М. Ю. Лермонтов. Глава 9

Нина Бойко
 К сентябрю все вернулись в Москву.
 В  пятом классе у Миши вел математику профессор Дмитрий Матвеевич Перевощиков, крупный ученый, автор многочисленных работ по математике и астрономии. «Он имел обыкновение каждый год, при начале курса в 5-м классе, в первые же уроки экзаменовать  вновь поступивших учеников и отбирать овец от козлищ.  Из  всего класса обыкновенно весьма немногие попадали в число избранных, т.е. таких, которые признавались достаточно подготовленными и способными к продолжению курса математики в высших двух классах; этими избранными профессор только и занимался» (Д. А. Милютин).

Лермонтов  входил  в  числе избранных. Он любил математику.  Любил  математические игры  и  удивлял  знакомых знанием  математических  фокусов. Элементы  высшей  математики, начала дифференциального и интегрального исчисления занимали его всю жизнь.
В своих воспоминаниях родственник Лермонтова И. А. Арсеньев говорит: «В характере Лермонтова была еще черта далеко не привлекательная — он был завистлив».
Кому мог завидовать этот многосторонне одаренный мальчик?..

Однажды, ночуя у Лопухиных, Миша до полуночи бился над решением сложной математической задачи, и, утомленный, заснул над ней. Приснился ему человек, помогший решить  ее.  Лермонтов  вскочил, записал решение, и, под свежим впечатлением, нарисовал на тонированной стене комнаты портрет того человека. Утром все рассказал Алеше Лопухину. Лицо изображенного было настолько характерным, что Лопухин захотел его сохранить, вызвал мастера сделать рамку вокруг рисунка и застеклить. Мастер оказался неумелым, штукатурка с рисунком отпала. Лермонтов успокоил друга: «Ничего, мне эта рожа так в голову врезалась, что я тебе  намалюю ее  на полотне». Но выполнил акварелью. (Через два года, уже в Петербурге, Лермонтов выполнит заказ Алексея –– напишет маслом).

Человек, приснившийся Мише, являл собой испанца в средневековой одежде. Изучая историю, Миша наткнулся на имя испанского герцога Лерма, а Лермонтовы в то время писались как Лермантовы. С тех пор он с мальчишеской романтичностью стал подписываться M. Lerma.

Художник Солоницкий много способствовал развитию в Мише таланта живописца и графика, а инспектор пансиона Михаил Григорьевич Павлов всерьез заинтересовался художественными успехами Лермонтова, храня подаренные им картины. (До нашего времени дошла лишь часть картин и рисунков Лермонтова. 13 картин, написанных маслом, 44 акварели, 4 литографии и около 400 рисунков, включая рисунки на автографах).

«В то время в Москве была заметна особенная жизнь и деятельность литературная. М.Г. Павлов, инспектор благородного  университетского  пансиона, издавал журнал «Атеней»; С. Е. Раич, преподаватель русской словесности, издавал «Галатею»; пример наставников, искренне любивших науку и литературу, действовал на воспитанников — что очень естественно по врожденной детям и  юношам склонности подражать взрослым. Воспитанники благородного пансиона также издавали журналы,  разумеется, для своего круга, и рукописные» (В. С. Межевич).

Василий Межевич был ровесником Лермонтова, но учился  в  университете;  с пансионскими журналами был знаком потому, что  имел в пансионе знакомых. «Из этих-то детских журналов, благородных забав в часы отдохновения, узнал я в первый раз имя Лермонтова, которое случалось мне встречать под стихотворениями, запечатленными живым поэтическим чувством и нередко зрелостию мысли не по летам».
С 12 по 20 декабря прошли экзамены, а  21-го было «испытание в искусствах», где Лермонтов сыграл аллегро из скрипичного концерта Людвига Маурера. Миша перешел в последний, шестой класс, где сосредотачивались все университетские факультеты, за исключением медицинского.

Воспитанников распустили на каникулы, но на этот раз Миша ничего не написал Марии Акимовне, он ездил с бабушкой и Акимом в Саратов на свадьбу Афанасия Алексеевича Столыпина.

В феврале приехал Юрий Петрович –– внести в опекунский совет плату по закладной. Жил у сестры, но с сыном  встречался. Они не виделись год. Свидания  на этот раз были непродолжительны: долгое отсутствие внука заставляло страдать его бабушку.
«Но посудите сами: как мог я остаться хладнокровным? Я согласен, она вас оскорбила, непростительно оскорбила... но на ее коленах протекли первые годы моего  младенчества,  ее  имя  вместе  с  вашим  было  первою моею речью, ее ласки облегчали мои первые болезни…», –– говорит Арбенин в «Странном человеке». Миша любил одинаково бабушку и отца, и можно представить, как разрывалось его сердце. (Первый биограф Лермонтова Павел Висковатов предполагал, что семейная распря чуть не довела Мишу до самоубийства).

После отъезда отца, месяц для Миши прошел в привычных занятиях, но в марте случилось то, чего никто не ожидал: одиннадцатого числа в пансион –– без предупреждения и без свиты –– явился Николай  I.
Давно уже доносили ему, что между воспитанниками благородного пансиона господствует неприличный образ мыслей и «не кроется ли чего вредного для существующего порядка вещей и противного правилам гражданина и подданного в системе учебного преподавания наук?» 

«Это было первое царское посещение. Оно было до того неожиданно, непредвиденно, что начальство наше совершенно потеряло голову. На беду, государь попал в пансион во время «перемены» между двумя уроками, когда обыкновенно учителя уходят отдохнуть в особую комнату, а ученики всех возрастов пользуются несколькими минутами свободы, чтобы размять свои члены после полуторачасового сидения в классе. В эти минуты вся масса ребятишек обыкновенно устремлялась из классных комнат в широкий коридор, на который выходили двери из всех классов. Коридор наполнялся густою толпою жаждущих движения и обращался в арену гимнастических упражнений всякого рода. В эти моменты нашей школьной жизни предоставлялась полная свобода жизненным силам детской натуры: «надзиратели» если и появлялись в шумной толпе, то разве только для того, чтобы в случае надобности обуздывать слишком уже неудобные проявления молодечества.

В такой-то момент император, встреченный в сенях только старым сторожем, пройдя  через  большую актовую  залу, вдруг предстал в коридоре среди бушевавшей толпы. Можно представить себе, какое впечатление произвела эта вольница  на  самодержца,  привыкшего  к  чинному,  натянутому  строю  петербургских  военно-учебных  заведений.
 
С своей же стороны толпа не обратила никакого внимания на появление величественной фигуры императора, который прошел вдоль всего коридора среди бушующей массы, никем не узнанный, –– и наконец вошел в наш класс, где многие из учеников уже сидели на своих местах в ожидании начала урока. Тут произошла весьма комическая сцена: единственный из всех воспитанников пансиона, видавший государя в Царском Селе, Булгаков, узнал его и, встав с места, громко приветствовал: “Здравия желаю вашему величеству!” Все  другие  крайне  изумились  такой выходке товарища; сидевшие рядом с ним даже выразили вслух негодование на такое неуместное приветствие вошедшему “генералу”... Озадаченный, разгневанный государь, не сказав ни слова, прошел далее в 6-й класс и только здесь наткнулся на одного из надзирателей, которому грозно приказал немедленно собрать всех воспитанников в актовый зал. Тут наконец прибежали, запыхавшись, и директор, и инспектор, перепуганные, бледные, дрожащие. Как встретил их государь –– мы не были уже свидетелями; нас всех гурьбой погнали в актовый зал, где с трудом кое-как установили по классам. Император, возвратившись в зал, излил весь свой гнев и на начальство наше, и на нас, с такою грозною энергией, какой нам никогда и не снилось. Пригрозив  нам, он вышел и уехал, а  мы все, изумленные, с опущенными  головами,  разошлись  по  своим классам. Еще больше нас опустило головы наше бедное начальство»  ( Д. А. Милютин).

Судьба пансиона была решена. Николай I подписал указ о превращении этого привилегированного учебного заведения в Дворянский институт с низведением на уровень гимназии. Через две недели после обнародования указа Михаил Лермонтов подал прошение об увольнении. Это было первое в его жизни  самостоятельное решение. 16 апреля 1830 года ему вручили свидетельство:
«Выдано  Михаилу Лермантову в том,  что он в 1828 году был  принят в Пансион,  обучался  в старшем отделении высшего класса разным языкам, искусствам и преподаваемым в оном нравственным, математическим и словесным наукам, с отличным прилежанием, с похвальным поведением и с весьма хорошими успехами;  ныне же по прошению его от Пансиона с сим уволен».

Неполных два года он был в пансионе, и, несмотря на усиленные занятия учебными предметами, несмотря на балы и проказы, создал множество произведений. Теперь заканчивал трагедию «Испанцы», где в образе Эмилии видел Вареньку Лопухину. Аким Шан-Гирей так описывал Вареньку: «Это была натура пылкая, восторженная, поэтическая и в высшей степени симпатичная».

Варенька нравилась многим: тонкие черты лица, карие глаза и белокурые волосы, и никакого кокетства. Ее образ стал для Лермонтова эталоном красоты. Он написал акварельный портрет Эмилии-Вареньки: кроткая девушка с опущенными глазами, темное покрывало на голове, крестик на нежной шее, –– одна из лучших его акварельных работ.

3 июня в Севастополе погиб военный губернатор Николай Алексеевич Столыпин — родной брат Елизаветы Алексеевны. Еще одно горе в семье!
Два года назад во избежание чумы, гулявшей по югу России, Севастополь был окружен карантинными заграждениями. Вместо крестьянских поставок, за продовольственное снабжение взялись интенданты, и сразу же началось воровство: закупали продукты подпорченные, однако «платили» как за высокое качество; разницу в сумме брали себе. Некачественные продукты стали причиной заболеваний и смертности в городе и в гарнизоне. По чьему-то донесению прибыла  комиссия из Петербурга, но делу не дали ход, а карантин ужесточили. Доведенные до отчаяния жители и матросы двинулись к дому военного губернатора, и Столыпин был смят разъяренной толпой.

Полиция сбежала, гарнизон отказался подавлять бунт. Толпа избивала виновников своих бед, громила дома чиновников и офицеров. Через несколько дней в Севастополь вошла дивизия генерала Тимофеева. По решению следственного комитета, который возглавил граф Воронцов, семеро зачинщиков были казнены, свыше тысячи человек отправлены на каторжные работы; офицеры гарнизона получили дисциплинарные взыскания.

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;

После расправы над благородным пансионом, после известий из Севастополя, Лермонтов понял, что царская власть не продержится долго, люди просто не вынесут произвола над ними. Через 87 лет его предсказание сбудется полностью.