Посвящается моей матери, Флоринской Анастасии Сергеевне (урождённой Арсентьевой), матери, которая не только воспитала меня, она была мне хоть и очень строгим, но другом, с которым я мог разговаривать часами.
Новослободская 31.
Да ведают потомки православных
Земли родной минувшую судьбу,
Своих царей великих поминают
За их труды, за славу, за добро –
А за грехи, за темные деянья
Спасителя смиренно умоляют.
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною -
Давно ль оно неслось событий полно,
Волнуяся, как море-окиян?
(Пушкин А.С. Борис Годунов.
Слова летописца Пимена)
Введение.
9 мая этого года я хотел выйти, на улицы Москвы, чтобы присоединиться к колонне «Бессмертный полк», однако с чем? Какую карточку прикрепить на транспарант? У меня много фотографий родных. Зимой ко мне в гости приходили ребята, бывшие мои сослуживцы. Я видел, с какой завистью они смотрели на фотографии, стоящие на моём столе. Фотографии довоенные, а некоторые даже и дореволюционные, фотографии родителей, деда и бабушки, которые я им показывал в нашем семейном альбоме. Один из них сказал, что все их семейные фотографии сгорели при пожаре во время войны.
Мне можно было выйти на «Бессмертный полк» с портретом прославленного моего дяди Лебедева Виктора Григорьевича, генерал-майора танковых войск, орденоносца, дошедшего до Берлина. Он был мужем моей тёти Златы Фёдоровны Флоринской и бывал у нас в гостях на Новослободской улице. У меня в семейном альбоме есть его фотография в форме с орденами, однако выйти с ней - это явная привилегия двух его сыновей, моих двоюродных братьев Николая и Виктора Лебедевых (оба старше меня).
Других моих родственников, принимавших участие на фронтах Великой Отечественной войны и погибших, нет, или я просто их не знаю.
Конечно, моей семье просто повезло, однако мне тоже хотелось бы вместе с колонной «Бессмертный полк» пройти по улицам Москвы, чтобы в общем порыве, почувствовать, радостную гордость принадлежности к нашему великому народу, выдержавшему натиск фашистских орд, рвущихся к Москве, выстоявшему и всеми силами помогавшему нашим войскам сорвать планы фашистов поработить нашу страну и затопить нашу любимую Москву (операция «Тайфун»), переломить ход военных действий, чтобы изгнать агрессора и освободить всю Европу от фашистской нечисти.
Мне хотелось бы вспомнить и рассказать идущему рядом со мной в колонне о моём деде Фёдоре Фёдоровиче Флоринском, умершем в 1910 году, участнике Русско-Японской войны, раненом при обороне Порт-Артура, или о другом моём деде - Сергее Арсентьевиче Арсентьеве, участнике Первой мировой войны 1914, не дожившим до Великой победы, умершим в 1943 году. Как рассказывала мне моя бабушка Устинья Дмитриевна, находившаяся с дедом Сергеем зимой 1941 года в Москве на Новослободской, когда дед уже нездоровый, клал под кровать топор с одним желанием «убить первого немца, вошедшего в наш дом».
Я рассказал бы о бабушке Устинье Дмитриевне Арсентьевой, которая в 1941 году во время каждой бомбёжки Москвы обходила с нашей иконой «Казанская икона Божьей Матери» наш дом на Новослободской.
Я бы рассказал о моём старшем брате, Вячеславе Олеговиче Флоринском, работающем в то время на Московском тормозном заводе имени Кагановича (находившимся рядом с нашим домом на Лесной улице). Брату Вячеславу в 1941 году было 14 лет, и чтобы точить мины на токарном станке ему приходилось подкладывать ящик, иначе было не достать до ручек управления токарного станка.
Я бы рассказал идущему рядом в колонне о том, «что было не со мной» и что мне рассказала моя мама про эвакуацию, где она работала сверловщицей на заводе, изготовляющем заклёпки, начинённые взрывчаткой для починки плоскостей наших самолётов, позволяющих нашим техникам за одну ночь чинить пробитые «зенитками» плоскости наших самолётов.
Всё это я бы мог рассказать в таком «расширенном Бессмертном полку», чтившим не только погибших военных на фронтах Великой Отечественной Войны, но и тех, на долю которых выпали эти испытания, воспетые и оплаканные в кинофильмах и романах прежних лет, на смену которым сейчас пришли сериалы, фантастика и детективы.
Поэтому я и решился написать эту книжку. Для того чтобы моя внучка понимала, что на пустом месте ничего нет, кроме пустоты. Народ велик, только если отцы встают на плечи дедам, а сыновья на плечи отцов. Пусть деды умирают, но внуки великого народа помнят о них и не предают память о них ни за кучу серебряников, ни за сытую жизнь.
Мне захотелось написать о моих родителях и родственниках, чтобы «озвучить наш семейный фотоальбом», покуда я могу что-то вспомнить о них, вспомнить их рассказы. Иначе может получиться, что через несколько лет наш старый фотоальбом, который так оберегала моя мама, превратится в род мебели.
Эта книжка задумана мною как продолжение нашего семейного альбома фотографий, поскольку на сегодняшний день я последний, кто мог бы это сделать (и то с большим трудом). Иначе моя внучка, если, возможно, когда-нибудь и его откроет его, то вряд ли что поймёт. И кто там изображён, какие ассоциации связывают нашу семью с этими фотографиями. Как в музее, разглядывая фотографии из любопытства, просто без чувств. В таком случае наш семейный альбом превратится в неживое свидетельство о жизни целого поколения. Фотоальбом, который моя мама поручила мне, будет рассматриваться только с эстетической точки зрения. Это будет мир запечатлённых мгновений, хоть и красивый, но беззвучный, как у французских импрессионистов. Игра мгновений, а не череда событий.
Сейчас в мире с появлением смартфонов, оборудованных возможностями фотоаппарата и видеокамеры, ежегодно выполняется около двух триллионов фотографий. Люди приспособились хранить эти изображения в цифровом виде «в облаках», публиковать в соцсетях, получать за них «лайки» и даже зарабатывать на этих снимках деньги, публикуя рядом с ними рекламу каких-либо никому не нужных товаров. Конечно, это девальвирует ценность этих триллионов снимков. Это всё пусть, - главное, чтобы люди не привыкали таким образом смотреть на фотографии вообще. Ведь на них могут быть и родственники наши, главное, чтобы не девальвировалась память людей о своих родственниках, которая и многое объясняет нам в себе и развивает нашу личность, наполняя её и всю нашу жизнь смыслом.
Меня подвигнул на эту книжку пример моего двоюродного брата Николая Викторовича Лебедева, написавшего книгу «Судьбы Гвардии» по дневникам своего отца Лебедева Виктора Григорьевича. Николай отследил по документам весь боевой путь 96-й танковой бригады, которой командовал его отец. Не то, чтобы лавры Николая мне не давали покоя, мне хотелось бы написать о Лебедевых, о Флоринских, о Громаковых, об Арсентьевых, о Лашковых и о наших соседях Смирновых, Грачёвых, - обо всех, кто так или иначе был связан с этим старинным московским домом на Новослободской улице.
В книжке мне хотелось бы рассказать о моём московском дворе на Новослободской улице, в котором наша семья прожила 60 лет (1918 по 1977), в этом дворе бывала вся наша немалая семья, здесь познакомились моя мама и мой отец, здесь они поженились, здесь моя бабушка с дедом переживали бомбёжки, здесь родился я и моя дочь. В мирные дни по воскресеньям на борщ моей мамы, со специально приготовленным ею хреном, на чай с селёдочкой или килькой стекались мои дяди, тёти, двоюродные братья, сёстры и другие мои родственники. В этом дворе у нас появилось много друзей и хороших соседей. Дом был настолько дружный, что бабушки, сидевшие на лавочках в нашем садике, знали в лицо всех наших родственников.
Мне хотелось бы написать обо всех, жаль, что память слаба и некоторые имена, даже родственников, могут выпасть. Я обращаюсь к моим родственникам и знакомым, всем кто узнает себя или почувствует неправду - пусть позвонит, напишет письмо или напишет в «Прозу.ру» в виде мнения или рецензии. Может быть таким образом по клочкам мы создадим совместную летопись поколений.
Когда я рассказал о своих планах по поводу книги своей внучке Ирине Сергеевне Острожинской, ученице 11 класса лицея, она мне сказала, что сейчас есть общедоступная специализированная программа «Все мы – родня!» (https://weallfamily.com/), очень интересная программа, однако это чисто формальный подход. Я воспользовался этой программой и имена всех родственников, о которых я упоминаю в своей книжке, я внёс в это древо, но мне хочется, как моему двоюродному брату Николаю Лебедеву, чуть-чуть вдохнуть в это мероприятие людские чувства и переживания. Мне бы хотелось помочь моей внучке Ирочке и всем моим родственникам при чтении этой книжки чуть размягчиться душой и испытать чуточку хороших душевных переживаний, чтобы все они, как сказал поэт Кирилл Крастошевский - «Сердечных слёз свои брильянты дарили тем, кого уж нет».
--------------
На фотографии на велосипеде я около нашего садика в нашем дворе на Новослободской 31. Мне на этой фотографии лет 11. Велосипед, на котором я сижу, это велосипед фирмы «Пух», трофейный, немецкий. Отец его купил за 3 рубля (он был белого цвета). Мы с велосипеда сняли раму и отдали её на фабрику, где нам её выкрасили в чёрный цвет и покрыли лаком. Жалко только с рулём мы так ничего не смогли сделать. Единственное, что мне удалось – это его перевернуть.
Однажды мой двоюродный брат Валентин, «фикстуляя» на нём в посёлке Кратово, где я гостил у дяди Игоря, поломал педаль, которую пришлось чинить только с помощью электросварки, так как деталей для этого велосипеда невозможно было достать.
Этот велосипед у меня был долго, может, он и сейчас жив, где-нибудь в Барыбино.
От угла сада нашего дома на Новослободской, около которого я еду на велосипеде, до угла нашего дома метров 15, а от угла нашего дома, в направлении, противоположном направлению моего движения, до ворот у Новослободской улицы, ровно 100 метров по прямой. Это измерялось для тренировки сдачи норм ГТО и БГТО.
Вдоль окон нашего дома находилось постоянное место для игры в лапту. У этого угла сада мой отец получил первый инфаркт по дороге на работу, дойдя только до этого угла. Около противоположного угла сада лежал огромный валун - место постоянных игр моих сверстников.
На фото в нижнем углу изображено собрание жильцов нашей квартиры номер 21. Здесь я и все наши соседи по квартире в 50х годах прошлого века. Здесь (слева направо) тётя Шура Розанова с внучкой Ольгой на руках, тётя Шура Смирнова с дочкой Милой на руках (которая семь раз поступала в «Гнесинку» по классу вокала и, наконец, поступила и стала солисткой оперного театра), далее её муж дядя Витя с дочкой Надей на руках (позже у них родится ещё одна дочка Верочка, страдавшая в детстве гемофилией, как царевич Алексей. Потом у неё всё прошло, и она стала артисткой оперетты), далее мой отец со мной на руках, далее соседка спортсменка тётя Клава, далее моя мама, рядом с ней сосед дядя Костя-инвалид, потом моя бабушка Устинья - всё это наши добрые соседи. Это фото отражает момент прихода агитатора, который пришёл к нам в квартиру в связи с предстоящими выборами.
Мы так дружно жили в нашей квартире, что я в детстве чаще бывал в комнате у Смирновых, чем в нашей комнате. Ещё один пример, у Смирновых появился первый телевизор.
Представьте комната 11 метров, в которой смотреть телевизор собиралась не только наша квартира в полном составе, но приходили и из соседних квартир, и даже из соседнего дома (вместе со стульями). Для того, чтобы все поместились, диван отодвигался от стены, открывались в коридор большие, двухстворчатые двери. В то время в программе было очень много перерывов «по техническим причинам», тогда наша «домашняя артистка» Мила Смирнова брала скрипку, становилась между диваном и стеной и играла для «почтеннейшей публики».
Я помню у мамы была закопчённая кастрюля, в которой на Пасху пекла куличи поочерёдно вся квартира. Специально договаривались: кто, когда печёт, чтобы успеть к празднику.
Если говорить о соседях на Новослободской 31, нельзя не сказать про нашего профессора Тимирязевской академии Лорха. Весь дом ему был должен деньги, говорили: «занять у него деньги ничего не стоит, трудно вернуть ему деньги». Он всегда в таких случаях говорил: «У меня деньги есть. Я знаю, все живут тяжело от зарплаты до зарплаты. Может быть, в следующий раз отдадите». Доброта этого человека не знала предела: он посылал деньги многим студентам «Тимирязевки». Услышав от какой-нибудь бабушки, сидевшей на лавочке в нашем дворе, о тяжёлом материальном положении какой-нибудь старушки, он узнавал её адрес и посылал ей деньги.
Мама берегла и частенько мне показывала фарфоровый молочник, подаренный её и отцу на свадьбу (он достался моему старшему брату Славе). А когда Лорх получил Сталинскую премию за выведенный им сорт картофеля, он решил вложить полученные деньги в разработку картофелеуборочного комбайна. Он связался с группой энтузиастов-механиков и заплатил им за разработку опытного образца. За этот мелкобуржуазный подход к решению одной из проблем сельского хозяйства ему «всыпали» по партийной линии.
Мня всегда поражало то, как он входил в наш двор. У ворот он снимал свою кепку (сколько себя помню, он ходил в кепке), и, держа кепку в руке, шёл по нашему двору, постоянно кланяясь, приветствуя всех встречных и бабушек, сидевших на лавочках. Иногда он покупал целый пакет конфет «Мишка», подзывал кого-нибудь из детей постарше, вручал пакет со словами «раздай всем детям». Недаром мы все звали его «дедушка Лорх».
А когда я женился в 1968 году на Людмиле Александровне Флоринской (урождённой Николаевой), свадьба происходила в нашей квартире. Наутро нас разбудила другая соседка, тётя Катя Грачёва, соседка из квартиры 20. Она разбила "на счастье" хрустальную салатницу и заставила мою молодую жену подметать наш дубовый паркет. Причем жена моего старшего брата Мария Петровна Флоринская (урождённая Феоктистова) внимательно проверяла качество этой уборки.
В подборке фотографий есть ещё фотография с группой моих родственников, сфотографированных у метро Новослободская. Среди них слева направо: Зоя Гормакова (моя двоюродная сестра, или, как она сама себя называла, - «кузина»), рядом с ней в шляпе мой брат Слава (он называл всегда Зою «Зоица»), сзади них мой отец, далее дядя Толя (который, кстати, воевал, имел боевую награду «За взятие Вены»), у него на плече видна моя рука. Далее тётя Зина – жена дяди Толи, сестра Марии Петровны. Далее моя тётя, Валентина Фёдоровна Гормакова. О всех них я постараюсь рассказать в этой книжке.