Соревнуемся...

      
      В послевоенные годы на нас, вернее на наших родителей, свалилось «стахановское движение». Надо было брать пример с какого-то Стаханова, который, якобы один, ухитрился надолбить за одну смену угля за шестерых шахтеров. Поэтому и народу надо было напрягаться чтобы кого-то догнать, а догнав, обогнать, увеличить надой от бедных коров, вспахать, скосить, вырыть и зарыть больше, чем  за одного себя.  Но главное - выполнить призыв:
      «Пятилетку в 4 года!» ,- о которой говорилось по радио, в школе, на различных собраниях, в бригадах, писалось в газетах и  на многочисленных транспарантах. 
      Когда начали поступать отчеты, что некоторые индивидуумы и даже целые производства выполнили пятилетку не только за 4 года, но и за 3! – наши вожди засомневались:
      - Это… как?
      А поскольку начальству такие сообщения нравились и поощрялись, то по всей стране развернулось движение всеобщего государственного надувательства.
      Каждый старался себе что-либо приписать, что бы не попасть в штрафные списки. Колхозы и совхозы, производства и отдельные личности награждались знаменами, вымпелами, премиями, званиями Герой Социалистического труда.
      
      Не знаю, за что отец получил звание «Стахановец» и принес с гордостью  домой грамоту, но помню, что мама сказала:
      - Лучше бы денег дали.
      Однако отец стал ее убеждать, что грамота это память на всю жизнь и даже когда-нибудь пригодится, а «деньги проедим и забудем».
      Здесь же он еще раз напомнил, как он по молодости допустил промашку. 
      В Гражданскую войну, отец, еще молодой (22 года!) в составе бригады легендарного Котовского воевал против банд Антонова, орудовавших в тамбовских лесах. Отец что-то соображал в медицине и его определили санитаром в передвижной госпиталь. Однажды, котовцы окружили большой отряд антоновцев, оставив в тылу госпиталь с  раненными без какой-либо охраны. Неожиданно из леса вырвалась большая группа всадников, человек 50, и понеслась по направлению к госпиталю, который расположился в редком кустарнике.  Отец сразу же представил, что могут сделать озверевшие бандиты с беззащитными раненными бойцами. Всем, кто был в состоянии стрелять, он быстро раздал винтовки и патроны, которые котовцы возили на всякий случай в телегах.  Тяжело раненным, кто мог нажать на курок, он дал задание стрелять вверх, чтобы создать побольше шума. Всех кто мог двигаться, отец уложил возле телег и дал команду стрелять по антоновцам. Те от неожиданности остановились, соображая, не попали ли они в засаду и что теперь делать – атаковать или убраться подобру-поздорову. В это время отец, вместе с раненным пулеметчиком, еле стащил с телеги пулемет «Максим» и дал очередь в сторону бандитов. Те, подумав, что нарвались на засаду, развернулись и умчались назад. Отец говорил, что вроде бы они никого не убили. 
      Раненные бойцы лежали наизготове до тех пор, пока не вернулись котовцы.  Сам Котовский перед строем всех похвалил, а отцу и парню, помогавшему стрелять из пулемета, предложил:
      - От имени Советской Республики вас награждаю. Выбирайте: или орден Красного знамени или красные кавалерийские штаны.
      Отец выбрал… штаны,  а его напарник – орден.
      Вот и думай, что лучше – орден, деньги, грамоты - или штаны. Правда, отказаться от таких штанов, как говорил отец, у него не хватило сил. Внутри, между ног, они были подшиты кожей, а снаружи – красным добротным сукном. Он с гордостью носил их несколько лет, даже после окончания Гражданской войны.
      

      Разумеется, что соревновательный ажиотаж не мог нас не затронуть.
      По примеру старших, мы соревновались во все, что и придумать нормальному человеку трудно. Мы плевались и писали,- кто дальше - прыгали, кто выше,- собирали макулатуру и железо,- кто больше, старались даже учиться – кто лучше и т.п.
      Поэтому эпизод с увеличительным стеклом был рядовым случаем. Откуда у меня появилось увеличительное стекло  - не помню. Но я им гордился и, демонстрируя его возможности,  находясь в центре внимания, поджигал бумагу, листья, траву. Но однажды, кто-то из ребят также пришел со стеклом, которое даже по виду, было мощнее моего и прожигало бумагу в момент. Интерес ко мне стал падать, это меня задело, и я заявил, что «его стекло ерунда, а мое все равно лучше». А чтобы убедиться, проведем соревнование, кто дольше выдержит: он будет жечь своим стеклом мою руку, а я своим стеклом – его. Кто первым одернет руку, у того стекло лучше. Окружившие нас ребята сразу же создали судейскую бригаду, которая зафиксирует результат.
      Кинули жребий. Обычно мы определяли, кто первым начнет что-то делать или играть в какой-то команде путем «меренья». Бралась любая палка или даже соломинка. Соперники по очереди переставляли хват и доходили до ее конца. Кто верхний, тот или выигрывал, или начинал первым , или шел команду «верховиков». Верхний конец палки достался моему противнику, и он подставил руку. Я сфокусировал луч солнца своим стеклом, а судьи хором стали считать. На счете двадцать мой противник ойкнул и отдернул руку. Результат зафиксировали. Следующая очередь моя. Противник с наслаждением навел на мою руку пятнышко солнца, которое стало нестерпимо жечь уже на первых секундах. Место прицела стало краснеть, а на счете двадцать кожа стала вздуваться.  Счет 30  я встретил уже с вздувшимся волдырем! Для верности я еще продержал руку несколько счетов, а затем, не торопясь, всем объяснил, что «стекло у него «фигневое, светит, а не греет, и что я могу держать руку, сколько захочется». Победа моего стекла была убедительной и очки уважения снова перешли ко мне. Волдырь на руке вскоре лопнул, и ожог заживал долго, месяца четыре, оставив на левой руке шрам в форме круга на всю жизнь.   

      Родители, правда, увидев необычную рану, забеспокоились – не экзему ли я подхватил? На их вопросы я тоже  удивлялся, «откуда это у меня»? Когда они настойчиво засобирались отвезти меня в больницу – пришлось рассказать. Отец на меня молча  уставился , подняв  от  удивления  очки на лоб. А мама же, приговаривая:
     - Ты что… совсем?! – крутила возле виска пальцем.
Думаю, что у них, судя по лицам, одновременно появилась мысль, - «что же из меня выйдет дальше, если уже сейчас такие  задвиги»?!