Русская идея и возрождение Европы

Сергей Пациашвили
Статья-финалист литературной премии Мира-2017. Опубликована в журнале "Форма слова" и в антологии "Литературная Евразия".

Россия стала величайшей загадкой XXI столетия, сам факт ее существования сегодня кажется каким-то чудом и странным стечением обстоятельств. В своей статье «Одиночество полукровки (14+)» Владислав Сурков пишет: «Наша культурная и геополитическая принадлежность напоминает блуждающую идентичность человека, рожденного в смешанном браке. Он везде родственник и нигде не родной. Свой среди чужих, чужой среди своих. Всех понимающий, никем не понятый. Полукровка, метис, странный какой-то». Россия и по сей день остается большим вопросительным знаком, раскинувшимся на огромной части Евразии. Она не может не волновать, не может не пробуждать среди ночи. Даже самые светлые умы она ставила в тупик, как своих, так и иноземных мыслителей, и все же я снова хочу попытаться найти священный Грааль, взяться за задачу, которую многие пытались решить. И если не удастся раскрыть этот вопросительный знак, то хотя бы удастся объяснить его природу и его объемы. Истоки русской идеи следует искать у истоков ее государственности и вместе с тем у истока всей современной европейской цивилизации. В первом случае нам предстоит отправиться в эпоху Возрождения, во втором случае даже в эпоху Античности, впрочем, эпоха Возрождения и была возрождением Античности, так что здесь наши поиски не будут отдаляться во времени. Почему-то многие игнорируют тот любопытный и судьбоносный для России факт, что как государство она сформировалась именно в эпоху Возрождения. Можно, конечно, отсчитывать историю России с Киевской Руси или даже с державы скифо-сарматов, но все-таки нужно понимать, что, например, Киевская Русь дала начало не одному государству, а сразу четырем: России, Украине, Хорватии и Трансильвании. Если говорить о языке, то язык хорватов сегодня максимально похож на тот язык, на котором говорили в Древней Руси. Столицу унаследовала Украина, России досталась республиканская северная столица – Новгород. Поэтому справедливее будет отсчитывать историю исключительно российской государственности именно с Московии – этого славянского осколка Монгольской империи. Это немаловажно разобрать. Многие сравнивают Монгольскую империю с традиционной азиатской деспотией, между тем еще большой вопрос, насколько азиатами были первые монголы? И это первый вопросительный знак на пути постижения русской идеи. Если опять же говорить о языке, то есть серьезные основания полагать, что язык первых монголов в наибольшей степени совпадает с современным осетинским языком. А учитывая, что наукой доказано, что осетины говорят на языке древних скифов, есть серьезные основания полагать, что первые монголы в большей степени были скифами. Держава скифов находилась на территории Киевской Руси еще задолго до появления здесь славян, не исключено, что они смешались с местными, а покинувшие свою родину скифы потом пришли из степи, чтобы восстановить свою империю в союзе с некоторыми славянскими князьями. От раскосых азиатов скифов отличает не только вполне европейский разрез глаз, но еще и отсутствие типичной азиатской деспотичности. Монгольская империя была федеративным государством, таким же государством была впоследствии и Московская Русь. Если это так, то называть это игом – значит совершенно не понимать той эпохи. Впрочем, это лишь гипотеза, и здесь предстоит еще много научных трудов, чтобы превратить эту неотесанную глыбу в стройную статую.

 Мы же должны двигаться дальше, к следующему вопросительному знаку. Вторым крупнейшим вопросом является концепция «Москва – Третий Рим». Да и вообще, XV и XVI века в России полны вопросов и загадок. Сегодня на те столетия нередко смотрят как на дикость, азиатчину, деспотизм. Что ж, насчет дикости, пожалуй, и можно согласиться, но это совсем не должно означать деспотизм. Дикость очень даже может быть благородной. Достаточно сравнить диких волков и домашних собак, чтобы увидеть, что первые отличаются благородством, свободолюбием, демократичностью внутри стаи, а собаки отличаются трусостью, холуйством и тиранией вожака стаи. На этот счет интересны исследования доктора Ф. Ранге. О повсеместном непонимании XVI века говорит и толкование концепции Третьего Рима как исключительно религиозной, православной концепции. Вероятно, потому, что об этой концепции известно из письма монаха Филолая, провозгласившего формулу: «Москва – третий Рим, а четвертому не бывать». Но ведь нельзя забывать, что XVI век – это эпоха Возрождения. Это не дремучее Средневековье, как нас нередко пытаются убедить, это уже третье столетие эпохи Ренессанса. Сегодня в трудах западных ученых нередко встречается точка зрения, которая рассматривает эту эпоху как часть Средневековья. Мол, Возрождение – это такой переход от Средних веков к Просвещению, но само по себе оно еще есть Средневековье. И это при том, что сам термин, само слово «Средневековье» появилось именно в эпоху Возрождения, так же, как и термины «Античность» и «Ренессанс». Это гуманисты Возрождения первыми стали противопоставлять себя темным векам и одновременно возрождать грекоримскую древность. Христиане такую древность называли просто языческой Грецией и языческим Римом, термин «Античность» ввели также гуманисты Возрождения. И теперь нам хотят доказать, что гуманисты сами жили еще в темные века. В таких инсинуациях я вижу попытку принизить эпоху Возрождения, свести ее к другим эпохам, в то время как это совершенно самобытный период истории, с высокой культурой и с невероятно развитым искусством. Если мы, наконец, избавились от этого заблуждения, то тут же перед нами возникает лавина других заблуждений, связанных с Россией. Мол, России эпоха Возрождения не коснулась, вплоть до коммунистов Россия была средневековым государством, и вообще, Россия чуть ли не синоним Средневековья. А ведь люди, которые так считают, действительно делают все возможное, чтобы превратить Россию в средневековую державу. Например, отказывают России в самобытности, утверждают, что Россия всегда была развивающейся страной и плелась в хвосте у Запада, или хуже того, навязывают в России какие-то якобы русские традиции, которые на поверку оказываются средневековыми. Но вопреки всему этому, я считаю, что у нас есть очень серьезные основания утверждать, что Возрождение не просто коснулось России, оно создало российскую государственность, более того, на настоящий момент Россия – это единственное государство в мире, созданное Возрождением и в эпоху Возрождения.

Чтобы убедиться в этом, стоит лишь повнимательнее всмотреться в концепцию Третьего Рима. Почему эта концепция возникла и, вообще, почему она возникла именно в это время? Когда она вообще могла возникнуть в истории? Очевидно, что она не могла возникнуть в Средние века, потому что тогда еще существовал второй Рим – Константинополь. Более того, он активно боролся с первым Римом за свой статус. Ватикан, например, так и не признал Константинополь вторым Римом, для него всегда существовал только один Рим – первый. В результате этого спора единая христианская церковь раскололась на две: католическую и православную. Впоследствии Константинополь пал, и вопрос о существовании второго Рима отпал как бы сам собой. И тут вдруг возникает какая-то северная, болотистая Московия, которая объявляет себя третьим Римом, который должен стать наследником второго. Такое могло возникнуть только в эпоху Возрождения. Возрождение Рима, возрождение Античности – это все лейтмотивы эпохи Ренессанса. Христианской религии такая концепция не только не была на руку, она во многом стала результатом упадка христианской церкви. Третий Рим появился как результат падения второго Рима и необходимости его возрождения, но второй Рим не пал бы, если бы христианская церковь не раскололась. Пока христианская церковь была единой, она была сильной и легко давала отпор мусульманам и иноверцам. С другой стороны, эта же церковь ослабляла свои же государства, и в какой-то степени она виновата в существовании феодальной раздробленности в Европе. Макиавелли, например, именно католиков обвиняет в феодальной раздробленности в Италии. Другое дело православие, которое признавало императора помазанником Божьим. Здесь христианство тоже подтачивало основы государства, но делало это медленно, как вода с железом, в отличие от католиков, которые сами разжигали междоусобные войны, стравливали между собой королей и герцогов, благословляя то одних, то других. И все же, когда церковь была едина, никакой идеи третьего Рима не возникло бы в принципе. Более того, невозможна была идея возрождения Античности. Сама эпоха Возрождения стала возможна потому, что церковь раскололась. Я хочу сказать, что, пока церковь едина, град земной расколот на множество враждующих государств, когда церковь расколота, град земной, наоборот, начинает процветать и набирать мощь. Ведь церковь – это, согласно Августину, есть град Божий, царствие ее не от мира сего, а государство – это град земной. С другой стороны, если бы церковь не раскололась, то и Византия бы не пала. Ведь даже перед самым падением Константинополя православные иерархи задавались вопросом: чья власть для них лучше – католиков или мусульман. Они всерьез думали о том, чтобы подчиниться католикам и принять их защиту. Но большинство иерархов решили, что для них лучше власть мусульман, чем католиков.

Итак, у нас вырисовывается следующая картина. С одной стороны, в результате раскола церкви началась эпоха Возрождения, с другой стороны, в результате раскола церкви возникло сильное Московское государство, которое стало называть себя третьим Римом. Стало быть, эпоха Возрождения и становление российской государственности – это явления одного рода. Итальянское Возрождение возрождало искусство и науки Античности, русское Возрождение возрождало единое большое государство. В конце концов, многие итальянские гуманисты лелеяли мечту о единой Италии. То есть по сути мечту о возрождении Древнеримской державы. Этим мечтам не суждено было осуществиться на итальянской земле, и Италия стала единым государством лишь в эпоху Просвещения. Но зато мечта о возрождении Рима осуществилась в другом месте, на земле славян и скифов, – в России. Здесь была побеждена феодальная раздробленность, которая началась у нас, как в Италии, с подачи христиан. Здесь Московское государство отстояло свою независимость от разложившихся монголов, обратившихся в ислам. Хотя, например, факт известный, что Иван Грозный не был чистокровным славянином, в его жилах текла кровь не только князя Дмитрия Донского, но и кровь его врага – монгольского полководца Мамая. Да и мусульмане Казани и Астрахани после присоединения к державе Грозного сохранили свободу вероисповедания, таким образом, Московия стала федеративным государством. Главной задачей молодого Московского государства было освобождение от средневековой зависимости. Борьба со Средневековьем стала для России государствообразующей. Все-таки Турция была типичным средневековым государством, и все, кто тогда обращались в ислам, так или иначе подчинялись Турции. Это погубило Монгольскую империю, которая увязла в Средневековье. Но Россия в такой борьбе со Средневековьем отстояла свое право называться европейской державой, отстояла свое право на возрождение. И впоследствии она неоднократно подтверждала это свое право еще до окончания эпохи Возрождения. К тому же, стоит задаться вопросом, насколько Россия вообще имела отношение к так называемым Средним векам? Очевидно, сегодня подход, причисляющий всех современников темных веков в Европе к эпохе Средневековья, устарел. Одновременно с темными веками мир, например, знал еще и родоплеменной строй, который историки-материалисты причисляют к первобытной формации. Можно назвать эту эпоху просто дикостью, но при этом держать в памяти, что полностью дикие животные, не знающие цивилизации, все таки более ценны, чем животные, которые окончательно стали цивилизованными, домашними животными. Если исключить короткий период феодальной раздробленности, Россия до становления Московии все-таки оставалась преимущественно дикой, и именно поэтому она впоследствии подняла на щит идеи Третьего Рима. В этом Московия была близка даже не ко второму Риму, а именно к первому, древнему Риму, где прекрасная поэзия и беспрецедентно грандиозная архитектура вполне себе сочетались с такой дикостью, как гладиаторские бои.

 Итак, Россия с самого начала создавалась как федеративное государство. Это отличало ее как от средневекового феодализма с его раздробленностью, так и от эпохи Просвещения с ее унитаризмом. По сути, уже этот фундамент дает России огромное преимущество в государственном строительстве перед другими странами и определяет ее дальнейшую судьбу. С одной стороны, здесь свобода не превращается во вседозволенность, перетекающую в феодальный сепаратизм, с другой стороны, свобода не исчезает под гнетом унитаризма. В Византии, к примеру, такого просто невозможно было представить, чтобы император был не только помазанником христианского Бога, но еще и мусульманским помазанником и помазанником ламаизма. В России со временем устанавливается именно такой порядок. Хотя монархию Романовых можно рассматривать уже как результат поражения политического проекта Возрождения. Постепенно Россия все-таки превращается в унитарное государство, но поскольку в своих основах она таким не является, то ответом на такую бездумную политику стал сепаратизм начала XX века. Пружина разжалась, а потом начала сжиматься вновь. В XX веке Россия стала больше походить на маятник, который колеблется между сепаратизмом и унитаризмом, но никак не может достичь среднего значения, хотя здесь, посередине, как раз и находится ее сущность. Первый шаг значит очень многое в судьбе государства. Зачастую этот первый шаг делается бессознательно, порой совершенно случайно, непреднамеренно, но после того, как он сделан, все дальнейшие шаги поневоле становятся продолжением этого первого шага. Вот в России таким шагом стал Третий Рим. Для современников эта идея для самих была больше вопросом, чем решением проблем. Сделав первый, чрезвычайно решительный шаг, они были вынуждены еще в тревоге оглядываться назад, не осознавая, в какие воды их уносит ветер истории. Из своего прошлого они насильно вытаскивали какие-то религиозные формулы, какие-то фрагменты летописей и давно забытых учений, чтобы найти оправдание своей дерзости. Но оправдания не находилось, а история неумолимо продолжала свой ход, все увеличивая количество вопросов. И при этом Россия делала успехи, объединяя вокруг себя всевозможные территории. Заложенный фундамент оказался очень плодотворным в деле собирания земель, более выгодным, чем мировоззрение первого Рима или Византии. Все-таки первый Рим стремился к какому-то унитаризму, хоть все провинции изначально имели некоторую автономию. Но потом они эту автономию утратили, а в результате остался только унитарный Ватикан, ссорящий между собой все остальные осколки некогда великой империи. Второй Рим, Византия, напротив, шел по пути все большего феодализма. Русь должна была стать частью Византийской империи, но вместо этого стала очередным феодальным герцогством, исповедующим православие. А сколько православная Болгария воевала против православной Византии? Также представляет интерес такое явление, как смена столицы. В древнем Риме в принципе невозможно было представить, чтобы поменялась столица. Как уже говорилось выше, Ватикан так и не признал второй Рим. В то время как Византия буквально начинает свою историю с изменения столицы, или, скажем, в Священной Римской империи столица меняется несколько раз. В России происходит нечто среднее, когда столицей становится то Москва, то Петербург, то снова Москва. Это свидетельствует о том, что уже при Романовых идея "Москва - третий Рима" стала не актуальна, начала постепенно формироваться концепция "Россия - третий Рим".

 Итак, у концепции Третьего Рима есть довольно внятное политическое содержание, которое существенно отличает ее от других политических идеологий. Взять хоть либерализм, хоть социализм, хоть национализм, все они так или иначе базируются на концепции унитарного государства. Все государства Просвещения так или иначе должны быть унитарными, даже США, которые формально являются федеративным государством, тем не менее сохраняют целостность лишь благодаря экономике, а точнее, даже благодаря валютной политике. Не был бы доллар резервной валютой, никаких США не было бы в принципе. Это не федерализм, это чистый функционализм, об их различиях речь пойдет позже. Меж тем советский федерализм опирался не на просвещение и не на социализм, а именно на российские обычаи, более того, социализм во многом повредил этому федерализму, превратив его в сепаратизм. Проект советского государства Сталина, который в итоге не был утвержден, был гораздо ближе к исконному российскому федерализму и еще менее близок социализму. При этом известно, что до революции Ленин, как любой нормальный социалист, был вообще ярым противником любого федерализма и сторонником радикального унитаризма, а после революции он вынужден был признать, что СССР следует делать федеративным государством. Правда, Ленин и вообще фигура единоличного вождя стали в этой системе подобно главному камню в арке, без которого система становилась неустойчивой. Вероятно, именно поэтому Европейский союз в момент своего создания между федерализмом и экономическим сотрудничеством выбрал экономическое сотрудничество, так называемый функционализм. Аргументы были довольно любопытные, считалось, что федерализм, поскольку он присущ СССР, несет в себе элементы тоталитаризма. Это при том, что даже Черчилль при образовании Европейского союза оставался сторонником федерализма. Но к нему не прислушались, решили первым делом интегрировать друг в друга экономики европейских государств, а потом плавно переходить и ко всему остальному, включая политику. В результате сегодня на примере Каталонии, Украины, Великобритании и прочих стран можно увидеть, что Европейский союз ведет себя именно как тоталитарная система. Украина не может войти в Европейский союз как федеративное государство, она должна быть исключительно унитарным государством, в результате это неизбежно обернулось гражданской войной. Прежде подобные гражданские войны мы видели в Молдавии, в Югославии, в Израиле. Последние непосредственно повлияли на возникновение международного терроризма. Всего этого не было бы, если бы Европейский союз на развилке выбрал путь не функционализма, а путь федерализма. Международного терроризма не было бы, если бы Европа выбрала федерализм! Хотя вполне можно допустить, что у Европы тогда не было другого выбора. У Советского Союза, к слову, была прямо противоположная проблема, не унитаризм, а сепаратизм, но итог тот же самый – волна гражданских войн в 90-е, что говорит о некоторой правоте функционалистов: большое федеративное государство нестабильно и может сохранять единство только будучи тоталитарным. Но если они правы были 100 лет назад, это не значит, что они правы сегодня, может быть, сегодня федерализм большого государства уже как раз стал возможным без тоталитаризма? Одно можно сказать сегодня точно: события, происходящие на Украине, – это результат столкновения этих двух систем, одна из которых исторически стремится к унитаризму, другая стремится к сепаратизму. Казалось бы, это тупик, в то время как конструктивное решение есть, и находится оно ровно посередине между этими двумя крайностями. Но чтобы к нему прийти, мы должны не просто пересмотреть историю образования СССР или историю образования Европейского союза, нет, здесь нужно пересмотреть всю мировую историю, начиная с эпохи Возрождения и образования Московии.

 Вопреки распространенному мнению, я полагаю, что Московское государство создавалось не как азиатская деспотия, а как монархия, которая в перспективе должна была превратиться в республику. На это нам указывает множество признаков. Но в первую очередь нужно разобраться, чем подобная монархия отличается от тирании. В этом нам поможет Аристотель. В своей «Политике» он пишет, что тиран уничтожает лучших людей – всех, кто могли бы стать его конкурентами за власть, равными ему по силе. Тиран таким образом проводит своего рода противоестественный отбор в государстве. Совсем другое дело монархия. Монарх, по Аристотелю, наоборот, приближает к себе лучших, сильнейших людей государства и относится к ним как к равным. Постепенно такое панибратство приводит к тому, что монархия естественным образом отмирает и превращается в аристократию, то есть верховная власть сосредотачивается уже не в руках одного человека, а в руках этих многих лучших. Если мы посмотрим на первое столетие с момента становления суверенной Московии, мы увидим явные тенденции к аристократизму. Так, царь Иван III когда хочет назначить своим преемником своего сына – Ивана Молодого, то делает его фактически своим равноправным правителем, вторым царем. Когда Иван Молодой трагически погибает, другой сын Ивана III – Василий – также становится его соправителем. При этом нужно сказать, что такую политику царь Иван проводил даже вопреки своим христианским покровителям. Ведь великий гуманист кардинал Виссарион мотивировался в первую очередь утопическим стремлением объединения католичества и православия. Виссарион был из тех немногих византийских православных, которые выступали за то, чтобы принять покровительство католиков. Знаменитая Ферраро-Флорентийская уния. По сути, она объединила между собой католичество и православие, но православные ее не признали, несмотря на то, что тогда Византия была уже захвачена турками. Виссарион был одновременно католическим и православным священником, и именно поддержка этого гуманиста сыграла ключевую роль в судьбе России. Его стремление спасти, освободить Византию привело к тому, что Иван III вступил в брак с женщиной из византийской императорской династии – с Софьей Палеолог. После этого гуманисты и разного рода итальянские мастера буквально наводнили Московию. Теперь сюда пришло не только политическое, но и художественное Возрождение. Меж тем объединения русского православия с католичеством не произошло. Этим жестом Иван III как бы говорил, что хоть он считает себя наследником и продолжателем Византийских императоров, но вместе с тем он является еще и самостоятельным правителем и наследником первого, республиканского Рима. Возможно, в этом сыграла роль победа царя Ивана над ханом Большой Орды, которая одновременно сделала Московию независимым государством и дала почву для внешнеполитических амбиций московских элит.

 Так или иначе, с некоторой долей уверенности можно утверждать, что Иван III будущее своего государства видел как республику. И это объясняет, почему уже его внук – Иван Грозный – создает Избранную Раду. То есть по сути он создает неформальный орган высшей власти, в который с ним на равных входили представители высшей знати. Здесь уже непосредственно формировались панибратские отношения между царем и представителями боярства, то есть здесь созревала республика. Царь Иван Грозный еще очень много чего сделал для превращения своей страны в республику, и главной силой, чинившей препятствия на пути этих его устремлений, выступала церковь. Впоследствии при Иване Грозном Россия начинает вести войну против всех своих географических соседей, хоть и не против всех сразу. Это, конечно, приводит к тому, что республиканские реформы сворачиваются и царь Иван постепенно становится единоличным правителем. Но он меньше чем кто-либо хотел этого. Нужно понимать, в каком историческом контексте тогда жила Россия. В Европе тогда поднимается волна реакции на Возрождение в виде реформации и контрреформации, поднимает голову религиозный фундаментализм, невиданных масштабов достигает инквизиция, которая даже до эпохи Возрождения не существовала. Теперь же инквизиция в своей наглости доходит до последней крайности и открыто бросает вызов эпохе Возрождения. Традиционно датой начала эпохи Возрождения считается венчание поэта Петрарки в Риме, по сути его коронация как поэта лавровым венком. В ответ инквизиция также в Риме, на Площади цветов заживо сжигает гуманиста Джордано Бруно, чем, очевидно, хочет подчеркнуть, что возрождению Античности пришел конец. И именно поэтому западные христианские фундаменталисты так сплотились против России – последнего очага Возрождения. Когда Россия начала войну против Ливонии, ее одновременно втянули в войну против Швеции, Польши, Литвы. Целый союз государств мечтал уничтожить Россию. С другой стороны, с востока и с юга наступали мусульманские фундаменталисты, которые в своих главных целях были невероятно солидарны с западными, хоть и считали их своими врагами. Эти две волны фундаментализма шли друг на друга, чтобы в конечном итоге уничтожить друг друга и всю цивилизацию. Ведь в этой войне важна уже была не победа, а именно сама война, погружение града земного в грязь и смрад, само это погружение стало бы подтверждением как христианских, так и мусульманских догматов о потустороннем рае. Аналогичным образом война католиков против протестантов не ставила себе целью победу тех или других, важно было само погружение в это состояние бесконечной войны, начало новой феодальной раздробленности, которая в конце концов снова сделает церковь главным социальным институтом. Поэтому реформация и контрреформация, воюя между собой, главной целью ставили себе не победу над противной конфессией, а победу над Возрождением, уничтожение града земного, реставрацию Средневековья со всем его варварством, сепаратизмом и бесконечными гражданским войнами. Всему этому не суждено было свершиться лишь по одной причине, и имя этой причины – Россия. Поэтому я и говорю, что Россия своей кровью заслужила свое право называться европейским государством. То, что совершила русская армия в битве при Молодях, навсегда изменило судьбу Европы. Именно поэтому проект реставрации Средневековья не был до конца завершен. Именно поэтому Европа не провалилась снова в темные века, но и не продолжила возрождение Античности, она выбрала какой-то средний путь. Путь не быстрого разложения, а путь медленного тления с элементами Возрождения – путь эпохи Просвещения. Роль религии заменили вполне себе светские, но при этом такие же международные и потому все равно антигосударственные идеологии. Церковь заменила бюрократия, можно сказать, здесь были заложены истоки тоталитаризма, хотя тогда казалось, что Просвещение несет в себе только что-то светлое, и по сути тогда оно было действительно просветом после своего рода эпохи малого Средневековья. Данная эпоха охватывает почти весь XVII век, здесь Европа на долгих 30 лет погрязла в настоящей религиозной войне. Начался этот век, как мы уже говорили выше, с сожжения на костре в Риме гуманиста Джордано Бруно. В России XVII век начинается с боярского правления Бориса Годунова и переходит в так называемое Смутное время.

Хотя Cмутным это время назвали российские же религиозные фундаменталисты. Мне в этом периоде российской истории во многом видится продолжение республиканских тенденций, заложенных в самих основах Московского царства. Боярское правление Годунова пытается перерасти в исключительно боярское правление с выборной временной монархией, как в римском сенате. И только польско-шведская интервенция помешала этому осуществиться. Но интервенция и походы Лжедмитриев – это же результат целенаправленного саботажа, который был устроен по инициативе церкви. Кто знает, чем обернулось бы это время, если бы интервенты не вмешались 507 и не испортили бы все? Ведь тогда Европа не знала про Просвещение, и интервенты вместе с Лжедмитрием несли на Русь именно религиозный фундаментализм, реакцию. В итоге, хоть они и были отброшены, в России воцарились Романовы, что также ознаменовало собой откат к Средневековью и начало постепенного сворачивания проекта Третьего Рима. Еще Петр I пытается вернуться к истокам российского Возрождения. И опять же, стоит заметить, что реформы Петра I стали возможны только благодаря расколу внутри русской православной церкви. Этот раскол снова укрепил государство и положил конец периоду малого Средневековья. Но Петр все же был заложником той системы, которую сформировали Романовы и которая насквозь была феодальной. Именно при ней были заложены основы крепостного права. И все же, если политический Ренессанс в России постепенно стал приходить к своему завершению, то, благодаря накопленной базе ресурсов и военных успехов, а также благодаря церковному расколу и секуляризации, впоследствии начинается Ренессанс в науке и в искусствах. И тот и другой связаны с именем М. Ломоносова. Сын простого народа крестьянского происхождения, колосс, выросший на российской почве и открывший первый действующий университет в России. В то время на западе уже вовсю шла эпоха Просвещения. Для технических наук это означало великий подъем, но для европейских университетов это означало неведанную прежде зависимость от государства и слишком сильную специализацию. И то и другое сильно мешало воспитанию художника и способствовало лишь воспитанию ученого специалиста. Считается, что Просвещение несет с собой только развитие науки и технический прогресс, а либерализм, разумеется, несет с собой только свободу. Но вот что писал о том и другом великий немецкий гуманист Меллер ван ден Брук: «Греция погибла из-за этого либерализма. Поймем ли мы, наконец, что опасные литературные труды, появившиеся на античном небосклоне, которые привели к появлению либеральных людей, способствовали закату эллинской свободы? Они появились не случайно. Они прибыли из греческого Просвещения». Итак, получается, что либерализм способствовал закату эллинской свободы, а Просвещение, заменив собой посвящение, способствовало закату эллинской культуры. Но главное, университеты, в эпоху Возрождения они были освобождены от церкви, а в эпоху Просвещения были уже снова закрепощены, теперь за государством. И в это время в России возникают, наконец, университеты, и возникают они именно такими, какими были в Европе в эпоху Возрождения, независимыми.

 Петр I, разумеется, первый создал в России университет, но его проект почему-то оказался провальным. Вероятно, причина заключалась в том, что Петр строил Петербургский университет по образцу современных ему университетов западных, то есть под жесткой опекой со стороны государства. Это противоречило исторической судьбе России и духу Третьего Рима. Ломоносов с самого начала создает Московский университет совершенно независимым от государства. В монархической России это казалось совершенно невозможным. Не удивительно, что Просвещение использует всю свою мощь, чтобы оклеветать этот период российской истории, свести его к религиозной деспотии. И действительно, деспотичные амбиции российских императоров во многом стремились подавить университетские свободы, и всетаки российские университеты оставались независимыми фактически вплоть до Октябрьской революции. Лишь большевики окончательно подчинили университеты государству, но они следовали уже, как они считали, общепринятой европейской тенденции. Безусловно, это плохо сказалось на университетском образовании, но инерция высшего образования все равно позволяла еще столетие техническому образованию в России оставаться на высоте, что обеспечило наши успехи в Великой Отечественной войне и в покорении космоса. Однако общественные науки стали стремительно приходить в упадок. Меж тем настоящий подъем в науке Россия совершила еще в XIX веке. Началось 509 все с Ломоносова, дальше выходцы из университетов совершили огромный вклад в мировую науку. Даже и наши великие писатели и прочие художники – это воспитанники наших университетов и гимназий, созданных при этих университетах. Однако если мы приглядимся к научным открытиям, например, Ломоносова и Менделеева, то увидим, что они больше соответствуют духу Возрождения, чем духу Просвещения. В нашей литературе тоже легко можно обнаружить множество сходств именно с художественной литературой эпохи Возрождения. Да и покорение космоса, космизм – это важный элемент эпохи Возрождения. Таким образом, историческая судьба все равно брала свое, хоть коммунисты как никто другой силились преодолеть эту судьбу, перекроить, переделать страну под себя. Но в результате они же и уничтожили коммунизм, скомпрометировали его и разложили изнутри. А поскольку коммунизм был всего лишь радикальным просвещением, то поражение коммунизма в России одновременно стало и поражением проекта просвещения в глобальном масштабе. Сегодня мы уже это хорошо видим на примере разложения Европейского Союза. Если бы Евросоюз выбрал федерализм, этого бы не было, но Западная Европа гораздо раньше уже сделала свой выбор, когда выбрала Просвещение, когда выбрала капитализм. Поэтому, когда стал вопрос, идти Европе по пути федерализма или по пути экономического сотрудничества, политические лидеры не прислушались даже к мнению Черчилля, а пошли на поводу у своих капиталистических лоббистов. Единственный выход из этой ситуации – это сделать следующий шаг, от просвещения к радикальному просвещению, от капитализма к социализму. Казалось бы, именно сейчас Европа созрела для того, чтобы воплотить в жизнь все пророчества Маркса, но теперь это невозможно. После СССР само слово «коммунизм» стало ругательным. Коммунизм совсем не обязательно должен быть с репрессиями, лагерями и талонами на еду, таким коммунизм получился лишь из-за того, что никак не мог прижиться на чужеродной почве, но в итоге получилось, что Россия скомпрометировала этим идею коммунизма, сделала из него пугало для всего мира.

Таким образом, Европа и мировая экономика сегодня застряли где-то между капитализмом и социализмом и представляют собой их гибридную форму, когда формально социалистические страны (например, Китай) позволяют себя эксплуатировать и дают дешевую рабочую силу, а в формально капиталистических, напротив, эксплуатация исчезает. Сам этот путь есть уже не капитализм и не социализм, обобщенно его можно назвать «функционализм». И все равно этот путь есть тупик, неразрешимое противоречие, пора признать, что Европа сегодня оказалась в тупике. В этом есть и доля нашей вины, а значит, и на нас, на России лежит груз ответственности за возрождение Европы. Сегодня уже окончательно изжили себя все три крупнейшие идеологии просвещения: социализм, либерализм и национализм. Того и гляди, наступит новое Средневековье, а то и хуже того – азиатская деспотия с кастовым обществом. Или что-то другое? Или новая эпоха Возрождения с новой Римской Империей, еще более могущественной, еще более великой и совершенно республиканской? Сегодня шанс на такое возрождение в большей степени, чем у коголибо, есть у России. Сто лет назад нечто подобное пытались осуществить Германия и Италия, но они свой шанс упустили. Россия сейчас во многом находится в таком же положении, в каком находилась Германия в начале XX века, после поражения в Первой мировой войне. Может ли она восстать из руин? Безусловно, может, если это удалось Германии, а уж Россия-то Германию победила. Вопрос в другом, как не скатиться при этом к ужасам тоталитаризма, к каким неизбежно скатились фашистские Германия и Италия? Ведь они также грезили о возрождении Рима, также скептически смотрели на Просвещение, и концепция Третьего Рейха была рождена именно в этот период истории. Однако концепцию Третьего Рейха создали вовсе не нацисты, а совсем другие люди. Бесчеловечный нацистский режим уже позаимствовал у них эту идею и сделал из нее идеологию. Автором же 511 этой идеи был немецкий мыслитель Меллер ван ден Брук, который никогда нацистов не поддерживал и принадлежал к движению консервативной революции. К этому же движению принадлежал и полковник Штауфенберг, памятник которому и по сей день стоит в Берлине. В 1944 году сторонники консервативной революции организовали заговор с целью убить Гитлера, привести приговор в исполнение должен был полковник Штауфенберг. При этом он, разумеется, воевал на стороне Германии и именно благодаря мировой войне дослужился до полковника. Так же, как на стороне Германии воевал и великий писатель Эрнст Юнгер. По сути консервативная революция была реальной альтернативой нацизму в Германии. К сожалению, на развилке Германия выбрала путь нацизма, во многом именно потому, что здесь дорожка уже была протоптана итальянцами, здесь было проще. Но эта простота в результате обернулась чудовищными лагерями смерти и ужасающим своим масштабом геноцидом. В Италии всего этого не было, итальянский фашизм тоже далеко зашел в своей бесчеловечности, но не настолько далеко. Однако именно масштабы Холокоста настолько ужаснули деятелей консервативной революции, что они в разгар войны, в которой их страна проигрывала, организовали заговор с целью убить верховного главнокомандующего и взять власть в стране в свои руки.

 Единственное, в чем можно упрекнуть концепцию Третьего Рейха, – что она смогла-таки превратиться в идеологию. Это главное отличие Третьего Рейха от Третьего Рима, потому что идея Третьего Рима, возникнув на много веков раньше, так и не смогла оформиться в какую-то более-менее внятную политическую идеологию. Меллер ван ден Брук мечтал о возрождении именно империи, его критика Просвещения оттого была очень поверхностна. Мол, Просвещение прославляет индивидуализм, в то время как залог успеха – это коллективизм. Но ведь само это довольно иллюзорное деление на индивидуализм и коллективизм окончательно оформилось исключительно в эпоху Просвещения. Его не было в Античности, его не знали и в эпоху Возрождения. Здесь успех гражданина одновременно означал и успех государства, и наоборот. Другое дело, что сами граждане при этом являлись элитой и управляли страной непосредственно, без бюрократии. Аристотель в своей «Политике» и вовсе дает определение, что гражданин – это тот, кто управляет государством непосредственно. Поэтому, например, политический режим в Спарте называется аристократией, здесь правит военное сословие, и только оно является гражданами, в то время как режим в Афинах называется политией (демократией), здесь гражданами являются также ремесленники и земледельцы. И только там, где уже появляется бюрократия, появляется и это разделение между интересом гражданина и интересом государства. Таким образом, концепция Третьего Рейха все равно еще оставалась заложником эпохи Просвещения, и именно поэтому она смогла стать идеологией. Довольно экзотической идеологией, не похожей на социализм, либерализм или национализм, но вместе с тем заимствующей что-то у каждой из них. Сама консервативная революция, конечно, идеологией не была, по крайней мере, не была политической идеологией, это был лишь набор символов и теоретических, часто двусмысленных лозунгов. Как, например, философия Хайдеггера – самого двусмысленного теоретика консервативной революции. Но нацисты взяли на вооружение эти лозунги и символы и смогли слепить из них идеологию, которая отличалась во многом от национализма и даже от итальянского фашизма. Стало быть, ошибка идеи Третьего Рейха изначально заключалась в том, что ее возможно было превратить в идеологию при определенном угле преломления. И в этом плане концепция Третьего Рима серьезно выигрывает перед концепцией Третьего Рейха.

Федерализм – это все-таки не идеология, это, скорее, результат ее отсутствия. Федерализм – это данность. Кто бы ни был у власти в России: коммунисты, либералы или православные, какой бы сырьевой ни была ее экономика, по своему базису Россия всегда оставалась Третьим Римом, всегда была федеративным государством, более того, только Россия может спасти Европу от вырождения и предложить какой-то альтернативный проект Европейского союза. Другое дело, что сегодня само существование российского государства находится под угрозой. Но гибель России – это одновременно и гибель Европы, утрата последнего шанса на ее возрождение, с другой стороны, расцвет России – это одновременно и заря новой Европы. То, что идея третьего Рима не может стать идеологией, только способствует этому. Ведь любая идеология несет в себе уже элементы тоталитаризма, несет в себе элементы ложного сознания, более того, любая идеология представляет собой уже антитворческое, антихудожественное явление. Третий Рим же – это исключительно эстетический феномен, а не идеологический. Этим он отличается от второго и от первого Рима и значительно превосходит их. В конце концов, Древний Рим прекрасно обходился без идеологии, идеологию в нем заменяла поэзия, например, сочинения поэта Вергилия. Но ведь поэзия сама по себе не может быть идеологией, она есть искусство и потому не допускает однозначного истолкования. В основе древнегреческого или древнеримского воспитания стояло именно искусство, свободное от идеологии. Именно такое воспитание лучше всего подходит для свободного человека, это признавал еще Платон, который предписывал обучать детей идеального государства в игровой, ненавязчивой форме. И при этом такое воспитание нисколько не мешало античному человеку строить сильные государства и даже сверхдержавы. Да и психологи сегодня признают, что воспитание в игровой форме является более эффективным, чем навязчивая зубрежка. В свободе от идеологии, можно сказать, заключается подлинная свобода. И сила концепции Третьего Рима заключается как раз в том, что она в принципе не может стать идеологией. Она может нечто большее, она позволяет построить суверенное государство, создать независимые университеты и величайшую литературу. Стоит ли говорить, что свободные от идеологии университеты и писатели представляют собой гораздо большую ценность для науки и искусства? Идеологии нацистов, коммунистов и американской мечты во многом тоже эстетичные, но это достигается за счет полного подчинения искусства идеологии, его вырождения и в конечном счете уничтожения. По сути, такая антихудожественность в свое время стала главной причиной существования тоталитаризма. Стало быть, концепция Третьего Рима несет в себе защиту от тоталитаризма. Ведь Россия была тоталитарным государством лишь в тот короткий период истории, когда она сильнее всего противилась своей исторической судьбе. Принять и понять свою историческую судьбу – вот истинный путь спасения России и Европы. В этом концепция Третьего Рима гораздо ближе к эпохе Возрождения, которая долгое время оставалась лишь эстетическим феноменом. Лишь падение Византийской империи индуцировало появление некоторого политического манифеста Ренессанса. Основными подвижниками этого манифеста, как ни странно, стали римские папы. Но гораздо больших успехов этот свободный от идеологии манифест достиг в России, он по сути лег в фундамент российской государственности. Совместить федеративное устройство и республиканское управление – это пытались сделать еще самые первые московские цари, это до конца не удалось осуществить в США, но значит ли это, что это невозможно? И поныне этот дух Возрождения взывает к России из глубины веков, призывая ее воспрять духом и осуществить до конца свою историческую миссию – возрождение Европы.

 Подведем итог. Главная проблема России сегодня заключается в том, что она оккупирована какими-то внешними, чуждыми ей идеологиями и не может понять еще свою исконную историческую судьбу, которая находится по сторону как религии, так и просвещения. Нельзя сказать, что такая оккупация была бесполезна, как раз она и позволила России путем исключения лишнего со временем все лучше постигать свою судьбу. Особенно в этом деле помог коммунизм, который настолько был чужеродным для России явлением, что прямо в эпоху большевистского господства Россия начинает обретать себя. Российская судьба стала троянским конем внутри коммунизма, с одной стороны, благодаря федерализму, с другой стороны, благодаря эстетизму. Во многом этим мы обязаны Александру Богданову – подлинному гению российской революции. Если Ленина гением объявила идеология, то Богданов доказал свою гениальность своим отношением к искусству. В частности, культом Пушкина в СССР мы обязаны именно стараниям Богданова. Опять же, коммунисты, для которых вся история – это борьба классов, искусство Античности – это искусство рабовладельцев, искусство Средневековья – это искусство феодалов, не более того. И лишь благодаря Богданову большевики не отказались вообще от культурного наследия, а приняли его вплоть до того, что объявили аристократа по происхождению и по духу Пушкина своим кумиром. И в конце концов именно искусству, а не диссидентам и проворовавшимся партийцам мы обязаны тем, что коммунизм потерпел поражение и был отброшен. Книги Михаила Булгакова, кино Эльдара Рязанова, литературная теория Михаила Бахтина нанесли самые сокрушительные удары по коммунистической идеологии и вместе с тем сплотили советский народ и воспитали его. Какой мы из этого должны сделать вывод? Очевидно, что искусство для воспитания подходит гораздо лучше, чем идеология. И сегодня можно увидеть грядущие ростки Возрождения, которые сделают Россию сильной и процветающей. Вопервых – это федерализм и республиканизм, во-вторых – независимые университеты, наконец, в-третьих – искусство как главная дидактика. Сегодня, в эпоху информационных технологий, на заре появления квантовых компьютеров все эти задачи стали реально выполнимыми. Если использовать квантовые компьютеры в управлении государством, то можно будет сделать то, что долгие века казалось невозможным: создать большое федеративное государство, которое не будет при этом тоталитарным. Я говорю, именно квантовые компьютеры, поскольку они лучше всего решают проблемы логистики. Электронный компьютер и без того хорошо считает, но квантовый компьютер на порядок лучше решает вопросы 516 логистики. А ведь до сих пор большую федерацию невозможно было построить без тоталитаризма из-за такой, казалось бы, мелочи, как проблемы логистики. Поэтому на каком-то этапе функционализм действительно имел преимущества перед федерализмом, поскольку функционализм первым делом и решал проблемы экономической логистики. Но из-за этого функционализм зачастую не добирался до остальных проблем и в конечном итоге замыкался на экономике. В итоге сама культура превратилась в индустрию, и такая культиндустрия стала залогом тоталитаризма. Ведь тоталитаризм может быть и без тоталитарного государства, тоталитарным может быть сам образ жизни, если к человеку относятся как к вещи, и такое отношение господствует повсеместно. С другой стороны, предлагаемый здесь проект неофедерализма позволяет поручить проблемы логистики машинам, а люди будут спокойно заниматься культурой, политикой, образованием и чем угодно еще. Осуществится давняя мечта человека о федеративной республике, мечта о Возрождении, которая сегодня становится осуществимой, и, судя по всему, осуществить ее может только Россия.


Описанное здесь мнение местами ещё остаётся актуальным для автора, но в целом он пересмотрел свою концепцию о связи русского государства с эпохой Возрождения. За 5 лет с момента публикации статьи никто в России так и не поддержал и не принял эту идею. А автор пришёл к выводу, что Россия действительно связана с эпохой Возрождения, но не как её продолжение, а, наоборот, как её отрицание. Эпоха Реформации в Европе была отрицанием Возрождением, и Русь династии Романовых формировалась именно в эпоху Реформации, в разгар 30-тилетней войны в Европе. То есть в разгар реакции антиВозрождения. Эпоха Реформации хоть и ненавидела цветущее жизнелюбие Возрождения, но вынуждена была пользоваться его плодами, например, книгопечатанием и порохом. Книгопечатание помогало распространять книги Мартина Лютера, порох помогал воевать против католиков. И то, и другое - изобретения Возрождения. Из-за этого иногда кажется, что Реформация есть закономерное продолжение Возрождения, но это не так. Ситуация такова, что Реформация и Возрождение вынуждены были примириться, их компромисс получил название Просвещения или модерна. Так вот, в России такого компромисса никогда не было. Здесь Возрождение всегда было импортным, а Реформация, идея реставрации христианского средневековья здесь была всегда родной, отечественной. Не Возрождение сформировало Россию, а Реформация. На жизнерадостного художника здесь всегда смотрели, как на иностранного агента. Нигде так, как в России, человек ещё не ненавидел дикую природу, только в России человек приучен так стесняться своего тела и своей животной природы. И только в России человек так уверен в своём абсолютном превосходстве над прочими животными, такого родового чванства нет нигде в природе. И это делает россиянина очень смешным, поскольку, когда измученный работой и ипотекой, зависимый от алкоголя человек говорит о своём превосходстве над счастливым жирафом или бегемотом, я не могу сдержать смеха.