Ночь всегда вдохновляла меня. Совсем недавно город изнывал от жары. Люди закрывали ставни. Дети плескались в фонтанах. Животные прятались кто куда. Но даже это не спасало от зноя.
И вот, наконец, раскалённое солнце исчезает за горизонтом – и в воздухе разливается благодать. Остывают камни. Благоухают цветы. Наступает время отдыха, когда нужно набраться сил, чтобы пережить очередной жаркий день.
В эту пору в город выходят женщины в ярких вызывающих платьях. Их томные взгляды обещают блаженство, а зовущие губы манят чувственным ароматом ночи. Где-то среди этих ночных охотниц затерялась моя фея – счастье с глазами испуганного оленёнка. Ради того, чтобы увидеть её крошечную ножку, я готов на всё! Мои картины покупают богачи, и я надеюсь однажды покорить строптивое сердце моей богини.
– Обещаю, Уго, что буду твоей, – как-то сказала она мне. – Но ты должен расписать картинами моё жилище.
Целый год я работал, не покладая рук. Всю душу оставил на стенах дома, где обитала моя любовь. Когда работа была закончена, я свалился без сил и проспал сутки. А когда проснулся… Лучше бы я умер во сне! Мою нимфу целовал какой-то нахал. Я хотел убить их обоих, но дрогнула рука…
Как последний трус, я бежал из города. Шёл, не разбирая дороги, лишь бы уйти подальше. Чаще всего ложился спать голодным. Несколько раз на меня нападали грабители, но поняв, что поживиться нечем, отпускали. Иногда я встречал прокажённых, но мне удавалось вырваться из их цепких рук.
Через два года странствий я случайно увидел своё отражение и отшатнулся: на меня смотрел седой косматый старик с окровавленным ртом! Я отпрянул и чуть не наступил на нищего. Он протянул ко мне сухую руку и написал на клочке бумаги несколько слов, из которых я смог разобрать лишь «аромат ночи…» Бедняга умер у меня на руках. Мне хотелось идти дальше, но бросить на дороге тело несчастного старика я не мог. На моё счастье, мимо проходил монах. Мы с ним оттащили труп в монастырь. Теперь я был спокоен за нищего и собирался уходить. Но монах, с которым мы несли тело, спросил:
– Кто ты, сердобольный странник? Что умеешь делать?
– Меня зовут Уго Смаррито (заблудший). Я художник, и этим зарабатываю на жизнь.
– А, заблудшая душа! – усмехнулся монах. – Тогда милости просим в наш монастырь.
– Но я не хочу быть монахом!
– Ты не понимаешь, от чего отказываешься. Отец настоятель ищет художника. Нужно расписать Собор святого Бенедикта. Если ты справишься, тебе хорошо заплатят.
Я забыл, когда в последний раз ел досыта. Поэтому согласился. Вскоре явился настоятель и поговорил со мной лично. Его лицо казалось суровым и отчуждённым, но глаза смотрели пристально и внимательно. Я решил, что могу доверять этому немногословному человеку.
– Я хочу увидеть место будущей работы.
– Конечно. Проводи его, брат Абель.
Когда я последний раз был в храме? Наверно, ещё в детстве… или в ранней юности – до знакомства с любимой. Матушка говорила, что в храме каждый миг происходит чудо. Помню, как сладко ныло сердце: я ждал чего-то невероятного. Но мои ожидания не сбылись. Мы послушали мессу и отправились домой.
И вот я снова стою в древнем храме. Серые величественные стены. Прохладно и сумрачно. Только под потолком сквозь потемневшие от времени витражи льётся слабый свет. Я невольно вздрогнул.
– Что, страшно? – спросил брат Абель. – Ничего, со временем привыкнешь.
На следующий день я приступил к работе. Мне дали помощников – нескольких молодых монахов, почти мальчишек. Они послушно исполняли мои поручения, но в работе не смыслили ничего. Я пробовал учить их рисовать, но мои усилия оказались тщетными.
Порой мне было одиноко, и тогда я звал любимую: «Где ты сейчас, мой нежный оленёнок, с кем проводишь жаркие ночи?» Но никто не отвечал. Тогда я вспоминал мать и сестру.
– О чём думаешь? – однажды спросил брат Абель.
Я нахмурился и ничего не ответил.
– Когда помыслы одолевают, надо молиться, – наставительно сказал молодой монах.
– Но моё сердце молчит.
– Это потому, что в нём суета. Ты смотришь в мир, и он разочаровывает тебя. А нужно смотреть в душу. Тогда ты соединишься с Богом и будешь меньше страдать.
Слова монаха долетали до меня, как камни до дна колодца. Я слышал их, но не понимал смысла. Для меня Бог был тот, кто разлучил меня с любимой, жуткий аромат ночи. Люди чувствуют этот странный запах, но не могут определить, откуда он исходит.
Меня выручала только работа. Красочные фрески покрывали стены храма и спасали меня от гнетущей пустоты. Каждый день в собор приходил настоятель и наблюдал за моей работой.
– Скажи, брат Уго, почему ты не рисуешь Марию Магдалину? – как-то спросил он.
– Она слишком близко подошла к Иисусу, когда Он жил среди людей, и первой увидела Его после смерти. Эта женщина внушает мне страх.
– И всё-таки сделай над собой усилие.
Много раз я начинал писать Магдалину – и каждый раз бросал это дело. Ничего не получалось. Кисти падали на пол, краска не ложилась, как надо. Я отчаялся и впервые за много лет обратился к Богу. К моему немалому удивлению, я сразу же успокоился. Тревога ушла, и рука перестала дрожать. Через несколько часов образ Магдалины был готов. Мои помощники восхищённо разглядывали новую фреску. Настоятель сдержанно похвалил мою работу. И даже скептичный брат Абель на сей раз не стал по привычке меня критиковать. Но я сам чувствовал опустошение. Кружилась голова, клонило в сон. Я прислонился к стене храма и задремал.
На следующее утро я проснулся с первыми лучами солнца и взглянул на Магдалину. О, ужас! С фрески на меня смотрела неверная возлюбленная. Моим первым побуждением было замазать краской мучительный образ. Но монахи не дали мне этого сделать. Я впал в бешенство, и тогда они связали меня. Один из послушников побежал за настоятелем. Тот явился в сопровождении брата Абеля. Увидев меня, они переглянулись.
– Брат Уго одержим дьяволом, – заявил брат Абель. – Помолимся за него, братья!
– Уберите от меня эту женщину! – вопил седой морщинистый старик, катаясь по полу храма.
Неужели это был я?!
– Отнесите его на площадь! – властно приказал настоятель. – Негоже осквернять святое место. А перед этим вырвите у него язык, а то ещё произнесёт хулу на Святого Духа.
– Нет, обещаю! Клянусь!
– «Не клянись вовсе: ни небом, потому что оно престол Божий, ни землёю, потому что она подножие ног Его; ни Иерусалимом, потому что он город великого царя; ни головою твоею не клянись», – заявил настоятель.
Дальнейшее помню смутно. Мне вырезали язык и кинули умирать на площади. Я захлёбывался кровью и смотрел в небо. Мимо сновали прохожие, но ни один из них не остановился. И только когда уже стало темнеть в глазах, на меня чуть не наступил какой-то парень. Он оставался со мной до конца. Чувства переполняли меня. Поняв, что я не могу говорить, молодой человек протянул мне клочок бумаги и сказал:
– Напиши всё, что хочешь!
Я почти ничего не видел. Ощущал только запах моей Магдалины – совсем близко, словно это она держала меня за руку. Аромат ночи…