На перепутье

Афанасий Шипунов
   …И встретились-то случайно – на перепутье. В автобусе. Он ехал  в село, где родился, вырос вместе с деревенскими парнишками. И, как все деревенские ребятишки тех лет, в детство-то поиграть не успел– работать надобно было. А и работник-то ишшо какой?! Всего-то чкетырнадцать…  Да вот на года поглядывать не принято было. Семья большая, да работников мало. Мать в вой ну изработалась – могуты уж мало стало, да и годы…Какая уж работница? В войну-то падкая на работу была. Всё ей больше всех надо было. Вот с подружками своими, тоже многодетными, Татьяной, Настасьей, всё друг перед дружкой  и в шутку и всерьёз, наперегонки норовили побольше сробить: «У меня ребятишек вон сколько! Их кормить надо. А ежели не сроблю, так кто мне трудодни начислит?.».А и начисляли, да всё одно не лучше было, хоть у тех у кого мало их, трудодней-то, хоть и много…получать-то на них нечего было…Ну да выжили. Вот только изработались родители-то. А Он, как чуток подрос, хорошо запомнил те голодные и холодные годы. Отец-то на фронте…Вон  он и сегодня ишшо всё ладом-то от войны никак не оклемается. Хоть и работает, по силе своей, да только тоже и здоровье не то, и силы не те, да ишшо эти раны давнишние всё о себе знать дают. Старшие-то братья все своими семьями, кто где живут. Хоть и дружные все между собой, да у каждого свои за боты. А младшие …Уж если Антошке в его четырнадцать лет  поиграть бы, а тем и подавно не до работы. Вот пришлось ему впрягаться  во взрослую жизнь. Да оно всем «детям войны», как принято сейчас выражаться, не довелось наиграться, да набегаться  в волю, а вот горького хлебнуть не преминули. Ну да всё равно какое нинаесть детство, а  помнится, по-своему счаст-
ливым и притягивает своей давностью в родную деревню теперь уже Антона-пенсионера.
      В автобус входили не обращая внимания, в суматохе-то, а как только расселись по своим местам, да автобус «вырулил» на прямой маршрут, так и приглядываться стали. И вдруг:
-Антошка! Ты ли?!
      Антон пригляделся внимательнее и сразу «всплыла» в памяти деревенская школа… светлый класс, «забитый» не малым количеством разновозрастных девчонок и мальчишек.
    В войну-то не всем была возможность учиться. Вот теперь всех ребятишек «пособрали» да и посадили за парты, чтобы хоть малую грамоту в них вложить. Вот тут и «перемешались» все возраста  ребячьи, а остались для всех только одни критерии – кто сколько успел закончить классов.    Но ничего! Все дружно постигали науки школьные, да и пошалить все могли, не считаясь с возрастными особенностями – всё одно ведь ещё дети, хоть и разные по годам-то.  Класс полнёхонек. За партами сидят по двое, а кое-где и втроём… Ага! Вон за второй партой сидели девчонки…
-Любаша?! Да откуда ты взялась?! Вот сколько езжу, а ни разу встретиться не пришлось. Сказывали, что ты теперь где-то за границей … А погляди-ты! Вот так встреча!
-Да-а, Антоша! Земля-то круглая – вот и встретились. Ну рассказывай – откуда и куда ты?
-Да вот еду в нашу деревню. Душа разболелась по прошлому. «Скребёт»  память-то… Редко приходится бывать, это уж как невтерпёж станет… Тоже не ускочишь, но почти каждый год езжу. Тянет деревня-то.
-А вот  меня, признаюсь тебе, Антоша, совсем даже не тянет в деревню. Уж больно много горького там хлебнуть пришлось. Вот и боюсь даже появляться в деревне-то. Душу не бередить воспоминаниями…
-Да что уж так-то?! У вас в семье вроде бы и трагедий каких не было.
-Да в семье-то трагедий не было, хоть и трудно жили, а вот в моей-то личной жизни, считай, трагедия. Вот уж  пенсионерка, а всё никак забыть не могу Гриньку-то.
-Постой, постой! Гринька…Это Горячев что-ли?
-Да, да, он… Так ведь он тогда даже в школе не доучился женился на Светке Караваевой. Ну знаю, что он на машине разбился где-то под Белым Бомом. Ну а  Ты-то здесь при чём?
-Да вот при том, Антоша, что со школьной скамьи я его любила, а он на меня ноль внимания. На Светке женился…И жили-то не очень дружно. Как-то всё «внатугу»… Он до женитьбы к Светке на ночёвку похаживал. Та забеременела. Вот Гринька и женился на ней, вроде бы даже и не по любви какой, а чтобы дитя без отца не бросать. Так-то оно, конечно, правильно: «любишь кататься – люби и саночки возить»,Любил, мой Гринечка дорогой, поублажать себя – так будь добр и воспитывай дитёнка, Ну поперёк их жизни влезать не хотела, а сама, грешным делом, всё  украдкой ждала, всё ждала, когда он от Светки уйдёт… А она ему  второго, да третьего ребёночка родила – вот и привязала навеки вечные. Так он с ней нелюбя и  прожил свою короткую жизнь. А я всё бегала от той своей любови-то, Вот тогда сразу же и из деревни уехала, чтобы не видеть…Долго  всё замуж не выходила, хоть и десятки раз присватывались, – никто не нужен был. Пока он жив был я всё одна жила. А потом  уж, когда и надежд никаких не осталось, и годы своё брали, решилась выйти замуж-то. Красивый, хороший парень, лейтенантик в Москве повстречался. Да так прилип, что и я уж отказывать не стала. Хоть и без любви, но согласилась за него выйти.  Вот теперь-то я уже, может быть и полюбила, а может быть просто привыкла, но без него жизни не мыслю, а Гриньку всё одно забыть не могу. Вот всё чего-то жду… Всё кажется, что Гринька вот, вот появится… Костика своего теперь я потерять боюсь. Даже нет, нет да и ревность какая возникнет, ежели долго его нет. Он у меня теперь уже полковник. Я его с первых дней ничем старалась не обидеть. И о своей первой любви до сегодняшнего дня не поведала. Всё в себе ношу – вот и трагедия моя… Ребятишек у нас тоже трое. Все уже взрослые, своими семьями живут. Старший,  как отец – военный, средняя дочь – замужем за военным, а младший обои с женой какое-то предприятие своё открыли. Все живут нормально, здесь в России. А мы с Костей в Латвии. Как служили там, так и остались. Не сладко, но пока терпимо, потому и не едем в Россию. Он всё ещё представляет военное ведомство. Всё ещё на службе. Я вот к сестре еду. Тебе-то, выходит далеко ехать, а мне вот всего-то 50 километров от города.      Там деревне-то нашей поклонись от меня. Ведь всё-таки родина, родная сторонка.
-Так не томи себя! Поедем вместе!
-Нет, Антоша! Уж не ездила…уехала навсегда, так пусть будет навсегда!...
      Глубоко вздохнув, отвернулась, приложила к глазам платок, какое-то мгновение смотрела в окно на проплывающие по обочине дороги  поляны в цветочном убранстве. Потом повернулась снова к собеседнику и, как-то вымученно улыбнулась, как показалось Антону горькой улыбкой:
-Да что это я всё про себя, все свои переживания изливаю?! Ты, Антоша, не обессудь. Уж больно хочется, порой, перед кем-то выплакаться, а перед кем вот так-то, непринуждённо?... Мужа обидеть не хочу…детям – вовсе знать надобности нет… сестра и вовсе ругать начнёт, а вот ты на моё счастье  повстречался! Да оно вот так-то, нечаянно как-то, и вовсе хочется душу-то прираскрыть…Может стареем, Антоша. Вот и тянет перед кем-нибудь исповедаться, что ли…Оно потом как-то легче становится. Можно бы, конечно в церковь… Да там этого-то тоже навряд ли поймут
-Может и стареем… А под старость, говорят, оно всё само-собой  тянется к прошлому. И вот все-то мы такие умные становимся, всё-то бы сейчас не так делали… Вот и учимся уже на про-житых ошибках. А для чего учиться-то? Глянешь и…Учёба-то та уже никому и не нужна вовсе, и, в первую очередь, тебе самому. Я вот в своей жизни ошибок насовершал, может не один десяток. И что? Куда я её, ту учёбу на ошибках, приложить могу? 
-Да у тебя, Антоша, поди и ошибок-то совсем не было. Я вот всё стараюсь узнавать про жизнь наших одноклассников. У многих, рассказывают, ошибок уйма, а про тебя не слышала.
-Не скажи, не скажи, Любаша! Вот не ошибка ли, что в школе тоже в девчонку был влюблён, да не сказал ей об этом  вовремя, а она замуж… А скажи так, может быть, всё по другому сложи-лось и не мучился бы годы… А другая ошибка тут же образовалась – муж-то её в Армию слу-жить ушёл, а дочка их уже без него родилась….Решился да и рассказал о своей любви. Та уж и не против бы пойти за меня замуж, да и мне их дочка могла бы стать родной. Да вот опять же…Друг ведь он мой первейший был. Как же это я перед ним «грязь разводить» буду?!...  Пос-тупился своим благополучием  во имя сохранения и дружбы, и семьи Друговой, да и отсту-пился от соблазна поиметь своё счастье. Видно правда говорят: «Своё счастье на несчастьи других не построишь…». А там ошибок посовершил к несчастью других. Не одна девчонка
сама в любви признавалась. А я…
     Антон рассказывал, а сам погружался  в мыслях в далёкую жизненную даль…И уже, почти не замечая собеседницу видит как…
…Вот она Лена, хорошенькая девчонка, летним вечером пригласила Антона проводить её до дому. Он не протестовал «Почему бы и не проводить, раз просят…». Проводил до калитки. «До свидания, Леночка, спокойной ночи!». Лена потянулась к нему, обвила его шею руками, прилипла устами к его губам. Антон от неожиданности ойкнул, легонько отстранил от себя  девчонку: «Не надо, Леночка. Никчему всё это.» Освободился от её рук. «Не обижайся, Леночка, но не зачем так-то… До свидания». Девчонка закрыла лицо руками, всхлипывая кинулась за калитку к крыльцу дома, крикнув на ходу: «Каменюка замороженный! Сердце-то у тебя где?! Оболтус бессердечный!» и скрылась в сенях дома.  Антон ушёл и несколько вечеров вовсе не появлялся в клубе.
      А это уже в другом селе, когда он  уехал из родного, чтобы «убежать» от своей любви и деревенских девчонок.
     Молодость-то ведь берёт своё, вот он снова на клубных вечеринках, да ещё и на гулянках молодёжных, как раньше в своей деревне, стал бывать. По натуре-то – весельчак, да и сам-собой на внешность привлекательный. Вот и стали к нему девчонки льнуть и здесь. То одна, то другая глазки строить начнут, на «дамский вальс» приглашать, да домой вместе норовят пойти.   А вот в село приехала из города «разведёнка» - что-то не сложилось в молодой семье и она вернулась в материнский дом. Как-то мать отлучилась на несколько дней, а дочка заманила Антошку в дом, да и уложила рядом с собой на подушки пуховые…
    Позднее он частенько проводил ночи в её постели, но так, не отвечая на её поцелуи, предуп-
реждая её по-честному «не надеяться на что-то серьёзное, кроме как мимолётных ночёвок…». Та, наверное, тоже влюбилась и всё время твердила: «Ты, Антошенька, ни о чём  не беспокойся. Ничем я тебя не стану привязывать. Хочешь и с другими девчонками дружи, ревновать не ста-ну, но не бросай меня совсем! Приходи! Уж так мне с тобой хорошо, как-то тепло и спокойно» Ну что делать? Жаль девчонку! Одно время уж и жениться хотел, да пораздумал: «Её-то жаль, да и очень…А как тебе-то с нелюбимой жить? О себе-то ты подумал? Ведь всю жизнь маяться придётся, да и её не осчастливишь этим…». Решил прервать взаимоотношения. А как прер-вёшь-то, если увяз по самые уши?... А как продолжать-то эту игру, ежели тебе не только в женитьбе, но и так-то уже не хочется с ней встречаться?... Не стал кривить душой. Со всей честностью объяснился. Тут уж она уехала, чтобы не мучить себя, встречаясь с ним в селе ежедневно, но отказавшегося принять её любовь…
      А он не мог забыть Ту…   Было время, когда Антошка, чтобы заглушить сердечную боль, почти ежедневно затуманивал свои мозги «Зелёным змием», болтался по ночёвкам то к одной, то к другой… Но и это не помогало.  Тогда он самостоятельно твёрдо решил  «перебороть все невзгоды, забыть всё прошлое и начать жить заново».  Но как забудешь?! Снова «срывался», снова пьянка, чужие подушки… И это в двадцать с небольшим лет! Мог бы сгинуть, да вот Ангел-Спаситель объявился, в лице сегодняшней жены.   Алёнушка появилась в селе в начале лета – приехала в гости к дяде-Вите. Это пасечник с дальней заимки, у которого жил на квартире Антон. Алёнушка попросила «посопровождать» её в клуб «…пока ознакомлюсь.»
Антошка, в общем-то, отзывчивый на все просьбы. Да и какая там обуза, если  им по одной дороге в клуб шагать? Девчонка она  приглядная. Пройтись с ней перед деревенскими не зазорно. Да и на зависть парням, не мало тянувшимся к «новеньким симпатюшкам». А тут не последнее дело ещё и девчонкам дать понять, что Антошке до них дела нет никакого, потому как – вот она его девчонка…хотя о чём-то серьёзном он тогда и не помышлял.
    Алёнушка  быстро «вписалась» в компанию деревенской молодёжи, но «увольнять» Антошку из провожатых не торопилась. И он уж так привык к своей обязанности, что исправно исполнял роль «сопровождающего», не отлучаясь на пьяные посиделки, за что собутыльники стали над ним надсмехаться: «Во! Обуздала девка скакунка молодого.», да ещё и песней затянут: «…нас на бабу променял…». Как-то в один из вечеров он хотел «слинять» из клуба, но по своей прямоте неподдельной добросовестности не смог этого сделать без уведомления «опекаемой». Он отозвал её в сторонку:
-Алёна! Я вижу ты совсем освоилась. Моя помощь, вроде бы, и не нужна уже.
Пойду-ка, а ты потанцуй ещё, а потом ребяты вон проводят, я Витьше скажу.
-Нет, Антоша! Ни какому Витьше ты ничего не скажешь! Если ты уходишь, то и мне здесь делать нечего. Доставь меня до дому, а потом шагай куда хочешь «по своим делам». Видать тебе скучно со мной-то, а вот мне с тобой не скучно, а без тебя  всё  будет скучно.
Антошка от таких слов «опешил» прямо-таки.«Вот те на! Видать и эта ко мне не ровно дышит! А она ничего, хорошенькая…»- за сколько лет впервые определил он, не посылая ранее таких мысленных комплиментов ни одной  из многих, девчонок, поглядывавших на него не из праздного любопытства. И, как-то само-по себе ему уже расхотелось «линять», он уже и просьбу Алёнкину  выполнять не торопился. «Ну и ладно! – решил он сам про себя, - Могу и не пойти сегодня-то ишшо. Впереди время будет. Не к спеху. Ишшо успею нагуляться. А девчонке надо уважить. Ведь хорошенькая! Не след обижать.», а вслух, не то чтобы сказал, а как-то промямлил:
-Да ужо ладно…Иди танцуй, я погожу. Дождусь тебя и домой…
-Пойдём, Антоша, домой. Пойдём! Что-то и танцевать расхотелось, да и тебя задерживать нет необходимости. Натанцевалась уже. А других парнишек я в провожатые на нанимала! – озорно закончила она и взяв Антошку за руку, бесцеремонно потащила с крыльца клуба.
      Его руку она так и не отпустила из своей маленькой ладони, а ему совсем даже не хотелось «вырываться» от какого-то приятного тепла, льющегося в его ладонь…
     Алёнка до самого дома стрекотала без умолку, рассказывая о прочитанных книгах, о каких-то спектаклях в театрах… Антон не заметил как они подошли к калитке дома дяди-Вити. Они ещё долго стояли перед раскрытой калиткой, не пытаясь войти в дом и закрыть за собой дверь. Антошка уже забыл и о том, что его ждут друзья, и о том, что он вот только что хотел «слинять», и с беспокойством и удивлением думал «Как же я хотел оставить её на попечение Витьши?!». Алёнка стрекотала о своём, а Антошка почти не слушая её всё бранил себя – «Вот дурак безмозглый! Как же это Витьше ?!.... А что я сам-то не попровожаю её?! Всего и остаётся одна неделя. Тут уж ей  уезжать.
Уезжать? Куда? А-а! –домой…Ну, конечно, уезжать…Как это?! Уже через неделю?! Уезжать… Хорошенькая, а…через неделю уезжать…»
-Антош! Антоша! А ты читал «Дмитрий Донской» Сергея Бородина, или Дмитрия Балашова «Младший сын»? Вот громадина-историки! Ну так пишут – читаешь и оторваться нет сил! Так интересно. А «Свадьбу в Малиновке» смотрел? Во спектакль! Красотища!
-А? Что? Книжки? Спектакль? А-а, вот…книжки, конечно, читаю, - заговорил Антон, наконец оторвавшись от своих раздумий, - А спектакль… Где мы его тут увидим? Это ведь в театр надо, да знать надо когда, в какое время. А у нас тут и от работы время выгодать некогда, да и, сама видела - езда-то... Так что  спектакли это дело не по нам…А сами-то мы здесь художественную самодеятельность заворачиваем дай-Боже. И песни, и пляски, и сценки разные, не хуже городских спектаклей.
-Ладно, Антоша, спать пора – как отрезала Алёнка, - я-то отосплюсь, а тебе вон утром рано на работу.
      А Антошке уже и спать расхотелось, и вообще в дом идти не хочется…Но требовательному тону Алёнки не подчиниться нельзя, да и… глянется выполнить её указания… Он с превеликим удовольствием, вроде бы и нехотя, последовал в дом.    Они так же каждый вечер ходили в клуб, но Антошке уже не хотелось «слинять», и на уговоры «выпивох» и их уже грязных «ну что? Уже в постельке с ней кувыркаешься прямо дома?»  он ни коем образом не реагировал, даже не замечая их оскорбительных выпадов в его адрес. Для него никто, кроме Алёнки, клубных «танцулек» с её участием ничего, кажется, и не существовало.
        …Перед отъездом Алёнки они обменялись заверением «ещё непременно встретиться, а пока писать письма…».
-Давай, Алёнушка, поспешай, опоздаем к автобусу. Придётся до завтра ждать,-поторапливал дядя-Витя
-А вот и хорошо! Пусть опаздает!- как-то неожиданно выкрикнул Антошка. 
               
    -Ну вот и всё, -дрогнувшим голосом и как-то тоскливо произнесла Алёна, - До свидания Антоша! – и легонько приклонилась к его груди…
     От её прикосновения у Антона закружилась голова. Он позабыл все слова, которые хотел сказать при прощании, тихонько приобнял и тут же выпустив из рук легонько отстранил от себя:
-До свидания, Алёна! Иди! Дядя-Витя ждёт.
       Алёнка взобралась в коляску. Дядя-Витя увозил её, а Антошке сделалось так пусто и холодно в жаркий летний день в этой  деревне…
И в этот вечер, и во многие последующие, он не ходил в клуб. «Теперь там и делать-то нечего…». Не устремился он и к «Зелёному змию», как это было раньше. Дни-то проводил в работе и, как-то не замечалось одиночество, а вот вечерами неимоверная тоска одолевала его всё больше и больше. Его совсем даже не привлекали и молодёжные вечеринки у кого-нибудь из здешних друзей. Он даже на дни рождения перестал ходить. Даже дядя-Витя заметил необычайное поведение Антошки:
-Что с тобой, парень? Уж не заболел ли ты? Может надо в больницу обратиться?
-Заболел, дядя-Витя! – шутил Антошка, - Заболел, да только эту болезнь ни один доктор излечить не сможет
…-Ой! Вот и к моей остановке подъезжаем! – донеслось, как-будто откуда-то издалека, - Ну и как?  Встретились вы ещё-то?
-Да встретились, встретились! И не только встретились, но и поженились. Детей народили. Правда. поменьше вашего – у нас только двое, сын и дочь, но за то – двойняшки сразу.  Тоже уж определились в самостоятельность, а мы вот вдвоём с Алёнкой-то… Она вот тоже не хочет ехать в нашу деревню. Так и живём на её родине, как поженились. Мы и свадьбу там, у ейных родителей справляли. Оно бы может и она поехала, да хлопот стало много из-за границы-то ехать… Раньше, как-то очень просто всё было – единое государство, а сейчас всякие визы надо, паспорта заграничные… Много хлопот… А я вот  никак не могу чтобы не съездить…
-Ой, Антоша! Вот и приехала я… Сейчас к сестре пойду. Она старше меня, раскудахтается «Ой Любашенька приехала… Да как же это, моя родненькая, надумала-то?», а я вот надумала…
-А, может, когда, Любаша, и в нашу деревню надумаешь поехать – так звони, или пиши, вместе и поедем. Вот тебе мои координаты.
    Антон подал свою визитную карточку. Люба тоже достала листок бумаги, на котором обозначены её телефоны и адрес:
-Звони и ты, Антон. А вздумаешь – так и в гости приезжай. Мы с Костиком рады будем. Он у меня  хороший, гостеприимный. – и с какой-то тоской в голосе произнесла – А с поездкой в деревню – подумаю. Наверно надо съездить… Хочется, вроде бы, да вот душу тревожить… сердце пытать…
       Автобус подкатил к остановке… Водитель открыл дверь салона и Любаша поторопилась к выходу:
-Ну покедова, Антон! Кого увидишь знакомых – передавай привет, а деревне-то поклон мой не забудь передать…До свидания!
-До свидания, Любаша! Непременно всё сделаю, как велишь!
    Вот так, нечаянно, на распутье встретились они – односельчане, одноклассники тех  далёких лет детства. Детства, в общем-то далеко не лёгкого, но такого прекрасного, щемящего сердце в сегодняшний день воспоминаниями  о днях детства и юности, прошедших там, в родной деревеньке со своими радостями и горестями, с сердечной болью и душевными переживаниями  о несбывшейся мечте, пронесённой  через годы в сердце своём до сегодняшних дней…
          Автобус отправился дальше,   приближая Антона к родной деревеньке. А он, вновь погрузился в молчаливое воспоминание, уходя вдаль бытия от сегодняшнего дня… Воспомина-ния вновь навеяли  ту, скрывающуюся где-то за горизонтом прожитых лет, грусть и сладкую тоску… Он вновь остаётся один-на один сам с собой и своим одиночеством… 
…Алёнка уехала и увезла с собой Антошкин покой, его радость и теплоту общения с ней. Многие годы, после школьной любви, вот так он не испытывал чувств и сладких, и тревожных, чувств пустоты окружающей и через края наполняющих сердце такими сладкими воспоминаниями вечеров, проведённых с племянницей дяди-Вити…
   Антошка с Алёнкой регулярно обменивались письмами, в которых сквозили взаимные чувства необходимости встречи, потребности быть рядом.  Они и сегодня хранят в отдельной заветной шкатулке письма тех лет, лет их первой встречи. Вот строки из Антошкиного; «…Алёна! Когда ты снова приедешь? Дядя-Витя снова с нетерпением ждёт тебя в гости. Пасеку свою он уже вывез в лог(урочище) на летнюю стоянку. Вот как снова приедешь- мы пешком сходим на пасеку-то. Тогда ведь ты не видела, как пчёлки работают. Приезжай скорее, а то чё-то хмуро, скучно, тоскливо без тебя здесь стало. Мне вот и в клуб уж расхотелось ходить. Приезжай! Дядя-Витя ждёт, не дождётся. Да и мне хочется, чтобы ты приехала…»     Вот так-то «…дядя-Витя ждёт не дождётся…». Да что ты, парень, всё на кого-то ссылаешься-то?!  Да так и напиши, что ты сам ждёшь-не дождёшься встречи-то! А то ходит опять кругами, вокруг, да около…Опять прокружишь своё счастье, не объяснившись-то…Чего самого себя-то обманывать?! Ведь «втрескался» опять(!) , а признаться не можешь…Дурак ты и есть дурак! Ну в письме так не напишешь, а вот самого себя «кастерить» можно. Да и нужно!...
     Алёнка незамедлительно отвечала на каждое письмо Антона и сама тоже «тянулась» к нему:
     «Здравствуй, Антоша! Вот получила твоё письмо и рада-радёшенька! Как-то сразу теплее стало на душе, светлее от того, что вы с дядей-Витей меня ждёте. Я вот нынче заканчиваю «грызть науки» в своём институте. Буду знаменитым историковедом. А ты будешь у меня личным шофёром… Будешь возить меня по разным историческим местам…Это сначала, а потом ты тоже институт закончишь и будешь доктором медицинских наук. Это я помню ещё когда ты говорил о своей мечте когда-то стать  «медиком». Станешь, Антоша! Непременно ста-нешь! Поди не всю жизнь шоферить-то будешь… Мечту свою в жизнь претворять надо! Вот приедешь сюда к нам, поступишь в институт… Так и настраивайся! А приехать нынешним летом обязательно постараюсь! Я так соскучилась по дяде-Вите! И…с тобой увидеться тоже хочется…»
    Вот и эта тоже… «… по дяде-Вити соскучилась…», а с Антошкой «… тоже увидеться хочется…». Ну чего лукавить-то?! Раньше что-то ты по дядьке своему не очень-то скучала, в кои поры раз наведалась, а теперь на крыльях к нему лететь готова…
    Вот такие, совсем даже «невинные» письма посылали друг другу  Алёнка с Антошкой, не договаривая в них о самом главном, но каждый с нетерпением ждал их с другой стороны.
    -Вот тебе, Антошка, и времена те давние… Не то, что сегодняшние…
    -Что, что? – вдруг услышал он от пассажира, сидевшего впереди его.   
-Да нет, нет! Ничего. Это я так про своё…- словно извиняясь проговорил  Антон, чуть усты-дившись, что в раздумьях заговорил вслух и снова стал мысленно просматривать  то далёкое и такое близкое «своё».  Конечно же, Алёнка приехала вновь. Вновь они ходили в клуб, но теперь уже реже, а чаще всего уходили в цветные поля и бродили там чуть не до утра. Да и до утра бы бродили – Антошке так  хотелось  оставаться наедине с Алёнкой, что он готов без сна прово-дить с ней всю ночь, а утром стремглав нестись на работу, чтобы поскорее прошёл день наступила пора новой встречи. Но Алёнка, понимающая, что не гоже Антошке-шофёру садиться за руль невыспавшимся, строго заявляла: «Всё! На сегодня хватит! Пора спать!» и первой шагала в дом, не останавливаясь у калитки и на крыльце.
      В одно из ночных похождений по цветущему лугу Алёнка так близко оказалась стоящей около Антошки, что у него не осталось сил перебороть своё желание прижать её к своё груди. Он обхватил её своими крепкими трудовыми руками, притянул, прижал к себе. Она не сопро-тивлялась. Антошка нащупал своими губами её губы и стал неистово целовать. Вначале Алёнка не оказывала сопротивления, более того сама обнимала и целовала Антошку, но в какое-то время высвободилась из его объятий, весело рассмеялась, крикнула «Догоняй!» и помчалась по лугу к селу. Антошка следовал за ней, окрылённый её ответными чувствами. И никогда раньше ему не было так хорошо и легко, как в эту чудесную ночь. Если бы сейчас кто-то  увидел эту картину, то непременно бросился бы на помощь Алёнке – она стремглав неслась  уже по дорожке к дому, а за ней с распахнутыми руками «летел» Антошка, как будто хотел пой-
мать её…Но помощь Алёнке не требовалась, она остановилась у калитки, поймала в свои объятия Антошку. Так они постояли какое-то мгновение. Антошка вновь потянулся к губам Алёнки…Тут он уже тихонько, ласково целовал её  губы… глаза…
-Хватит, Антошенька… Пора спать. –легонько вывернулась из его объявить пошла в дом. Антошка смиренно последовал за ней…
     Антон, забыв, что в автобусе, вспоминал всё до мелочей то лето, проведённое с Алёнкой. Они бродили за околицей села, наслаждаясь своей чистой, искренней любовью. Даже Антошка, уже познавший ранее пошлости  взаимоотношений с женщинами, совсем забыл про них и, с каким-то особым светлым чувством, раскинувшись на спину в цветной ковёр притягивал к себе Алёнку, ложил её голову на свою грудь и по долгу впитывал в себя всю сладость особого состояния, не желая ничего крамольного, кроме этих прекрасных чувств общения с полюбившейся девчонкой.
-Ну вот и прибыли. – Эта фраза не дала Антону «досмотреть» как они поженились с Алёнкой, как сыграли свадьбу, как Антон «выучился» на врача, хоть и не стал доктором медицинских наук, но слывёт уважаемым человеком  в ближнем зарубежье…
******************************************************