он увидел дряхлого старца, который стирал одежду в деревянном корыте. Намнай-багша поздоровался, но старик не обращал на него внимания. Может быть, это божество Ямантаки в виде старика? Только лама подумал об этом, как старик зачерпнул чашкой помои из корыта и подал ему, показывая, что надо выпить. Намнай-багша решился и выпил. Отшельник подарил страннику платок-хадак, который вытащил из-за пазухи и знаками показал, что ему следует покинуть это место.... Так Намнай- багша уверился, что он теперь крепок духом и встретил именно того, кого искал...
На обратном пути, когда путники пришли в Ургу, Намнай-багша решил продолжить паломничество через восточные окраины Монголии, побывать в монастырях, оттуда спуститься по реке Онон...
Путь был долгим и трудным. Но Намнай-багша сполна выполнил свои намерения, созерцал природу, близкие ему по духу народы и племена, предавался размышлениям и практиковал учение Будды. И вот, в один из летних дней, он спустился с Тарбагатайского хребта.
Паломник вернулся на Родину!
Настоятелем Тарбагатайского дацана в то время был Осор-лама, бывший ученик Намнай-багши по Цугольскому дацану... Одежда и обувь Нам-най-багши за долгий путь превратились в лохмотья. Он остановил какого-то путника и попросил его передать Осор-ламе, что Намнай-багша остановился у богатого скотовода Шойнхор Ринчина, стойбище которого было недалеко от дацана.
У Ринчина в это время шел молебен «Жасаа», на котором усердствовал бродячий лама Жунлай. В это время и подошел странник в лохмотьях. Он поклонился Жунлай-ламе, тот благословил его священной книгой. Намнай-багша отошел и сел у двери. Во время чтения молитв, Жунлай-лама велел страннику вынести на улицу догжуур, наказал, чтобы тот не отворачивался и тряс колокольчиком. Намнай-багша беспрекословно выполнил его требования.
Подъехал на тарантасе Осор-лама. Он был в красивом одеянии, на го-лове его блестела шапка духовного лидера с позолоченным верхом. Узнав Намнай-багшу, он низко поклонился ему, помолился и сел ниже его. Увидев это, Жунлай-лама весь побагровел. Почему же настоятель дацана сел ниже какого-то бродяги? Не убраться ли ему отсюда подальше? Жунлай-лама собрал вещи и скрылся... После взаимных приветствий и трогательной беседы, Намнай-багша попросил Осор-ламу закончить ритуальное молебствие...
Отдохнув, Намнэй-багша направился в сторону Алханая. Чтобы замкнуть путь великого гороо, он появился в Нури Хунды, у стойбища Гогсын Сэбэн. Люди восторженно встретили великого странника в лохмотьях. Он назвался им именем Намнай-б;тээлшэ. Б;тээлшэ - творец, исполняющий желания.
После недолгого отдыха и поездки в Цугольский дацан, Намнай-багша собрался на гору Алханай. Местом затворничества выбрал площадку под Нара Хажад. Начал богослужение божеству Далха, согласно традиционному обряду воткнул стрелу с медным наконечником, обернутую платком, который подарил ему старец в Тибете, разукрашенную разноцветными хадаками. Теперь он жил совершенным аскетом на Алханае, молился днями и ночами. Шаманы покинули здешние земли и расположились в низовьях рек Ага и Онон.
В конце XIX века Намнай-б;тээлшэ для продолжения отшельничества и познания поднялся выше на 300 метров. Люди построили там избушку, выкопали колодец... Сегодня, рядом с новыми домиками для отшельников, мы видим полуразвалившиеся венцы той избушку и глазурованные кирпичи - остатки колонн Цугольского дацана, завезенные сюда после его закрытия и осквернения. Молитвенный камень с красным текстом, начертанным Намнай-багша, теперь стоит у дороги...
Намнай-багша после паломнических путешествий в Тибет и по дацанам Халхи и Ара-Халхи, долгого изучения буддийской философии приобрел волшебный дар и силу природы. Многократно навещая скалы, изучая формы, местоположения, он пришел к мысли, что природные Храмы - чертоги буддийских божеств. Тридцать лет своей благородной жизни Намнай-багша - лама Жанчиб Од посвятил обустройству и освящению Алханая - главного природного культового объекта на земле Ара-Халхи.
Когда в 1850-ых годах вокруг горы Алханай проводились геолого-изыскательские мероприятия Намнай-багша пророчил, что аршан южного ущелья уйдет под камень на 100 лет. Действительно, эта незамерзающая це-лебная вода была обнаружена в начале 1960 года. Также передают его благословение: «Пусть народ прокормится, добывая золото на северной стороне Алханая». Китайцы начали мыть золото в пади Yлэнтэ с 1851 года. Прииск золотодобычи был закрыт в 1962 году, там сейчас расположено село Ара-Иля. Под непосредственным участием Намнай- багши в 1884 году был сооружен субурган под Храмом Ворот, в 1891 году - алханайское обоо, в местности Хужарай Хунды - Димчик дуган.
Духовный лидер бурят и государственный деятель конца XIX и начала XX веков Агван Доржиев в молодости был учеником Намнай-багши, который был наставником, учителем и другом многих деятелей науки, культуры и искусства. Намнай-багша видел в Агване Доржиеве человека с большой будущностью. В Лаврине он внес большие денежные пожертвования от имени Агвана Доржиева, говоря, что молодому пригодится слава, а старому, кроме могилы, ничего уже не нужно. Благодаря именно его рекомендациям Агвану Доржиеву было суждено стать учителем по богословским дисциплинам Далай-ламы XIII. В 1927 году, будучи в Урге, Агван Доржиев заехал к своему земляку Мунхоеву из Ильки, переехавшему в 1909 году в Монголию. Мунхоев также был учеником Намнай-багши. Он рассказал Доржиеву, что сопровождал своего учителя в Баргузинский дацан, и видел, как стекаются богатства к известным ламам-знаменитостям и как они распоряжаются ими... Намнай-багша пророчил Чойнзон-Доржи Иролтуеву, что он станет хамбо-ламой Восточной Сибири через три года и подарил ему 8000 рублей, собранных в Баргузине. Ровно через три года после пророчества Иролтуев стал хамбо- ламой Восточной Сибири.
В 1894 году Намнай-багша подарил великому путешественнику Гомбожабу Цыбикову большой хадак, с которым путешественник не расставался во время своего посещения святынь Тибета. Хадак принес ему удачу и успехи в научно-просветительской работе.
Известный бурятский деятель Даши Сампилон в первую мировую войну был руководителем бурят, призванных на тыловые работы под Минск. Старики рассказывали, что Сампилон взял в эшелон лам и эмчи-лекарей, благодаря которым буряты избежали вспышек эпидемий в гибельных белорусских болотах. Как очевидец европейских событий, после октябрьской революции 1917 года, по приезде в Агинское, Сампилон характеризировал политическое положение в России и говорил присутствующим: «Теперь нет царя и власти, нет дацанов и лам. Но у нас был и будет Будда. А ламой назовем одного лишь Намнай-багши». В годы гражданской войны Сампилон был членом Бурнардумы. После установления Советской власти в Забайкалье Даши Сампилон эмигрировал в Монголию. Погиб в годы репрессий.
Говорят, что Намнай-багша прожил до глубокой старости и последние дни жизни провел в Цугольском дацане.
На вечную память о великом учителе Намнай-багша - ламе Жанчиб Од на территории Цугольского дацана был установлен памятник-субурган, который, говорят, уничтожили во время съемок советского фильма о монголах. Старожилы Алханая повествуют о Намнай-багши, как о человеке-легенде...
В 1991 году на Алханае побывал Далай-лама XIV, за ним посетили и посещают Алханай многие видные деятели буддизма. В 1998 году Еше-Лодой Римпоче на горе Алханай даровал посвящение Ямантаки, в нем участвовали 16 лам, в течение 9 дней проходили значительные молебствия. Для получивших посвящение Римпоче подготовил текст комментариев к традиционному наставлению по проведению затворничества.
Благодаря деятельности Намнай-багши, гора Алханай известна в религиозном и светском мире далеко за пределами Забайкалья.

ДООРОМБО ЛАМА ГАЛСАН-ЖАМСО

Один из легендарных буддистов, родившихся и выросших на Алханае, - Цыренов Галсан-Жамсо (Малиин Сэрэнэй Галсан-Жамсо), достигший высокого духовного сана дооромбо.
Принятый послушником в Агинский дацан Галсан-Жамсо учился у Рэгзэн-ламы, защитил звание гэбшэ. В шестнадцать лет вместе с чиндалей-ским, уже снискавшего известность ламой Галдан-Сультимом, отправился в Тибет для совершенствования знаний.
В монастыре Гандан, учрежденном высшим духовным Богдо-ламой, наши земляки несколько лет участвовали в отправлении самых сложных обрядов на молебствиях. Получив диплом, разрешающий служить в Монголии, они прибыли в Лхасу. Там на вершине расположен буддийский центр Потала, где возведен священный мавзолей Жуу. Поэтому часто ламы называют центр восточным Жуу. Прибывшие из Ара-Халхи сорок бурятских юношей учились здесь в двадцатые годы, в числе их был и Галсан-Жамсо.
Находясь вдали много лет, молодые люди тосковали по родным местам и сложили такую песню:
За туманом сияют вершины,
Жаворонок трепещет крылом,
Путь обратный неблизкий и долгий,
Возвращения ждать не легко.
За хребтами синеют вершины,
Вот и ласточка машет крылом,
Взором простор не окинуть,
Возвращения ждать тяжело.
Для Галсан-Жамсо путь домой был действительно долгим, получив духовный сан дооромбо, он двадцать лет служил в дацане Гандан. Только в 1950 году родные в Алханае получили весточку от него, что он жив и здоров. Счастлив был Галсан-Жамсо, приехав по приглашению в 1956 году на родину. И как же он обрадовался, обнаружив целым в Агинском дацане маленький домик, где начинал он, маленьким послушником, служение Будде.
Благодаря крепкому здоровью и силе духа почтенный Галсан-Жамсо-лама еще на протяжении четырех лет принимал верующих в Агинском дацане, до конца своей жизни проповедовал истинные, святые заповеди буд-дизма и сам не отступал от них.

ЛУЧ МАНЗАШИРЕ – ЛАМА ЖИМБА-ЖАМСО

Есть у начала реки Загдачей тихое и безветренное место Лхамын добо, недалеко отсюда - исток реки Дульдурга. Здесь и родился в 1904 году знаменитый в наших краях Жимба-лама, которого почти через сто лет его ученик Александр Качаров назвал - Сияющий Меч Манзашире, рассеивающий мрак невежества. Он родился, когда его мать Лхама пасла овец. Мальчика нарекли Цыреном (имя Жимба он получил позже, в дацане). И с тех пор все в его жизни было необычайно и таинственно. Старые люди говорят, что у того, кто рождается в бедной семье для того, чтобы стать ламой, бывают уши с удлиненными мочками, он с малолетства понимает молитвы. Сын Лхамы был именно таким. С пяти лет Жимба самостоятельно начищал лампадки, а в семь - лепил из глины статуэтки божков. Их потом бережно хранила его сестра Генигма, прожившая почти до ста лет.
В одиннадцать лет Жимба стал учеником Идам Гава-ламы. Конечно, в те годы он не знал, что учитель его будет репрессирован и не вернется из могильных сумерек ссылки. Жимба только начинал постигать законы истины и служения людям, только начинал понимать, что мглу невежества может рассеять только луч познания. В тринадцать лет он мог уже совершать обряд в честь божества Сунды. В четырнадцать лет Жимба уединился в одиночестве в темной избушке, а когда вышел оттуда, то поразил народ - оказалось, что он нарисовал изображение божества Абида Шангад. В шестнадцать лет Жимба был уже ламой....Но уже тогда он понял, что народ живет вопреки тем законам, которые устанавливают для него люди, живущие за пределами истины и которые пытаются властвовать над народом любыми способами, что за любой идеологией стоит кучка алчных дельцов. Но воин культуры и религии не должен бороться с этим злом, он должен быть выше зла и с этой высоты освещать мглу невежества и причины, которые ее порождают. При свете истины причины зла исчезают.
В 1923 году Жимба подружился с одним хоринским ламой, и они со-брались в паломничество в Монголию. Родные сшили ему в дорогу шапку из драгоценной выдры, дали немного кораллов и серебряных монет. Для проживания в Монголии нужно было гражданство, и Жимба принял фамилию Мункуева Цыбена, стал служить в дацане Гандан. Так он стал Цыбеновым, фамилия эта сохранилась за ним до конца его земного пути... У него уже были свои ученики, и был он весь охвачен высокими духовными устремлениями, чтобы внести в этот мир больше независимости и пробудить светлую мысль, зовущую к истине. Ведь именно там спокойны совесть и душа человека, крепок его быт, обустроена жизнь. Только пребывая в истине, человек может пробудить свой духовный взор, обращенный к религии, культуре, искусству и постижению себя в мироздании...
Более десяти лет Жимба постигал законны буддизма, стал одним из сильнейших лам Монголии, уже окутанной к тому времени мглой невеже-ства, которая всегда выгодна людям, боящимся истины, ибо луч ее освещает их подлинную суть... В 1939 году Жимба-лама, как и многие другие ламы, был арестован и заключен в тюрьму Улан-Батора.
Заключенные умирали от холода и голода в сырых камерах тюрьмы. Жимба заболел. Согнутый недугом и нечеловеческими условиями, он еле-еле передвигался за железной оградой во время редких прогулок. Таким его увидел Холсын Зоригто, наш земляк. Он добился встречи с Жимба-ламой, переговорил с его учениками, остававшимися на свободе, которые передали сквозь прутья решетки своему учителю сверток. В это время вышло постановление правительства Монголии - всех эмигрантов из России выслать обратно по железной дороге.
Именно в это время матери Жимба, Лхама-эжи, приснился вещий сон, о котором она рассказала позже. «Будто бы с острия большого ножа вырывается пламя, потом пламя превращается в огненный вал и катится на север. Я подумала - может быть, мой сын уже миновал границу и возвращается домой?» После этого рассказа многие вспоминали, что в Загдачее есть гора Мадага с острой, как лезвие ножа, вершиной...
В Томске, где высадили заключенных из Монголии, лежал глубокий снег. «Я украдкой развернул сверток, переданный учениками, там были - колокольчик и сменная одежда. Больше ничего», - рассказывал много лет спустя Жимба-лама и смеялся.
Начались тяжелые годы заключения в России. Студеная зима, тяжелый труд, непреходящий голод, болезни - все испытал Жимба-лама, но в душе его всегда горел огонь жизни и любви к людям. Ему повезло, его группе достался обжитой барак, где недавно жили солдаты, отправленные на фронт. После них еще оставалось немного еды. Он непрестанно молился, окреп настолько, что его призвали в армию. Доверили охранять склады с оружием, позже - участвовал в строительстве железнодорожных мостов через сибирские реки, пробивал туннели сквозь скалы. Заключенный и солдат, Жимба-лама был удостоен многих правительственных наград и поощрений за время службы в тылу.
Страшная битва идеологий и правительств, вовлекших народы в ужасающую бойню, закончилась. И в 1950 году Жимба-лама написал из Томска первое письмо родным. Он не был дома двадцать семь лет! В 1953 году его внучатый племянник Санжа сумел добиться отпуска Жимба-ламы письмен-ным вызовом. Бывшие репрессированные даже после войны не могли отлу-чаться с места прописки без разрешения властей... Вот почему, вернувшись на Родину, Жимба-лама поселился на курорте Дарасун, ему было запрещено жить вблизи государственной границы. Его отрекли от ламства, он женился. Верная жена и друг Лхамажаб Дашина делила с ним тяготы сибирской ссылки. На Родину они вернулись вместе и начали по-новому созидать свою жизнь.
Но для буддиста ничто не проходит даром, любая ситуация ему на пользу, бесполезная трата времени - тяжкий грех. За эти годы Жимба-лама стал искусным живописцем, и не только - он овладел тайнами буддийской иконографии. Вполне вероятно, что во второй половине XX века он был единственным в своем роде уцелевшим ламой в наших краях, кто сохранил и приумножил свои познания в тайнах буддийской иконографии. И еще - он был одним из немногих, кто все еще продолжал практиковать учение Будды по традиционным канонам во времена запретов всех религий и воинствующего атеизма. Это - великий подвиг настоящего воина культуры и религии, ибо то, что сохранили и приумножили уцелевшие ламы, позже станет основой для дальнейшего развития буддизма во всем Восточном Забайкалье. То, что уничтожило большинство, сохранили немногие, один из немногих - Жимба-лама.
Овладев тайнами смешивания красок, одухотворив радужное разноцветье, он писал прекрасные иконы, сам их освящал. После долгих лет лагерей, ссылок, службы, он продолжал обогащать атмосферу вокруг себя человеколюбием, призывая окружающих погрузиться в истину и жить в ней, как это делает он. Многие помнят, как он работал маляром в военном санатории курорта Дарасун, завел крепкое хозяйство, построил собственный дом, ибо все у человека должно быть надежным и крепким - и слово, и дело... Начиная с 1969 года, на протяжении шести лет, он работал в Улан-Удэнском филиале Сибирского отделения Академии наук. Неустанно переводил с тибетского, старомонгольского рукописные книги. Это приносило духовное отдохновение. К нему приходили за советами, приезжали ученые. Многие хотели стать его учениками. Он был строг, требователен, но никому не отказывал, ибо доброта души была его врожденным качеством. В свободное время Жимба-лама лечил людей, написал множество миниатюрных сочинений, содержащих суть учения Будды. На титульном листе ставил свою печать, на которой был изображен меч покровителя искусств - Манзашире.
Его жену и друга многие звали Лхамажаб-эжи. Она ушла из жизни в 1982 году, Жимба-лама снова принял монашеские обеты и ушел служить в Агинский дацан.
Он достиг преклонных лет, когда началось восстановление Цугольского дацана. Жимба-ламу выбрали исполняющим обязанности настоятеля. В ограде разоренного дацана ему поставили войлочную юрту. Один год жил в ней, пока не построили ему дом. Всеми силами старался Жибма-лама ускорить реставрацию главного здания, многократно встречался с народными депутатами, прося помощи, обращался к начальникам. А когда можно было объявить первые службы-хуралы, то строго следил, чтобы отправлялись обряды по всем канонам. В девяносто лет получил он документ о назначении его настоятелем-ширетуем Цугольского да- цана, заверенную высшим руководством буддистов и скрепленную печатью правительства страны.
Его земной путь закончился 16 июня 1995 года. Уставшая плоть великого ламы была кремирована, а по-бурятски - расплавлена в огне, 22 июня 1995 года на горе вблизи величественного Цугольского дацана, а душа вознеслась к небесам, откуда он всегда будет смотреть на этот суетливый мир и желать всем Мудрости и Сострадания, ибо сам был таким и всегда практиковал и проповедовал эти великие качества и основы учения Будды.
Ом-ма-ни-бад-ме-хум!

ЭМЧИ-ЛАМА ЖУНДЫ-ЖАМСО

В середине XX века о нем слагали притчи и легенды. Молва опережала его дела, и он не нуждался в никакой рекламе. Ибо не искал истину, а жил в ней. Прежде всего, он был лекарем. Известны случаи, когда он излечивал непобедимый и страшный рак, он мечтал, что люди иного времени победят эту болезнь. Он избавлял не только от болезней, но, прежде всего, лечил людские души. Человеком был видным - осанистым, добродушным, мудрым, мог беседовать с любым собеседником, очаровать его шутками и глубинами знаний. Конечно, он был предтечей современных тибетологов, достигших высоких званий и мирового признания.
Звали предтечу - эмчи-лама Жунды... Он родился и жил у подножия Алханая, отлучаясь на много лет от родных краев только по злополучной прихоти номенклатурных невежд, правивших государством, ибо эти люди живут вне пределов досягаемости истины, а потому не способны жить по совести, служить людям, мыслить в общенациональном масштабе... Эмчи-лама Жунды, как и все настоящие ламы, не умел обижаться и прожил долгую жизнь. Вот его краткая судьба...
Отец его, Абидын Жаб, умер, когда Жунды было всего два года. До десяти лет Жунды обошел все вершины и низины в местности Тарбагатай, следуя за своими овцами, пока однажды, играя на пастбище, он вдруг задумался и решил, что пастьба овец - не его дело. Надо выучиться на ламу, постигать тайны мироздания, понять причины и следствия рождения и смерти всего живого. Эта мысль лишила его покоя. В то время в Агинском дацане служил его старший брат Дандара-лама.
В один из летних дней маленький Жунды потерялся. Перепуганная мать, Гармын Шэмэд, оповестила всех соседей. Оказалось, что Жунды, не сказав ничего ни матери, ни родным, собрал в узелок немного сушеного творога и мяса, и отправился на учебу. .. Путники сообщили встревоженной матери о том, что их сын шагает в сторону Агинского дацана. С того года мать Жунды и его сестренка Цырендулма зачастили верхом на конях в Агинский дацан, набив седельные сумы едой и одеждой.
Земной путь старшего брата Жунды, Дандара-ламы, закончился в Ти-бете. В 1918 году он достиг духовного сана - гэбшэ и отправился в Лхасу для дальнейшего самосовершенствования. Земляки собрали ему в дорогу деньги, родственники устроили прощальное угощение… Он выдержал в Тибете труднейший экзамен и получил сан дооромбо. Говорят, что рассчитывал вернуться на родину примерно в 1960 году. Один из старейшин Алханая, Сэрэнэй Галсан-Жамсо, тоже дооромбо, рассказывал родным Дандара-дооромбо о последних днях своего друга: «Нас, прибывших на учебу из Ара-Халхи, было сорок человек. Дандара выде- лялся из всех своей образованностью, живым и быстрым умом.
Но в 1940 году он тяжело заболел и умер. Шестьдесят лам собрались для проведения обряда. Тело покойного перенесли на возвышение. Ламы совершали молебен, когда с гор, как духи, слетели огромные орлы и разорвали тело... Книги, немногие вещи Дандара-ламы мы разделили между собой».
В дацане Жунды стал учеником Хултын Сандан-габжи, эмчи-ламы. Его стали звать Жунды-Жамсо-лама. Учитель и ученик собирали лекарственные травы, все теплое время года жили в палатках. Успешно защитив звание гэбшэ, Жунды-Жамсо стал служить в Агинском дацане, но в наших краях уже властвовали люди, находящиеся за пределами истины, с которыми невозможно жить по совести.
Дульдургинский район расположен близко к границе и поэтому всегда вызывал у правоохранительных органов особое внимание. Из Алханая выселили на север 15 зажиточных семей, определив их как неблагонадежные, кулацкие, семьи. Еще десять семей и десять лам получили «путевки» НКВД с решением об изгнании их из родных мест. Соглядатаев и доносчиков хватало. Жунды-лама, в числе тысяч репрессированных, оказался в гибельной тайге Красноярских лагерей. Его бедной матери Шэмэд-эжи, оста вал ось только молиться за сына.
Он прошел сквозь изнурительные лесоповалы, голод и холод, униже-ния и оскорбления, но от этого стал только крепче духом. Видевший смерть лучше познает цену жизни! Вместе с другим ламой, Дашин Донир, Жунды-лама собирал лекарственные травы и лечил заключенных и ссыльных. Донир-лама был родом из Еравны, после ссылки много лет служил в Иволгинском дацане... Через много лет Жунды-лама весело смеялся и вспоминал: «По сравнению с красноярской тайгой в наших лесах куда больше лекарственных трав»... Известно, что государевы люди ГУЛАГА доверяли священнослужителям, в Соловках, например, епископы России заведовали складами, в одном из которых, кстати, они написали знаменитое письмо советскому правительству, где есть мудрейшие строки о том, что коммунизм унижает человека гордостью, а церковь возвышает его смирением. Естественно, что никаких подозрений не вызывали и ламы. Что непорядочного могло быть в Жунды-ламе? Он был крепок духом и здоровьем, прошел через лагеря и ссылку, изучил русскую грамоту, вылечил многих товарищей по несчастью, был абсолютно честен. Именно в силу этих качеств в 1940 году его призвали в армию. Через год началась война.
Эшелон с новобранцами высадили в Челябинске, до распределения по частям оставалось полдня, Жунды решил пройтись по городу. В смутное время всегда увеличивается число хищников, пройдох, чиновников и пред-сказателей. Один из них, с помощью белой мыши, гадал в толчее челябин-ского базара. Рядовой Жапов Жунды решил испытать счастье, и он загадал: «Вернусь ли я домой, увижу ли мать?» Мышь вытащила бумажку, и там было написано: «Вернешься, увидишься». Через много лет Жунды-лама вспоминал об это случае, и лицо его светилось счастьем… Возвращаясь на сборный пункт, Жунды всю дорогу молился,   вспоминал Алханай, тарбагатайскую вершину Баян Уула. Но вот выстроилась серая шеренга, офицер стал выкликать фамилии. И вдруг -молнией: «Красноармеец Жапов Жунды». Он шагнул вперед и еще не знал, что судьба отвернула его от фронта. Всю войну Жунды работал на Челябинском военном заводе, делал ружейные приклады, ящики для снарядов, стал столяром шестого разряда...
Закончилась война, но служба продолжалась. Все чаще снилось лицо матери. Через два года после Победы отправился в обратную дорогу и Жунды, десять лет он не был дома!
Вышел на перрон уже знакомого красноярского вокзала, и неожиданно в гудящей толпе прохожих лицом к лицу столкнулся с родным дядей по отцу Абидын Уханаем или как звали его на родине дядей Балданом, отбывавшем здесь ссылку. Обрадованные, они весь день провели в разговорах и воспоминаниях, мечтах и планируя будущее. Потом дядя стал уговаривать Жунды остаться с ним.
«На родине все свои, а на чужбине - только я с дочерью. Поживи с нами, скоро нас отпустят, и мы все вместе вернемся домой», - просил дядя Балдан. Что ж, не зря Жунды впитал обычаи своего народа и постигал буд-дизм: он всегда выбирал сторону слабого и потому остался с дядей и сестрой. А потом они вместе добирались до Родины, некоторое время жили среди иркутских бурят, потом - среди бурят, живущих в долине Ингоды. Светлую память о них Жунды-ламы сохранил до конца жизни...
После страшной ссылки оставшиеся в живых боялись возвращаться домой. Ведь они были «врагами народа». Еще неизвестно, как их встретят «друзья народа» - местные чиновники. Некоторые семьи ссыльных так и остались на северах, иные предпочли затеряться в русских селениях. До 1953 года Жунды-лама работал скотником на Читинском мясокомбинате. Домой вернулся только в 1955 году, через семнадцать лет!
На родине в это время был уже колхоз «Большевик». Старшие братья работали в Загдачее. Бато - табунщиком, Цыден - скотником, а сестренка Цырендулма - дояркой. Жунды назначили чабаном в местности Нарин, где прошло его детство. Двадцать пять лет вместе с женой Балданэй Дулмой он ухаживал за колхозными овцами, был участником ВДНХ, его, репрессированного ламу, наградили орденом «Знак Почета». Имя Жунды-ламы внесено в Книгу Почета Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа. В любое время, в любых ситуациях он оставался верен своему небесному предназначению эмчи-ламы.
После пенсии Жунды-лама работал младшим научным сотрудником Бурятского филиала Сибирской академии наук, переводил с тибетского и монгольского научные труды. Конечно, по сути дела он был незаменимым знатоком восточной медицины, практиковал каждый день, учил «старших и младших» сотрудников разных институтов, которые приезжали к нему из городов СССР, законам человеческого бытия, философии буддизма, учил науке лечить людей. Он старался объединить достижения современной европейской и традиционной восточной медицины. Его дом в Алханае знали тысячи людей. Жунды-лама помогал всем страждущим - от так называемой «элиты» до простых людей, ибо был подвижником и лучшим другом народа. Умер в 1983 году...
Таков земной путь Жунды-ламы. Душа его обрела покой в раю, который буряты называют - диваажан. Помолимся за него, ибо он сам жил в ис-тине, по совести, и завещал жить так нам и нашим потомкам.
Ом-ма-ни-бад-ме-хум!

Продолжение следует.