Когда горизонт перестал прыгать, дома и деревья постепенно встали на место, а звонкие удары сердца больше не оглушали, Дашка вытерла лоб, бросила ружье и уперлась ладонями в коленки.
- Чего ты ее кинула, как мусор? – Макс бережно поднял винтовку и провел ладонью, счищая грязь. Буро-красная глинистая смесь осталась на его руке. – Ну и грязища…
Апрель выдался теплый. Снег стаял, и теперь впитывался, превращая землю в жирное месиво. Пустырь за роддомом напоминал поле боя после танковых войск – еще по осени там прошла строительная техника, оставив рифленые лабиринты. Зимой они замерзли, теперь оттаяли и уже поперек них легли путаные дорожки следов.
Бетонные плиты, сложенные кучкой, давно приметила Ева. Когда солнце стало шпарить вовсю, на них стало прикольно сидеть. Никто не видит тебя и не трогает – делай, что хочешь. А еще они светло-серые, и рисуй по ним хоть мелком, хоть фломастером.
Дашка сдвинула на затылок вязаную шапку и расстегнула воротник куртки. Холодный воздух струей хлынул на вспотевшую кожу, и сразу в голове всплыл голос матери:
- Простынешь!
Да, простынет! Заболеет и умрет. Дашка улыбнулась яркому небу злобно-весело и повернулась к Максу и Еве.
- А мы ведь сделали это! Мы крутые!
Учебная винтовка ТОЗ-8, в простонародье именуемая мелкашкой, до сегодняшнего утра стояла в оружейной комнате у трудовика, по совместительству военрука. Максу даже как-то пришлось из нее пострелять на уроке НВП. Впрочем, он это смутно помнил. А теперь она лежала у него в руках, и он чувствовал пальцами ее волнующую тяжесть.
- Только это… она, наверное, холостыми заряжена.
- В смысле?
- Я не знаю точно.
Макс шмыгнул носом и попытался переломить винтовку, чтобы открыть магазин. С первого раза не вышло. Он попробовал еще раз – ружье клацнуло и подалось, показав какой-то патрон. Какой? Этого Макс не знал, военную подготовку он обычно прогуливал. Стало как-то не по себе, тяжесть спустилась из горла в грудь и руки, сразу ставшие слабыми.
- Мы это… на уроке стреляли вроде холостыми. Данилыч говорил…
Он выковырял патрон и поднес к лицу, повертел для верности и пощупал со всех сторон. Хрен его знает.
- То есть мы ее сперли просто так? В руках подержать? Зашибись!
Дашка сползла по плите, села на корточки и натянула шапку на лицо. Тонкие ее пальцы с облезлым черным лаком впились в волосы. Ева тоже занервничала.
- Ребят, а без патронов совсем никак? Я не могу домой возвращаться.
- Да не строй ты из себя дуру, как ты стреляться будешь без патронов?
- Может, камушек положить или копейку?
- Какую копейку??! Дай сюда! – Дашка выхватила патрон у Макса, вставила его на место и закрыла магазин. Винтовка была непривычно тяжела, и обращаться с ней было неудобно. Неловко покрутив ее в руках, она взялась за дуло и заглянула внутрь:
- Вот она, смерть, отсюда вылетит.
Ева всхлипнула:
- Курт, наверное, тоже так смотрел в дуло.
Под курткой у нее лежал замусоленный экземпляр «Российской музыкальной газеты», тот самый с большой статьей. Ева не хотела с ним расставаться – думала, что когда ее найдут, то найдут и статью про Курта. Так будет правильно.
Дашка же промолчала и только сердито зыркнула – такое ощущение, что ей все равно, как и куда смотрел Курт в свои последние минуты. Еву это задело.
- Блин, я не достаю…
Дуло во рту – стремное ощущение: холодное, твердое, ужасно неудобное, оставляет на языке противный привкус. А главное, рукой до курка не достать. Дашка болтала пальцами в воздухе и с каждой секундой свирепела все больше:
- Дерьмо шобачье! Тьфу…
Она отставила винтовку в сторону и стала снимать ботинок. Онемевший Макс смотрел и не знал, что сделать. Но разве не за тем они сюда пришли со свечками, магнитофоном и бутылкой «Монастырки»? Он специально купил новые батарейки, чтобы врубить Smells Like Teen Spirit в последний раз. А Ева ушла из дома и хлопнула дверью, обматерив отца. Но это должно было стать неважным уже сегодня вечером.
Дашка развязала шнурки, вытащила ногу и стянула носок. Холодный воздух обхватил розовую ступню, а солнечное пятно, напротив, дохнуло теплым. Это было приятно, и Дашка поболтала ногой в воздухе, чему-то беспричинно радуясь. А ведь тикают последние ее минуты. Нет, даже секунды! Сейчас она пристроит винтовку обратно, нажмет на курок и отправится к Курту, играть в его небесной супер-группе. А эти двое пусть сами разбираются…
Небо было синим, до рези в глазах, до боли в груди. На лысых еще тополях орали птицы, и от земли пахло сладким. Издали было слышно, как проносятся троллейбусы по проспекту, и это радовало. Дашку сегодня радовало почти все, если не считать истории с ружьем. Нет, конечно, Курт застрелился из винтовки, но в их ситуации это немного проблематично. Можно было найти что-то попроще, если бы не Ева со своими стенаниями, что все должно быть в точности так, как сделал Курт.
Интересно, это больно? В газете писали, что он умер мгновенно, хотя откуда они могут знать? Больно было Дашке, когда она узнала о его смерти. Больно было Еве и Максу, и, наверное, тысячам других подростков – у них отняли что-то очень важное. Купленная в киоске газета разорила их жизни, как кошки разоряют птичьи гнезда. Будущего нет, вокруг разруха и железные ларьки, а по ночам постреливают. Совсем не за что держаться, совсем…
Дашка нашарила пальцем курок и снова обхватила дуло губами. Противно. Непонятно где эта винтовка валялась, и куда ее совали до этого. Черт! Живот скрутило. Надо быстрее, не хватало еще тут обосраться. Дашка сделала глубокий вдох и дернула ногой вниз.
- И чо? Оно вообще не работает?
- П-п-ппредохранитель… - прошелестел полуобморочный Макс. – Надо снять предохранитель. Ты подожди, я хоть магнитофон включу и.. выпить надо же. И это… патрон у нас один на всех.
- Ну вставайте, голова к голове, будем вместе стреляться!
- Да чего ты психуешь? Кто виноват-то? Тебе кто-то должен был патроны принести?
Справедливо. Дашка села и задумалась:
- Может, потом? Найдем нормальные патроны, чтобы точно боевые, ну или там попроще как-то, таблетками…
- Нет! – завизжала Ева, - Мне домой нельзя! И вообще Курт застрелился, и мы так должны!
- Да ничего мы не должны!
- Да заткнитесь вы обе! – Макс достал из кармана пачку и закурил, - у Женькиного отца есть ружье, он охотник. Раз есть ружье и патроны должны быть.
Он подбросил в руке так и не открытую бутылку «Монастырки».
- Мы ему бакшиш, он нам патроны. Все по-честному.
Дашка помолчала некоторое время, обдумывая слова Макса. Звучало очень разумно, все лучше, чем этот цирк с конями и единственным патроном.
- А еще у Женьки теперь компьютер есть. Спектрум.
- Гонишь.
- Ни фига. Он к телеку подключается, а кассета с игрой – к магнитофону. Вся эта хрень как-то соединяется и можно играть. У него четыре игры есть, прикинь.
Макс завистливо присвистнул, компьютер – это вещь! И целых четыре игры! Блин!
- А пошли к Женьке, заодно и на уши присядем: ля-ля-ля, дай поиграть… Вроде и повод есть.
Дашка подобрала с земли носок и стала обуваться.
- Вы посмотрите на себя. Вы только на себя посмотрите…
Макс и Дашка обернулись к Еве.
- Курт говорил нам правду, он понимал, что так жить нельзя, это не жизнь. Посмотрите вокруг: это безнадежно! Все умирает или уже умерло, и мы, как насекомые, копошимся на развалинах. А дома пять мешков сахара и больше ничего… - ее голос сорвался и стал неустойчиво тоненьким. – Мать бражку поставила. Меня все это достало, я больше не могу. Дайте мне это ружье!
- Дайте!
- Ну бери, раз так, оно в шаге от тебя стоит.
Ева заплакала, затопала ногами и завыла. Ее прекрасный принц, ее Курт ускользал от нее на серебристом облаке. Бессильная, одинокая, обычная – она даже не могла дотронуться до винтовки, хотя столько сил ушло на подготовку. Она так мечтала о произведенном впечатлении, думала, как содрогнется их рабочий район, когда на пустыре найдут троих застрелившихся детей с портретом Кобейна. Как будут плакать, как будут хоронить и обсуждать – они умерли за правду! Такие же юные и прекрасные, как Курт.
Макс неловко потоптался и обнял Еву. Потом подошла Дашка. Они стояли тесным коконом под жарким апрельским солнцем, пока не затекли ноги.
- Ладно, хватит, у меня болото под курткой. Пошли до Женьки, развеемся, поиграем. Ев, не реви, ты играть будешь! Честно. Мы с Дашкой тебе уступаем.
Он пихнул Дашку в бок и та закивала.
- Действительно, не мокни. Пошли, компьютер это круто! Это нереальный крутяк, вот увидишь! Давай, шевели подштанниками, потом поноешь.
Подталкивая Еву в спину, подростки побрели прочь. Сначала медленно, потом все быстрее. Потом Макс забежал вперед, повернулся к девчонкам лицом и стал что-то рассказывать, возбужденно размахивая руками. Солнце шпарило как сумасшедшее, нагревало серые бетонные плиты, исписанные текстами «Нирваны», изрытую следами землю и забытую винтовку.