ДИСФЕМИЗМ – намеренное неблагоречие.
Эта бабка получила сразу же кличку «Сука в ботах». Ее придумала Верочка, а возненавидел бабку весь «Гастроном» на едином вздохе.
Бабка появилась в магазине на излете лета. В старом сером платье с воротником из таких же старых кружев. Подштопанные во многих местах кружева были кипельно-белыми и в меру накрахмаленными: не стояли колом, но держали форму.
Невысокого роста, с идеально прямой спиной. Она была такая старая, что всем становилось понятно: бабке давно ставят прогулы на кладбище. Но вела себя бабка вразрез своему возрасту. Про таких говорят — в своем праве.
Голову бабки украшала невиданная никем ранее шляпка-таблетка из переливчатой ткани, потертой на сгибах. Сбоку торчало облезлое перо. Мясник-Миша назвал шляпку муаровой. Он закончил два курса филфака и наряду с любимым « Етить-колотить» частенько поражал сослуживцев изысканными непонятными формулировками.
Апогеем странности явилась бабкина обувка. На ногах у бабки были настоящие резиновые боты на каблучках. И надеты они были на какие-то туфлишки — с утра дождило.
Верочка нервно поправила воротник нейлонового халата. Бабка двигала в ее отдел. Осмотрела через лорнет( да, именно через него —Миша сказал!) витрину и попросила взвесить триста(!!!) граммов сливы.
Верочка привычным движением кинула в пакет ягоды примерно в равной пропорции: половина хороших, половина подмятых и подгнивших. Бабка высыпала сливы на прилавок, перебрала и все подпорченные пододвинула в сторону Верочки . Назвав ее душенькой, попросила сливы поменять.
Верочка набрала в легкие воздуха, чтобы объяснить этой старой кочерыжке, куда ей надо пойти, но, встретившись с совершенно безмятежным взглядом выцветших глаз, поменяла сливы. Было в бабкиных глазах что-то неведомое Верочке. Что-то такое, отчего становилось неловко. И даже стыдно. Как будто ее, Верочку, застали за чем-то очень неприличным. Тот же фокус бабка проделала с картошкой. А со свеклой Верочка уже экспериментировать не стала —положила два очень ровненьких и чистеньких корнеплода.
Бабка прошла все отделы, покупая в каждом по чуть-чуть: триста граммов творога, двести сметаны и маленький кусочек говядины у Миши.
В перерыв за обеденным столом разговоры крутились вокруг бабки. Эта побитая молью ветошь «сделала» весь «Гастроном» непонятно каким образом. Без скандалов и качания прав. По количеству купленного товара, было понятно, что бабка завтра придет снова. И так же понятно , что «отыграться» им вряд ли удастся. Все чувствовали себя полными дебилами.
- Нет, вы видели эти боты! И где она их только отрыла. Такие носили буржуи до революции,– восклицал образованный Миша.
- Вот ведь сука, - компенсировала свое поражение Маша из молочного.
- Ага!- подхватила Верочка, - сука в ботах!
С этого дня бабку иначе не называли. Только Сука в ботах. Едва за окном замаячит облезлая конструкция с пером, по магазину пролетало: - ИДЕТ!
Бабка ни разу не взяла некачественный товар. Никогда ни с кем не поскандалила. Обращалась ко всем исключительно « милочка, голубчик, душенька и деточка».
Вместо « спасибо» говорила «благодарствую». Желала всем благоденствия и просила кланяться родным и близким. Чудная была бабка!
И как-то так вскоре получилось, что весь магазин бабку ждал. Продавцы поглядывали в окно. Директриса Ираида Львовна чаще выходила в зал. А грузчик Валентин, громыхая тележкой на разгрузке, деланно равнодушно интересовался: - Ну, че, утиль в муаре сегодня еще не приползал?
«Гастроном» при появлении бабки приосанивался. Всем почему-то хотелось ей понравиться. Не пыль в глаза пустить, а по-настоящему. Как будто каждый подозревал, что не дотягивает до ее «милочки» и не заслуживает ее «благодарствую» с поклонами.
Безразмерная уборщица Тоня ,завидуя бабкиной изящности, легкости походки и прямой спине, утверждала, что бабка явно из дворянских недобитков: белая кость и голубая кровь. Мише, как самому грамотному, было поручено разузнать у бабки ее родословную.
Бабка на вопросы отвечать не стала. Лишь легко улыбнулась Мише, когда он назвал ее княгиней:
- Не удостоился наш род.
Скоро во всех отделах Княгине( Про Суку в ботах конфузливо забыли!!)стали оставлять самые лакомые кусочки. Миша припасал свиные ножки на холодец к Рождеству и телячью печенку. Машка наливала сметану из того бидона, в который еще не добавила молока. "Рокфора" отрезала ровно 100 граммов. Хоть тот и крошился, зараза, если его резать маленькими кусками!
Верочка откладывала красивые и ровные огурцы и помидоры, самый сладкий виноград. Ольга Петровна из бакалеи доставала из-под прилавка настоящий английский чай и кофе в зернах. И давно дефицитную «Белочку». Таясь друг от друга, продавцы оплачивали большую часть покупок Княгини. Сама Ираида Львовна вызвала Мишу к себе в кабинет и велела два раза в неделю отпускать бабке самых свежих цыплят за ее счет.
И вдруг Княгиня пропала. Когда она не появлялась уже четыре дня, Ираида Львовна дала распоряжение « разобраться и доложить». Разбираться откомандировали Верочку. Верочка знала только, что живет бабка в соседнем доме. А дом тот был двенадцатиэтажным и с шестью подъездами!Попробуй разберись!
У первого подъезда на скамейке сидели три старухи , нахохлившиеся, как старые вороны.
- Фелицату вам? В третьем подъезде она, - ответила одна из старух, едва Верочка начала расспрашивать, - только померла она намедни...
Одиноких людей хоронит государство. Но Ираида Львовна распорядилась, что хоронить бабку будет «Гастроном». Хоронили ее на Смоленском кладбище. Недалеко от часовни Ксении Блаженной. У Фелицаты было какое-то особое разрешение на подзахоронение после кремации в могилу родным.
Для поминок « Гастроном» расстарался. Стол ломился от деликатесов, но никто к ним не притронулся. Не пилось и не елось. Отец Никодим, такой же древний, как и покинувшая этот мир Фелицата, рассказал ее немудреную историю.
Фелицата Аркадьевна Черемисина родилась в 1895 году в Петербурге. Все 93 года она и прожила в этом городе, упрямо называя его старым именем. Ее родители имели большую квартиру из 12 комнат на Васильевском острове. Отца расстреляли в восемнадцатом году, братья погибли на фронтах гражданской войны. Фелицате с сестрой и матерью разрешили жить в узкой пятнадцати метровой комнатке для прислуги.
Остальные комнаты заняли «товарищи». Мать и сестра вскоре скончались от тифа, а Фелицата осталась. Семьи не завела, детей не родила. Как-то через знакомых устроилась учительницей в музыкальную школу при консерватории. В ней и проработала почти до семидесяти лет. В блокаду едва не умерла от голода. Но чудом попала в эвакуацию вместе со школой.
Так бы и прожила она всю жизнь на своем любимом Васильевском острове с его линиями, если бы не соседи. Очень им хотелось жить в отдельных квартирах. Уговорили, умолили. Разъехалась коммуналка по всему городу. И оказалась Фелицата после василеостровских линий в однушке в Веселом поселке. Прожила она здесь меньше года…
—Да… — который раз пытался заговорить Миша-мясник. И замолкал, стеснительно вытирая рукавом дорогой рубашки глаза.
—Эпоха, — поддакивал грузчик Валентин.
— И никакая она не сука, — размазывала по лицу польскую тушь Маша.
—Ага, — соглашалась Тоня, поглаживая Машу по кримпленовым плечам.—Это мы… олени!
—Олени поганые!— припечатала Верочка.— Всю жизнь куебздимся-куебздимся, света белого не видим. А бывают люди … такие… такие! Вот как наша Фелицата,— и некрасиво заплакала.
— Как нам всем повезло, что она ходила в наш магазин, — вытащила из рукава кружевной платочек Ираида Львовна. Хотела что-то ещё добавить, но махнула рукой и приложила платочек к глазам.
Все притихли, как никогда понимая ненужность слов. Эта Сука в ботах, вековая ветошь, разбудила в них что-то такое, чего они и сами за собой не знали. То самое светлое, что есть в каждом. То, что они сами в себе не знали. А Фелицата это разглядела.
В маленьком старом теле оказалась такая мощная сила духа и глубочайшая бездна достоинства, что их души тут же проснулись. И встрепенулись. И откликнулись. Им всем захотелось стать лучше, чтобы быть к душе княгини поближе
.
Пусть не на одной ступеньке.
Но хотя бы на одном крылечке...