Лепестки все летели и летели, покрывая теплую землю нежным розово-белым ковром. А он стоял и смотрел вдаль, туда, где между двух сияющих вершин опускалось в колыбель сна небесное око. Ветер разметал и спутал длинные густые волосы на его голове, но он не замечал этого, он смотрел на свой последний в жизни закат.
Там, между вершинами гор, спелый персик солнца упадет в убаюкивающую тьму, как капля чистой росы падает с листка папоротника в теплую землю, и жизнь его, короткая и пустая, наполнится неповторимым глубоким смыслом. Из глупого одинокого деревенского юноши, не знавшего ни семьи, ни любви, ни веры, он, пусть и на мгновение, превратится в настоящего самурая. Того, кто отдает свою благородную кровь ради блага служения людям. И пусть он совсем не знает ту бледную, тонкую, как тростинка, девочку, за которую отдает свою жизнь, он выполнит долг, который возложил сам на себя. Он умрет самураем. Его запомнят самураем. Он перестанет быть никем. Всего три десятка порхающих минут осталось от его жизни, всего лишь три тысячи ударов сердца отделяют его от вечности.
Кто бы мог подумать, что эта юная незрелая ещё девушка в простом сером кимоно - невеста самого императора! Тихими глухими тропами везут её с северных окраин Японии в божественный сияющий Киото на свадебную церемонию. В самом центре империи восходящего солнца она поднимется к самым вершинам великолепия и величия. Она станет императрицей, и, возможно, её дети наследуют когда-нибудь трон, став божественным воплощением Тэнно . Он от всего сердца желает ей счастья, пусть будет ей заступником и наставником сам Амэ-но Минакануси-но Ками , и явит милость свою всем её детям и потомкам её детей. Как это прекрасно умереть в последний день цветения сакуры, уйти в глубины земли вместе с её нежными бархатными лепестками!
Он тихо стоит у обрыва и вспоминает прозрачное раннее утро, когда чарующее пение тростниковой флейты обхватило его застывшее сердце и потянуло неудержимой волной к источнику сказочной музыки. Он помнит, как крадучись, словно камышовый кот, пробирался сквозь заросли цветущего пиериса, раздвигая руками тонкие гибкие ветки. Он помнит тихий, но полный ужаса, сдавленный девичий крик и худого жилистого самурая со злобным тёмным лицом, выскользнувшего из минки . Он помнит, как самурай снял своё верхнее, богато украшенное серебряной вышивкой кимоно и небрежно бросил его у входа. Как растянулся в гнусной улыбке его тонкогубый рот, как он тихо растворился в тенях цветущих и благоухающих деревьев. Он помнит барабанную поступь шагающей к дому стражи и грубый громкий окрик их командира, повелевающий немедленно впустить его внутрь. Он помнит испуганный шёпот из-за тонкой бумажной стенки: «Я погибла. Няня, я погибла. Он видел моё тело. Император такого не простит. Теперь я опозорена. Теперь меня казнят, как изменщицу, как постыдную блудницу. Я боюсь, няня». А в ответ только плач и всхлипывания. Он помнит, как впервые в жизни взорвалось его сердце нестерпимой тоскливой болью, как зажгло огнем бледные впалые щеки в порыве бешеной всепоглощающей ярости, как задрожали грубые, сведенные судорогой ненависти пальцы, как пронзила голову ясная острая, как лезвие катаны, мысль: «Спасти, её нужно спасти! Даже если самому придется умереть».
Он помнит, как, тихо ступая, вышел из густых переплетений кустарника и сильной, уверенной рукой поднял дорогое кимоно, как точными выверенными движениями, как будто делал это всю свою жизнь, надел его и, быстро завязав оби , скрестил руки на груди и прислонился плечом к стволу стоящей рядом сливы. Он помнит, как засвистел услышанный недавно мотив флейты и как рассвирепевшие стражники с готовыми к бою мечами ворвались в сад. Мгновения капали расплавленным металлом за шиворот дорогого кимоно, а сердце в груди рвалось от страха сквозь ребра, но он пристальным, ничего не выражающим взглядом смотрел на идущего к нему самурая в красных дорогих доспехах с меткой императора на груди и считал шаги.
Он назвался сыном когда-то жившего в его деревне бедного, умершего от болезни самурая и предъявил в доказательство старый выцветший веер с камоном древнего, но разорившегося и почти забытого рода, который он забрал, когда хоронил умершего. Он рассказал «честную» историю о том, как пришёл в сад, услышав волшебную мелодию. Как совершенно случайно, не ведая, кто находится за стеной, заглянул в приоткрытую дверь и увидел обнаженную девушку, играющую на флейте.
Он притворился, что крайне поражен, услышав, кто именно находится внутри и попросил уважаемого командира дать ему возможность смыть свой позор кровью и совершить сеппуку, как подобает опозорившему себя самураю и нагло, смотря прямо ему глаза, попросил стать его кайсяку . Он без сопротивления дал возможность страже увести себя к месту проведения ритуала и, проходя мимо двери, на мгновение поймал взгляд широко распахнутых мокрых от слез карих глаз. Самым удивительным из всего произошедшего было то, что ему поверили. Дорогое кимоно и родовой камон сделали своё дело, а кодекс Бусидо не дал хода сомнениям. Ни кто не мог допустить даже мысли, что грязный глупый крестьянин посмеет совершить подобное преступление. Но что может остановить человека, добровольно идущего на смерть?!
Теперь он стоит у обрыва и жадно ловит последние проблески заходящего светила. Вот оно мелькнуло в последний раз среди деревьев, словно махнула крылом яркая пламенеющая бабочка, и погрузилось в океан беззаботной тишины где-то на краю необъятного мира. Сзади загудели грозные барабаны, призывая к ответу невиновного преступника. Яркие факелы осветили маленькую площадку с расстеленным на земле тростниковым татами и лежавшим на нём бритвенно острым кусунгобу , переливающимся кровавыми отсветами на зеркальной поверхности клинка.
Он без сожаления сел на татами и, обнажив свой тощий живот, взял в руки великое творение, призванное создать из ничего благородного самурая. Сегодня родится новый самурай - сегодня самурай умрет. Склонив голову в последнем поклоне, он резким ударом вонзил клинок в живот и плавным скользящим движением распорол его слева направо. Скромная печальная улыбка вдруг осветила изможденное усталое лицо, а левая рука вскинулась вверх, давая сигнал помощнику. Едва слышным серебряным колокольчиком звякнул, рассекая плоть, меч, и голова новоявленного великого самурая отделилась от тела, унося его во тьму вслед за уснувшим солнцем. Тишина водопадом обрушилась с небес на землю, и только где-то вдалеке тихо заплакала одинокая флейта.