***
Иногда мне удается забыть. Вернее, не думать. Или делать это отстраненно. Множество интервью, в которых приходилось отбиваться от «неудобных» вопросов. Колюще-режущих, язвительных, двусмысленных, обвиняющих. Поначалу меня охватывал гнев, судорожные и сердитые попытки объяснить, оправдать. Но потом пришло понимание, что «имеющие уши» не слышат меня, да и не нужно им это. Они ищут «жареное», им подавай постыдное. То, что оставило рубцы на сердце, кажется моим интервьюерам едва ли не смешным. Чужую боль человек понять не в силах, если сам не пережил нечто подобное.
Наш театр не единственный, рассыпавшийся, как ветхая хижина, от дуновения ветра. Сыпались и другие. Но на их месте создавалось нечто новое, более-менее напоминавшее утраченное. Наш театр отпустил «созданных им героев». Дал им свободу. Некоторым даже покой. Наверное, нам нужно гордиться. Превращение в легенду – удел избранных. Но во мне нет пафоса и гордости. Только ничем не заполненная пустота.
Я живу с ней уже достаточно долго. Вокруг нее пространство заполнено и тем, и другим. Но в середине, в ядре – черная дыра.
Мне всегда хотелось знать, что ощущали вы, когда за вами захлопнулись двери? Когда бунтующая молодежь выставила вас за порог вашего дома? Не знаю, кому бы вы ответили на этот вопрос. Сознаюсь, что теперь даже я не стал бы вам его задавать.
Я стал реликтом, меня приглашают в жюри всевозможных премий и фестивалей, ток-шоу воспоминаний, выставки, книжные ярмарки, смотры самодеятельности и тому подобное. Меня предпочитают как тень «театра великого Любавина», и то лишь потому, что более значительные тени давно покинули земную юдоль. Думаю, в их глазах я некое подобие чеховского Фирса, сторожа давным-давно вырубленного вишневого сада.
Прошлое необходимо отпускать. Я был уверен, что так и поступаю. Оказалось, я заблуждался. Прошлое до сих пор цепляется за рукав острыми коготками.